Глава 9. Я сидел в своем ставшем уже почти родным за месяц кабинете и методично подсчитывал реальные расходы

POV Tom

Я сидел в своем ставшем уже почти родным за месяц кабинете и методично подсчитывал реальные расходы, которые ну никак не желали сходиться с номинальными. Наконец-то я нашел ошибку. Кто бы подумал, что вот уже второй день столько проблем из-за банальной опечатки. Устало улыбнувшись, я сохранил документ и отправил его на печать. Теперь можно ехать домой отсыпаться, только сначала не забыть заехать в супермаркет за минералкой и едой для кота Билла, который мирно квартировал у меня, пока его хозяина учили заново жить на Карибских островах. А я в это время пропадал сутками на работе, пытаясь вникнуть во все, погрузиться в рабочую атмосферу, так сказать, хотя, скорее, меня в нее погрузили, просто швырнув в бурлящее море холдинга, который продолжал жить и работать и которому срочно нужен был руководитель.

Я и не представлял, сколько нюансов в издательском бизнесе, особенно в таком разностороннем. За этот месяц я научился отличать офсетную печать от флексографии и составлять и оценивать авторские договоры; узнал, что такое фальцовка (правда, суть вороночной до меня так и не дошла) и чем корректура отличается от редактирования; узнал, что у журнала и книги совсем разные этапы подготовки, что журналист и корреспондент– это разные люди с разными должностными обязанностями, и что когда еженедельная газета выходит с заголовком во всю первую полосу: «Здравоохренение» – это не просмотрели журналист, корректор, верстальщик, ответственный и выпускающий редакторы, а что это так и надо на самом деле; что модный журнал – это намного дороже, чем журнал о современной науке, и что модели на обложках получают не такие уж и баснословные гонорары, а некоторые звезды вообще готовы сняться в любой позе и бесплатно, лишь бы сверкнуть на обложке, и что размер гонораров авторов, журналистов, редакторов, фотографов и моделей зависит от уровня их известности и ни от чего больше. Дороже всего холдингу обходилось издание «Vogue» и «Esquire», но они и приносили баснословную прибыль каждый месяц, окупая фантастические затраты на себя. Еще я узнал, что такое депонированная рукопись и ISBN и многое другое, чего раньше не знал. Но моему пока еще свежему и незамутненному всей издательской мишурой взгляду были отчетливо видны некоторые изъяны холдинга, которые я начал активно устранять. И еще относительно одного изъяна у меня созрел блестящий план, которой я обговорил с не такой уж и стервозной Анной Винтур, какой она казалась на первый взгляд. Я говорил с ней не только потому, что я собрался забрать у нее одного из ведущих редакторов, но и потому, что она была поистине титанической фигурой в этом бизнесе и в плане имиджа и авторитета и в плане опыта, и она одобрила мой план. Осталось только получить согласие центральной фигуры.

Кстати… я бросил взгляд на валяющийся на столе мобильник: эта фигура пока что не звонила, но, насколько я знал, он возвращается в Нью-Йорк сегодня вечером. Не то чтобы он был обязан мне чем-то, в том числе звонком, но Макса-то он забирать собирался. И именно из-за этого пушистого шкодника я удостоился целых 4 звонков – по одному в неделю. Я с удовольствием отмечал про себя, что в голосе Кернера появляется какая-то живость, какой-то намек на то, что он еще с нами, тут, на этой бренной земле; и с неудовольствием, что несмотря ни на что, точнее, на то что произошло между нами в доме его бабушки, он относился ко мне так же, как и раньше: прохладно-вежливо, как Вильгельм Йост. Хотя чего ты ждал, Каулитц?! Что он разрыдается от счастья и бросится тебе на шею после всего того, что ты с ним сделал и наговорил ему? Да? По-моему, Каулитц, ты вполне должен быть доволен тем, что раз в неделю тонкие пальцы набирают на новом мобильнике номер твоего телефона, а прохладный голос здоровается, совершенно безразлично спрашивает, как у тебя дела, и отвечает на встречный вопрос, а потом с большим интересом и большей искренностью интересуется, как дела в холдинге и у кота, и, попрощавшись, отключается, оставив тебя совершенно опустошенным.

Да не обязан он мне сразу по приезде звонить! Хотя мне так хотелось, чтобы он позвонил перед отлетом и спросил, как погода в Нью-Йорке, а я бы ему сказал, что уже третьи сутки льет дождь с мелким и колючим жутко неприятным снегом, а он бы так грустно вздохнул и сказал, что у него из теплой одежды только тонкий плащ, и тогда я бы предложил встретить его и привезти теплую одежду, которую достал бы хоть откуда, даже с Луны, а еще я купил бы ему букет крупных ромашек и приехал бы за час до посадки самолета и слонялся по залу ожиданий с курткой и этим букетом и ждал, пока объявят посадку, выискивая глазами среди толп пассажиров черную макушку и до боли знакомые карие глаза…

Черт! Ругнувшись, я встал с кресла и сделал пару шагов, разминая затекшее от долгого сидения тело и возвращая мысли в нормальное русло. Одеться, собрать вещи, напомнить помощнице, чтобы разослала отчет всем акционерам, сесть в машину, заехать в супермаркет за кошачьими консервами…

Уже когда я стоял у полок с кошачьими кормами в огромном супермаркете (именно в таких магазинах ощущаешь себя ничтожно маленьким и ничтожно одиноким) и выбирал, что лучше предложить своему (да тьфу ты, даже не своему) пушистому другу: нежное рагу из куриной грудки или рыбное филе в пикантном соусе, – где-то в глубине карманов куртки трелью разлился мобильный телефон, который я специально не забыл взять с собой в магазин из машины. Я даже не видел дисплея, но уже знал, кто звонит.

- Да, - стараюсь, чтобы в голосе было как можно меньше волнения.

- Привет, как дела? - от его голоса по телу побежали мурашки, особенно когда я осознавал, что он, скорее всего, уже здесь, в Нью-Йорке, совсем рядом, совсем близко.

- Привет. Хорошо. А у тебя? - радует то, что между нами уже нет этой стенки из «вы» – хоть какой-то прогресс.

- Тоже хорошо. Я в Нью-Йорке, - на том конце провода повисла тишина на пару секунд. - Когда мне можно приехать за Максом?

- Давай я привезу сам, - выпаливаю прежде, чем успеваю подумать.

- Ну, если тебе удобно… - слишком вежливо, но все же неуверенно, а я слишком ярко представляю, как ему сейчас противно выходить под этот снег после южного тепла.

- Удобно, - обрываю его, не давая закончить фразу. - Когда?

- Если можешь, то сегодня вечером, и еще… я хотел бы посмотреть текущие балансы холдинга...

***

Пушистая ушастая голова с зеленющими глазами с неимоверной скоростью вертелась по сторонам, а хвост нервно барабанил по обивке сиденья. До чего любопытное создание… Я усмехнулся своим мыслям.

Было так забавно наблюдать, как это маленькое пушистое существо изучало новый для него мир, открывающийся через стекла автомобиля. Я честно ждал, что он начнет орать, дергаться, пытаться куда-нибудь залезть, и уже морально приготовился к тому, что кота придется закрыть в багажнике. Но он лишь вертел головой да нервно подергивал хвостом, сидя на пассажирском сидении.

- Ну что, друг мой кошачий, - я подхватил Макса на руки, закутывая в специально приготовленную толстовку, - вот и твое триумфальное возращение домой, - я усмехнулся, а он уставился на меня огромными глазами, не моргая, словно понимая все, что я говорю. - Скучать-то хоть будешь? - в ответ он только мурлыкнул и начал вертеться, поудобнее устраиваясь в импровизированном гнезде из моей толстовки. - А я вот буду, - задумчиво тяну и смотрю в мутное от дождевых потеков лобовое стекло.

Я и не думал, что настолько смогу к чему-то привыкнуть, вернее, к кому-то маленькому, ушастому, кусачему и пушистому, и сейчас мне безумно не хотелось возвращать Макса Биллу, но ему кот нужнее, чем мне. Намного… А я… в конце концов, зоомагазинов никто не отменял, хотя в последнее время меня что-то тянуло на благородство и я даже подумывал о том, чтобы съездить в какой-нибудь приют и подарить кров бездомному животному, но это были всего лишь планы, которые вполне могли и не осуществиться..

- Ну все, пошли, - со вздохом распахиваю дверь машины, удобнее устраиваю на плече сумку с документами, а в руке сверток с уже сонно похрюкивающим котом и выхожу под мелкую мерзкую морось, стараясь как можно быстрее справиться и с дверью машины, и с сигнализацией, и с расстоянием от машины до подъезда, и с домофоном, чтобы оказаться в сухом тепле жилого помещения.

Кот даже не отреагировал на подобное перемещение своего тельца. Ну еще бы. Если бы меня завернули во что-то теплое и сухое и донесли максимально быстро и с максимальной осторожностью до места назначения, то я бы тоже никак не отреагировал.

***

- Твой кофе, - передом мной опускается нелепая кружка в разноцветную ромашку, из которой пахнет кофе, очень неплохим кофе, а Билл садится напротив.

Честно, у меня сейчас опять не складывались две картинки. Я помнил его бледным, осунувшимся, с посеревшей шершавой кожей и без единой эмоции в глазах, а вот сейчас он сидел передо мной яркий, красивый, загоревший, даже иногда уголки губ взлетали вверх. Я чуть не споткнулся о порог, когда он, вдоволь натискавшись с еще ничего не соображающим спросонья котом, предложил пройти мне (мне!) в квартиру и даже налил кофе.

В этой гостиной ничего не изменилось с моего прошлого визита, только на полках добавились фотографии: улыбчивая женщина обнимает маленького вихрастого мальчишку со светлыми волосами, этот же мальчишка (может, чуть постарше) сидит на плечах у высокого стройного мужчины и смеется… Все эти фотографии я уже видел тогда, в доме его бабушки.

- Спасибо, - осторожно беру тяжелую нелепую махину и отпиваю кофе, едва сдерживаясь, чтобы не выплюнуть его обратно: слишком горячий и слишком крепкий.

Билл тем временем бегло просматривал привезенные бумаги, и я невольно наблюдал за ним: как бегают его глаза по строчкам, как зубы аккуратно прикусываю губы, как красиво белая футболка контрастирует с ярким загаром... Черт, Каулитц, такими темпами ты забудешь сказать все, что собирался и о чем говорил с Анной. Чуть придя в себя от отвратительного вкуса кофе, я отставил чашку и тихонько позвал его, словно боясь нарушить хрупкий момент какой-то гармонии.

- Билл, - он резко вскидывает голову, а глаза все равно пустые-пустые. - Чем ты сейчас собираешься заниматься?

- Как чем? Меня еще никто не увольнял из «Вог», - он посмотрел на меня, как на глубокого и клинического идиота.

- А тебе нравится там работать? - по его взгляду я понял, что ляпнул что-то действительно идиотское, и тут же постарался реабилитироваться. - Только ты не отказывайся сразу, хорошо? Дело в том, что я этим всем занимаюсь недавно, но здесь даже есть какой-то плюс, потому что взгляд свежий. Так вот, я увидел просто огромный пробел в нашем холдинге, огромный информационный запрос потребителей, который много лет успешно игнорируется, а ведь у нас есть силы, кадры и ресурсы, чтобы этот запрос удовлетворить, - я внимательно следил за каждым изменением в его лице и понял, что хватит прелюдий. Если я не скажу все прямо сейчас, то меня выгонят и больше никогда не пустят на аудиенцию в святая святых ледяной дряни, а я-то думал, что она растаяла, но нет… - В общем, я предлагаю тебе стать главным редактором нового журнала нашего холдинга. Журнала о кино. Стой, - я постарался опередить его возражения, - во-первых, Анна одобрила, во-вторых, маркетинговые исследования на рынке подтвердили, что он нам нужен – таких журналов в Америке да и в Европе просто нет, понимаешь? В-третьих, я выбил бюджет на него, в-четвертых, кому, как ни тебе, этим заниматься? У тебя опыт, вкус, связи и все, что нужно, чтобы сделать журнал успешным. Да, работы будет дьявольски много, но, мне кажется, что она будет того стоить.

Ну же… Я почти умоляюще смотрел на него. Не отказывайся сразу, Билл…