Человек московского обитания

Человек московского обитания

Роман

Часть 1

Москва 2012 год

От автора

Все места, описанные в романе, существуют на самом деле или существовали на нашей Земле когда-то. В отличие от героев этой рукописи, которые являются вымышленными персонажами. Но при этом они легко могут оказаться Вашими коллегами, друзьями, соседями,

А, может быть, даже возлюбленными.

Глава 1

Человек московского обитания

Вот смотрю я на себя в зеркало и радуюсь. И радуюсь я вовсе не потому, что в отражении всё так хорошо, а потому, что всё могло бы быть гораздо хуже. Из страны зазеркалья на меня скалилось нечто родное, но при этом слегка припухшее и заросшее неровной щетиною.

Обычное такое, заурядно-невыдающееся славянско-щекастое лицо, скорее даже ряха, которое, как правило, плохо запоминает большое начальство, а красивые бабы, если и скользнут по нему случайно взглядом, то тут же отворачиваются.

Ну да Бог с ним, с лицом! С лица, как говориться, воду не пить! Зато глаза красивые: с поволокой, в красную сосудистую сеточку и навыкате, как у рыбы. Собственно говоря, красные они от того, что накануне я сильно употребил, полночи проторчал за компом и смотрел всякую гадость, а навыкате – это, понимаете ли от того, что так природа устроила, дрянь такая! Тут уже ничего не поделаешь. А вот начальнику такой тёмно-пурпурный оттенок должен понравиться, он ведь только целый день тем и занят, что в интернете сидит, праздно ошивается по кабинетам и «сношает» рабочий народ.

Я стоял перед зеркалом в красных семейных трусах и в бирюзовой заношенной майке с дырками и надписью «Алексеевский район, я тобою покорён» (всё правильно, ведь Алексеевская – центр мира, пуп Земли), и это могло означать только одно: на меня неотвратимо надвигалась проблема утреннего одевания.

С большим неудовольствием я окинул взглядом комнату, выглядевшую так, как будто сюда только что переехали. Ан нет! Просто у моей квартиры неутешительный диагноз – хронический бардак, осложнённый острыми, навальными рецидивами.

По полу в хаотичном беспорядке были разбросаны джинсы, трусы и вывернутые наизнанку вчерашние и позавчерашние носки. Со шкафа, у которого полностью отсутствовала одна дверца, а вторая держалась на одном лишь честном слове неизвестного румынского производителя, свисал рукав жёваной несвежей рубашки, которую я носил во вторник, четверг и пятницу. А в среду я ничего не носил: в среду я был болен и посему сиживал дома.

В центре комнаты стоял массивный гитарный комбик, а за ним располагался целый стеллаж из картонных коробок, до самого верху набитых старым ненужным хламом.

Во мне, совершенно точно, возродился собирательный дух помещика Плюшкина. Ну и как прикажете, граждане, искать одежду при такой разрухе?! В относительном порядке содержались только брюки от костюма, прищепленные к деревянной вешалке за испачканные крапчатые концы. Знайте же: брюки, которые содержатся в таком виде, можно гладить раз в две недели, а то и реже. Главное - не наделать двойных стрелок при первой глажке. Иначе будешь выглядеть как то самое неряшливое лошарко!

А теперь маленький тест на эрудицию. Назовите мне первое правило гигиены! Что я слышу? Не суйте руки во всякую гадость, а уж если влезли, то после обязательно помойте их с мылом? Незачёт! Правильный ответ: «свежее исподнее». В моей стиральной машинке таки лежало чистое бельё, но оно было мокрое и оттого малопригодное к сиюминутному облачению. Немного подумав, я выбрал компромиссный вариант: влажную рубашку и вчерашние носки. Дежурные пиджак с галстуком с нетерпением ждали меня на работе, так как эти части униформы меньше всего подвержены бытовому загрязнению. Именно поэтому вот уже целый год они стойко несли свою вахту.

И опять это страшное слово «понедельник», предваряющее начало пятидневного рабочего кошмара. Вообще, вся наша жизнь – это вялотекущее насилие над собственной личностью.

Сначала меня заставляли ходить в детский сад, который я люто ненавидел, так как, во-первых, там скверно кормили, а во-вторых, там каждый день проводили политзанятия, на которых старшая воспитательница «Лидиванна» заставляла нас, малышей, произносить непроизносимое словосочетание: «Я живу в самой лучшей стране в мире - РЭСЭФЭСЭ’ЭРЕ!». И это при том, что половина из нас букву «Р» не выговаривала в принципе. Зубрёжка сопровождалась утверждающим постукиванием деревянной указкой по большой красной карте, которая в совсем скором времени утратила свою актуальность.

Потом я пошёл школу и понял, что детский сад – это ещё цветочки. До второго класса включительно меня пичкали короткими сказочками про дедушку Ленина (хотя какой он, к чёрту, «дедушка»? у него ведь

даже детей не было!), которые чрезвычайно успокоительно действовали на мою неокрепшую детскую психику. Особенно мне запомнилась басня про то, как Ильич подарил маленькой крестьянской девочке карандаш. Причём не какой-нибудь обыкновенный, а химический. Что такое «химический» я тогда не знал, но слово звучало солидно. Да, Ильич очень любил детей, наверное, просто жить без них не мог!

Во втором классе нас всем скопом приняли в октябрята. Как сейчас помню, собрали толпу счастливых сопливцев в пыльном актовом зале, зачитали какую-то скороговорку с остатками торжественности на постных щах и прикрепили каждому ребёнку на школьную униформу (мальчикам на синий пиджак, девочкам на белый фартучек) маленькую красную звезду с ульяновским купидончатым профилем. Просто диву даёшься, какая гадость выросла из этого кудрявого ангелочка; и всё же, как же я тогда был исчерпывающе горд собой!

В третьем классе резко пропала униформа, а родители начали метаться между школами, так как нормальное образование стало таким же дефицитом, как и мясо в магазинах. Растерянные учителя, у которых конфисковали любимые книжки про Ленина и месяцами удерживали зарплату, толком и не знали, какой очередной глупостью надо теперь забивать пустые юные головы. В школах стали выдавать гуманитарную помощь: сухое порошковое молоко и перловую крупу, которую я раз в неделю таскал на себе до дома.

После расстрела Белого дома обстановка немного стабилизировалась. Составлением учебной программы вновь стали заниматься на самом высоком уровне, зато из школ почти полностью эвакуировали физкультуру. Новому государству сильные и здоровые были не нужны, иначе кто будет создавать ажиотажный спрос на таблетки? А в одиннадцатом классе в моей школьной жизни произошло второе по своей значимости после рождения событие: я стал мужчиной.

В московском институте, куда молодые люди в первую очередь поступают для того, чтобы откосить от обязательной службы в армии, меня обучили двум весьма полезным в этой жизни навыкам: иностранным языкам и как врать другим не краснея.

После института я полагал, что вот теперь уж я наконец-то заживу нормальной жизнью рабочего человека, где нет бредовых лекций, обрывков списанных конспектов и зашоренных постсоветских преподавателей, которые вечно общались со студентами с недостижимой высоты своего «par exellence[1]». Наивный! Институт оказался последним глотком свободы перед архаичной малооплачиваемой бороной, куда я по дурости впрягся примерно шесть лет тому назад.

Я чувствую, что пришло время объясниться. Господа! Только не подумайте обо мне плохо, но я не коммерс, не вояка, не бандит и не мент. Лично я уже давно подозреваю, что если человек не принадлежит к одной из этих профессиональных каст современного российского общества, то рассказывать о нём если и не постыдно, то как-то совсем неинтересно.

А складывается это впечатление у меня именно потому, что я, к великому моему сожалению, иногда врубаю так называемый «голубой экран», он же «телевизер». И включаю я его вовсе не потому, что так сильно его люблю, а из-за того, что этот позорный агрегат у меня в квартире имеется. А если он есть, значит, его надо хотя бы изредка эксплуатировать. Железная логика!

Что, спрашивается, показывают по российским каналам кроме слизанных под копирку убогих телешоу, давно выбывших из широкого кинопроката наших и чужих фильмов, мизерного количества умных программ и сахарно-пряничных новостей, выполняющих функцию транквилизатора? Правильно: се-ри-а-лы!

После того, как у нас в своё время отгремела удивительная «Рабыня Изаура», постановочная «Дикая Роза», ещё более наивные «Богатые тоже плачут» и почти бесконечная «Санта-Барбара», наши кинодельцы подумали: «А чем мы, собственно, хуже?». И на деле доказали, что ничем.

Герои нашего времени – это молоденькие солдатики, которых, чаще всего, играют не служившие по понятным причинам актёры; честные менты, которых, в принципе, играть несложно; либо не менее честные бандиты, которых у нас развелось столько, что сыграть их вообще не составляет никакого труда.

Кроме того, по телеку часто показывают криминальные сводки, где главные герои - это бандиты-менты. Ничего не поделаешь, это пример удачной эволюции, когда в результате скрещивания видов, получается страшный гомункул, который лучше других приспособлен к выживанию в экстремальных российских условиях. Вот вам и подтверждение спорной теории Чарльза Дарвина!

А вот современные книжки я перестал читать относительно недавно. В наши дни любая дура мнит себя великой писательницей. Мужчины от милых дам не отстают, но по объёму конечного шлака всё-таки им проигрывают. Пишут много, пусто и бестолково: сплошная коммерция. Самый полюбившийся персонаж книжулек - это какой-нибудь ушлый барыга с широким торсом. Кроме того, законы жанра требуют, чтобы ему обязательно сопутствовал непорочно светлый образ красавицы-лимиты-проститутки, которая будет на этого барыгу вешаться с первой до самой последней страницы. Ну и заканчивается всё это непотребство одинаковым хеппи-эндом в лучших традициях постсоветского реализма. В конечном счёте, сладкая парочка переезжает в какой-нибудь дворец на окраине Москвы/Питера или Дальнего Забугорья (тут уж каждый автор на что горазд), и будут они, как те самые помидоры в теплице: жить-поживать, да всякого там чужого добра наживать.

- Это же самая настоящая пошлятина! Верните мои деньги обратно! - требую я у разводящих руками продавцов.

И, чаще всего, ничего мне так и не возвращают. Обидно, да?

А вот профессия у меня совсем не героическая, не овеянная ореолом зыбкой телевизионной славы и не орошённая кровью сражений и боёв. Поэты никогда не посвятят мне своих стихов и поэм; в моём доме никогда не повесят памятную табличку, что здесь, мол, с такого-то по такое-то жил сильно выдающийся такой-то и такой-то; и про меня не сложат каких-нибудь невероятно слезливых песен, которые будут петь хором в подъездах, подвалах и поездах под три аккорда расстроенной акустической гитары.

Так как я - государственный гражданский служащий. По-простому - чиновник. Нет, я не из тех, кому позволено вещать с высочайших орластых трибун, и уж совсем не из тех, кто идёт служить, чтобы зашибать большие деньги.

Сразу вижу реакцию наших уважаемых граждан. Одни стукнут кулаком по столу и гневно зарычат: «Ворюги!». Товарищи с более изящным русским языком изрыгнут составное: «Бюрократы, хреновы!». Другие поморщатся так, как будто их диарея застала в пробке, и скажут: «Это же нищета, так сказать, говно в траве от жёлтой курицы!». И те, и другие, и третьи будут неправы, сходясь только в одном – чиновников в России не любят. Даже сами чиновники.

Но, не будем забегать вперёд, ибо некоторые аргументы требуют большей наглядности. В том месте, где я числюсь на хозяйственном балансе, сотрудникам рано или поздно присваивают так называемый классный чин по следующему принципу: чем выше занимаемая должность, тем выше чин, который тебе положен от нашего щедрого и доброго государства. Мой классный чин без запинки произнести можно только после стакана-другого горячительного: советник государственной гражданской службы второго класса. Не надо аплодисментов товарищи, это не сильно круто. Зато название придумано длинное, скорей всего специально, чтобы поиздеваться!

И вообще, по утрам я постоянно ощущаю себя кроликом из «Алисы в стране чудес», который, кажется, всё время бегал в обнимку с часами и постоянно куда-то опаздывал. Плохо, конечно, но пунктуальности во мне нет ни на йоту.

Я схватил кожаную барсетку с документами и метнулся «кабанчиком» за дверь.

Понедельник. Лифт как всегда не останавливается на моём этаже. В нём катается уборщица, которой лень убирать целый подъезд. Вместо этого она ездит на лифте, развозит вонючей тряпкой грязь возле входа в кабину на каждой лестничной площадке, и далее процесс повторяется на другом этаже.

В надежде поймать гадкий элеватор, я спустился на один пролёт ниже, но он, словно издеваясь, стремительно пронёсся мимо. От злости я со всей силы пнул железную лифтовую коробку, полностью отдавая себе отчёт в совершенной бесполезности этого хулиганского действия.

Створки обиженно заскрипели, при этом на левой дверке издевательски задрожала нарисованная кем-то буква «Х». С ней полностью согласилась гордость нашего алфавита - буква «Й», криво начертанная на правой двери. Последняя буква этого краткого шедевра русского заборного творчества располагалась прямо посередине обеих дверок, аккурат на уровне моих глаз. Несомненно, это было сделано с умыслом для пущего удобства прочтения этого всем известного короткого слова. Вот и лаконичный ответ на мой немой вопрос по поводу механизированного спуска на первый этаж.

Кстати, этот лифт – ровесник моего «сталинского» дома, который, по словам местных старожилов, был построен то ли в начале, то ли в конце 1960-х годов. И с тех пор никакой замены лифтов в нём не было и, к слову сказать, не предвидится.

Внутреннее убранство лифта всегда поражало меня своей расписной шаблонностью: таких лифтов по всей Москве тысячи. Вся кабина уделана различными матерными словечками, в целом, совершенно аналогичными безобразию, представленному на лифтовом фасаде. То тут, то там виднеются следы от наклеек-вкладышей от доисторических постперестроечных жвачек, которые предшественники нашей уборщицы честно пытались отскоблить от стенок. Что им частично и удалось, но, разумеется, не до конца. С наклеек на граждан таращатся совершенно забытые актеры и актрисы из старых полузабытых фильмов. Голых девиц в лифте нет: такие наклейки чрезвычайно высоко ценились и бережно ныкались дома, подальше от строгих родительских глаз. Лично я прятал их в громадную собственноручно расписанную деревянную матрёшку, у которой в одной руке был чайник, а в другой – сахарный крендель. А внутри была, собственно, порнография (очередной яркий пример несоответствия внешней формы и содержания).

Итак, вернёмся к нашим кондовым лифтам. Панель с кнопками у нас тоже самая что ни на есть обыкновенная. Всего этажей в доме девять, а кнопок десять, поэтому во избежание недоразумений кнопка десятого этажа начерно изведена спичками. То же самое касается кнопки вызова диспетчера и кнопки «Стоп». Всё правильно: звонить и останавливаться не надо! Реальные пацаны, как известно, заднюю передачу не врубают! Больше всего повезло тем, кто живёт на третьем этаже. Их кнопка не только выжжена и утоплена, но и для пущей верности залеплена жевательной резинкой, которая появилась в незапамятные времена и давно стала выглядеть как совершенно неотъемлемая часть панели управления. Так что, господа третьэтажники, не надо вам лифтом пользоваться, расстояние ведь, право, совершенно пустяковое. Не в падлу и побегать!

Над приборной панелью прикручена жестяная плакетка, гласившая: «Товарищи, соблюдайте правила пользования лифтом. Ответственный – тов. А.А.Безбородов, старший техник».

Сами правила были уже давно сорваны неизвестными, а телефон товарища Безбородова остался. Я как-то раз, исключительно смеха ради, взял да и позвонил по этому телефону. К моему великому удивлению, к телефону подошла девушка, приходившаяся этому самому Безбородову родственницей. Она-то и сообщила мне, что её прадедушка Александр Александрович, которого она сама знала только по фотографиям, вот уже лет тридцать как покойник. Неужели? А всё ответственным значится! Как это там в одной известной песне поётся? Достучаться до небес?

Так вот, наш лифт-долгожитель, подобно издевательскому вертикальному маятнику, продолжал своё бессмысленное катание туда-сюда. Ну, коль скоро плодами человеческого прогресса я на сей раз воспользоваться не могу, то хотя бы священное право наораться вволю в собственном подъезде у меня никто отобрать не сможет.

- Эй, товарищ уборщица! Ничего, что людям на работу надо, а?! – крикнул я, ещё раз долбанув ногой по лифту.

Как и ожидалось, ответа не последовало.

- Овца! - уже тише выкрикнул я, и побежал вниз по лестнице, с переменным успехом пытаясь зажечь сигарету.

И вообще, эта уборщица – тётка на редкость дрянная и противная. Как не пройду мимо неё, вечно она бормочет себе под нос: «Понатопчут тут, понимаешь ли, своими копытами грязными! А я потом драить за ними, окаянными, должна!». С жильцами нашего дома она никогда не здоровается. Принципиально.

Вылетев из парадного, я нос к носу столкнулся с долговязым юношей с метлой, который не преминул стрельнуть в меня оценивающим и весьма недружелюбным взглядом.

Нашего дворника зовут Бобожан. Два года назад он перебрался в наш дом из какой-то тёплой среднеазиатской страны. Я хорошо помню, что когда Бобажан только приехал, он испуганно шарахался от местных, всё время смотрел в асфальт и вообще очень старался превратиться в невидимку. За прошедшее время Бобажан отъелся, скурвился и заматерел. Теперь он смотрит нагло, подметает медленно, и всё больше отдыхает. А недавно подошел ко мне и говорит: «Дай мобильник!». Вот прямо так запросто, будто бы попросил выручить зажигалкой. Не дай позвонить, а именно дай. После того, как Бобожан был послан к шайтану, он усмехнулся и отошёл в сторону. Дело было в воскресенье, когда у эмигрантов единственный выходной. С целью проведения досуга они часто сбиваются в многочисленные стаи, чем весьма смущают пугливых обитателей Мазутки. А по вечерам они вытаскивают во двор свои не по-нашенски огромные семьи и просто сидят на лавочках, без умолку тарахтят на своём непонятном тюркском языке, пьют пиво и обмениваются последними новостями.

Эмигранты рано встают, и в десять часов вечера их сменяют наши местные наркоманы и алкаши, начинающие свои громкие полночные посиделки, которые обычно заканчиваются тем, что кто-то из особо нервных жильцов вызывает ментов, а это последняя вещь, которую они не то чтобы до смерти боятся, но всё же немного опасаются.

И куда только подевались наши родные дяди Вани с начищенными дворницкими нагрудными бляхами? Вымерли как класс? Или как динозавры во время Ледникового периода?

Господа, я совершенно не удивлюсь, если в один прекрасный день я приду в московский Палеонтологический музей и где-то между скелетами «Tarbosaurus baatar» и «Diplodocus carnegii» установят небольшую стеклянную витрину, за которой будет стоять чучело этого старорежимного, реликтового дворника, набитое сухой соломой.

На нём непременно будут красоваться огромные валенки, грязный белый передник и засаленная шапка-ушанка. А ещё у него красное морщинистое лицо, белоснежная окладистая борода и большой нос картошкой. В одной руке дядя Ваня держит двухметровую метлу, а другой рукой крепко сжимает лопату. На начищенной до блеска бляхе значится: «Алексеевский район города Москвы».

Я сел в машину, закрыл глаза и, попробовал представить себе, как оно было сто лет назад:

Так-так: вот наш дом, а вот наш двор (его, конечно же, в то время ещё не было, ну да ладно!). Всё на месте, только куда-то исчезли машины, асфальт, наркоманы и Бобожаны. А вот и он, дядя Ваня, героический дворник, который все дни напролёт исправно полирует наш чудесный образцово-показательный двор, самозабвенно гоняет бродячих собак, галантно помогает почтенным мамашам с колясками спускаться с неудобных подъездных ступенек без пандуса. Дядя Ваня дарит малышам леденцы и конфеты, катает их на спине и постоянно курит самокрутки, набитые собственноручно выращенным табачком-самосадом. Жильцы обожают дядю Ваню до чрезвычайности.

А теперь из своего подъезда выхожу я, пока что полноправный хозяин этой земли, такой нарядный в своём новеньком парадном сюртуке с асессорскими золотыми петлицами, а вместо недружелюбного Бобожана стоит приветливый дядя Ваня и чернодымно пыхтит своей привычной папироскою. Дядя Ваня улыбается и прикладывает два пальца к своему седеющему виску, полушутливо отдавая мне честь:

- Здравия желаю, Ваше высокоблагородие!

- Здравствуй-здравствуй, Иван! Как здоровье?

- C Божьей помощью. Не жалуюсь, - отвечает Иван и зевает, по традиции крестя рот.

- А как супруга твоя, Матрёна Филипповна?

- Неустанно молится о Вашем здравии и благополучии.

- Желаю и ей не хворать.

Я достаю из кармана блестящий серебряный гривенник[2] и протягиваю его Ивану.

- Выпей за меня Иван Филимонович, большой христианский праздник сегодня!

Дядя Ваня низко кланяется и довольно прячет гривенник за щёку.

- Благодарствую, барин!

- Ты это, братец, оставь! Никакой я тебе не барин.

- Барин не барин, а всё равно благодарствую!

Мимо с грохотом проносится четырёхколесная бричка. Иван залихватски свистит и машет руками, делая знак бричке остановиться. Извозчик сильно натягивает вожжи, и пара гнедых жеребцов резко останавливается, шумно втягивая морозный воздух через разгоряченные от продолжительного бега ноздри.

Дядя Ваня помогает мне забраться на пассажирское место и аккуратно закрывает за мной дверцу. Я кричу извозчику: «Пшёл!», и мы трогаемся в путь.

Иногда я забредаю к дяде Ване в его скромный дворницкий подвальчик, и мы шумно пьём «горькую» за процветание Отечества и за мир во всём мире.

Хороший человек – дядя Ваня!

А теперь злые люди поместили его чучело в доисторическую экспозицию, и оно грустно взирает на меня своими глазками-бусинками через прозрачное стекло витрины. Мой взгляд падает на табличку перед стеклом, и я вслух читаю надпись на ней срывающимся от горя голосом:

Ivan. Dvornicus Аrchetypus. Москва, 1912 год.

Я бухаюсь перед витриной на колени, содрогаясь от отчаянных мощных рыданий.

- Дядя Ваня! На кого ты нас покинул?! Родимый ты наш!

Я трагически протягиваю к нему руки, пытаясь прикоснуться к его стоптанным валенкам через холодное витринное стекло. А оторопевший музейный надзиратель, маленькая сухонькая старушенция, вдруг возьмёт и завопит на весь зал:

- Молодой человек! Музейные экспонаты трогать нельзя! Немедленно уберите от товарища дворника Ваши дрожащие трясущиеся лапы!

Но мои рыдания быстро перерастают в истерику, и теперь я делаю попытку обнять дорогое моему сердцу стекло обеими руками. Срабатывает сигнализация. Бабулька в срочном порядке кидается к стационарному телефону, намереваясь вызвать подмогу.

- Это Сидюкова! У нас нештатная ситуация! Тут ещё один идиот перед дворником на коленки встал и истерику закатывает!

Через минуту в зал врываются крепкие ребята в форме, хватают меня за руки, а затем уверенно волокут меня по паркетному полу к выходу, подальше от бедного дяди Вани.

Когда моё отбивающееся тело выносили из зала, я готов был поклясться, что видел, как по неживой морщинистой щеке дяди Вани скатилась блестящая, серебристая слеза, как тот гривенник, который я ему подарил.

Я открыл глаза, и видение исчезло. Бобожан никуда не делся, только теперь рядом с ним появился ещё один дворник-азиат. Господи, их уже двое! Не иначе, они делением размножаются. Или почкованием? Чёрт, надо было в своё время внимательней слушать нашу тумбочку-биологичку. А я-то, дурак, вместо этого школьный учебник разрисовывал.

Да, сильно за последние пятнадцать-двадцать лет размылось понятие «москвич». Теперь этот просто тот, кто постоянно проживает в Москве. При этом для получения сего «почётного» звания совершенно необязательно в этой Москве родиться. Достаточно купить здесь в кредит какую-нибудь завалящуюся двадцатиметровую халупку в осыпающейся от времени «хрущёбе». Хотя если ты человек хотя бы мало-мальски обеспеченный, то постарайся скопить на двухкомнатную хату. Если ты микроолигарх, тогда есть всё основания рассчитывать на «трёшку». Ну, а коли Вам посчастливилось состоять в списке самых богатых людей по версии журнала «Forbes», смело требуйте себе от четырёх комнат и выше. Чем больше площади, тем выше статус владельца.

И всё (фанфары!): с этого дня ты житель одного из самых дорогих и самых бестолковых мегаполисов мира и можешь стильно посылать всё оставшееся население России туда, где подавляющая часть этого несчастного населения живёт. То есть в жопу. Ну, что? Послал? Далеко послал? А факи всем показал? Отлично! Теперь тебе доступна новая глава твоего бренного существования под названием: «Житие в Москве».

Кстати, есть ещё один верный способ разделить людей по сортам, как какую-нибудь колбасу в магазине, но для этого надо знать, какой машиной владеет отдельно взятый московский индивид.

Если ты персона высшего сорта, то у тебя точно должен быть клёвый суперкар, типа утончённого «Bentley», гоночного «Mazerratti» или космического «Ferrari». На худой конец, ты должен вращать баранку солидного, похожего на гаванскую сигару «Rolls Royce» или сидеть за штурвалом неповоротливого танкообразного «Hummer». А ещё лучше, чтобы у тебя в автопарке было всё из перечисленного. Это бонус.

Если ты претендуешь на первый сорт, тогда ты просто обязан кататься на пузатом «Porshe», окладистом «BMW» или аккуратном «Lexus». Но есть одно условие: это непременно должны быть самые дорогие модели в линейке и в самой топовой комплектации. И не дай Бог, чтобы машина оказалась секонд-хендом. Тогда ты лох, и можешь рассчитывать только на второй сорт.

«Второчки» предпочитают средний класс машин «Toyota», «Volkswagen», «Mercedes», «Mitsubishi» и т.д. Тем не менее, покупатели этого порядка, как и граждане сортами повыше, предпочитают новьё. Подержанные автомобили – не их конёк.

Зато их с удовольствием приобретает третьесортный сегмент московского населения, не брезгующий даже такой откровенной дрянью, как машины отечественного производства. И да простят меня за крамольные слова товарищи ура-патриоты. Однако даже третий сорт москвичей покупает отечественные «вёдра с гайками» в салоне, с тем, чтобы откататься на них год-два и передать это достойное всехристианнейшего сострадания металлическое корыто представителям четвёртого сорта.

Последний страт автолюбителей активно «бомбит» на этих машинах по широким просторам матушки-Москвы и ближайшего Подмосковья. В общем, если Вы владелец машины, которая старше Вас или приходится Вам ровесницей, то будьте любезны – пожалуйте в этот многочисленный и разношёрстный клуб автолюбителей-неудачников города Москвы.

Ну, а если у Вас никакой машины нет, и не предвидится, а Вас, тем не менее, угораздило попасть в Столицу, тогда Вы можете смело выйти на Красную площадь и крикнуть: «Мама, роди меня обратно!». Ибо московские пешеходы вообще к каким-либо сортам и классам не относятся. Это каста неприкасаемых, мясо о двух ногах, снующее по дорогам.

Я завёл свою тарахтелку, недовольно заскрипевшую от залитого намедни не совсем качественного бензина c присадками. Выпарковываясь из узкого зазора между паркетником «BMW» и замшелой дореволюционной «Волгой» с проржавевшими арками колёс, я испытал чувство почти мещанского злорадства, когда случайно задел «бэхинский» задний бампер Навороченная иномарка пискнула, но орать

на всю ивановскую буржуйская сигнализация не стала. Пришлось подождать, не выйдет ли владелица сего девайса – студентка-первокурсница одного из многочисленных гуманитарных факультетов Московского государственного университета, но чуда не произошло.

«Отлёживается после ночных похождений вместе с такими же, как она безмозглыми дочками и сыночками новоиспеченных российских буржуинов!», - озлобленно подумал я.

Вот они, мать их, граждане первого сорта, а никак не второго и не третьего! Но не переживай, роднуля, папочка (или папик) обязательно раскошелится и на новый бамперок, и на новые цацки! Это ведь большой грех - брать денег с почти неимущего государственного служащего, который к тому же очень спешит на работу, и у которого совсем нет времени ждать, когда на «разбор полётов» приедут неторопливые товарищи гайцы.

Кроме того, мой собственный опыт общения со страховыми компаниями показал, что «бабки» они берут с удовольствием, а вот получить их обратно можно только с помощью суда.

Как-то раз один подслеповатый предмаразменный дед на старом «Opel» въехал мне в зад на светофоре, порядочно раскурочив бампер моей несчастной тачанки. Его паскудная страховая долго выискивала к чему же всё-таки придраться, и, наконец, их сотрудник обнаружил в другом месте моего бампера маленькую, едва заметную потёртость – следствие неудачной парковки.

- У Вас что же, - деловито проквакал он. - Эта царапина ещё до аварии была?

- Ну, была. И что с того?

- А ничего! Наш-то клиент здесь не причём!

- Так Ваш клиент мне весь бампер по центру разватрушил!

- Ничего не знаем, бампер красится или меняется целиком. За Ваши косяки мы не в ответе!

В общем, не стали мне тогда денег выплачивать. Так что не буду я, пожалуй, ждать, когда моя ненаглядная студенточка разлепит свои миловидные, слегка припухшие от ночных приключений глазки. Вот так и глушат в себе достойную гражданскую позицию, позорно сливаясь с места ДТП.

Погнали!

Моя машина неслась по узенькому Рижскому проезду, где я, чудовищно перегружая тахометр, обогнал по встречке медлительную отечественную машину со значком «Автошкола» на крыше. За рулём тихоходки сидел молодой кудрявый баран, который со смесью апатии и раздолбайства всматривался в проплывающие перед его глазами унылые дорожно-асфальтовые пейзажи.

- Ага, у него ещё и рот открыт, - пробормотал себе под нос я. – Какой нехороший признак, однако!

На пассажирском сидении восседала полная тётка-инструктор, которая очень неодобрительно смотрела на своего непутёвого ученика. Её взгляд можно было легко расшифровать и без декодера: «Городской профсоюз придурков-автомобилистов скоро пополнится ещё одним дебилом. Полная безнадёга. Деньги платит, и ладно!».

Пока этот чудный отрок катается на машине вместе с этой опытной солидной тёткой, серьёзной опасности для окружающих он не представляет. Но дайте ему права и возможность пересесть на какую-нибудь несуразно большую машину, тогда все: пиши-пропало.

Есть ещё одна категория водителей, от которых стоит держаться подальше. Если из окон соседней машины Вам солнечно улыбаются плюшевые мишки, розовые зайчики, полосатые тигрятки и бархатные бегемотики, а ребёнка при этом в машине не наблюдается, то бегите от этой тачки как от огня. Ибо Вы можете быть совершенно уверены, что на самом деле автомобилем управляют именно эти мягкие игрушки, а водитель находится за рулём исключительно красоты ради. Поэтому манёвры без «поворотников», слабый контроль за скоростью на дороге и удивлённо-визгливое: «Куда прёшь, идиот?» - это есть стопроцентные признаки находящейся в машине дуры.

А вообще, надо признать, что по сравнению с «лихими девяностыми» наш народ стал водить гораздо спокойнее и аккуратнее. Появилась мода на вежливость. Автомобилисты теперь всё чаще расшаркиваются друг перед другом и галантно моргают «аварийками». Это вам не просто так, сказываются участившиеся выезды за рубеж. Пешеходов уже не рассматривают в качестве движущейся мишени и в большинстве случаев пропускают. В свою очередь «безлошадники» почти перестали бросаться под колёса, реже лезут на красный свет, в основном ползают по пешеходным переходам и лёгким кивком головы благодарят пропускающих их владельцев авто.

Обогнав тормознутого автошкольника, я почти сразу же упёрся в конец первой на моём пути пробки, образовавшейся из-за того, что в однополосную Новоалексеевскую улицу одновременно пробивалось целых три потока машин. Здесь можно легко простоять час. Мне пришлось повернуть во дворы, ибо, как местный житель с пожизненным стажем, я знаю одну лазейку, которая позволит мне выскочить в самом начале кругового движения. И пусть остальные хоть обдудятся!

Хотите ещё послушать про Москву? Вначале краткий исторический экскурс. Москва – это столица Великого княжества Московского, Царства Русского, Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, Союза Советских Социалистических Республик, а также юного государства под названием Российская Федерация. С каждой новой трансформацией российской государственности Москва меняла свой внешней облик, раз за разом обрастая новыми дорогами и более совершенными конструкциями, но в душе оставаясь, как и пятьсот лет назад, небольшой, беспорядочно застроенной деревенькой.

Москва начала десятых – это город чудес. Нигде в мире вы не найдёте такого количества долларовых миллиардеров на один квадратный километр.

Это город, где почти каждый год повсеместно снимают идеальное дорожное покрытие и на его место кладут такое же новое;

Это город, где люди ходят на «живые» концерты лишь для того, чтобы прослушать полтора часа фонограммы;

Это город, где пешеход может запросто обогнать самый быстрый и самый мощный автомобиль;

Это город, где люди согласны провести одну треть своей жизни в дороге только ради того, чтобы им не отдавили ножки в метро;

Это город, который категорически не любит почти треть его обитателей, вынужденных находиться здесь с понедельника по пятницу, чтобы на выходных с облегчением уехать в свой родной Санкт-Петербург;

Это город, где москвичей можно легко отличить от туристов по угрюмо-сосредоточенному выражению лица и характерному отсутствию улыбки. Помните, что если кто-то Вам улыбается, то это либо пьяный, либо несовершеннолетний. А скорее всего этот кто-то сейчас подойдёт к Вам и будет задушевно клянчить деньги на обратный билет домой;

Это город, где каждое утро ты искренне радуешься тому, что твоя машина всё ещё стоит на парковке у дома;

Это город, где живут люди, считающие, что блеск всегда важнее сути, и которых обманывали столько раз, что они уже никому и ничему не верят;

Это город, в котором 0,0001 процента жителей мечтает о том, чтобы постичь истинный смысл существования, а остальные 99,9999 процентов алчут найти престижную высокооплачиваемую работу;

Это город сказочных возможностей для избранных и беспросветного серого существования для всех остальных.

И, наконец, Москва – это город, объявивший тотальную войну автомобилистам. Как тут не вспомнить про бесконечные московские пробки? Если представить себе, что Москва – это огромный живой организм, то её дороги и магистрали есть не что иное, как…нет, не кровеносные артерии, а дебелые органы пищеварения, страдающие частыми запорами (ой, простите великодушно, заторами).

Мне кажется, что планировщики московских магистралей даже в самых смелых мечтах не могли представить себе, что в будущем настанет время, когда практически у каждого московского жителя будет свой собственный автомобиль. Им, творцам и создателям образцово-показательных советско-кондовых автотрасс мерещился пустой Кутузовский проспект или не менее пустынное Садовое кольцо, по которому с грохотом ползёт чёрная «Чайка», на которой везут очередного советского бугра. А всё остальное население мегаполиса должно покорно тащиться в душном метро или, подобно пресловутой сельди в бочке, бултыхаться в переполненном троллейбусе-автобусе-трамвае, где, согласно мудрой народной поговорке, невозможно открыть окошко летом и его же закрыть зимой. Именно поэтому, пределом мечтаний основной массы советских тружеников было выслужиться и пересесть в эту самую казённую «Чайку», или, на худой конец, не менее казённые «Волгу» или «Жигули». И многим, надо сказать, весьма многим это удавалось.

Печально, конечно, но эти самые номенклатурщики умудрились почти безболезненно пережить распад Советского Союза, который скоропостижно скончался от недолеченного хронического геморроя, дойдя до нас в почти неизменном, рафинированном виде. Только советские автомобили сменились на дорогие иномарки, чаще всего немецкого производства, на крыше которых ослепительно сияет голубая «мигалка».

Вот вообразите такую вот очень типичную для Москвы картину.

Декабрь 2011 года. Московское время 18 часов 20 минут. Большая Лубянская площадь. Снегопад. Куча народу кукует в огромной пробке, растянувшейся с Моховой улицы до самого конца Сретенки. Сонно ходят постовые гайцы. Никто ничего не регулирует, действует только одно правило: кто первый проехал, тот и прав. Но внезапно все меняется: гайцы просыпаются и, посвистывая, начинают делать «коридор» в скопище машин.

«Чего это они, засуетились-то?», - думаешь ты.

Ага, вот и разгадка: покрякивая и повизгивая, подрезая неуспевших уступить дорогу автомобилистов, мигалочный «членовоз» впихивает свою чёрную грузную тушу в расчищенную область и устремляется дальше по своим членовоззким делам.

Всё это время гайцы стоят навытяжку, всем своим видом показывая: «Вот, Ваше Высокородие, изволите проехать!». Жезл у них от служебного подобострастия даже встал, в смысле к небу поднялся, подавая сигнал всем остальным участникам движения, что холопам сейчас ехать нельзя. Думаете, это автомобиль спецслужб ехал на задание бороться с преступностью? Держите карман шире! Знаем мы кто это такой, и к борьбе с преступностью этот человек не имеет абсолютно никакого отношения, скорее даже наоборот. Ну, а у водителей, одуревших от бестолкового простаивания в пробке, которая, разумеется, от всех этих маневров выросла вглубь и вширь, на уме только одно слово. Надо сказать, очень непечатного характера.

Глядя на это тяжкое наследие советского режима, невольно задумываешься о том, как всё-таки красиво они рассекают на своих дорогих блестящих авто по депрессивным российским просторам. Не знаю как у Вас, но у меня эти хамоватые кряк-машинки, вызывают стойкое несварение желудка. Эта мигалка будто бы говорит тебе: «Эгегей, посторонись, быдло! Не видишь, едет член привилегированной касты!». Не представляете, как хочется иногда по утрам высунуть своё лицо из окна автомобиля и крикнуть в ответ: «Эгегей! Вставай, друг, на полчаса раньше и будет тебе счастье, много счастья!».

Специально для этих участников московского движения у меня на заднем стекле красуется гордая надпись: «Козлам не уступаю!». Сделал её я не один, а на пару с соседом Дмитрием Мотыльковым, пребывая в состоянии разнузданного пьяного угара. Поначалу идея совершения акта вандализма по отношению к горячо любимой собственности меня категорически не вдохновила:

- Вот ты мне скажи, Дим! Нафига мне эта хрень на стекле?

- Ты чего, это ведь прикольно! Так сказать, полностью соответствует революционному духу времени. Да, и ты, конечно, меня извини, - произнёс сосед, прикладывая руку к сердцу. - Но машина у тебя - полное говно. Она и без этой надписи долго не протянет, дай Бог, если ещё полгода откатаешься!

Сознавая полную правоту сказанного, меня всё же потянуло на нетрезвую «бычку»:

- Ты что-то имеешь против моего «Фольксвагена», зажратый буржуй?

- Никак нет! Просто она у тебя так выглядит, словно на твоём «Фольксвагене» подорвался последний отряд «Фольксштурма»[3]. Ещё в 1945 году!

- Чего? – обиженно воскликнул я, начиная засучивать рукава.

По моему разумению, нетрезвый сосед-правдоруб явно нарывался на драку. Вслух ругать мою тачку мог только один человек – я. Это всё равно, как если ты начинаешь встречаться с очень страшной бабой, а твой лучший друг с улыбкой крутит пальцем у виска и говорит тебе, что она уродина. А весь вопрос состоит в том, что встречаться тебе в данный момент по объективным причинам просто больше не с кем. В этом случае приходится брать обидчика за грудки, защищая честь этой, мягко говоря, не очень красивой особы. Нельзя же вот так сразу взять и во всеуслышание признать, что ты конченый неудачник. На счастье моего соседа, он это вовремя осознал и решил немного сбавить обороты:

- Да ничего! Расслабься ты. Твоей машине сколько лет?

- Ну, пятнадцать. А что?

- А если по честнаку? Ты же не думаешь, что я вчера родился?

Пришлось сказать правду. В надежде вспомнить точную дату, я даже почесал свой затылок.

- То ли 1985, то ли 1986 года, не помню…

- Почти что твоя ровесница, - заржал сосед, несказанно радуясь тому, что сумел вывести меня на чистую воду.

- Нет, я 1983! - парировал я.

Сосед вновь попытался сострить.

- Поздравляю, хоть ты и старше, но выглядишь куда лучше, чем эта старая механическая развалина. Стопудово!

Я сделал глоток тёплого, невкусного пива из стеклянной бутылки, которую мы захватили при выходе из квартиры. По дороге в магазин мы решили слегка им отполироваться, опасаясь растерять дубильно-коньячные пары. Принимая во внимание общее количество выпитого, нам это не грозило.

- Ненадолго, если буду вести такой образ жизни.

- Ты имеешь в виду пить и курить?

- Нет, конечно! - теперь уже настал мой черёд постебаться. – Пить и курить - это не образ жизни! Это – призвание!

- Тогда сдаюсь, - пожал плечами сосед, при этом слегка покачнувшись от слабого порыва ветра.

- Всё очень просто! - выдохнул я, назидательно вознеся свой раскоординированный указующий перст к небесам. – Хреновый образ жизни – это, мой друг, много работать и мало отдыхать. Ну, и говном этим дышать, под названием «московский воздух». Полезного в этом мало, смею тебя заверить!

- Да уж, хорошо, что хотя бы Сокольники под боком. От деревьев воздух-то хоть немного, а всё лучше становится. Помнишь, что здесь творилось, когда торфяники в Подмосковье горели?

- А то как же? Тебе-то хорошо, у тебя хотя бы кондиционер дома есть, а я тогда чуть не задохнулся в своей каморке. Чувствовал себя так, будто меня поместили в газовую камеру. Пришлось воспользоваться старым дедовским приёмом, ну знаешь, когда полотенца в воде смачивают и через этот самодельный «фильтр» дышат.

- Бедолага! – окончательно разжалобился сосед Дмитрий и даже сделал попытку прослезиться.

Затем он запалил сигарету и достал из кармана маленький баллончик с краской:

- Ну, что? Начнём?

Я обречённо махнул рукой.

- Что уж там! Давай!

Я взял у него баллончик, и мы с энтузиазмом приступили к делу. Разделение труда при этом у нас было следующее: я рисовал, так как в своё время недолго посещал детскую художественную школу, а мой сосед курил, юморил и время от времени давал бесполезные, а порой даже вредные советы:

- Сильнее на колпачок надавливай! Толще линии! После «козлов» двоеточие поставь! Эх ты, художник от слова «худо»!

Мне приходилось раздраженно отмахиваться и односложно отбрехиваться:

- Отстань, я знаю, что делаю! Не мешай, говорю, а то сейчас тебе на спине ещё что-нибудь напишем, типа «помой меня»!

Через пару минут и один перекур всё было готово.

Невероятно, но надпись получилась на удивление красиво, только в двух местах белая краска дала небольшие потёки. Не каллиграфия, конечно, зато от души. Я предложил то же самое написать на соседской машине, но хитрый подстрекатель ожидаемо отказался, сославшись на чрезмерную удалённость своего транспортного средства от нашего дома. Наутро, я, естественно, ужаснулся содеянному. Тем не менее, хамоватый слоган показался мне ужасно забавным, и вымарывать его я не стал.

Встав на светофоре на пересечении Третьей Мытищинской и Новоалексеевской улицы, я посмотрел в зеркало заднего вида, и, наверное, в сотый раз порадовался, вспомнив об этой мальчишеской проделке.

Да, машин в последнее время стало больше, и это, поверьте мне, не рекорд. Лиха беда начало! Правда, помимо очевидных негативных последствий для городской экологии, здесь существует и скрытая положительная сторона. Народ, простаивающий в бесконечных пробках, способных превратить двадцатиминутную поездку от работы до дома в трёхчасовое нервное бдение, за прошедшие двадцать лет таких сомнительных удовольствий стал гораздо более грамотным и эрудированным. В самом деле, если мы по четыре часа в день слушаем радиотрансляции, где без удержу говорливые дяди и тёти задорно освещают вопросы политики, культуры и бизнеса, то это самым благотворным образом сказывается на нашем сереньком веществе.

Я это называю «народным высшим автомобильным образованием». Только задумайтесь: «пары» в обычном институте можно и прогулять, а здесь никуда не денешься – сиди в машине и наматывай на ус. То есть пять лет таких «лекций» и «автовышка», ещё три - «кандидат пробочных наук».

Но пробки – это ещё не самое страшное. Опасность подстерегает автомобилиста на каждом шагу. В глазах сотрудников дорожной полиции, каждый водитель является потенциальным спонсором. Они как охотники, загоняющие в свои силки неосторожную дичь. Ещё их называют операторами машинного доения и мастерами дорожного развода. Остальные полицейские их недолюбливают, а простые граждане люто ненавидят. Чтобы заниматься вымогательством денег у ближнего и при этом не испытывать ни малейших угрызений совести, внутри человека должен находиться особый, гнилой стержень. Это как эволюция наоборот. Негативный отбор. Вверх всплывает только тот, кто умеет спокойно болтаться в проруби.

У меня был приятель, которого вот-вот должны были выпиздить из полиции в связи с предстоящей переаттестацией. Работал он тогда маленьким начальником где-то в отделе снабжения. Хозяйственник, в общем. Диплом о высшем образовании он, как водится, купил, в школе почти не учился, поэтому читать и писать он мог с превеликим трудом. Мне он честно сказал по этому поводу буквально следующее: «Если бы я был умным, неужели я бы пошёл в милицию?». Тем не менее, на фоне своих подчинённых он казался если не Пифагором, то, по крайней мере, Спинозою.

Как вы думаете, почему полицейские ходят парами? Правильно, один умеет только читать, а второй только писать. Шучу-шучу! Уважаемые господа полицейские, не обижайтесь! Если Вы смогли прочесть эти строки, тогда это точно не про Вас.

Так вот, как-то раз мой бывший товарищ повздорил с вышестоящими эшелонами, после чего ему недвусмысленно намекнули о том, что пора бы ему начать поиски другой работы. Так как даже на таком ущербном рынке труда, как московский, данная особь не могла рассчитывать на сколько-нибудь порядочное предложение, он бросился узнавать по знакомым, нет ли у них каких-либо входов-выходов. Обратился он и ко мне.

Я, разумеется, стал спрашивать его, а чего, собственно, он умет делать? Он подумал и выдал гениальную фразу: «Я умею хорошо делить деньги!». Так как делить у меня, к превеликому сожалению, было нечего, то ничем помочь я ему не смог. К счастью, мой товарищ с честью выдержал переаттестацию и продолжил свою службу в полиции. Всё-таки правильно они сделали, что не уволили этого человека. В наше время разбрасываться такими кадрами – преступление!

Чтобы повернуть с Проспекта мира направо на Садовое кольцо и не потратить при этом сорок минут, надо знать хитрые объездные маршруты. Самый быстрый путь – поворот с Проспекта на улицу Дурова, далее налево на Мещанскую улицу. В результате ты выезжаешь на Садовое почти перед самым Цветным бульваром. На повороте на Мещанку по утрам скапливается много машин. Поэтому самые нетерпеливые ныряют под кирпич на «встречку».

Именно эти суетливые торопыги являются постоянными клиентами экипажа ДПС, спокойно поджидающего их в «мёртвой зоне» на пересечении улицы Дурова с улицей Щепкина.

На моих глазах так поступил владелец мажорного японского спортбайка. Гайцы на джипе немедленно врубили красно-голубую сирену и бросились за мотоциклистом вдогонку. Мне сразу же представился неповоротливый дикарь с копьём, пытающийся нагнать быструю, легконогую антилопу. Я ехал сразу же за гайцами, которые пытались разогнать мешающие погоне машины «крякалкой» и нецензурной бранью из «матюгальника». Кто не знает, Мещанка – это узкая, запаркованная с двух стон улочка, и слонообразному экипажу ДПС на ней было не протолкнуться.

В итоге юркий мотоцикл скрылся, а раздосадованные гаишники выключили сирену и повернули обратно на Олимпийский проспект – караулить следующую жертву. Быстроногая «антилопа» улизнула, быть может, в следующий раз в их сети попадется куда менее проворный «бегемот»?

***

Нувот, кажется, я и приехал. Нет, не на службу, конечно, а всего лишь туда, где я обычно бросаю свою машину. Это, разумеется, не означает, что парковки там, где я работаю, нет. Просто стоянка там государственная, а это буквально означает то, что места на ней либо для блатных, либо для богатых. Товарищи, занимающие место посередине этих категорий, то есть красивые и умные, нервно курят в сторонке и ставят свои говнофургоны там, где их с большей вероятностью не эвакуируют.

Ясное дело, эта ситуация никого не му-му!

На часах девять часов тридцать пять минут. Простите меня великодушно, не по должности мы как-то опаздываем! Я тут же представил себе монашески-постное лицо начальника, который сначала посмотрит на наручные часы с таким видом, будто бы он прежде никогда такое хитрое устройство не видел, а потом вздохнёт с такой вселенской грустью, что сразу же навяжет мне пароноидальный комплекс вины. А потом он ещё чего-нибудь сказанёт, типа: «Нихуясе!» или: «Бля, ты совесть-то поимей-ка!» или своё любимое слово: «Пиздец!». Ничего, за такую зарплату пусть радуется, что я хотя бы вышел на работу, а не взял больничный или просто не забил. Такое на отечественной государственной службе случается часто.

Крещусь на Соборные купола и ныряю в переход.

Возле тяжелых стеклянных дверей у входа на станцию метро «Кропоткинская» привычно отирается кучка местных бомжей. Один из них, маленький сгорбленный бомжара с грязной нечёсаной бородой, в которой застряла какая-то снедь, стоял чуть поодаль от всех остальных и неназойливо клянчил деньги у опаздывающих на работу пассажиров. Его друзья, среди которых было несколько женщин, дружно лежали вповалку в узком предбаннике и вели между собой какую-то интересную и, возможно, даже интеллектуальную беседу. Больше всех спорила одна немытая, но со вкусом одетая бомжиха, которая безуспешно пыталась растолкать своего нетрезвого соседа, сонно пытающегося приобнять её за грудь.

- Не надо мне заливать, Ваня! Ты глянь, глянь, что со страной творится! До кризиса люди куда богаче жили! Вспомни, как было раньше. У людей холодильник был забит настолько, что излишки им приходилось в помойку выкидывать. А праздники! В мусорных контейнерах можно было легко обнаружить залежи полусвежих, почти неиспорченных деликатесов. Икра, балык, сырокопчёная колбаска, оливье с курицей, остатки вина в разноцветных бутылках. А хлеб выбрасывали не потому, что он плесневел, а потому что чисто заветрелся. Расточительство, да и только! А одежда Вань! Какая, я тебе говорю, была одежда! Можно было одеться как в лучших бутиках на Тверской. Четыре года назад какая-то избалованная дрянь выкинула на помойку фирменный костюм от «Armani». На пиджаке и на юбке были застарелые красные пятна, от вина или может от кровавых соплей каких, а вообще костюмчик был почти как новый. И размер мой, пятьдесят второй. Вот иду я на следующий день в этом костюме, радостно размахивая на ходу пластиковым пакетом с остатками недоеденного кем-то романтического ужина, и вижу, как одна жирная расфуфыренная овца грузно садится в свой блестящий навороченный джипарь.

- И чё? – без особого интереса спросил Ваня, чующий, что ему чисто из политических соображений следует поддержать разговор.

- Да ничё! Я прохожу мимо, эта бабца брезгливо закрывает дверь, но тут её взгляд падает на мой серенький костюмчик, и у неё, Ваня, ты не поверишь, аж глазёнки на лоб повылазили! Вспомнила, наверное, как его в контейнер выбрасывала. Вот так, сучара, гляди на своё зеркальное отражение!

Бомжиха радостно загоготала.

- А теперь просто кошмар! Сами за собой протухшую еду подъедают и почти в таких же обносках как мы ходют. А выбрасывают порой такую гадость, что это и собака-то жрать побрезгует. Только и отличаются от нас тем, что в своих крошечных хатках живут, гады такие!

Её сосед почти уснул, успев, правда, положить свою неопрятную руку на толстую бомжихину коленку. Она отстранилась и разражённо пихнула его локтем в бок.

Истерично обстукав себя по карманам, и не найдя там искомого билета, я с превеликим сожалением осознал, что сегодняшние покатушки на метро требуют немедленных финансовых вложений. За пуленепробиваемым стеклом кассы метрополитена сидела пожилая строгая кассирша с красивой фамилией «Госпожа». Интересно, как так получилось, что Госпожа снизошла до такой явно не барской работы?

Неужели на всех госпожей не хватило Парижей? Но задавать волнующий меня вопрос не стал, ибо от природы я очень скромен.

Я автоматически полез за портмоне, но вовремя вспомнил, что сегодня в моём бумажнике бумажные купюры как большого, так и маленького номинала полностью отсутствуют. Сказывалось то, что премию нам не платили полгода. Поэтому мне пришлось долго и нудно собирать в ладонь мелочь, выуживая её из всех возможных мест. Я перерыл все карманы, с надеждой пошарил на дне барсетки, пришлось даже расправить не очень чистый носовой платок, что возымело практический смысл, так как оттуда со звоном выкатился рубль. В итоге по сусекам наскреблось двадцать шесть рублей и восемьдесят копеек. А нужно двадцать восемь. Чёрт! В голове мелькнула шальная мысль, а не пойти ли мне обратно к бомжам и не стрельнуть ли у них недостающие рубль двадцать? Ну, нет! Приставать к обездоленным - грешно. Просить скидку у Госпожи в качестве постоянного клиента метрополитена тоже бесполезно, ибо точно не даст. Поэтому мне оставалось только одно: применить тактическую хитрость.

Турникеты на станции Кропоткинская старые, из тех, что внезапно бьют тебя по ногам, если ты внаглую проходишь без билета. И дело вовсе не в том, что это больно, просто случается всё как-то очень быстро и неожиданно. Ещё в далёком детстве я имел несчастье близко познакомиться с этим зловредным механизмом, и с тех пор у меня осталась вялотекущая психологическая травма. Даже спустя двадцать лет, когда я прохожу через эти садистские металлические ящики, в меня вселяется животный страх и начинается паника. А моя тазобедренная часть так и норовит прошмыгнуть мимо линии возможного турникетного огня.

Я дождался, пока бабка в дежурной будке отвлечётся на очередного студента-безбилетника, подошёл к самому дальнему турникету и прикрыл ладонями чувствительный светоэлемент. Комфортно пройдя до середины турникета, я уже окончательно уверовал в победу человеческого разума над советской примитивной техникой. Оказалось, что я ошибся, и допотопный «терминатор» меня всё же перехитрил. Меня несколько раз противно стукнуло по ногам: паскудный автомат явно мстил мне за сильную нелюбовь к нему. Неужели они передвинули светоэлемент? Я протиснулся между ржавыми лязгающими скобами с пыльной резинкой на конце, и начал быстро спускаться по мраморным ступенькам, тихо радуясь, что я сэкономил двадцать восемь целковых. Но тут проснулась бабка-вахтер, до этого момента пребывающая в безмерной печали из-за своего халатного бездействия по отношению к предыдущему любителю бесплатного проезда.

Она всосала в себя полную грудь спёртого метрополитеновского воздуха и что есть мочи запыхтела в маленькую белую свистульку. Краем глаза я увидел, как откуда ни возьмись появились сотрудники бдительной транспортной полиции с «демократизаторами» в руках. В самых первых рядах бежала долговязая девушка с кривыми ногами заядлой наездницы и сердитым лошадиным лицом.

Всё, господа, пора тикать! Эта «красавица» мне точно все почки отобьёт, и даже не сжалится над бедным служащим. На мою удачу возле платформы уже стоял поезд. Из громкоговорителя вагона до меня эхом донёсся обезличенный женский голос: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция - Библиотека имени Ленина». Я успел забежать в первый вагон, и двери с грохотом закрылись за мной, напомнив мне злополучный вредительский турникет. Ничего удивительного, господа: они ведь молочные братья, и мама у них тоже одна – московская подземка. Поезд тронулся, и не солоно хлебавшие ментяры остались далеко позади.

В вагоне почти никого не было. Cамые дисциплинированные «homo sapiens» уже давно скрипели мозгами (или мускулами) на своих рабочих местах. А здесь находились люди, которым особо некуда торопиться: пенсионеры, студенты, охранники, временно безработные и просто праздные граждане.

Это хорошо, что вокруг так мало людей. На каких-нибудь окраинных станциях, куда толпами сливается народ с московских пригородов, залезть поутру в вагон – превеликое счастье. А если с тобой, помимо чемодана или дамской сумочки, есть какой-нибудь багаж или груз, то это уже самый настоящий подвиг. Вы когда-нибудь пробовали в восемь часов утра влезть с двумя гитарами в переполненный вагон на станциях «Выхино», «Медведково» или «Красные ворота»? И не пробуйте никогда! Может плохо кончиться! Когда в вагоне народу столько, что, кажется, ещё чуть-чуть и люди начнут вываливаться из окон, знайте, что здесь существует две реальных угрозы: быть заживо раздавленным и карманники. «Щипачи» и «хирурги»[4] работают чрезвычайно искусно, поэтому пьяным и невнимательным в метро лучше не садиться. Да что там говорить, даже трезвые граждане должны всегда быть начеку.

Бомжей в моём вагоне не оказалось: они по практическим соображениям предпочитают Кольцевую линию, символизирующую собой бесконечность. Бродячих торговцев, музыкантов, «нищих», «ветеранов-колясочников», «слепых» и «беременных» тоже. Эти субъекты уже давно облюбовали Калужко-Рижскую, Таганско-Краснопресненскую и Замоскворецкую линии, а также все подземные переходы между станциями. С этой точки зрения самый важный транспортный узел находится на пересечении четырёх станций: «Арбатской», «Боровицкой», «Александровского сада» и «Библиотеки имени Ленина». Я со смехом вспомнил весьма поучительную историю про одну «беременную» попрошайку.

Это была скромная, бледная и плохо одетая девушка в сереньком платьишке, и впервые я встретил её в переходе с «Библиотеки» на «Арбатскую». Она стыдливо смотрела в пол, держала на весу мятую картонную табличку с надписью «Помогите на жизнь» и была очень похожа на несчастную беременную школьницу, которую несправедливо бросили близкие, и от которой в такой сложный момент жизни отвернулись все окружающие.

В ту далёкую пору я, помнится, был ещё бедным студентом и, расчувствовавшись, пожертвовал ей целых двадцать рублей. Между прочим, это была треть моего тогдашнего студенческого обеда. Девушка даже не посмотрела на меня, только кивнула и горько улыбнулась.

Ох, как же я был окрылен сознанием того, что совершил богоугодный поступок! В тот же вечер я взахлёб пересказал этот эпизод своей подружке, но, к сожалению, она не разделила моего юношеского восторга, обиделась и даже почему-то мне не дала.

Как оказалось, её скепсис имел под собой веские основания. Через неделю беременная девчушка стояла на том же месте. И так целый месяц. Потом незаметно пролетел год. Два. Так вот: прошло десять лет. Я окончил институт, защитился, сменил четыре работы и целую роту подруг. Три дня назад я шёл по этому злосчастному переходу и увидел ту же самую…нет, не девушку, конечно же, а взрослую беременную женщину.

Годы оставили на её лице суровый отпечаток, но она стояла в той же позе и с тем же скорбным выражением лица. Её табличка по-прежнему взывала к сознательности прохожих с просьбой помочь ей на жизнь, и была она на том же самом восьмом месяце беременности. А народ всё так же участливо бросал ей деньги в коробку. Удивительное постоянство, видимо, её маленький бизнес процветал. А теперь простая арифметическая задачка: сколько детей эта девица успела «нарожать» за это время? По самым скромным подсчётам у меня получилось десять младенцев.

Мать-героиня, не иначе!

***

Сегодня на КПП[5] стоит самый противный мент: маленький такой, пухленький, с толстыми лоснящимися щёчками. Про таких говорят: «вечный старшина». Уже пять лет меня знает, а всё равно берёт в руки «ксиву» и с подозрением меня разглядывает.

- Шапку снимите! – императивно потребовал старшина, показывая на мою кепку.

- Конечно, может ещё и штаны снять? Неужели не похож?

«Да уж, надо взять за правило хотя бы раз в неделю иконку скоблить», - подумал я.

- Умный нашёлся! Проходи, давай, не задерживайся!

Удостоверение благополучно возвратилось в мой карман.

Вообще жалко мне этих «вратарей», скучней этой работы не придумаешь. Только представьте себе: стоишь ты на одном и том же месте по восемь-девять часов, потом идёшь домой спать, а через сутки всё повторяется заново. И опять ты как «блуждающий биоробот» изо дня в день повторяешь одни и те же действия по заранее заданному маршруту. И никаких тебе отлонений, встрясок, сюрпризов. Жуть! В своей жизни до икоты боюсь только одного – монотонности:

КПП – дом – выходной – бухать – КПП – выходной.

Аванс-получка-аванс!

Круг замкнулся.

Правда и у сотрудников отдела охраны есть свои маленькие удовольствия. Не, я не про то, чтобы залить за шиворот, а после этого «давить на массу» в каптёрке. Это обыденность, но иногда они устраивают самые настоящие светопреставления.

Однажды под Новый 2009 год, когда народ во всём здании гудел по полной программе, я имел удовольствие наблюдать такую картину. Было около семи часов вечера, и мы с коллегой решили выйти покурить во внутренний дворик.

Значит, выходим мы из лифта, а навстречу нам бежит тот самый пухлый старшина в противогазе и «бронике»[6], приветливо размахивая табельным стволом. Завидя нас, он радостно объявил нам, что он – слон – и побежал обратно в спасательную темноту каптёрки, из которой отчетливо доносились запахи водки, немытых тел и вонючих носков. Целых пять минут мы ржали, даже забыли зачем выходили. Мда…может они вовсе и не бухают там, а нюхают клей или поганки какие жрут? На КПП, кстати, в тот момент никого не осталось: взрывай – не хочу!

А теперь он мне тут, понимаешь ли, «шапку сними» говорит! Извольте-с, товарищ слон!

По утрам у лифтов собираются мелкие кучки опоздавших служащих, которые отличаются от всех остальных наличием верхней одежды и бегающим сомневающимся взглядом. По-видимому, торопиться они начинают только по приходу на работу. А до этого счастливого момента сборы идут воистину с черепашьей медлительностью.

Всё бы ничего, но я умудрился натолкнуться на начальника, который уже успел перекусить в буфете и теперь в совершенно благообразнейшем состоянии поднимался к себе в кабинет. Увидев меня, он сделал вид, что очень огорчился и пробормотал что-то совсем нецензурное из четырех или пяти предложений.

Пришлось подниматься по лестнице, чтобы не ехать с ним в одном лифте, а то в этом случае я бы прослушал полный курс лекций на тему: «О вреде хронических опозданий на работу для карьеры госслужащего». Да и вообще, лестничная физкультура очень полезна для здоровья, так как даёт лишнюю возможность размять стремительно хиреющий опорно-двигательный аппарат. Так сказать, даёт правильную нагрузку на чресла.

Между вторым и третьим этажом я встретил Александру Никитичну Быдлакову, хмурую бабёнку с мутными, поросячьими глазками, которую про себя я называю «тетя Шура».

Тётя Шура уже немолода и работает на государство почти всю свою бессознательную жизнь. Тётя Шура постоянно жалуется на крохотную должность и маленькую зарплату. Но не уходит, аргументируя это приблизительно таким манером:

- Мозгов у меня нету, тупая я, из деревни приехала! Куда же ещё меня возьмут, а?

Её должность расположена где-то на уровне плинтуса, а сама она мне при знакомстве радостно сообщила, что она – «яйцо второй категории». При этом работа у неё не пыльная: расставлять флажки на официальных встречах.

Зато её фигуре иная молодуха позавидует. Тётя Шура любит все