Звезда карьериста

Если бы Вы спросили семилетнего Диму, кем он хочет стать, когда вырастет, то сразу получили бы хорошо обдуманный и весьма лаконичный ответ: «Трактористом!».

Уже позже, сидя за школьной партой, советский октябрёнок Дима Мотыльков воображал, как он лихо вспахивает просторы своей необъятной и горячо любимой им Советской державы. Он закрывал глаза и видел, как он, подросший и возмужавший, гордо восседает за баранкой огромного дребезжащего агрегата, а благодарные селяне толпами бегут за его железным буйволом, осыпая своего благодетеля подарками, цветами и конфетами. Дима обладал бурной фантазией и даже придумал, в чём он будет ходить на службу.

Вот стоит он, гроза полей и пастбищ, одетый в рваный ватник на голое тело, шаровары и стоптанные кирзовые сапоги. Он небрежно подпоясан дедовским солдатским ремнём и курит вонючую «Приму» без фильтра. После трудовой смены он картинно вытирает рукавом ватника натруженное мокрое чело и устало бросает на пашню свой кожаный трактористский картуз. В этот момент, согласно замыслу, к нему с кувшином молока должна была подбежать Маша Одинцова из 7-го «В» и нежно поцеловать его в мужскую щетинистую щёку. Дима жадно пьёт парное молоко из крынки и ласково обнимает юную Машу за осиную талию.

Когда пионер Дмитрий Мотыльков перешёл в десятый класс, он уже начал соображать, что у интеллигентных смазливых девушек грубые мокрозадые трактористы не в почёте. Маша Одинцова к тому моменту скоропостижно залетела от какого-то весёлого африканского студента из Университета дружбы народов, который, к слову сказать, узнав о стремительно надвигающемся на него семейно-бытовом кошмаре, немедленно собрал манатки и умотал к себе на родину.

Говорили, он был сыном вождя какого-то многочисленного африканского племени, и дома его с нетерпением ждала невеста. Как и всегда в таких случаях, доказательная база отсутствовала напрочь, и руководствоваться можно было только красивыми рассказами жизнерадостного студента. Практика показывает, что среди африканских и арабских юношей, обучающихся у нас, лишь немногие из них не являются сыновьями президентов, премьеров или сказочно богатых арабских шейхов.

Наши девушки всегда отличались не только изумительной красотой, но и легендарной доверчивостью. Подумать только, сколько лапши им на уши можно повесить! Именно этим обстоятельством пользуются многочисленные иностранные весельчаки.

Внезапно погрустневшая Маша целыми днями сидела дома, одуревшая от беременности и безделья. Делать аборт ей консервативные советские родители запретили, ровно, как и выходить на улицу.

- Ты же нас, честных советских людей, партийных товарищей со стажем позоришь, мерзавка! Что будет, если соседи увидят? Ты же не замужем! Позор! - в один голос долдонили ей папа и мама.

Поступить в институт Маша не успела, поэтому заняться ей было ну совершенно нечем. Она по-прежнему была красива, и даже небольшая полнота – следствие малоподвижного образа жизни последних дней – была ей очень к лицу.

Такой шанс хитрожопый Дима упустить не мог. У него созрел коварный план. Улучив момент, когда Машины родители ушли на работу, он запасся букетом тюльпанов и шоколадкой и решил нагло напроситься к Маше в гости. Трясясь от страха, он долго не решался нажать на кнопку звонка заветной квартиры. Наконец, он собрался с духом и позвонил. Прошло несколько долгих секунд, и Димка уже был готов позорно смыться, как дверь открылась. На пороге стояла Маша в домашних тапочках и потёртом линялом халатике, красная, как маков цвет.

- Мотыльков? Вот так сюрприз. Тебе кого?

Диме внезапно так захотелось писать, что он был готов поклясться, что сейчас он точно вспомнит детство золотое и надует полные штаны.

- Эээ…Никого. Привет, Маша!

- Привет. Ты чего такой бледный, а кому цветы?

- Я – бледный? Не знаю. Цветы? Ах да, цветы - тебе!

- Красивые, - сказала Маша, погрузив в букет свой прелестный остренький носик. - Чаю хочешь?

На уме у Димы было только одно – поскорее убежать отсюда. И никакого чаю ему не требовалось. Но он всё-таки попытался изобразить на лице улыбку и сдавленно пискнул: «Спасибо».

О существовании Димы Мотылькова Маша до этого момента подозревала очень смутно, да и то, потому, что она когда-то дружила с Диминой старшей сестрой Любой. Маша была старше его на целых три года.

После чая с шоколадкой у Димы был первый в его жизни неопытный пионерский секс. Делали они это в одной единственной позе – миссионерской – и умудренная экзотическим опытом Маша постоянно давала ему ценные указания, временами к месту и не к месту объясняя ему, что и как нужно делать.

От страха кончить с первого раза Дима не смог. Но Маша была терпелива, и наконец, он довольный откинулся на спинку кушетки, зажмурив глаза от удовольствия. Мечтательно запрокинув одну руку за голову, свободную руку он положил на наливную Машину грудь. Дима был счастлив.

Но чернокожий студент недаром сбежал от молодой русской красавицы. У Маши оказался специфический характер. Избалованная знойными африканскими ласками, Маша осталась крайне недовольна результатами совокупления. Она грубо стряхнула шаловливую Димину руку и тут же врезала ему всю правду-матку относительно его мужских способностей. Скидку на молодость и неопытность она, по дурости, делать не стала. Вдобавок ко всему, она язвительно пошутила насчёт Диминых семейных трусов в горошек. Но и этого ей показалось мало. Она достала из ящика стола чертёжную линейку, отмерила 30 сантиметров и начала ей издевательски крутить у Димы перед носом. Вот, типа, погляди, валенок, как там в Африке бабам вольготно живётся! Не тебе, дружок, чета! Этого Дима стерпеть уже не смог. В сердцах он обозвал зарвавшуюся комсомолку «валютной проституткой», заревел и выбежал из квартиры. Потом уже он хотел вернуться за цветами и остатками шоколада, но в последний момент передумал.

Хотя начало половой Диминой жизни было, мягко говоря, не совсем удачным, полученный бесценный опыт научил его одной вещи: чтобы получить желаемое вовсе не обязательно быть честным и идти напролом. Случай с нимфоманствующей Машей показал, что хитрость ценнее добродетели. Действительно, щуплый и угреватый Дима никогда Маше не нравился. Для неё он всегда оставался низкорослой малолеткой, которого можно разве что по-матерински пожалеть. А когда Маша по глупости и неопытности попала в неприятную жизненную ситуацию, Дима не преминул ей воспользоваться в собственных эротическо-корыстных целях. И, надо сказать, преуспел.

После того, как Дима, сверкая пятками, весь в слезах и соплях, выбежал из Машиного подъезда, он остановился, перевёл дух и задумался чем бы ему дальше заняться. Школу он уже прогулял, дома делать было нечего, и он решил пойти в парк Сокольники, чтобы проветрить расстроенные мозги. У входа в парк он купил себе бутылочку «Буратино» за 10 копеек и эскимо на палочке за 15 копеек.

Стояла тёплая погода, и свежий майский ветер приветливо дул Диме в лицо. От утренних расстройств он сразу же сгрыз заиндевевшее невкусное эскимо, даже не ощутив его морозную гадостность. Затем он немного погулял по зеленеющим тополиным аллеям. Ему очень хотелось плюхнуться на первую попавшуюся скамейку и перевести дух, но свободных скамеек не оказалось. На них сидели нахохлившиеся советские пенсионеры, которые не преминули воспользоваться тёплым деньком, чтобы принять солнечные ванны. Они с удовольствием подставляли свои старческие сморщенные лица под ласковые прикосновения майских солнечных лучей, и уходить явно не собирались. Тогда Дима потопал к Сокольническим прудам, где наверняка будет уютное вакантное местечко. Путь был неблизкий: ему предстояло прочапать от метро Сокольники практически до железнодорожной станции «Маленковская». Но ему просто было необходимо посидеть, а потом согласитесь: нельзя же пить лимонад на ходу! Он устало вздохнул и тронулся в путь.

Приблизительно через час он добрёл до своего любимого четвёртого по счёту дальнего пруда и сразу же нашёл там свободную скамейку. Свободная она была скорей всего потому, что спинка у неё отсутствовала, а посему московские бабки её не жаловали. Дима уселся на краешек скамейки и зубами откупорил бутылку сладкой газировки. Он долго смотрел на затянутую тиной гладь небольшого искусственного пруда и сделал большой жадный глоток «Буратины». Газировка была тёплая, не очень вкусная и пахла сосновыми опилками. Ветер весело шуршал берёзовой листвой над Диминой головой и пытался сорвать с его шеи красный пионерский галстук.

После трагедии с Машей советский отрок Дима приобрел гадкую привычку разговаривать с самим собой:

- Выходит, необязательно быть красивым и умным, чтобы тебя любили девочки? А что тогда надо? Я вот маленький, некрасивый, учусь на тройки, а красавицу Машу завалил. Вывод?

Дима крепко задумался, даже про свой лимонад забыл. Этим сразу же воспользовалась большая чёрная муха, которая нагло села на сладкое бутылочное горлышко. Потирая липкие мохнатые лапки, она решила как можно ближе подобраться к вожделенному напитку, но не рассчитала и свалилась в пузырящуюся приторную жидкость. Тут Дима очнулся от своих мыслей и жадно потянулся к бутылке, вознамерившись допить её до конца. В последний момент он заметил в лимонаде противную барахтающуюся муху и с негодованием выбросил недопитую бутылку в сточную канаву.

- Так какие выводы будут, товарищи?

Наверное, определённые выводы для себя Дима всё-таки сделал, так как он вдруг решительно встал со скамейки и постепенно начал меняться в лице.

Красный галстук по-прежнему живописно алел на ветру, норовя попасть Диме в нос, и он с негодованием сорвал его со своей шеи, картинно скомкал и положил в карман чёрных шерстяных брюк.

Дима решил вступить в комсомол.