Разговор на приеме у психотерапевта (20-й по счету)

Г о с п о ж а Ф. Я уже заранее боюсь, когда ему не надо идти в шко­лу. Если Михаэль весь день дома, то скандал неизбежен. Я начинаю нервничать и думать о том, что у него снова начнется припадок бешен­ства. Я должна просто запрещать ему некоторые вещи — иначе никак!

Т е p a п e в т. И это очень досадно: если бы вам не приходилось ему что-то запрещать, вы бы прекрасно ладили.

Г о с п о ж а Ф. Точно! Когда я даю ему делать то, что он хочет, мы очень мило с ним играем. Но как только приходят брат или сестра... все рушится!

Т е р а п е в т. И как раз в этот момент вы не выдерживаете... и дол­жны вмешаться?

Го с п о ж а Ф. (задумчиво). Действительно часто бывает так, что... когда дети нападают друг на друга, я... Мне кажется, Михаэль доволь­но сильный для своих лет, и когда он так яростно дерется...

Т е р а п е в т. Тогда вам хочется защитить остальных?!

Г о с п о ж а Ф. Часто бывает так, что я уже взвинчена до предела и слышу только громкие голоса.

Т е р а п е в т. Вы нервничаете уже тогда, когда еще почти ничего не произошло?

Г о с п о ж а Ф. Да. Мне все время кажется, что я должна тут же ула­дить спор... и очень тяжело сидеть и ждать, не начнут ли они драться.

Т е р а п е в т. Вам бы так хотелось, чтобы восторжествовал мир и дети хорошо ладили друг с другом.

Г о с п о ж а Ф. Да. Это было бы замечательно... Тихие, мирные дети! Никаких ссор, никаких припадков бешенства!

Т е р а п е в т. Вам не все равно, чем занимаются дети... Вы чувству­ете свою ответственность, заботитесь о них и не сдаетесь.

Г о с п о ж а Ф. (смеется). Ну, я ведь в каком-то смысле педант! Все должно быть как следует! Но если серьезно... я люблю их, и они меня нервируют! И то и другое одновременно!

Т е р а п е в т. Вы и Михаэля тоже имеете в виду?.. Это значит, что что-то изменилось!

Г о с п о ж а Ф. Да, несмотря ни на что, напряжение немного спало. Иногда я думаю... У меня, знаете, такое старомодное представление, что мать принадлежит своим детям.

Т е р а п е в т. Теперь вы начинаете в этом сомневаться?

Г о с п о ж а Ф. Да в общем-то нет. Просто я оставила ради семьи свою работу и профессию — и не чувствую себя такой уж счастливой... наверное, я на самом деле не хочу отпускать от себя детей. (Печаль­но.) И наверно, боюсь при этом, что они ускользнут от меня.

Т е р а п е в т. И вам станет одиноко?

Г о с п о ж а Ф Да. Для меня ведь очень ценно быть рядом с деть­ми... Это, наверно, еще одно проявление потребности быть защищен­ной....Можно иметь много разных мужчин, но детей — только своих.

Т е р а п е в т. И вы чувствуете, какую защищенность дают вам имен­но дети?

Г о с п о ж а Ф. Да. Мои родители как всегда проявили абсолютное непонимание, когда предложили отдать Михаэля в приют. Такие вот черствость и равнодушие всегда были в моем доме.

Т е р а п е в т. А теперь у вас есть это теплое гнездышко, где вы ото­греваетесь после холода, в котором жили раньше?

Г о с п о ж а Ф. Да, например, когда дети приходят спать ко мне в по­стель.

Т е р а п е в т. Вы так стремитесь к теплоте, но, возможно, вам все еще очень трудно показать эту потребность в ней?

Этот разговор неожиданным образом поворачивается от темы, которая касается братьев и сестер мальчика и затрагивает в основном только проблемы воспитания, к проблеме личных потребностей. Ста­новится видна еще одна грань ее отношения к агрессивности Михаэ­ля. Спокойно относиться к сыну ей мешает не только страх перед его гневными выпадами, которые напоминают ей о вспыльчивости ее соб­ственного отца, но и потребность чувствовать себя защищенной.

Когда родитель стремится к большей независимости, это подразумевает отдаление от нуждающегося в помощи ребенка. Человек может вспомнить о чувстве одиночества, пережитом в собственном детстве, а также о том, как ему запрещали быть самостоятельным, как он вынужден был отказываться от удовлетворения своих потребностей, о своем непослушании и о наказаниях. Все время думая о мере своей вины в том, что его ребенок не такой, как все, клиент пытается прояснить ситуацию для самого себя. И этом случае он больше склонен видеть в случившемся результат своих действий, чем вмешательство грозной непредсказуемой судьбы. Чувство вины здесь не только защищает родителя от чувства горя, но и дает понять терапевту, какой именно способ преодоления душенной травмы характерен для данного человека.