А. И. Тащева

ПРОБЛЕМА СТАРОСТИ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН¹

Проблема старости всегда была одной из центральных в миро­воззрении людей разных эпох и народов. Мечта о продлении чело­веческой жизни и бессмертии родилась вместе с осознанием цен­ности жизни и ее отличия от жизнедеятельности животных. Это произошло на самых ранних этапах антропосоциогенеза, когда по­явились первые дошедшие до нас свидетельства зарождения искус­ства и религии. Исследователи палеопсихологии отмечают, что од­ной из важных особенностей становления человеческого общества в отличие от стай животных была забота о стариках как хранителях социально-психологического опыта коллектива и источнике муд­рости. Исследования могильников эпохи мезолита и неолита, про­веденные палеодемографами, свидетельствуют о раннем возрасте смерти, особенно у женщин. Стариками считались тогда люди от 30 до 50 лет, а условная продолжительность жизни поколения состав­ляла от 20 до 25 лет [История первобытного общества. Эпоха классообразования, 1988, с. 311]. Важно отметить, что функцию закреп­ления и передачи традиций племени выполняли старейшины. По­степенно происходило разделение функций — одни старейшины олицетворяли культ предков, а другие (жрецы) — культ богов. Оформление патриархальных отношений в большей части мира приводило к сакрализации личности стариков, к развитию культа старого вождя. Этот мотив стал сквозным для мировой цивилиза­ции в целом и локальных культур, особое развитие он получил в иудейско-христианской традиции, где библейские пророки и апо­столы персонифицируют общественную мудрость. В православно-христианской традиции Бог предстает в образе мудрого старика.

¹ Тащева А. И. Концепция организации психологической помощи одиноким пожилым людям в структуре Министерства труда и социального развития // Пси­хология зрелости и старения. — 1998. — № 4. — С. 75 — 87.

Особо следует остановиться на почитании стариков и старости в восточных философско-этических системах, прежде всего в Древ­нем Китае. Возраст от 60 до 70 лет считался «желанным», ибо, по словам Конфуция, он «в семьдесят лет следовал желаниям сердца и не переступал меры». На почтении к старости и старикам осно­вано мироощущение китайцев. Эта восточная геронтофилия име­ет глубокие социальные корни, так как устойчивость социаль­но-политического устройства общества ассоциировалась с прочностью и устойчивостью организма человека и обретением им мудрости в старости.

В буддизме считалось, что тела святых старцев не подвержены тлению, ибо в них отсутствует все то, что унижает человека. Впо­следствии эта концепция получила развитие в христианской тра­диции, согласно которой мощи святых угодников нетленны. Надо отметить, что почти во всех религиях это относилось именно к старикам, что отражает мощную доминанту общественного со­знания — превосходство мужской организации тела человека и дополнительность, или отклонение от идеала, когда речь идет о

женщине.

На отношение к старости огромное влияние оказало учение о загробной жизни. Интересно, что в диалоге Цицерона «О старо­сти» один из действующих лиц — Катон — последовательно опро­вергает четыре упрека, которые старикам приходится слышать: будто бы старость 1) препятствует деятельности человека; 2) ос­лабляет его силы; 3) лишает наслаждений; 4) приближает к смерти. Он доказывает, что старики способны к политической и литера­турной деятельности, воспитанию молодежи, земледелию. Что же касается смерти, то Цицерон пишет, что человек из жизни ухо­дит, как из гостиницы, а не как из своего дома, ибо «природа дала нам жизнь как жилище временное, а не постоянное». По сло­вам мыслителя, «природа устанавливает для жизни, как и для всего остального, меру; старость же — заключительная сцена жиз­ни, подобная окончанию представления в театре. Утомления от нее мы должны избегать, особенно тогда, когда мы уже удовлет­ворены» [Цицерон, 1975].

Тот факт, что старость нуждалась в моральном оправдании уже в эпоху античности, говорит о формировании в общественном созна­нии другой, полярной психологической установки — геронтофобии. Обычай убийства стариков бытовал у многих народов, он, в частно­сти, отмечен у славянских племен. Этот обычай был связан не толь­ко с низким уровнем производительных сил, что делало стариков обузой в глазах общества, но и с рядом социальных и классовых противоречий, закрепленных в определенной культурно-психоло­гической традиции. Негативное отношение к старости, которая, по словам Мартина Лютера, сравнивалась с «живой могилой», весьма характерно для определенных эпох в развитии цивилизации.

На VII Международном конгрессе геронтологов (Вена, 1966) французский геронтолог А. Призьен назвал стариков «мученика­ми мирного времени».

Закрепленные традициями противоположные точки зрения на старость представляют собой социокультурный феномен, корни которого кроются в реальных противоречиях развития обществен­но-экономических формаций. [...] Нетрудно видеть, что развитие цивилизации обостряет старую проблему — естественности ста­рости как закономерного периода жизни человека — и изменяет отношение к ней общества. Восточный и античный мир в целом следовали совету Эпикета: «Радуйся тому, что есть, и люби то, чему пришло время». Европейский рационализм заложил основы существующей в современной западной социологии тенденции рас­сматривать старых людей в качестве субкультуры и даже «контр-культуры», якобы угрожающей обществу и миру бизнеса непре­рывным ростом просьб о материальной помощи. На страницах печати нередко утверждается, что старики объедают общество.

Из негативных оценок старости следует гетерофобный вывод о том, что не стоит продлевать старость, тягостную как для инди­вида, так и для общества. Вызванный прогрессом общества рост численности старых людей в современном мире придает актуаль­ность борьбе с геронтофобией, без чего становится невозможным подлинный моральный прогресс. Оценивая геронтофобию как сви­детельство низкого уровня культуры, польский демограф Э. Рос-сет пишет: «Современный геронтофоб — это сохранившийся обра­зец мышления и морали эпохи палеолита» [Россет Э., 1981, с. 362]. Поэтому борьба против геронтофобии, так же как и против вой­ны, по его мнению, призвана освободить людей от вражды между народами и между поколениями. В свою очередь, оба эти явления наблюдаются преимущественно в переломные периоды челове­ческой истории, когда происходит процесс ломки традиционных идеалов и культурных ценностей. Это обстоятельство весьма ха­рактерно для современной эпохи, полной и великих надежд, и эсхатологических предчувствий, и крахов прежних идеалов, и надежд на лучшее будущее. Последнее, несомненно, касается ста­риков, у которых просто не осталось времени, чтобы что-то по­править, которые не могут и не хотят изменять «идеалам юности и всей жизни».

В нашей стране в течение последних 70 лет отношение к этим проблемам было неоднозначным. Постепенно происходило раз­мывание идеалов уважения к старости и мудрости, все более ут­верждался подход к человеку как «винтику» социального организ­ма, который нужен только в рабочем состоянии. В сочетании с действием остаточного принципа по отношению к социальной сфере жизни общества это привело к формированию значитель­ного слоя пожилых людей, живущих за чертой бедности. Галопирующая инфляция, растущая безработица, межнациональные кон­фликты усугубили проблему.

Определенное влияние на отношение к старикам и старости в нашей стране оказало явление геронтократии, власти стариков. Консерватизм политического руководства исключал уход в отстав­ку и предусматривал, по сути дела, пожизненное занятие соответ­ствующего поста. Застойные явления в партийном и советском ап­паратах стали тормозом естественного процесса смены поколений, что переносилось массовым сознанием на свойства самой старости.

Вместе с тем уже в 70-е годы XX в. выявилась настоятельная необходимость расширения фронта научных работ по проблемам старости и старения. Были намечены социальные и научные про­граммы — «Продление жизни», «Здоровье», «Оптимизация био­сферы», которые, по сути дела, до сих пор не получили развития.

Понимание возможных способов социального регулирования процесса старения в его индивидуальном и групповом проявле­ниях, все более полное удовлетворение социальных и естествен­ных потребностей старых людей возможны только с помощью со­держательного анализа тех проблем социологии и психологии ста­рения, которые имеют первостепенное значение для системного видения закономерностей завершающего этапа человеческой жизни. Это, прежде всего, анализ общечеловеческих детерминант де­мографического и психологического старения, выявление ценно­стно-гуманистического смысла проблемы долголетия, изучение социально-психологического статуса пожилых, возможности их участия в основных сферах жизни общества после выхода на пен­сию, специфики их психологии, мотивов поведения, образа жиз­ни, анализ ситуации, сложившейся к настоящему времени в нау­ке о старении, в значительной мере определяющей направление дальнейших поисков и выбора предпочтительных путей достиже­ния активного долголетия все большим числом людей.