Перспективы развития российской политии

Перспективы развития демократической консолидации в России можно оценивать с разных позиций. По состоянию, достигнутому на сегодняшний день, консолидация демократии в России принципиально отстает от Центральной Европы и Прибалтики, сопоставима с Украиной (опережает ее по многим параметрам, отстает по некоторым другим) и опережает практически все остальные постсоветские государства. Однако если исходить из предельной трудности стартовых условий либерализации и демократизации, России удалось достичь довольно многого.

С точки зрения нормативных теорий, степень нынешней демократизации уместно оценить в категориях «условий, благоприятных для полиархии» (т.е., современной либеральной демократии), сформулированных американским политологом Робертом Далем[24].

По исторической последовательности, российская полития находится в неблагоприятных условиях, поскольку (по формулировке Даля), в ее развитии инклюзивность демократии предшествовала конкуренции за власть, что препятствовало формированию нормальных элитных договоренностей о характере государства.

По социально-экономическому строю в России все неблагоприятно для полиархии: право на легитимное насилие и применение социально-экономических санкций предельно монополизировано в руках исполнительной власти, а не рассеяно или нейтрально.

По уровню социально-экономического развития, российские условия относительно благополучны: по ВВП на душу населения Россия сопоставима с большинством центральноевропейских стран, в которых транзит принято считать успешным[25].

По показателю социального неравенства Россия выглядит неблагополучно. Объективные показатели (соотношение доходов верхней и нижней децильной групп) весьма велико (примерно 14:1). По субъективному показателю относительной обездоленности (relative deprivation) ситуация на протяжении прошлого десятилетия неоднократно менялась, однако после нескольких последних лет относительно стабильного развития в России наблюдаются признаки растущего недовольства общества масштабами социального расслоения.

Субкультурный плюрализм, как по этническому, так и по идейно-политическому признакам, в России весьма силен, однако описанные выше институты федерализма (в том числе – этнического) и пропорциональной системы представительства в парламенте смягчают его в достаточной степени, чтобы конфликты между субкультурами носили постепенно затухающий характер.

И наконец по такому критерию как воззрения политических активистов картина весьма неоднозначна. Институты полиархии в целом принимаются на сегодняшний день всеми ведущими игроками, но путь к такому положению занял много времени и был весьма болезненным. Власть высшего должностного лица по-прежнему признается как доминирующая, что объективно ограничивает политический плюрализм. Отношения между политическими акторами за десятилетия приобрели рекомендуемый Далем «кооперативно-соперничающий характер», а компромиссы в политике, хотя и с оговорками, признаются «необходимыми и желательными», что можно признать существенным достижением на пути к демократии.

Пожалуй, главный порок российской модели транзита в том, что в построенной системе слишком высоко расположен «центр тяжести». Благодаря этому Россия смогла преодолеть многие системные кризисы за счет элитных договоренностей, без вовлечения «низов». Но по той же причине политическая система остается неустойчивой.

В принципе, подавляющее большинство политического класса России принимает как наиболее желательное эволюционное развитие данного политико-экономического курса, надеясь, что он и позволит поднять экономику, и со временем сделает более реальными и более эффективными политические институты. Однако это состояние элиты основывается на политической и экономической стабильности страны в минувшие три года. В случае неблагоприятного развития экономической ситуации и/или падения популярности президента, могут в полную силу заработать обозначенные выше системные пороки: ограниченность плюрализма, неразвитость системы политического представительства, недостаточная включенность общества в политическую жизнь, в конечном счете – так и не созданные механизмы преемственности власти. Даже при таком развитии событий более вероятен не отход страны от основополагающих институтов демократии, но задержка или даже попятное движение в их качественном наполнении.

Таким образом, главной «развилкой» в судьбе демократического транзита становится не эпохальное «быть или не быть» демократии, но качество этой демократии – либо медленно, но приближающееся к европейским стандартам, либо «хронически переходное», становящееся едва ли ни отрицанием демократических норм. Иными словами, Россия (как, наверное, и другие переходные страны бывшего СССР) призвана либо подтвердить мысль У.Черчилля о демократии как худшей форме правления, исключая все остальные, либо – при неблагоприятном сценарии – опровергнуть ее, явив миру худшую модель «демократии».

[1] 15 экс-советских республик, шесть государств Центральной и Восточной Европы (не считая ГДР, которая вошла в состав объединенной Германии), пять государств бывшей Югославии (считая одним государством Сербию, Черногорию и Косово).

[2] Samuel Huntington, “How Countries Democratize”, в Political Science Quarterly, vol.106, No 4, Winter 1991-1992.

[3] А.Лейпхарт, Демократия в многосоставных обществах, М., Аспект пресс, 1997, с.38

[4] О потенциале реформаторства в элите КПСС см. Stephen F.Cohen, Rethinking the Soviet Experience: Politics and History Since 1917, New York: Oxford University Press, 1985

[5] Stephen Kotkin, Armageddon Averted: The Soviet Collapse 1970-2000, Oxford University Press, 2001, с.18

[6] Dankwart Rostow, “Transition to Democracy” in Comparative Politics, Vol.2, No3, April 1970, c.361

[7] Samuel. Huntington, “Will More Countries Become Democratic?” in Political Science Quarterly, Vol. 99, No 2, Summer 1984

[8] Adam Przeworski, Sustainable Democracy, Cambridge University Press, 1997, p.79

[9] Adam Przeworsky, Democracy and the Market: Economic Reforms in Eastern Europe and Latin Amercia, New York, Cambridge University Press, 1991,p.58

[10] Ю.Левада, От мнений к пониманию, М, Московская школа политических исследований, 2000, с.164

[11] Ю.Левада, От мнений к пониманию, М, Московская школа политических исследований, 2000, с.109

[12] Adam Przeworski, Sustainable Democracy, Cambridge University Press, 1995, с.3

[13] Левада, упомянутое сочинение, с.429.

[14] А.Здравомыслов, «О национальном самосознании россиян» в «Мониторинг общественного мнения», ВЦИОМ, №1 (51), янв.-фев. 2001г., с. 50

[15] См. А.Ю.Мельвиль, «Демократические транзиты: теоретико-методологические и прикладные аспекты», М., 1999, с. 39-46

[16] там же, с.41

[17] См. Adam Przeworsky, Transitions to Democracy, c.62

[18] См: Huntington, 1991 (“How Countries Democratize”).; Juan Linz, “Crisis, Breakdown and Reequilibration” in J.Linz and Alfred Stepan, eds., The Breakdown of Democratic Regimes (Baltimore: John Hopkins University Press, 1978) 35; Donald Share and Scott Mainwaring, “Transition through Transaction: Democratization in Brazil and Spain” in Wayne A.Selcher, ed., Political Liberalization in Brazil (Boulder,CO: Westview Press, 1986), 177-79

[19] там же, с.582

[20] Samuel Huntington, The Third Wave: Democratization in the Late 20th Century, University of Oklakhoma Press, p.262-263

[21] Данные опроса ВЦИОМ «Экспресс 96-20» (9-12 июля 1996г.)

[22] См. Б.Макаренко, Homo Deputatus в парламенте и политике, М., Центр политических технологий, 2001, сс.7-9

[23] А.Лейпхарт, Демократия в многосоставных обществах, М., Аспект пресс, 1997, с.76

[24] Robert A.Dahl, Polyarchy: Participation and Opposition, Yale University Press, New Haven, CT, 1971, с. 203

[25] В данном случае более уместно именно такое сопоставление, а не оценка ВВП в абсолютных цифрах, поскольку оценка Даля (700-800 долларов) сделана более тридцати лет назад.