Несостоявшееся Занятие

Я заплатил в кассу университета две сотни (за себя и за Ловенталя) и получил взамен пару сиреневых бу­мажек, сложенных треугольниками. На бумажках не было ничего написано, но выдавшая их девица (я не знал ее) заявила, что в день первого занятия их нуж­но будет непременно иметь при себе.

Семинар начинался в понедельник в восемь утра. У входа в аудиторию стояли две незнакомые женщи­ны. Они велели нам написать на сиреневых треуголь­ничках свое имя и телефон. «Это вы отдадите при вы­ходе», — сказали они.

Мы немного опоздали, и нам пришлось занимать задние скамейки: аудитория была полна. Однако се­минар все не начинался: Кастанеда еще не пришел.

* * *

Я окинул взглядом собравшихся: человек три­дцать, большинство девушки. Присутствующие бы­ли очень оживлены, шушукались между собой; гла­за у всех горели. Общее возбуждение проносилось в воздухе быстрыми и плотными токами, так что было трудно дышать. Минут через двадцать накал ожида­ния достиг предела. Шушуканья переросли в гомон, аудитория зашевелилась, кто-то поминутно вскаки­вал с места и снова садился. «Ну когда же, когда же начнется?» «А может, совсем не придет?» Через час энтузиазм пошел на убыль. Одни занялись своими де­лами, другие уже поговаривали о том, что нужно ус­петь в кассу до обеда, чтобы получить назад свою со­тню. Впереди меня сидела девушка с моего потока, и я от нечего делать стал болтать с ней о последнем аль­боме группы Ьупугс! Вкупугий.

Мы так увлеклись, что не сразу заметили, как все вокруг стихло. Я.глянул вперед: на кафедре, прямо на столе сидел человек. Судя по его позе и скучающе­му выражению лица, он сидел там довольно давно. Более того: у меня было полное впечатление, что он находился там с того самого момента, как мы вошли в аудиторию. Но по каким-то причинам решил обна­ружить свое присутствие только сейчас. Та же самая мысль, по-видимому, посетила и все тридцать чело­век, которые вылупились сейчас на него с недоуме­нием. Это, безусловно, был доктор Кастанеда.

Смуглый, слегка обрюзгший, он был похож на ста­рого волка, который, несмотря на то что уже не мо­жет так быстро гоняться за дичью, все еще держит в страхе всю стаю.

* * *

Когда всеобщая тишина и любопытство стали плот­ными настолько, что их можно было уже потрогать, Кастанеда легко соскочил с кафедры и подошел к пар­ню, сидящему на первом ряду. Затем взял со стола две книги, покачал их в руках, как бы прикидывая на вес.

—«Сказки о силе», — звучно сказал Кастанеда и шлепнул первую книгу на стол. — «Второе кольцо си­лы». — Последовал второй шлепок.

Затем он обвел глазами аудиторию.

—Пожалуйста, поднимите руки те, кто пришел сюда за Силой, — попросил он.

Это была именно просьба, а не приказ: нам дали понять, что у нас есть выбор. Я задумался и не стал поднимать руку: по здравому размышлению, я не при­шел сюда за силой. С десяток рук взметнулось вверх; Тед тоже поднял руку.

—Очень хорошо, — кивнул Кастанеда. — Благо­дарю за внимание, вы можете идти.

Мы непонимающе смотрели друг на друга... никто не решался выйти.

—Те, кто поднял руки, могут идти, — повторил Кастанеда. — Не задерживайте остальных, пожа­луйста.

«Пришедшие за Силой» нерешительно стали под­ниматься со скамеек и, пожимая плечами, направи­лись к выходу.

—А теперь будьте добры, поднимите руки те, кто не пришел сюда за Силой, — сказал Кастанеда, сде­лав ударение на слове «не». И посмотрел на меня —
поверх остальных, сидящих впереди.

Я поднял руку не глядя, кто еще поднял руки.

—Вы тоже можете идти. Всего хорошего.

Вместе со мной вышли человек десять. Еще десять человек остались в аудитории. За дверьми стояли те же незнакомые женщины; в руках у одной был ящи­чек с прорезью. Каждый выходящий должен был бро­сить свой сиреневый треугольник туда.

* * *

Тед ждал меня на улице. Я думал, он будет разо­чарован, но он еще больше светился и подпрыгивал.

-Что там? Что там? — коротко спрашивал он ме­ня. - Кто остался, сколько? Вот везунчики; так, на­верное, Карлос отбирает достойных.

-Да уж, — усмехнулся я. — А мы с тобой, значит, лицом не вышли. Однако две сотни пропали зря.

Тед остался в университете ждать окончания заня­тия в надежде разнюхать, о чем говорил доктор Кас­танеда. Я же отправился за город, в гости к другу.

Когда я вернулся, Ловенталь был уже дома. Не ус­пел я войти, как он выплеснул на меня новость:

-Только представь себе, Джек: он два часа гру­зил им про феноменологию и восприятие, только и всего! Никто не хочет идти на семинар: платить за это занудство штуку баксов!

-Наверное, именно так Кастанеда и отбирает до­стойных, — пошутил я.

Но шутка моя неожиданно обернулась правдой. Поздно вечером мне позвонили из университета и сообщили, что следующее семинарское занятие состоится завтра в четыре часа пополудни. Спустя минут десять раздался еще один звонок: тот же голос попросил позвать Ловенталя.

-Ну и ну! — сказал он, положив трубку. — Ты представляешь, завтра в восемь утра я должен быть на семинаре!

Как мы узнали позже, Кастанеда таким образом разделил группу на две части. Тем, кто совсем не под­нимал рук и остался в аудитории, было предложено присоединиться к одной из двух групп по выбору; но из них пришли только двое; остальные, видимо, ре­шили, что и в остальные дни будет так же скучно, как и на первом занятии.

Занимались мы в течение десяти дней без выход­ных. Это был, пожалуй, самый насыщенный из его семинаров (мне есть с чем сравнивать: после этого я занимался еще на трех семинарах у Кастанеды и, кроме того, посещал группы тенсегрити, которые вели его ученики).

Утром Кастанеда вел первую группу, вечером за­нимался с другой. Шестичасовое занятие выжимало из нас все соки. Тед приходил, когда я только начи­нал собираться к Кастанеде, и, не раздеваясь, валил­ся на диван. Не в силах подняться, он порой лежал до самого моего прихода. Точно в таком же состоянии возвращался домой и я. Сам Кастанеда, похоже, сов­сем не знал усталости: к концу дня, после работы с обеими группами, он оставался бодр и весел. Кроме семинарских занятий, у нас была «домашняя прак­тика»: доктор давал задания, с разбора которых на­чиналось занятие следующего дня. Мне было немно­го легче: я сразу ложился спать и назавтра у меня бы­ло полдня, чтобы выполнить задание. Тед же часто не успевал, (как, впрочем, многие в его группе).

Я знал, что доктор Кастанеда не разрешает исполь­зовать на своих семинарах диктофоны или фотоаппа­раты. Поэтому брал на занятия тетрадь и пару ручек. Так поступили многие, однако нам запретили что-ли­бо записывать.

-Знание должно отпечататься в вас, -объяснил Кастанеда. -Глубина отпечатка и есть мера магиче­ского дарования.

Я не претендовал на «магическое дарование» и поэтому утром следующего дня записывал свои впе­чатления от занятий. Думаю, что так делали и остальные: в конце концов, нам было запрещено делать записи непосредственно на семинаре. За пределами аудитории у нас в этом отношении была полная вобода.

В своем семинарском дневнике я записывал не только то, что рассказывал и задавал нам Кастанеда, но и вой личные наблюдения и размышления. По сути, оя книга — не что иное, как те самые записи, лишь слегка отредактированные. Редакция не коснулась суть. Я только расшифровал сокращения и кое-что переставил местами. Кроме того, я незначительно изменил терминологию — для того, чтобы хотя бы немного отстроиться от понятий, которые ввел Кастанеда и которые теперь известны всем. Не подумайте, что они показались мне плохими или недостаточными: я просто хотел показать их новую сторону. Впрочем, понятия эти легко узнаваемы (например, вместо термина «точка сборки» я пишу «точка мира»; Кастанеда его тоже потреблял). Также слова Кастанеды — не его прямая речь, а мой пересказ того, что он говорил. Где-то, думаю, я писал то, что услышал.