Государственность

Суммируя выше изложенное, акцентируем: независимо от цивилизаци-онных различий восточного и западного сегментов человечества (преоб­ладание посадных культур над посевными наложило кардинальный отпе­чаток на способ воспроизводственного жизнеобеспечения, что проявилось в консервации либо в темповой трансформации исходно общинной ассо­циации; в закабалении безземельных соплеменников либо в преодолении

Государство

безземельное™ через развитие военно-земледельческих поселений — кле-рухий — на покоряемых территориях) социальная динамика обеих частей света отмечена сходными тенденциями. Преобладающими из них в аспек­те государствообразования являются:

— консолидация жизненного пространства. И Восток, и Запад в арха­ичную пору социальности знали лишь систему разрозненных земледель­ческих общин, хозяйственно, коммуникационно не связанных. Изначаль­ная автаркия существования исключала возможность их взаимовыгодной, не говоря интенсивной, кооперации. Между тем процессы имущественной дифференциации, логика расширения жизнеобеспечивающего воспроиз­водства, беря свое, требовали налаживания межобщинных связей. Под эги­дой управленческой олигархии объединение общин происходило на базе интеграции усилий производителей для совместной борьбы со стихиями, выполнения трудоемких работ (строительство, вырубка джунглей, про­кладка каналов и т. д.), организации обороны, ведения войн и т. п. Главное здесь — централизация общинных земель, подпадающих под юрисдикцию целого. На Востоке локализм общинной культуры преодолевался рычагом деспотизма — сугубая кратократия на больших сельских пространствах. На Западе изоляционизму общин клали предел симполития и синойкизм, обеспечивавшие слияние общинных единиц в полисы, — рабовладельче­ская демократия на малых городских пространствах торгово-ремесленных центров и клерухий. Важно представлять, что в истоках государство име­ет некое полномочное очерчивание жизненного коммуникационно прозрач­ного пространства (территории, акватории), составляющего предмет его (государства) исключительной собственности;

— формирование институтов в лице права, бюрократии, аппарата, ин­станций. Отсутствие учреждений — законоустановленного истеблишмен-тштатного строя размывает контуры гарантийной жизни. Взять лишь на­логовую политику, ответственную за пополнение казны, произведение общесоциальных накоплений. Как показывает Геродот, при Кире, а затем Камбисе в Персии «определенной подати не существовало вовсе... поддан­ные приносили подарки». За эвфемизмом «подарки» — произвол поборов чиновного люда, должностных лиц, разбалансировавших порядок соци­альности. Дезорганизация администрирования предопределила крах Пер­сидской державы. Восстановление и укрепление государства Ахеменидов связывается с именем Дария I, начавшего с нормосообразования институ­тов. Идентичные акции проведены в Риме, завершились принятием зако­нов XII таблиц, с тем лишь различием, что объектом упорядочения высту­пала не налоговая, а судебная политика (а точнее — ее отсутствие, имея в виду засилье произвола в судах). Не бывает, не может быть государства

257 Раздел V

Государство

без машинерии нормосообразованных институтов — правоконституиро-ванных инстанций регулирования межсубъективных связей;

— упрочение территориальных социокультурных общностей с харак­терным языком, самоназванием. Смешение племен, замена кровнородст­венных связей территориальными достигается активизацией плавильного котла городской культуры, развитием коммуникационных сетей, npoipec-сом внутреннего обмена, рынка, естественной для всех этих единительных тенденций интенсивной аккультурацией. На разрезе глаз, этноисключитель-ности государства не образуешь. Государству важен не этнос, а оседлый народ, размещающийся на исторически данном ему участке суши. На Вос­токе, отмечалось, городская культура слаба. Ввиду концентрации производ­ственных ресурсов в сельской общине дистанцированный от трудового процесса город становится представительской резиденцией власти. Власть и производство расчленяются территориально, поселенчески, функцио­нально. На Западе условия полиса объективировали социально проникаю­щие, динамичные формы массивного плавильного котла, где на открытом и малом оперативном участке идет контакт, смешение языков, этносов, ве­рований, обрядов, регламентируемых одним — правилом общения. Этно-обособленное родо-племенное имеют для полиса вполне косвенное значе­ние и не способны препятствовать делу жизнезначимого взаимодействия. Для полиса принципиален регламент соучастия, соприкосновения, удержи­вающих в фокусе лишь основной сюжет упорядоченного общения и без­различных ко всему с ним не связанному. Власть и воспроизводство жиз­ни здесь слиты территориально, поселенчески, функционально. На Востоке кристаллизация народного общества из родо-племенных общностей тор­мозится территориальной раздробленностью, социальной разобщенностью общинно-производительных единиц; скрепляющим обручем рассеянного оседлого населения оказывается механизм жестких политических техно­логий — диктатура центральной власти (борьба с сепаратизмом номов в Египте, местных центров (Сиппар Ниппур) в Вавилоне и т. п.). На Западе народное общество складывалось неодновариантно — демократически и авторитарно в зависимости от обстоятельств. Оба способа претворились в эллинистическом Риме, обмирщившем как цезаризм, так и парламента­ризм, давшем истории образцы как деспотизма, так и народоправия.

Подобно полису, вырабатывающему регламентный тип поселенческой культуры, государство вырабатывает, укореняет регламентный тип цивили­зованной народной культуры. Государство есть державный народ на исто­рически данном жизненном пространстве, обихоживаемом машиной инсти­туциональной суверенной власти. Из сказанного вытекает: государство — образование: 1) политохорологическое — синтезирует институциональную

суверенную власть и планетарные интервалы (участки территорий и аква­торий); 2) политоморфологическое — дифференцирует отрезки социаль­ных ландшафтов в зависимости от территориально- и темпоралыювласт-ных локалов (политопов); 3) социо- и этнополитическое — объективирует практическое отношение социальных и этнических общностей к полити­ческой сфере; 4) гео- и хронополитическое — единит рельеф и ритм с цен­ностями, материализует связи пространственно-временных конфигураций с оптимумами властной активности, коррелирует протяжения и периоды с национально-державными параметрами, народным духом (что в сово­купности задает театр самосуществования страны — народа).

Государство создает условия, задает предпосылки самого способа вер­шения народом собственной истории в сотрудничестве и соперничестве с другими народами. Это свое назначение государство реализует комплекс­но, всеобъемлюще, фронтально, начиная с гарантий территориальной и кончая гарантиями культурно-исторической неприкосновенности, целост­ности. Квинтэссенция государства — гарантии. Гарантии самобытного развития, замыкающиеся на исключительное владение частью поверхно­сти земли, поддержание подданных, сохранение и умножение завещанно­го предками достояния, наследия. Государство — институциональная дер­жавно-правовая организация, позволяющая социальной общности в кругу однопорядковых, себе подобных созданий пролонгировать воспроизвод­ство устоявшейся характерной жизни. Возможность такового предрешает­ся собственностью на территорию, население, историю, культуру. Никакая из догосударственных или негосударственных (общественно-политические объединения) гражданских ассоциаций подобной прерогативой не распо­лагает.

В институциональном смысле государство — множество легальных ор­ганов, учреждений, действующих на основе заведенного и совершенствуе­мого ими порядка, права.

В публичном смысле государство — универсально значимая власть, на­целенная на охранение, отстаивание, обеспечение, конституирование, ре­гулирование интересов целого в противовес отдельному, частному, фраг­ментарному.

В популяционном смысле государство — единство оседлого народа, об­ладающего правовым и ценностным идентитетом. Разрушение последнего обанкрочивает народ, понижая его статус до «населения». Оттого трещины, провалы в государственном самосознании народа нетерпимы. По крупно­му счету, они — продром болезни, именуемой распадением государства. Довольно сослаться в этой связи на тенденции отложения курдов от Тур­ции, чеченцев от России, инциированных духовно-идеологически.

259 Раздел V

Государство

В диахроническом смысле государство — состояние социальности, достигаемое через властную консолидацию народа на территории с после­довательной кодификацией, юридизацией, институционализацией меж­субъективных связей, привнесением в интеракцию индивидов элемента правового формализма (генетически властный абсолютизм заменяется ч и нош ю-бюрократи ческой иерархией).

11 синхроническом смысле тсударспю система социально санкцио­нированных отношений с точно заданным на них порядком господства и подчинения (легитимное побуждение и принуждение, мягкие и жесткие технологии насилия).

В функциональном смысле государство — способ дисциплинарной структуризации (консервация, трансформация, гармонизация, инициация) пространства социальных взаимодействий, нацеленный на поддержание постоянной целостности, континуальности народно-державной (т. е. соб­ственной) жизни с использованием всех доступных средств, в том числе легитимной монополии на насилие⁹. Сказанное опровергает взгляд о яко­бы социальной приоритетности как дисциплинирующей системы¹⁰. Пра­во — рычаг задания общественной дисциплины лишь в ординарные пе­риоды групповой жизни. В экстраординарных (чрезвычайных) условиях монополия на дисциплинарные инициативы сосредоточивается в руках го­сударства. Защищая высшие интересы, в критические моменты государ­ство жертвует всем: облачаясь в гладиаторскую тогу, оно поступает как ничем не скованный в своих действиях обреченный. Аналогичное утвер­ждается относительно членов диады «государство—личность». Права че­ловека (часть) святы изначально, но при некоей безмятежности государ­ства (целое) они утрачивают самоценность ввиду угрозы уничтожения государственности как таковой. Здесь бытие целого подчиняет себе бытие части. Нет государства — нет производного от него (некосмополитическо­го) подданного.

В патриотическом смысле государство — институт своекорыстный, эгоистический; человечество расчленено по национально-государственно­му признаку. Государство не относится к культуре инструментального разума, служит не вообще любым (абстрактным), а лишь национально-оправданным, народо-состоятельным целям. Ожидания и достижения здесь единятся: ценности не выносятся за грани оперативной ответствен­ности. В противном случае государство перестает преследовать народно-национальные интересы, захлебывается в компрадорстве, предательстве.

Отсюда — размежевание государственного дела и партийно-персонально­го дела, которые для народа не совпадают.

В ритуальном смысле государство — субстанция ценностная, питаемая народным национально-патриотическим сознанием. Формально государ­ство — держава с признанной символикой — флагом, гербом, гимном. Не­формально |шгудярггпо |юдпля Земля, вперяющая потомкам минутную судьбу предков. Уме ι ценно болезненно и дико шоЬшь государство. Лю­бить можно Отечество, Родину. Нюанс, однако, в том, что язык не распо­лагает лексемами, четко дифференцирующими «государство», «державу», «Землю», «Отечество», «Родину». В концепте «государство» — синкре­тизм всех этих понятий. В контексте сказанного государство — не меха­нический конгломерат ведомств, а органическое отношение к нему граж­дан, расценивающих его как свою Землю, Отечество, Родину. Оттого история государства есть история нации, история народно-национально­го духа. Скажем: «То, что Наполеон дал испанцам, было разумнее того, чем они обладали прежде, и все-таки они отвергли это как нечто им чуж­дое, потому что они еще не достигли необходимого для этого развития. Народ должен чувствовать, что его государственное устройство соответ­ствует его... состоянию, в противном случае оно может, правда, быть внеш­не наличным, но не будет иметь ни значения, ни ценности»¹¹.

Духовные значения, символы, ценности в лице человеческих поколе­ний, камней церквей, дворцов, усадеб, крестьянских изб, могильных плит, старых рукописей, заветов отцов — вот государство в форме националь­ного духа. И чтобы постичь его, уловить волю народа, нужно видеть эти камни, читать истлевшие страницы, слышать голос пращуров¹². Непопра­вимо заблуждался Чаадаев, говоря: «Прекрасная вещь — любовь к Оте­честву, но есть еще более прекрасное... любовь к истине. Любовь к Оте­честву рождает героев, любовь к истине создает мудрецов... Любовь к Родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас оде­вает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не чрез Родину, а чрез истину ведет путь на небо»¹³. Дорога к небу через истину? До чего в безоглядных мечтаниях способен дойти утративший поводья реально­сти безопорный разум? Благоразумней, рассудительней Ф. Ницше: «Я за­клинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто го­ворит вам о надземных надеждах. Они отравители, все равно, знают они

' См.: Вебер М. Избр. произв. М., 1990. С. 645—646.

'"См.: Кистяковский Б. А. В защиту права. // Всхн. М., 1990. С. 101.

" Гегель Г В. Ф. Философия права. С. 315.

^|2См.: Бердяев Н. Л. Философия неравенства М., 1990. С. 101.

¹³ Чаадаев Я. Я. Сочинения. М, 1989. С. 140.

261 Раздел V

это или нет»^м. Через Землю, на которой живешь, через Отчизну, которую любишь, через Родину, которую боготворишь, пролагается тракт к небу.

Изложение наполняет пониманием, что государство — феномен безус­ловно объемный, глубоко эшелонированный — агрегирует порядки:

— главенства: кратократический регламент;

— господства: регламент доминирования;

— правления: регламент подчинения;

— управления: регламент соподчинения;

— права: дисциплинарный регламент.

Совместно они выражают идею холистской природы государства: го­сударство — легальный институт конституирования интересов целого. До-государственные, предгосударственные, негосударственные общности пропитаны частным. Лишь государство (как должностная корпорация) со­средоточено на социальной тотальности. Гражданский, публично-право­вой, полномочный, институциональный, дисциплинарный универсализм государства влечет отрицание неадекватных категориально-частных ис­толкований «государственности».

5.5. ЧАСТИЧНЫЕ ПОНЯТИЯ ГОСУДАРСТВА

В обобщенно-абстрактном, содержательно выпаренном, тощем смысле государство есть статус. Государство по сути самого слова и своей истори­ческой явленности, говорит К. Шмитт, «есть особого рода состояние наро­да, а именно такое состояние, которое в решающем случае оказывается гла­венствующим, а потому в противоположность многим мыслимым индивидуальным и коллективным статусам — это просто статус, статус как таковой»¹⁵. Под статусом, очевидно, разумеется амальгама государствооб-разующих регламентопорядков и определений. Нарушающие спаянность этих порядков частичные понятия государства дробят монолит статуса, без­основательно выпячивая в государственности отдельные стороны. Лишен­ная оригинальности и глубины вязь лейтмотивов здесь обусловлена триви­альной логической ошибкой слишком узкого толкования понятия (явления). Сужение государственности наблюдается в специфических гипертрофиях функциональных либо онтологических аспектов государства: «государство-роль», «государство — ведомство по делам...».

Государство-насилие. Традиционный анархизм, отметающий государст­во на основании карающего, понуждающего проявления государственности.

"Ницше Ф. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 8.

¹⁵ Шмитт К. Понятие политического. // Вопросы социологии. 1992 Т. 1. № 1.

^Бакунин М. А. Философия. Сциология. Политика. С. 314.

Государство

В ролевом отношении синкретизируя формы правления, тот же Бакунин откровенно сводил их к отправлению общественного насилия: «Государ­ство именно и значит насилие, господство посредством насилия, замаски­рованного, если можно, а в крайнем случае — бесцеремонного и откро­венного. Неправомерность редукции государства к насилию (частичной функции) вытекает из общей канвы реализации государством своих обще­социальных ролей, состоящих в налаживании (оптимизации, гармониза­ции) межсубъективного обмена деятельностью, заинтересованной инте­ракции. Насилие как рычаг такого рода налаживания возможно, но отнюдь не универсально. С позиций наличия неких воспроизводимых в социаль­ной среде абсолютов (инвариантов), именуемых нами фундаментальными социальными константами (ФСК)¹⁷, насилие крайне затратный инструмент, разбалансирующий созидание социальности. Оперативно и сущностно как социальная панацея насилие порочно и бесперспективно. Магистралью прогресса социальности является наращивание гуманистичное™, изжива­ние потестарности. Государство в таком разрезе вначале есть господство силы, затем — господство силы через право, наконец, — законно-право­вое господство. Государство осуществляет господство, но не обязательно посредством насилия. Господство насилия — варварство. Цивилизация есть господство через институциональную иерархию. Требование свято­сти для человека избыточно. Святой не только не напишет роман, как при­знавался Ф. Мориак¹⁸, но и, пожалуй, не выживет. Быть святым не надо — не надо быть дикарем. Демаркация между одним и другим проходит не по линии приобщенности к типажу Амарилис, а по линии приобщенности к достойному правообеспеченному общежитию. Многозначительно у Фу-кидида заявляет Перикл: «Не признавая излишних стеснений в нашей ча­стной жизни, мы в общественной питаем величайший страх перед безза­конием». Среди законов более всего повинуемся тем, которые «изданы в пользу обижаемых, а также и тем, которые, будучи неписаными, навлека­ют на нарушителей всеобщее осуждение»¹⁹.

«Какой-то рок тяготеет над всеми моими начинаниями», — сетует Марк Аврелий. Дело, однако, не в судьбе, а в инструментах обеспечения своего призвания. Однозначно поставивший на насилие (маркоманские войны, пар­фянская кампания, казни христиан) в организации социальности император-философ терпит фронтальное фиаско (конец «золотого века» Антонинов

"Подр.см.: Россия: опыт национально-государственной идеологии. М, 1994; Филосо­фия политики. М., 1994.

¹⁸См.: Mauriac F. Lc roman. P., 1928. Pp. 79— 80. ^пФукидид. История. Кн. 2, 37. Раздел V

приходит в правление последнего представителя династии сына Марка Аврелия — Коммода). Как терпит его любой насильник истории.

Государство-правопорядок. Согласно идеологеме «чистой теории пра­ва» (Венская школа) государство сводится к правовому строю: как пола­гал Кельзен, государство есть не более чем правопорядок. Правовой по­рядок — главнейший конституент межиндивидного взаимодействия, очерчивает легальную автономию лица в границах дозволенного. Выходя из традиции, право не просто формулирует запрет (табуирование поведе­ния), а вырабатывает регуляцию деятельности через сознание полномоч­ной причастности, членства в группе. Последнее сплачивает группу, прив­носит в нее черты динамически равновесной устойчивости. Устойчивость социальных групп (общества) — от легально-легитимной формы господ­ства, детерминируемой универсальностью юридико-правовых норм, ко­торые регулируют компетенции институтов, действия чиновных лиц. Го­сударство не было бы бюрократической корпорацией, институциональной структурой без кодификации компетенций, дисциплинаризации должност­ных функций. Вместе с тем требуется представлять: право хотя и ради­кальный, но не эксклюзивный атрибут государства. Государство праводос-таточно до известных пределов, а именно: до пределов вступления на авансцену народной силы. Государство с его институционально опекун­ской позицией отступает перед патриотической народно-национальной позицией. Этим утверждается примат народного над правовым в государ­стве. В критические моменты государство жертвует правовыми и никогда не жертвует народными началами. Иначе оно прекращает быть государст­вом народа, самое государством. Перекрывание народным правового в го­сударственном сказывается и в народной юстиции, формально не норми­рованной, обычно более жестокой, чем официально государственная, но вполне легитимной.

Государство-этнос. Модель органической государственности, замысли-ваемой как этнократия. Государствообразующим признаком объявляется «чистота кровей», принадлежность к этносу — решающим фактором поли­тико-юридического, публично-правового, институционально-должностного вовлечения, участия. На щит поднимается лозунг «Государство (страна, дер­жава, земля) не для населения, а для лиц конкретной национальности». Про­тив такого подхода восстает все — от натуралистической практики: на дос­таточно обширном участке территории, где нельзя соблюсти эндогамию, ввиду интенсивности коммуникации, панмиктических межпопуляционных связей народ этнически гетерогенен; до практики политической: государст­во как налаженный плавильный котел, машина перемалывания этносов

Государство

стимулирует формирование межэтнических и надэтнических общностей. В США, Швеции нет государственного народа, государствообразующих этносов. Со всех точек зрения благоразумно, социально и жизненно пер­спективно трактовать единенный в государстве народ не как этническую, а граждански-политическую общность. К несчастью, проведение этой единственно здравой, трезвой линии натыкается на препятствие в лице ле­гализованного в 1919 г. Версальским мирным договором, активно пропа­гандированного большевиками абсолютно беспочвенного права наций на самоопределение. Сложность и острота усугубляются тем, что термин «нация» синкретизирует понятия «государство (держава)», «народ (насе­ление)», «этнос (племенная группа)». Право на державу имеет только и ис­ключительно «нация» в смысле расселенный на территории народ, а не входящий в него компактно или дисперсно представленный этнос. Извест­ные до сих пор попытки совместить «государство» с «этносом» влекли либо геноцид (Германия времен третьего рейха), либо политический экс­тремизм (поражение иноплеменников в гражданских правах в странах Бал­тии), либо шовинизм (выдавливание иноплеменников из Чечни образца середины 90-х г. XX в.). Государство — союз-синергист, а не союз-анта­гонист, упрочается векторным движением в сторону цивилизационного (гуманизм, либерализм, права человека), а не традиционного (этнодикта-

тура) полюса.

Государство-класс. Десикация полномочного субъекта государствен­ности — народа-нации проводится не по этническому, а классовому ос­нованию. Доклассовый и догосударственный периоды социальности отождествляются. Утверждается, что, становясь с классовой дифферен­циацией, государство обязано формированию аппарата подавления. До этого пункта — идиллическая картина естественного течения вещей, когда «все идет своим установленным порядком»²⁰. Возникли классы — появилось государство как «продукт и проявление непримиримости классовых противоречий»²¹, «машина для угнетения одного класса дру­гим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие под­чиненные классы»²². Динамика государственности подается как динами­ка классовой борьбы с сохранением классового господства, так что смена видов правления, «переход от одной формы правления к другой нисколько не устраняет... господства прежних эксплуататорских классов при иной оболочке»²³. Не отслеживая импликаций этого однобокого

²⁰ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 97. ²¹ Ленин В. И. Поли, собр соч. Т. 33. С. 7. ^иТамжс. Т. 39. С. 75. ^вТам же. Т. 17. С. 346.

.ЯШШШШи

Раздел V

взгляда, оправдывающего классовостью любых масштабов социальную резню под эгидой диктатуры пролетариата, отметим только присущую ему ущербность сущностной трактовки природы, назначения государства как такового. Государство не машина для угнетения, подавления, ущемления одной касты другой, не комитет по социальным делам одной группы. Са­мый цимсс государства не узаконение господства общественных слоев, а способ организации их совместной жизни. Государство — эволюционно-исторический инструмент достижения баланса сил, союзно-совместного единства граждан через ценностный идентитет, рычаги правовой власти. Сверхзадача, контрапункт государства — целое и его судьба, общий инте­рес, оберегаемый от посягательств частного. Государство сильно конструк­цией, а не деструкцией, внутренним миром, а не войной, крепким, защищен­ным, процветающим подданым, а не изгоем. Пауперизация государства — верный признак его дефадации, обостряющей социальную конфликтность в диапазоне от бунта до фажданской войны, неизменный финал которой — государственный крах, трансформация институтов власти.

Суммируя мысли, наметим фикс-пункты государственности.

Государство — форма державного объединения людей на конкретном жизненном пространстве с опорой на власть, право, ценности.

Субъект государства — не институции (конторы), а народ, являющий­ся политико-гражданской предпосылкой государства. Натуралистическая его предпосылка — участок поверхности Земли (территория, акватория), исторически и фактически данный народу (отсутствие собственного жиз­ненного пространства — величайшая трагедия, не позволяющая обрести государственное существование — палестинцы).

Государство не идентично власти. Власть во всех измерениях шире, что чисто выразительно передается фигурами «власть традиции», «власть ав­торитета», «власть дум»²⁴. Государтво есть только специфическая власть — правооформленных кодифицированных институтов.

Государство не комитет, не кабинет по выполнению частичных социаль­ных функций, оно — режим перманентного поддержания целостности ipa-жданских структур, быть целостным для которых не естественное состоя­ние, а паушальный эффект немалых, хорошо скоординированных усилий.

Государство инспирируют не классы, а логика саморегуляции внутренне дифференцированной многоотсечной фупповой жизни, естественно-исто­рически культивирующая публично-правовые, силовые, институциональ­ные, ценностные механизмы налаживания кооперативной воспроизводст­венной деятельности.

²⁴Подр. см.: Философия власти. Философия политики.

Государство

Универсализм государства сказывается в заявлении и проведении на­родно-национального интереса, непосредственно и посредственно выра­жаемого через оптимизацию и гармонизацию бытия тотальности, зависи­мых от нее элементов, факторов.