Подготовка, доктрина и образование

Одним из частых заблуждений, встречающихся при подготовке военнослужащих, является идея о том, что краткий курс переподготовки сделает хорошо обученного для ведения обычной войны солдата пригодным к войне нелинейной.

Конечно, в современной армии проводится разнообразная культурная и лингвистическая подготовка и создаются специальные руководства, облегчающие понимание воином ситуации в стране. Фрэнк Китсон ещё в 70-х едко прокомментировал это явление (¹⁴): «многие офицеры… всё ещё считают, что для постижения конфликтов низкой интенсивности не нужно прикладывать серьёзных усилий, и часто можно услышать восклицание, что подходящий солдат с винтовкой способен сделать всё, что потребуется».

Проблема состоит в том, что для поддержания готовности к полномасштабным операциям армии уже приходится тратить огромное количество времени: растёт не только количество и сложность используемого в бою вооружения, но даже боевые действия переходят в новые сферы, такие как киберпространство.

Время всегда ограничено, и чтобы приобрести навыки ведения асимметричной войны, не снижая уровень подготовки к войне обычной, придётся сделать немало важных шагов по изменению военных традиций подготовки.

Постепенно происходит осознание этого факта. Устав американской армии предусматривает (¹⁹), что военнослужащие США «будут как создателями государства, так и воинами. Они должны быть готовы оказывать помощь в восстановлении институтов [государственных] и местных сил правопорядка, а также содействовать восстановлению инфраструктуры и основных служб [социальных]. Они должны способствовать установлению местного управления и верховенства закона».

Однако здесь кроется следующая опасность: каким бы подробным и глубоко проработанным ни было руководство, оно всегда будет немного устаревшим, а каждая противоповстанческая операция в своём роде уникальна. Следовательно, доктрины и правила должны быть гибкими, а военные учреждения должны стать местами, где обучение никогда не прерывается.

Впрочем, тут скрыта и другая проблема: раз доктрина и подготовка являются краеугольными камнями современной армии, военные полностью полагаются на них. Но такая вера одновременно является и уязвимостью. Нелинейная, непредсказуемая война требует иных инструментов. Одним из них является образование, направленное на подготовку профессионалов, способных к быстрому, чуткому и гибкому осознанию ситуации, людей с развитым воображением и критическим мышлением, различающих оттенки серого. Как уже было отмечено выше, важнейшие решения теперь зачастую принимаются на уровне младших командиров.

Руководства и правила следует пересмотреть: сейчас они представляют собой чёткие инструкции, подобные алгоритмам. Несомненно, это упрощает принятие решений при нехватке времени. Но в сфере безопасности, контртерроризма и вообще в любой изменчивой обстановке следует прежде всего обучать не знанию, но нужному типу мышления (mindset).

Пока офицер не научится мыслить как террорист или как житель страны, в которой проводится миротворческая операция, он не сможет осознать все риски, а учесть их заранее — невозможно. Такой подход уже используется в некоторых других областях, и военные будут вынуждены взять его на вооружение. Брюс Шнайер, эксперт в сфере информационной безопасности, кратко описал (¹⁷)этот тип мышления(security mindset) так: «В уме безопасника присутствует идея о том, как заставить что-то сломаться». Ещё короче сформулировал (¹⁰) этот принцип австралийский военный стратег, Дэвид Килкаллен: «Чтобы разобраться в противоповстанческих операциях, сначала следует разобраться в повстанческих операциях».

Военному образованию будет необходимо позаимствовать многое из сферы других междисциплинарных знаний, гармонично сочетающих в себе как гуманитарные, так и технические науки. Прежде всего, это управление чрезвычайными ситуациями и информационная безопасность. Эти сферы развиваются крайне бурно, но мастерство в них определяется не объёмом знаний, а подходом, позволяющим разобраться в любой нестандартной ситуации. Сложно отнести современные противоповстанческие операции лишь к сфере военной деятельности. Тут нужны и дипломатические навыки, и политическая смекалка, ведь армия теперь постоянно взаимодействует с политиками самого разного уровня.

Самуэль Хантингтон уже высказался (⁸)об этом в своей первой книге, «The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations», изданной ещё в 1957-м году:

«Боевая подготовка, как и право, на своих границах переходит в историю, политику, социологию, психологию. Более того, военное дело граничит с такими естественными науками, как химия, физика и биология. Чтобы должным образом понимать своё искусство, офицер должен иметь некоторое понимание о его связи с другими сферами знаний, способных посодействовать его собственным задачам. Кроме того, он не способен по-настоящему развить свои аналитические навыки, проницательность, воображение и рассудительность, если он занимался подготовкой лишь к своим профессиональным обязанностям. Привычки и умственные способности, необходимые ему в профессиональной деятельности, по большому счёту, могут развиться лишь на широких дорогах познания, лежащих вне его профессии. Тот факт, что ему, как и юристу, и доктору, постоянно приходится иметь дело с живыми людьми, заставляет его разбираться в отношениях между ними, их мотивации и поведении глубже, чем того требует гуманитарное образование. Так же, как общее образование стало обязательным условием для занятий правом и медициной, сейчас практически везде оно является желаемой характеристикой для профессионального офицера».

Следующая проблема заключается в том, что военные структуры весьма упорно сопротивляются любым изменениям: «многие военные испытывают здесь проблемы; помимо того, что вооружённые силы являются жёсткой иерархией, — иерархии в целом, как печально известно, весьма чувствительно воспринимают внешнюю критику как угрозу».

И действительно, гражданскому специалисту сложно взять какой-то отдельный курс в военном учебном заведении. Хантингтон называет (⁹) такие учреждения «профессиональными монастырями». Хотя иногда там создаётся возможность обучения для гражданских лиц, такие факультеты, как правило, изолированы. По крайней мере, разумно будет допускать гражданских лиц хотя бы на отдельные курсы: за счёт совместного общения с людьми совершенно других взглядов и иной культуры можно приобрести те самые навыки, которые особо пригодятся в чрезвычайной, нестандартной ситуации. Было бы очень желательно, если бы и военные могли брать несколько курсов в гражданском учебном заведении: во-первых, ради смены окружения, а во-вторых, чтобы почувствовать разницу между сущностью военных и гражданских институтов.

Большую сложность представляет обучение пониманию культуры и языка стран, в которых будут выполняться боевые задачи. Как правило, эта культура весьма отличается от европейской, а количество учебных лингвистических пособий по редким языкам невелико. Требуется заблаговременная разработка (или перевод) учебников, отвечающих требованиям эпохи. Для погружения в культурные особенности возможно использование симуляторов: компьютерные игры как нельзя лучше способствуют изучению мельчайших деталей за короткое время.

Полноценное понимание культуры ведёт к пониманию умов, понимание умов является ключом к победе.

Вне зависимости от степени интегрированности армии в систему гражданского обучения мудрым решением будет создание исследовательских центров, занимающихся не только образованием, но и научной деятельностью: возможно даже создание академии с различными институтами, конкурирующими между собой. Однако следует помнить, что излишняя бюрократизация и авторитарность смертельно опасны для науки. От успешности этого решения будет зависеть и качество гибких военных доктрин и правил.