Малые войны

В 1906-м году была опубликована книга «Малые войны: руководство и практика» (“Small Wars: Their Principles and Practice”) за авторством полковника британской армии Чарльза Калвелла. Книга основывается на опыте европейских войн XIX столетия. В ней даётся следующее определение малым войнам (¹):

«Выражение „малая война“ не имеет определённой связи с масштабом проводимой кампании; оно просто используется для того, чтобы обозначить, за неимением лучшего [определения], действия регулярных армий против иррегулярных или относительно иррегулярных сил».

XX и XXI века оказались богат на подобные войны: конфликт в Северной Ирландии, Вьетнамская война, Афганская война, Вторая чеченская война, Босния, Югославия, Ирак — и, конечно, Украина.

С ходом истории войны меняют свою сущность. Обычно это происходит так постепенно и незаметно, что мы не способны уследить за всеми изменениями. Но иногда из-за какого-то отдельного фактора (скажем, появления механизированных войск или беспилотников) характер ведения войны меняется радикально.

Современные армии по-прежнему несут в себе, в самой своей сущности, древнюю задачу — ведение полномасштабной войны. Хотя проблемы ведения асимметричной войны и известны с античных времён, с развитием технологий и мощности вооружений эта проблема встаёт особенно остро. У таких конфликтов много имён: нелинейная война, асимметричная война, партизанская война, городская война. Особенно тщательно вопросы нелинейного взаимодействия изучаются при анализе противоповстанческих (counterinsurgency, или COIN) операций. Традиционная военная подготовка редко связана с подобной деятельностью — это представляет серьёзную проблему из-за особенностей асимметричной войны.

Прежде всего, все стандартные определения становятся зыбкими и мнимыми. Важнейшие понятия, такие как «победа», «поражение» сложно подчинить каким-либо определениям. «Враг» неявен, неочевиден и изменчив. Мы хорошо видим это на примере событий на Юго-Восточной Украине: в подобном нестабильном окружении маскироваться и менять убеждения значительно легче, чем при традиционных боевых действиях. Общий язык и этничность лишь способствуют такой пластичности. Боевые действия происходят не на поле боя, но в сложном окружении, в основном состоящем из гражданских лиц. Для победы нужно не уничтожить врага, а перехитрить его. Возрастает и роль пропаганды: зачастую победа зависит от того, насколько быстро и эффективно удастся лишить врага поддержки населения и присвоить её себе. Воистину, этот тип войны ведётся в умах и между мировоззрениями. Давид Галула, один из классических исследователей и создателей теории противоповстанческих действий, в своём труде цитирует Мао Цзэдуна (⁵): «двадцать процентов — война, восемьдесят процентов — политика, вот истинная формула».

Польский футуролог Станислав Лем весьма удачно предсказал эту картину (²¹):

«Размылись линии фронта и границы между большими и мелкими антагонизмами. Для очернения другой стороны в глазах её собственного общества спецслужбы изготовляли фальсификаты стихийных бедствий на своей территории, так чтобы их ненатуральность бросалась в глаза. Было доказано, что некие богатые государства, оказывая помощь более бедным, в поставляемую ими (по весьма низкой цене) пшеницу, кукурузу или какао добавляли химические средства, ослабляющие потенцию. Это была уже тайная антидемографическая война. Мир стал войной, а война — миром.

Мир стал войной не из-за тотальных происков (как представлял себе некогда Оруэлл), но благодаря достижениям технологии, стирающей границу между естественным и искусственным в каждой области жизни и на каждом участке Земли и её окружения,- ибо в околоземном пространстве творилось уже то же самое.

«Там, — писал автор „Тенденции к обезлюживанию в системах вооружений XXI века“, — где нет больше разницы ни между естественным и искусственным белком, ни между естественным и искусственным интеллектом, нельзя отличить несчастья, вызванные умышленно, от несчастий, в которых никто не повинен».

Другим следствием приспособленности современной армии к традиционной войне является чёткая демаркация различных событий и явлений: сражение, миротворческая операция, гуманитарная операция. Но, по выражению бывшего начальника Британской академии обороны Джона Кисзли (¹¹), «эти обнадёживающе аккуратные очертания плохо сочетаются с реальностью, в которой боевым действиям, включающим в себя противоповстанческие операции, присущ беспорядок — это калейдоскоп различных видов операций, особо сопротивляющихся чёткости определений». Процесс анализа таких операций особенно труден (и вреден), ведь каждая ситуация является уникальной. Однако исследователи сходятся во мнении, что их можно охарактеризовать следующими признаками: запутанность, двойственность, неопределённость, непредсказуемость.

Такая сущность этих мероприятий изменяет привычный набор задач, выполняемых вооружёнными силами: отныне они занимаются реформами, подготовкой местных вооружённых сил, охраной правопорядка, гуманитарной помощью и даже политической деятельностью. Ожидается, что армия будет умело взаимодействовать с самыми различными организациями и агентствами как местного, так и международного уровня, работать со СМИ и учитывать последствия любого интервью, использовать местных лидеров мнений, заниматься пропагандой и контрпропагандой.

Невозможно сказать, сложнее или опаснее ли это обычной, полномасштабной войны, однако можно с уверенностью сказать, что характер проблем станет иным и будет требовать более тонкого восприятия. Что важно, этими навыками и подходами должны владеть не только старшие, но и младшие офицеры.