Предисловие автора к русскому изданию 16 страница

пальцев на руках и на ногах. Иначе говоря, основа <пять> наиболее

распространена. Но нельзя быть уверенным, что везде, где мы встре

чаем эту основу, она имела именно такое происхождение, кажущееся

нам столь естественным. Почти все первобытные пользуются пальца

ми для счета, и часто те, которые не знают пятеричной системы,

пользуются пальцами так же хорошо, как и те, которым известно ее

применение. Изучение <ручных понятий> весьма поучительно в этом

отношении. Вот, например, как считает индеец доне-динджие (Кана

да). <Вытянув руку (всегда левую) с ладонью, обращенной к лицу,

он сгибает мизинец, говоря: <Один - кончик загнут или на кончике>.

Затем он загибает безымянный палец, говоря: <Два - загнуто снова>.

Дальше он загибает средний палец, прибавляя: <Три - середина за

гнута>, затем указательный, наконец, показывая большой палец, он

говорит: <Четыре - есть только этот>. Далее он раскрывает кулак и

говорит: <Пять - это в порядке на моей руке, или на руке, или моя

рука>. Дальше индеец, держа вытянутую левую руку, на-которой три

пальца сдвинуты вместе, отделяет от них большой и указательный

пальцы, к которым приближает большой палец правой руки и гово

рит: <Шесть - по три с каждой стороны - три да три>. Он сдвигает

дальше четыре пальца левой руки, подносит к большому пальцу ле

вой руки большой палец и указательный правой и говорит: <Семь -

на одной стороне 4>, или: <Еще три загнуто>, или: <Три с каждой сто

роны и один посередине>. Он прикладывает три пальца правой руки

к отделенному большому пальцу левой руки и, получив таким обра

зом две группы по четыре пальца, говорит: <Четыре> или: <Четыре с

каждой стороны>. Показывая затем мизинец правой руки, который

один остается загнутым, он говорит: <Девять - есть еще один вни

зу>, или: <Одного не хватает>, или: <Мизинец остается внизу)>. Нако

нец, хлопнув руками и сложив их, индеец говорит: <10 - с каждой

стороны полно> или: <Сочтено, сосчитано>. Затем он опять начинает

ту же процедуру, говоря: <Полный счет и один и два и три и т. д.>.

Таким образом, туземец доне-динджие, пользуясь для счета паль

цами рук, совершенно не имеет представления о пятеричной основе

счисления. Он вовсе не говорит, как это мы часто видим у некоторых

других племен, что 6 - второй один, 7 - вторые два, 8 - вторые

три и т. д. Напротив, он говорит: 6 - три да три, возвращаясь вновь

к руке, пальцы которой он перебрал, и разделяя их, чтобы к двум из

них прибавить большой палец другой руки. Это свидетельствует о

том, что, сосчитав 5, <кончив руку>, он не остановился на данном

моменте дольше, чем сосчитав 4 или 6. Таким образом, в этом случае

и в других крайне распространенных и схожих с ним принцип пери-

одичности, т. е. то, что сделается основой системы чисел, не содер

жится ни в самом способе счета, ни в совершаемых движениях.

Основа системы чисел может возникнуть по причинам, не имею

щим ничего общего с удобством счета, причем идея арифметического

употребления чисел еще не играет никакой роли. Пра-логическое

мышление является мистическим, ориентированным по-иному, чем

наше. Оно часто с полным безразличием относится к явным объек

тивным свойствам вещей и интересуется, напротив, таинственными и

скрытыми свойствами существ. Возможно, например, что основа 4 и

четверичная система счисления обязаны своим происхождением тому,

что совокупность-число четырех стран света, четырех ветров, четы

рех цветов, четырех животных и т. п., сопричастных четырем стра

нам света, играет главную роль в коллективных представлениях

данного общества. Таким образом, нам вовсе нет нужды разгадывать,

напрягая психологическую проницательность, почему четверичная

основа могла быть выбрана людьми, которые считали пятью пальца

ми своей руки. Там, где мы встречаем эту основу, она не была вы

брана. Она как бы предсуществовала сама себе, подобно тому как

числа предсуществовали себе в тот длинный период, когда они еще

не были дифференцированы, когда совокупности-числа занимали ме

сто счисления в собственном смысле. Заблуждением было бы думать,

что <ум человеческий> сконструировал себе числа для счета: между

тем на самом деле люди производили счет путем трудных и сложных

приемов, прежде чем выработать понятие о числе как таковом.

Когда числа имеют уже названия, когда общество располагает си

стемой счисления, то из этого еще вовсе исследует, что тем самым

числа начинают мыслиться абстрактно. Обычно они, напротив, оста

ются ассоциированными с представлением о предметах, наиболее ча

сто подвергающихся счету. Так, например, йорубы, имеют довольно

замечательную систему, выделяющуюся по тому применению, кото

рое в ней дается вычитанию.

и, 12, 13, 14, 15 = 10 + 1, 10 + 2, 10 + 3, 10 + 4, 10 + 5;

16,17, 18, 19 = 20 - 4, - 3, - 2, - 1;

70 = 20 >< 4 - 10;

130=20x7-10 ит.д.

Факт этот, однако, объясняется постоянным употреблением у

йорубов монеты, роль которой играют раковины гадам: их расклады

вают всегда кучками в пять, двадцать, двести и т. д. штук. <Имена

числительные, - говорит наблюдатель, сообщающий нам этот

факт, - представляются уму йорубов одновременно в двух значени-

ях: во-первых, как число, во-вторых, как та вещь, которую йорубы

преимущественно пересчитывают, т. е. шурп. Другие предметы пере

считываются лишь путем сравнения с таким же количеством каура,

ибо народ без письменности и школы не имеет никакого представле

ния об отвлеченных числах>. Это замечание действительно для всех

обществ, находящихся на одинаковой ступени развития. Число, хотя

оно и имеет соответствующее числительное, остается еще более или

менее тесно связанным с конкретным представлением об известном

разряде предметов, которые по преимуществу являются объектом сче

та, например о раковинах, а другого рода предметы подсчитываются

путем наложения, так сказать, вторых на первые.

Но, допуская, что эта тесная связь мало-помалу разрывается и

числа незаметно начинают представляться самостоятельно, вовсе не

следует думать, что они становятся уже отвлеченными, и именно по

тому, что каждое имеет свое имя числительное. В низших обществах

ничто или почти ничто не воспринимается так, как казалось бы ес

тественным для нас. Для их мышления не существует физического

факта, который был бы только фактом, образа, который был бы толь

ко образом, формы, которая была бы только формой. Все, что вос

принимается, включено одновременно в комплекс коллективных

представлений, в котором преобладают мистические элементы. Точно

так же не существует имени, которое было бы просто и только име

нем, не существует и имени числительного, которое было бы просто

именем числительным. Оставим в стороне практическое применение,

которое первобытный человек дает числам, когда он считает, напри

мер, сколько ему осталось часов работы или сколько рыбы он поймал.

Всякий раз, когда он представляет себе число как число, он по необ

ходимости представляет себе его вместе с каким-нибудь мистическим

свойством и качеством, которые принадлежат данному числу и имен

но ему одному в силу столь же мистических партиципаций. Число и

его имя нераздельно выступают проводником этих партиципаций.

Таким образом, каждое число имеет собственную индивидуальную

физиономию, своего рода мистическую атмосферу, <силовое поле>,

которые ему свойственны. Каждое число представляется, можно было

бы даже сказать - чувствуется по-особому, не так, как другие. С

этой точки зрения числа не составляют однородного ряда и, следова

тельно, совершенно не подходят для самых простых логических или

математических операций. Мистическая обособленность каждого из

чисел приводит к тому, что они не складываются, не вычитаются, не

умножаются и не делятся. Единственные действия, которые могут

производиться над этими числами, - мистические операции, не под

чиненные, подобно арифметическим действиям, принципу противоре

чия. Короче говоря, можно сказать, что для мышления низших

обществ число является недифференцированным (в разных степенях)

в двух отношениях. В практическом употреблении оно еще более или

менее связано с подсчитываемыми предметами. В коллективных

представлениях число и его числительное столь тесно сопричастны

мистическим свойствам представляемых совокупностей, что они вы

ступают скорее мистическими реальностями, чем арифметическими

единицами.

Следует отметить, что числа, которые окутаны такой мистической

атмосферой, почти не выходят за пределы первого десятка. Только

они и известны в низших обществах, только они и получили соответ

ствующее числительное. В обществах, которые поднялись до отвле

ченного представления о числе, мистические значения и свойства

могут сохраняться весьма долго именно у тех чисел, которые входили

в наиболее древние коллективные представления. Однако такие свой

ства совершенно не передаются ни их кратным, ни вообще большим

числам. Основание для этого очевидно. Первые числа (до 10 или 12

приблизительно), привычные для пра-логического и мистического

мышления, сопричастны его природе, они лишь очень поздно сде

лались чисто арифметическими числами; возможно даже, что не

существует еще такого общества, где бы они были только арифмети

ческими числами, если не считать математиков. Напротив, более

крупные числа, которые слабо дифференцированы для пра-логическо-

п) мышления, никогда не входили со своими числительными в кол

лективные представления этого мышления. Они сразу, с самого

начала, были арифметическими-числами и, за некоторыми исключе

ниями, не являются ничем иным.

Отсюда видно, в какой мере я могу согласиться с выводами пре

красного труда Узенера, озаглавленного <Троица>. Установив путем

богатейшего, какой только можно представить, подбора доказательств

мистический характер числа 3, приписывавшиеся ему, особенно в

классической древности, мистические значение и свойства, Узенер

объясняет это, в согласии с Дильсом, тем обстоятельством, что мисти

ческий характер указанного числа унаследован со времен, когда чело

веческие общества в счислении не шли дальше трех. Три должно было

обозначать последнее число, абсолютную целокупность. Оно должно

было в течение необозримого периода времени обладать свойствами,

аналогичными тем, которые могло иметь бесконечное в обществах бо

лее развитых. Вполне возможно, что число 3 действительно обладало

таким престижем в некоторых низших обществах. Однако объяснение

Узенера не может быть принято как вполне удовлетворительное.

Прежде всего, мы на деле не находим нигде случая, чтобы счет дей

ствительно останавливался на 3. Даже в Австралии, в Торресовом про

лве, на Новой Гвинее, где имеются названия только для чисел 1, 2 и

иногда 3, пра-логическое мышление располагает своими приемами,

позволяющими ему считать дальше. Три нигде не является <послед

ним числом>. Кроме того, никогда ряд чисел, употребляемых или име

ющих соответственные числительные, не кончается на каком-нибудь

определенном числе, которое было бы <последним)> и выражало его це

лостность. Напротив, собранные факты, относящиеся не только к ни

зшим обществам, названным выше, но и к меланезийцам, к

южноамериканским племенам, к индийским дравидам и т. д., все сви

детельствуют, что ряд чисел заканчивается неопределенным словом,

выражающим <много-множество>, которое в некоторых случаях за

тем становится совершенно определенным числительным - 5, 10, 20

и т. д., соответственно случаю. Наконец, как справедливо замечает

Масс (Mauss), если бы теория Узенера была правильной, если бы в

течение длинного ряда веков человеческий разум, не идя дальше чис

ла 3, действительно придал бы ему почти неизгладимый мистический

характер, то характер этот должен быть свойствен числу 3 во всех че

ловеческих обществах. А между тем мы у племен Северной и Цент

ральной Америки не находим ничего подобного. Числа 4, 5 и кратные

им встречаются постоянно в коллективных представлениях этих пле

мен. Число 3 либо играет здесь незначительную роль, либо не имеет

вовсе никакого значения.

Мои возражения направлены не только против теории Узенера:

одновременно они наносят удар всякого рода попыткам подобного

объяснения. Например, теория Мак-Ги, весьма, впрочем, остроумная,

основанная на наблюдении североамериканских племен, не в состоя

нии объяснить факты, собранные в других низших обществах. Общий

порок данных гипотез - то, что они обобщают психологический про

цесс, который, как полагали авторы, был вскрыт в том или другом

обществе и служит для объяснения мистического значения, приписы

ваемого некоторым числам в этих обществах. Указанные обобщения

не подтверждаются фактами: <объяснение> подобного рода оказывает

ся неудачным. Надо думать, что скорее из-за самой структуры ни

зших обществ и мышления, с ней связанного, коллективные

представления являются здесь пра-логическими и мистическими, что

это относится и к числам, которые заключены в представлениях, как

и к прочему их содержанию. Не существует, таким образом, числа,

имеющего соответствующее числительное и фигурирующего в этих

представлениях, которое не обладало бы мистическим значением. Но,

допустив это, останется еще вопрос, почему в данном месте именно

3, в другом месте 4, 2, 7 и т. д. приобретают преобладающее значение

и совершенно особую силу. Объяснение этого факта следует искать

не в чисто психологических мотивах, которые должны быть одинако

выми для всех человеческих обществ, каковы бы они ни были, а в

особых условиях, свойственных рассматриваемому обществу или це

лой группе обществ. Нет ничего поучительнее в этом смысле тех

фактов, которые изложены Деннеттом в его труде, озаглавленном <В

тайниках ума черного человека>.

Классификация социальных типов не подвинулась еще достаточно

далеко, чтобы дать нам необходимую в данном случае путеводную

нить. Однако мы уже в состоянии установить, что в первом десятке

нет числа, которое не обладало бы особым мистическим значением в

глазах той или иной группы обществ. Излишне, несомненно, приво

дить здесь свидетельства в отношении первых трех чисел. Даже у са

мых передовых народов следы этого мистического характера еще

различимы в религиозных и метафизических системах. <Единство> со

хранило свой престиж в монотеистических религиях и монистических

философских системах. Двойственность часто противостоит единству

своими симметрично противоположными свойствами. Она означает,

содержит в себе, порождает противоположное тому, что обозначается

и порождается единством. Там, где единство выступает началом добра,

порядка, совершенства, счастья, двойственность становится началом

зла, беспорядка, несовершенства, знаком, т. е. причиной несчастья.

Многие языки сохраняют в словаре следы этого противоположения

(раздвоенная душа, двуличие и т.д.). Я не буду распространяться

больше о мистических свойствах числа 3: достаточно упомянуть моно

графию Узенера, о которой речь шла выше. Я ограничусь приведением

некоторых фактов, относящихся к числу 4 и следующим.

Факты, естественно, заимствованы не из обихода наиболее низ

ких, какие только нам известны, обществ, ибо в этих обществах 4 и

следующие числа не имеют еще числительных. У большинства индей

ских племен Северной Америки число 4 по своей мистической силе

превосходит все остальные. <Почти у всех племен индейцев <красно

кожих> 4 и кратные ему числа имели священный смысл, так как они

относились специально к 4 странам света и к дующим с этих сторон

ветрам, причем знаком или символом, употреблявшимся для числа 4,

был греческий равноконечный крест...> В большой эпической поэме

навахов все боги фигурируют группами по 4, все они распределены

по 4 странам света и окрашены в цвета, усвоенные для каждой из

этих стран. Здесь мы находим 4 богов-медведей, 4 дикобразов, 4 бе

лок, 4 богинь с длинными телами, 4 молодых святых, 4 птиц-молний

и т. д. Герою дается 4 дня и 4 ночи для рассказа его истории, для

очищения требуется 4 дня и т. д. Точно так же мистическая роль чис

ла 4 обнаруживается на каждом шагу в мифах зуньи, которые были

столь превосходно изданы и прокомментированы Кэшингом, а равно

в их обычаях и обрядах, описанных миссис Стивенсон. <Выберите

4 юношей... Вы четырежды обойдите вокруг жертвенника, по одному

разу для каждой страны света, для каждого ветра и для каждого вре

мени года... Они несли стрелы рока числом 4, соответственно числу

человеческих областей...> У сиуксов <Такусканскан, бог-двигатель,

живет якобы в 4 ветрах, и 4 черных духа ночи исполняют его при

казания. Четыре ветра ниспосылаются <чем-то, что движет)>. У них

также есть 4 бога грома или по крайней мере 4 разные формы внеш

него проявления этих богов, ибо, по существу, они представляют одно

божество (здесь сказывается действие закона партиципации): один

бог - черный, другой - желты*, третий - багряный, четвертый -

синий. Они живут на краю света, на высокой горе. Жилище откры

вается на четыре стороны земли, и у каждого выхода поставлен ча

совой; на востоке стоит бабочка, на западе - медведь, на севере -

олень и на юге - бобр.

Обычно фактам подобного рода, которых существует несчетное ко

личество, дается психологическое истолкование. Между числом 4, с

одной стороны, и странами света, которых как раз 4, с другой стороны,

ветрами, которые дуют с 4 сторон, богами, которые там пребывают,

священными животными, которые живут там, 4 цветами, которые их

символизируют, устанавливается будто бы тесна*ассоциация. Но ведь

пра-логическое мышление никогда не обладало такими изоли*ванны-

ми одно от другого представлениями. Первобытное мышление не име

ло сначала понятия о севере как о части пространства, у которой

восток находится справа и запад слева, а затем уже связало с севером

представление о холодном ветре, снеге, медведе, синем цвете... Все эти

представления, напротив, с самого начала включены в одно сложное,

имеющее коллективный и религиозный характер, представление, в ко

тором мистические элементы прикрывают, маскируют те элементы,

которые мы называем реальными. В состав элементов входит и число

4, вместилище и проводник мистической партиципации, которое игра

ет, таким образом, весьма важную роль, с трудом могущую быть вос

произведенной логическим мышлением, но абсолютно необходимую

для пра-логического. Когда мистические партиципации больше не

ощущаются, от них в качестве осадка, если можно так сказать, оста

ются ассоциации, которые понемногу сохраняются повсюду. Тогда уж

это действительно только ассоциации, ибо внутренняя связь исчезает;

но первоначально это были не ассоциации, а нечто совершенно иное.

Таковы, например, системы ассоциативных корреляций (соотноше

ний) между странами света, временами года, цветами и т.д., столь

распространенные в Китае.

Восток Весна Синий Дракон

Юг Лето Красный Птица

Запад Осень Белый Тигр

Север Зима Черный Черепаха

Факт мистической партиципации, реализованной посредством чис

ла 4 у североамериканских племен, устанавливается большим числом

наблюдений. Так, Кэтлин рассказывает, что у майданов <было на по

лу хижины 4 весьма важных и очень почитаемых предмета. Это были

мехи, содержавшие по 3 чли 4 галлона воды... служившие предметом

суеверного почитания, изготовленные с большим трудом и очень ис

кусно... сшитые в виде большой черепахи, лежащей на спине, с пуч

ком орлиных перьев вместо хвоста... Эти четыре меха казались очень

старинными. На мои вопросы знахарь (medicine-man) важно ответил,

что 4 черепахи содержали в себе воду, взятую из 4 стран света, что

вода здесь находится с того времени, как воды вошли в свои берега)>.

Кэтлин находит это объяснение крайне комичным. Он сообщает так

же, что пляска <бизона> (призванная заставить бизонов приблизиться

к охотникам) исполнялась 8 раз в первый день, 8 раз на второй,

12 раз на третий и 16 раз на четвертый, т. е. в первый день пляска

исполнялась по одному разу для каждой страны света, в направлении

которой колдун в это время направлял дым своей трубки, на второй

день пляска совершалась дважды для каждой страны света и т. д.

Такой же мистический характер носит число 4 в магических фор

мулах чироки. Муни подробно останавливается на этом моменте.

<Индеец, - говорит он, - всегда считает главным священным чис

лом 4, наряду с другим числом, несколько подчиненным первому.

Двумя священными числами чироки являются 4 и 7... Священное

число 4 тесно связано с 4 странами света, тогда как 7, кроме того,

подразумевает еще под, над и здесь посередине. Во многих обрядах с

каждой страной света связывается определенный цвет, а иногда тот

или иной пол. В священных формулах чироки духи востока, юга, за

пада и севера являются соответственно красным, белым, черным и

синим. Каждый цвет имеет также символическое значение. Красный

цвет разумеет силу (войну), белый - мир, черный - смерть, си

ний - поражение. Муни сообщает также о <почтении, которое их

знахари питают к числам 4 и 7: они говорят, что после того, как че

ловек был помещен на земле, были установлены 4 и 7 ночей для ис

целения болезней человеческого тела...>

В британской Колумбии у племен статлумх (statlumh) число 4

также по преимуществу священно. <После родов мать и младенец

оставались в хижине по крайней мере в течение 4 дней, и если по

зволяло время, то период этот растягивался на 8, 12 или 20 дней,

т. е. на число дней, кратное 4, мистическому числу индейцев са-

лиш>. В Ванкувере при церемонии посвящения знахаря medicine

man <последний, встав на ноги, обязан повернуться вокруг себя

4 раза, начиная с левой стороны. Затем он должен 4 раза занести

вперед ногу, не делая, однако, шага. Точно так же он должен сде-

лать 4 шага перед тем, как выйти за даерь... Он должен пользовать

ся особым кипятильником, блюдом, ложкой, которые принадлежат

только ему и которые выбрасываются через 4 месяца... Во время

еды он не может откусить больше 4 раз и т. д.>.

Это же число 4 лежит, по-видимому, в основе мистики чисел,

столь сложной и туманной, которая развилась в южной и западной

частях Северной Америки и Центральной Америке. <Девять дней, в

течение которых длится церемония... носят имена, которые наводят

на мысль о делении на 2 группы по 4 в каждой... Основываясь на

этом, мы видим, что число 4, постоянно фигурирующее в ритуале ин

дейцев пуэбло, преобладает также и в делении дней, которое уста

новлено церемониалом празднеств змеи. Я хочу обратить внимание

еще и на тот факт, что 9 дней церемонии, прибавленные к 4 дням

развлечений, дают мистическое число 13. Следует вспомнить также,

что для других, более развитых племен Мексики был характерен пе

риод в 20 дней (теоретическая продолжительность наиболее полной

церемонии тузайанов) и что 13 рядов церемоний, продолжающихся

по 20 дней, образуют год в 260 дней - церемониальную эпоху майя

и родственных племен>. Я не буду входить в обсуждение этих слож

ных выкладок: достаточно отметить ту роль, которую играет число 4,

занимающее здесь такое же место, как и в земледельческих обрядах

чироки. Наконец, я приведу еще замечание Греуитта по поводу од

ного ирокезского мифа, где идет речь о четырех детях, двух мальчи

ках и двух девочках. <Примечательно употребление здесь числа 4.

Получается впечатление, что две девочки введены в рассказ единст

венно с целью сохранить число 4: они не играют никакой роли в со

бытиях легенды>.

Таким образом, мистическое число приобретает характер катего

рии, определяющей расположение содержания коллективных пред

ставлений. Эта черта ярко выявлена на Дальнем Востоке.

<Европейские языки, - говорит Чемберлен, - имеют выражения

вроде <четырех основных добродетелей или семи смертных грехов>,

однако у нас нет умственной склонности к делению и распределению

почти всех видимых и невидимых вещей по числовым категориям,

которые установлены неизменным обычаем, как это имеет место у

восточных народов, начиная с Индии>. В Северной Америке эта ка

тегория является как будто тесно связанной с четырьмя странами све

та или частями пространства. Не следует, однако, воображать, будто

пра-логическое мышление отвлеченно представляет себе страны света

или части пространства и что оно из этого представления выделило

число 4 для мистического употребления. Здесь, как и всюду, пра-ло-

гическое мышление подчинено закону партиципации: оно представ

ляет себе направления в пространстве, страны света или число лишь

в форме мистического комплекса, которому число 4 обязано своим

характером категории, не логической, а мистической. <Облака - ды

хание богов, по воззрениям зуньи, окрашены в желтый цвет севера,

в синевато-серый - запада, в красный - юга и серебристо-белый -

востока)>.

В этот комплекс входят, естественно, элементы социального про

исхождения: делению частей пространства соответствует деление пле

мени на группы. Дюркгейм и Масс придерживаются взгляда, что

именно деление племени определяет деление пространства, что вооб

ще деление племени на группы и является основой того, что они на

зывают классификациями. Они приводят факты, заимствованные из

быта австралийцев, китайцев и индейцев пуэбло Северной Америки,

особенно зуньи. Я останавливался уже выше на том, что Спенсер и

Гиллен называют local relationship (родство, основанное на общности

местожительства, сопричастие между группой и данной частью про

странства). Например, когда какое-нибудь племя располагается на

стоянку, временную или постоянную, различные кланы или тотемы

не размещаются произвольно. Каждый из них имеет свое, заранее из

вестное место, причем порядок размещения определяется мистиче

ской связью между кланами и тотемами и странами света. Мы

видели, что факты такого же рода обнаруживаются и в Северной

Америке. В наблюдениях других исследователей проглядывает та же

мистическая связь. Так, <когда-то кансы имели обычай вынимать

сердца убитых врагов и бросать их в огонь, чтобы таким образом при

нести жертву четырем ветрам. Мужчины йата, т. е. члены кланов,

которые помещаются на левой стороне стоянки племени, имеющей

форму круга, поднимают левую руку, начиная с левой стороны, с

восточного ветра, затем поворачиваются к югу, потом к западу и на

конец к северу>. Порядок обрядовой церемонии определяется мисти

ческой связью, существующей между кланами и закрепленным за

ними направлением в пространстве. Точно так же <каждый раз, когда

озаги икансы устраивались оседло в постоянном селении (с глино

битными хижинами), происходило освящение определенного коли

чества очагов до того, как всем членам племени разрешалось

устраивать свои очаги: этот обряд был связан с культом четырех

ветров>. <Символ земли, у-ма-не, у дакотов всегда фигурировал во

всех церемониях, на которых я присутствовал и о которых я слышал