2015-07-04
212
кой-нибудь полный законченный смысл. Смысл жеста определяется
контекстом. Так, например, жест <бумеранг> может выражать не
только идею этого предмета, но также (судя по контексту) и идею
попадания или умерщвления *кого-нибудь с его помощью или идею
его изготовления, похищения и т. д. Жест <вопросительный> вызыва
ет представление о вопросе, однако сама суть и содержание вопроса
зависят от того, что предшествует этому жесту и что за ним следует.
Кроме того, <идеограммы>', которые служат для обозначения су
ществ, предметов или действий, являются почти исключительно дви
гательными описаниями. Они воспроизводят позы и положения,
привычные движения существ, четвероногих, птиц, рыб и т. д. либо
движения, применяющиеся для их ловли, для использования или из
готовления какого-нибудь предмета и т. д. Например, для обозначения
дикобраза, его своеобразного способа рыть землю и отбрасывать ее в
*В точном переводе означает <записи>, <знаки> идей, мыслей.
сторону, его колючек, его манеры поднимать небольшие уши приме
|
|
|
няются движения рук, точно описывающие эти движения. Для обоз
начения воды идеограмма показывает, как пьет туземец, лакая воду,
набранную в горсть. Для обозначения ожерелья рукам придается такое
положение, как будто они обнимают шею и замыкаются сзади. Ору
жие до мелочей описывается жестами, подобными тем движениям,
которые проделываются, когда им пользуются. Короче, человек, кото
рый говорит на языке жестов, имеет в своем распоряжении в готовом
виде зрительно-двигательные ассоциации в большом количестве: пред
ставление о существах и предметах, появляясь в его сознании, тотчас
же приводит в действие эти ассоциации. Можно сказать, что он мыс
лит, описывая предмет. Его членораздельный язык, таким образом,
сможет также их только описывать. Отсюда и проистекает то зна
чение, которое придается в языке первобытных людей очертанию,
форме, позе, положению, способу движения, вообще, видимым особен
ностям существ и предметов; отсюда - та классификация предметов
сообразно их положению (стоячему, сидячему, лежачему) и т. д.
<Слова индейского языка, - говорит полковник Маллери, - будучи
синтетическими и недифференцированными частями речи, являются с
этой точки зрения строго аналогичными жестам, служащим элемента
ми языка знаков. Изучение последнего оказывается, таким образом,
весьма ценным для сопоставления знаков со словами членораздельного
языка. Один язык проливает свет на другой, ни один из этих языков
не может быть хорошо изучен без знания другого>.
Полковник Маллери глубоко исследовал язык знаков у североаме
|
|
|
риканских индейцев и попытался установить его синтаксис. Из выво
дов Маллери воспроизведем только то, что проливает свет на
умственные навыки говорящих на этом языке людей, а вместе с тем
и на их словесный язык. Последний в силу необходимости является
описательным. Бывает так, что он сопровождается жестами, которые
не только непроизвольное выражение эмоций, но и непременный эле
мент словесного языка. Так, относительно халкомелемов в британ
ской Колумбии <можно смело утверждать, что по крайней мере на
треть смысл их слов и фраз выражается при помощи вспомогательных
приемов первобытного языка, при помощи жестов и различий в то
не>. У короадов Бразилии <ударение... большая или меньшая быстро
та или медленность произнесения, некоторые знаки, делаемые рукой
или ртом, и другие жесты необходимы для того, чтобы придать фразе
законченный смысл. Если индеец, например, хочет сказать: <Я пойду
в лес>, то он говорит: <Лес идти> - и движением рта указывает на
правление, которое он собирается брать>.
Даже у народов банту, которые принадлежат к довольно высокому
типу общества, словесный язык, весьма картинный сам по себе, по-
стоянно сопровождается движениями руки, сопутствующими указа
тельным местоимениям. Эти движения, правда, не служат уже зна
ками в собственном смысле слова, подобными тем, которые входят в
состав языка жестов, но они выполняют роль вспомогательных при
емов для точного описания, даваемого при помощи слов. Никогда, на
пример, нельзя услышать, чтобы туземец употребил неопределенное
выражение вроде <Он потерял глаз>. Заметив, какой глаз потерян,
туземец обязательно с*ажет, указывая на один из собственных глаз:
<Вот глаз, который он потерял>. Точно так же он не скажет, что
между двумя пунктами расстояние равно трем часам ходьбы, он обя
зательно скажет: <Если ты отправишься, когда оно (солнце) находит
ся здесь, ты придешь, когда солнце будет там>, и одновременно с
этим он укажет разные точки на небе. Я никогда не слышал, чтобы
туземцы говорили <первый, второй, третий>; понятие <первый> выра
жается местоимением этот, причем туземец вытягивает мизинец,
<второй> - выражается тем же местоимением при вытягивании вто
рого лальца и т. д.
Вовсе не необходимо, чтобы вспомогательные приемы описания
передавались исключительно жестами, телодвиасениями. Удовлет
ворения своей потребности в описании туземец может искать в тех
приемах, которые немецкие исследователи называют Lautbilder (зву
ковыми образцами), т. е. в своего рода изображениях и воспроизведе
ниях объектов выражения, которые могут быть даны при помощи
голоса. У племен эвэ, по мнению Вестермана, язык весьма богат сред
ствами прямого выражения полученного впечатления при помощи
звуков. Это богатство обязано своим происхождением почти непрео
долимой склонности туземцев подражать всему тому, что они слы
шат, видят, вообще всему, что они воспринимают. В первую очередь
это относится к движениям. Такие же имитации или звуковые репро
дукции, такие же звуковые образы (Lautbilder) имеются, однако, и
для звуков, запахов, вкусовых и осязательных впечатлений. Есть та
кие звуковые картины, которые сопутствуют выражению цветов, сте
пени полноты скорби, благосостояния и т. д. Не может быть никакого
сомнения о том, что многие из слов в собственном смысле (сущест
вительных, глаголов, прилагательных) произошли от звуковых кар
тин. Это не звукоподражательные слова в буквальном смысле. Это,
скорее, описательные, вокальные (голосовые) жесты. Один пример
даст, возможно, лучшее объяснение этих жестов.
<В языке эвэ, - говорит Вестерман, - как и в соседних языках,
есть один весьма своеобразный вид наречий... Эти наречия описывают
|
|
|
лишь одно действие, одно состояние или одно свойство предмета. По
этому они применяются к одному-единственному глаголу и соединя
ются только с ним. Многие глаголы, в первую очередь те, которые
описывают впечатления, воспринимаемые органами чувств, обладают
рядом таких наречий, которые наиболее точно обозначают действие,
состояние или свойство, выражаемое глаголом... Эти наречия являют
ся как раз звуковыми картинами, вокальными имитациями чувствен
ных впечатлений... Так, например, глагол за - ходить - может
быть сопровождаем следующими наречиями, которые употребляются
только с этим глаголом и описывают разного рода походку:
зо бафо бафо - походка маленького человека, члены которого
живо двигаются, когда он ходит;
зо вехе вехе - ходить, волоча ноги, как делают слабые люди;
зо биа биа - походка долговязого человека, выбрасывающего ноги
вперед;
зо бохо бохо - походка дородного человека, который ступает тя
жело;
за буди бум - опрометчиво двигаться вперед, ничего не видя пе
ред собой;
зо дзе дзе - энергичная и уверенная поступь;
за дабо дабо - нерешительная, расслабленная походка;
зо гае гае - ходить, покачивая головой и вихляя задом;
зо гову гову - ходить, легко прихрамывая, с наклоненной вперед
головой;
зо хлоп хлоп - ходить с большим количеством предметов, в раз
вевающейся вокруг тела одежде;
зо ка ка - ступать важно, прямо, не шевеля корпусом;
зо кодзо кодзо - поступь длинного человека или животного с не
много наклоненным телом;
за кондобре кондобре - поступь того же рода, что и в предыду
щем примере, но более вялая;
зо кондзра кондзра - ходить большими шагами, втягивая живот;
зо тади кпади - ходить, прижимая локти к телу;
зо км то - ходить спокойно, тихо;
зо кпуду кпуду - быстрая поспешная походка маленького чело
века;
зо кундо кундо - означает то же, что и кондобре кондобре, но не
имеет неблагоприятного смысла, как последнее;
за лумо лумо - быстрая беготня маленьких животных вроде мы
шей, крыс;
зо мое мое - то же, что и гое гое',
зо пиа пиа - ходить маленькими шажками;
|
|
|
зо Си Си - легкая походка маленьких людей, покачивающихся на
ходу;
30 така така - ходить неосторожно, безрассудно;
до тиатира тиатира - энергичная, но негибкая походка;
9* 131
30 таенде тиенде - ходить, двигая животом;
до тиа тиа - ходить быстро;
до тиади тиади - ходить, немного хромая и слегка волоча ноги;
до тио тио - энергичная и уверенная походка человека высокого
роста;
до вудо вудо - спокойная походка человека (в благоприятном
смысле, говорится главным образом о женщинах);
до ала ала - быстрая, легкая, непринужденная походка;
до вуи вуи - быстрая, скорая походка;
до а? ае - походка тучного человека, неуклюже двигающегося
вперед;
до виата анаша - идти вперед твердым энергичным шагом (го
ворится особенно о долговязых людях).
Вышеприведенные 33 наречия не исчерпывают списка тех наре
чий, которые служат для описания походки и поступи. Кроме того,
большинство их может употребляться в двух формах: в обычной и
уменьшительной, в зависимости от того, является ли субъект глагола
большим или маленьким. Само собой разумеется, подобные наречия
или Lautbilder существуют для обозначения всех других движений:
бегания, ползания, плавания, верховой езды, езды в повозке и т. д.
Наконец, эти описательные вспомогательные отнюдь не соединяются
с глаголом так, как если бы глагол выражал само понятие ходьбы во
обще, а не особый вид ходьбы или этого движения. Напротив, тому
сознанию, о котором идет речь, идея движения или ходьбы никогда
не представляется изолированно: это всегда какая-нибудь определен
ная манера ходить, которую туземец изображает при помощи звуков.
Вестерман отмечает даже, что, по мере того как рисунок уступает ме
сто подлинному понятию, специальные наречия обнаруживают стрем
ление к исчезновению. На их место заступают другие, более общие
наречия, например: очень дно*о, а амсогой степени и т. д.
Такие же описательные вспомогательные обнаружены и в языках
банту. Так, в Лаонго <каждый пользуется речью на свой лад, вернее,
из уст каждого речь выходит по-разному, смотря по обстоятельствам
и по расположению говорящего. Это пользование речью столь же сво
бодно и естественно, как (я не знаю лучшего сравнения) звуки, из
даваемые птицами>. Иначе говоря, слова не являются здесь чем-то
застывшим и установленным раз и навсегда, напротив, голосовой
жест описывает, рисует, графически выражает, так же как и жест
рук, действие или объект, о котором идет речь. В языке ранга есть
<ряд слов, которые грамматики языков банту рассматривают вообще
как междометия, как звукоподражательные слова, состоящие из од
ного слога, при помощи которых туземцы выражают внезапное, не-
посредственное впечатление, вызванное у них каким-нибудь зрели
щем, звуком или идеей, посредством которых они описывают какое-
нибудь движение, видимость, шум. Достаточно присутствовать при
нескольких беседах негров, находящихся в естественной обстановке,
когда они не чувствуют никакого стеснения, для того чтобы заметить,
какое поразительное множество выражений подобного рода имеется в
их распоряжении. Может быть, скажут: это детская манера разгова
ривать, не стоит на ней останавливаться. Напротив, именно в этой
живописной речи отражается бесконечно подвижный, живо реагиру
ющий ум расы. Ему удается при помощи этих слов выразить такие
оттенки, которые не в силах передать более положительный язык.
Кроме того, эти коротенькие слова породили множество глаголов и
уже поэтому стоят того, чтобы на них обратили внимание... Следует,
однако, признать, что употребление описательных наречий сильно
варьирует в зависимости от личности говорящего. Некоторые до того
уснащают ими свою речь, что она делается непонятной для какого-
нибудь непосвященного, они изобретают даже новые слова. Тем не
менее многие из этих слов действительно вошли в язык, понятный
каждому>.
Пластический и, прежде всего, описательный характер как языка
словесного, так и языка жестов подтверждает то, что мы говорили об
особой форме абстрагирования и обобщения, свойственной мышлению
низших обществ. Последнее обладает большим количеством понятий,
но они не вполне подобны нашим: первобытное мышление вырабаты
вает их и пользуется ими иначе, чем логическое мышление. <Мы, -
говорит Гэтчет, - стремимся выражаться точно, индеец стремится
говорить картинно; мы классифицируем, он индивидуализирует>.
Различие ясно чувствуется в следующем примере. Делаварское слово
надхолчнеен составлено из <ал, являющегося производным глагола
натен (искать), хил (от амохол - челнок) и шеен, глагольного
окончания первого лица множественного числа. Указанное слово
означает <ищите нам челнок>. Глагол спрягается, как всякий другой,
однако он употребляется всегда в особом смысле. Он непременно
означает: искать челнок, притом данный. Он выражает особое дейст
вие, однако он не означает <искать челнок вообще>. Иначе обстоит
дело в классических языках: из латинских глаголов aedifico, belligero,
nidifico не означают <строить определенное здание>, <вести войну с
определенным народом>, <строить гнездо определенного вида>, точно
так же philogrammateo, philographeo, philodoxeo, philodespotenonlal,
philanthropeo не обозначают любовь или предпочтение определенных
книги, картины и т. д. Данные слова выражают общую любовь к ли
тературе, к живописи и т. д. Имели ли они особый, конкретный
смысл в какой-нибудь отдаленный момент их истории? Ничто не го
ворит в пользу этого, мы о таком моменте ничего не знаем. Но нам
известно, что в процессе образования американских языков сначала
появились глаголы, взятые в особом конкретном смысле, и, чтобы
придать им общий смысл, к ним прибавляют адвербиальную частицу,
обозначающую <обычно>.
Точно так же нельзя отрицать, что туземцы, говорящие на этих
языках, имеют понятие руки, ноги, уха и т. д. Но их понятия не
такие, как наши. Они располагают тем, что я буду называть поня
тиями-образами, которые по необходимости являются частными, кон
кретными. Рука или нога, которую они себе представляют, всегда
рука или нога кого-нибудь, кто обозначается одновременно с этой ру
кой или ногой. Во многих языках североамериканских индейцев нет
отдельного слова для глаза, руки или для других частей и органов
тела: слова, обозначающие эти предметы, встречаются всегда с ин
корпорированным (вставленным) или приставленным местоимением,
обозначая мою руку, твой глаз, его ногу и т. д. Если бы какой-нибудь
индеец нашел в полевом госпитале руку, упавшую с операционного
стола, он выразился приблизительно так: <Я от такого-то нашел его
руку>. Эта лингвистическая особенность, не будучи универсальной,
является весьма распространенной. Она встречается также в большом
количестве других языков. Так, бразильский бакаири не говорит про
сто <язык>, а всегда прибавляет притяжательное местоимение: мой
язык, твой язык, его язык и т. д. Так же обстоит дело со всеми ча
стями тела. Замечание действительно и для слов отец, мать, брат,
сестра, а также для слов, выражающих родство, которые очень часто
не употребляются отдельно. На Маршальских островах нет слова для
выражения общего понятия отец, оно всегда употребляется как часть
сложного слова и прилагается к определенному лицу. Так же обстоит
дело и со словами брат, мать, сестра и т. д.
В языке, на котором говорят туземцы полуострова Газели (архи
пелаг Бисмарка), <как в большинстве меланезийских языков и в не
которых микронезийских (Джильбертовы острова) и папуасских
языках, притяжательные местоимения в форме суффикса присоеди
няются к словам, обозначающим родство, части тела, и к некоторым
предлогам>.
В северо-западной Индии <отец в отвлеченном смысле слова,
т. е. слово, означающее отца вообще, а не отца определенного лица,
является идеей, требующей известного усилия отвлеченного мышле
ния. Слова подобного рода никогда не употребляются одни в языке ку-
ки-шин, им всегда предшествует притяжательное местоимение...
Точно так же рука может быть представлена лишь в качестве руки,
принадлежащей кому-нибудь... Притяжательное местоимение, есте
ственно, не является необходимым, когда при существительном есть
определение в родительном падеже. Но даже и в этом случае мы обна
руживаем, что стремление к партикуляризации заставляет туземцев
прибавлять притяжательное местоимение к управляющему сущест
вительному; в этом случае говорят: моей матери ее рука>. В языке ан-
гами <существительные, обозначающие части тела или выражающие
отношения родства, непременно должны иметь впереди себя притяжа
тельное местоимение>. То же наблюдается и в языке Сема. Эта харак
терная черта очень распространена. Она способствует пониманию того
обстоятельства, что в обществах низшего типа встречаются отношения
родства, сложность которых озадачивает европейского наблюдателя и
понять которые ему удается лишь ценою больших усилий. Это проис
ходит потому, что он пытается их понять in abstracto (в отвлеченном
виде). Туземец никогда не представляет себе этих отношений отвле
ченно: с детства он усвоил, что те или иные лица находятся в таком-то
отношении родства с определенными другими лицами; на усвоение он
затратил не больше труда и размышления, чем на усвоение правил
сваек) языка, иногда также весьма сложных.
Чем ближе мышление социальной группы к пра-логической фор
ме, тем сильнее в нем господствуют образы-понятия. Об этом свиде
тельствует почти полное отсутствие в языке таких общественных
групп родовых выражений, соответствующих общим в собственном
смысле слова идеям; что также подтверждается обилием в этих язы
ках специфических выражений, т. е. обозначающих существа или
предметы, точный и конкретный образ которых рисуется сознанию
говорящего, когда он их называет. Эйр уже отметил данное обстоя
тельство в отношении австралийцев. <У них нет родовых выражений:
дерево, рыба, птица и т. д.; у них есть видовые термины, приложи
мые к каждой особой породе дерева, рыб, птиц и т. д. Туземцы окру
га, прилегающего к озеру Тэйер (Джипсленд), не имеют слов для
обозначения дерева, рыбы, птицы вообще и т. д. Все существа и пред
меты различаются по именам собственным: лещ, окунь и т. д. Тасма-
нийцы не имели слов для выражения отвлеченных понятий: для
каждой породы кустарника, камедного дерева и т. д. У них было осо
бое название, отнюдь не равнозначное слову дерево. Они не в сеет*
янии отвлеченно выразить свойства: твердый, тихий, горячий,
холодный, длинный, короткий, круглый и т. д. Для обозначения твер
дости они говорили: как камень, <высокий> у них звучало: длинноно
гий, <круглый> у них выражалось: как луна, как шар. При этом они
обычно к словам прибавляли жесты, подтверждая знаком, обращен
ным к глазу, то, что они хотели выразить звуками.
На архипелаге Бисмарка (полуостров Газели) <нет особых назва
ний для обозначения цвета. Цвет всегда указывается следующим об
разом: данный предмет сравнивают с другим, цвет которого взят как
бы за образец, например, говорят, что такой-то предмет имеет вид
или цвет вороны. С течением времени мало-помалу утвердилось
употребление существительного, без изменения его, в качестве при
лагательного...
Черное обозначается по различным предметам, имеющим черный
цвет, а не просто называют для сравнения какой-нибудь черный
предмет. Так, например, катюш (ворона) служит для обозначения
понятия <черный>: все, что является черным, в особенности предметы
блестящего черного цвета, называется именно так. Ликутан или лу-
кутан тоже обозначает <черный>, но скорее в смысле <темный>; то
вара обозначает <черный цвет обугленного ореха мучного дерева>;
лулуба - <черная грязь болот в зарослях манговых деревьев>; деп -
<черная краска, получаемая от сожжения смолы канареечного дере
ва>; утур - <цвет обугленных листьев бетеля, смешанных с маслом>.
Все эти слова употребляются соответственно случаю для обозначения
черного цвета; столько же разных слов имеется для других цветов:
для белого, зеленого, красного, синего и т. д.
То же наблюдается у карболов Бразилии. <Их языки приспособле
ны к обозначению только тех предметов, которые их непосредственно
окружают; часто языки выражают существенное свойство предмета
подражательными звуками. Они с большой точностью различают
внутренние и внешние части тела, растения, животных, а отношения
между встречающимися в природе предметами нередко выражены в
самих словах чрезвычайно оригинальным образом. Так, индейские
названия обезьян и пальмовых деревьев нам служили путеводителя
ми в изучении родов и видов этих животных и растений, ибо почти
каждая разновидность имеет свое особое, индейское название. Тщет
но было бы, однако, искать у них слова для отвлеченных понятий
растения, животного, цвета, звука, пола, вида и т. д.: обобщение
понятий выражается лишь в частом употреблении неопределенного
наклонения глаголов ходить, есть, пить, видеть, слышать и т. д.>.
В Калифорнии <нет ни рода, ни вида: каждый дуб, каждая сосна,
каждая трава имеют свое особое имя>.
Все представлено в виде образов-понятий, т. е. своего рода рисун
ками, где закреплены и обозначены мельчайшие особенности (а это
верно в отношении не только естественных видов живых существ, но
и всех предметов, каковы бы они ни были, всех движений, всех дей
ствий, всех состояний, всех свойств, выражаемых языком). Поэтому
словарь первобытных языков должен отличаться таким богатством, о
котором наши языки дают лишь весьма отдаленное представление.
И действительно, это богатство вызывало удивление многих исследо
вателей. <Австралийцы имеют названия почти для всякой маленькой
частицы человеческого тела. Так, например, спросив, как по-тузем
ному называется <рука>, один иностранец получил в ответ слово,
которое обозначает верхнюю часть руки, другое, обозначающее пред
плечье, третье, обозначающее правую руку, левую и т. д.>. Маори
имеют чрезвычайно полную систему номенклатуры для флоры Новой
Зеландии. <Они знают пол деревьев... они имеют разные имена для
мужских и женских деревьев определенных видов. Они имеют раз
личные имена для деревьев, листья которых меняют форму в разные
моменты их роста. Во многих случаях они имеют специальные имена
для цветов деревьев и вообще растений, отдельные имена для еще не
распустившихся листьев и для ягод... Птица кока или туи имеет че
тыре названия (два - дл'я самца и два - для самки) в соответствии
с временами года. У них имеются разные слова для хвоста птицы,
животного, рыбы, три названия для крика попугая кака (для обыч
ного крика, для гневного и испуганного) и т. д.>.
В Южной Африке у туземцев бавенда <существует специальное
имя для каждого рода дождя. Даже геологические особенности почвы
не ускользнули от их внимания: они имеют особые названия для каж
дого вида почвы, камней или скал... Нет такой разновидности деревь
ев, кустарников или растений, которая не имела бы имени в их языке.
Они различают по именам даже каждую разновидность травы>.
Ливингетон не перестает восхищаться богатством словаря бечуанов.
<Моффат был первым, кто стал вводить письменность в их язык. Он
по крайней мере 30 лет изучает его. Надо думать, что нет человека,
более подходящего для перевода Библии на бечуанский язык. Однако
таково богатство этого языка, что не проходит ни одной недели работы
Моффата над этим делом, чтобы он не открыл новых слов>.
В Индии огромное число выражений, употребляющихся для пере
дачи близких между собой понятий, делает трудным сравнение сло
варей туземных языков. Так, в языке душей есть 10 слов для
муравья, обозначающих, вероятно, отдельные разновидности муравь
ев, 20 слов для корзины, много разных слов для разновидностей оле
ня и ни одного слова для понятия <олень>.
В Северной Америке индейцы имеют множество выражений, точ
ность которых можно было бы почти назвать научной, для обычных
форм облаков, для характерных черт: было бы бесполезно искать рав
нозначные им термины в европейских языках. Оджибвеи, например,
имеют особое название для солнца, сияющего среди туч... для ма
леньких голубых просветов, которые видны иногда на небе среди
мрачных туч. Индейцы кламаты не имеют родового термина для по-
пятня лисицы, белки, бабочки и т. д., но каждая порода лисиц, белок
и т. д. обладает у них своим особым именем. Имена существительные
в языке кламатов почти неисчислимы. У лопарей есть множество вы
ражений для северного оленя: специальные слова для обозначения од
нолетнего... шестилетнего оленя. У них есть 20 слов для обозначения
лада, а - холода, 41 - снега во всех его видах, 26 глаголов - мо
роза и таяния и т. д. Они крайне медленно переходят от своего языка
к норвежскому, более бедному в этом отношении.
Наконец, семитские языки и даже языки, на которых говорим мы,
знали когда-то такого рода богатство. <Следует представить себе каж
дый диалект индоевропейского праязыка на манер современного ли
товского языка, который беден общими выражениями и полон очень
точных 'выражений, указывающих на все особые действия, все детали
и привычки предметов>.
Этой же тенденцией объясняется такое поразительное обилие соб
ственных имен, даваемых отдельным предметам, в особенности всем
мельчайшим подробностям поверхности земли. <В Новой Зеландии у
маори каждая вещь имеет свое имя (собственное). Их жилища, их
челноки, их оружие, даже их одежда - все это получает особые име
на... Их земли и дороги - все имеют свои названия, побережья всех
островов, лошади, коровы, свиньи, даже деревья... скалы и источни
ки. Пойдите куда вам угодно, заберитесь в самую, казалось бы, без
людную пустыню и спросите, имеет ли это место имя, - в ответ
любой туземец данной местности сейчас же сообщит вам его назва
ние>.
В Южной Австралии <каждая горная цепь имеет свое имя, точно
так же имеет свое название и каждая гора, так что туземцы всегда
точно могут сказать, к какой горе или к какому холму они направ
ляются. Я собрал больше 200 названий для гор в австралийских Аль
пах... точно так же и каждый поворот реки Муррей имеет свое
название>. У туземцев Западной Австралии имеют названия все за
меченные звезды, все естественные изменения формы поверхности
