Холостой выстрел

Рафаэль Сабатини.

Хроника Капитана Блада

(Из судового журнала Джереми Питта)

ХОЛОСТОЙ ВЫСТРЕЛ

В судовом журнале, оставленном Джереми Питтом, немалое место уделенодлительной борьбе Питера Блада с капитаном Истерлингом, и последнийпредстает перед нами как некое орудие судьбы, решившее дальнейшую участь техзаключенных, которые, захватив корабль "Синко Льягас", бежали на нем сБарбадоса. Люди эти могли уповать лишь на милость случая. Изменись тогданаправление или сила ветра, и вся их жизнь могла сложиться по-иному. СудьбуПитера Блада, без сомнения, решил октябрьский шторм, который загналдесятипушечный шлюп капитана Истерлинга в Кайонскую бухту, где "СинкоЛьягас" безмятежно покачивался на якоре почти целый месяц. Капитан Блад вместе с остальными беглецами нашел приют в этом оплотепиратства на острове Тортуга, зная, что они могут укрыться там на то время,пока не решат, как им надлежит действовать дальше. Их выбор пал на этугавань, так как она была единственной во всем Карибском море, где им неугрожало стать предметом докучливых расспросов. Ни одно английское поселениене предоставило бы им приюта, памятуя об их прошлом. В лице Испании ониимели заклятого врага, и не только потому, что были англичанами, а главнымобразом потому, что владели испанским судном. Ни в одной французской колонииони не могли бы чувствовать себя в безопасности, ибо между правительствамиФранции и Англии только что было заключено соглашение, по которому обестороны взаимно обязались задерживать и препровождать на родину всех беглыхкаторжников. Оставалась еще Голландия, соблюдавшая нейтралитет. Но ПитерБлад считал, что состояние нейтралитета чревато самыми большиминеожиданностями, ибо оно открывает полную свободу действий в любомнаправлении. Поэтому, держась подальше от берегов Голландии, как и от всехпрочих населенных мест, он взял курс прямо на остров Тортугу, которымвладела французская Вест-Индская компания и который являлся номинальнофранцузским, но именно только номинально, а по существу не принадлежалникакой нации, если, конечно, "береговое братство" -- так именовали себяпираты -- нельзя было рассматривать как нацию. Во всяком случае, законыТортуги не вступали в противоречие с законами столь могущественногобратства. Французское правительство было заинтересовано в том, чтобыоказывать покровительство этим стоящим вне закона людям, дабы они, в своюочередь, могли послужить Франции, стремившейся обуздать алчность Испании ивоспрепятствовать ее хищническим посягательствам на ВестИндию. Поэтому беглецы -- бунтовщики и бывшие каторжники -- почувствовали себяспокойно на борту "Синко Льягас", бросившего якорь у Тортуги, и толькопоявление Истерлинга возмутило этот покой, вынудило их положить конецбездействию и определило тем их дальнейшую судьбу. Капитан Истерлинг -- самый отъявленный негодяй из всех бороздившихкогда-либо воды Карибского моря, -- держал в трюме своего судна несколькотонн какао, облегчив от этого груза голландский торговый корабль,возвращавшийся на родину с Антильских островов. Подвиг сей, как ему вскорепришлось убедиться, не увенчал его славой, ибо слава в глазах этого пиратаизмерялась ценностью добычи, ценность же добычи была в этом случае слишкомничтожна, чтобы поднять капитана во мнении "берегового братства", бывшего онем не слишком высокого мнения. Знай Истерлинг, что груз голландского купцастоль небогат, он дал бы судну спокойно пройти мимо. Но, взяв его наабордаж, он почел долгом в интересах всей шайки негодяев, служивших под егокомандой, забрать хотя бы то, что нашлось. Если на корабле не оказалосьничего более ценного, чем какао, то в этом, конечно, была повинна злаясудьба, которая, как считал Истерлинг, преследовала его последнее время,отчего ему с каждым днем становилось все труднее вербовать для себя людей. Раздумывая над этим и мечтая о великих подвигах, он привел свой шлюп"Бонавентура" в укромную, скалистую гавань Тортуги, как бы самой природойпредназначенную служить надежным приютом для кораблей. Отвесные скалы,вздымаясь ввысь, ограждали с двух сторон этот небольшой залив. Проникнуть внего можно было только через два пролива, а для этого требовалось искусствоопытного лоцмана. Рука человека продолжила здесь дело природы, воздвигнувГорный форт -- грозную крепость, защищавшую вход в проливы. Из этой гаванифранцузские и английские пираты, превратившие ее в свое логово, моглиспокойно бросать вызов могуществу испанского короля, к которому они всепитали лютую ненависть, ибо это он своими преследованиями превратил их измирных поселенцев в грозных морских разбойников. Однако, войдя в гавань, Истерлинг позабыл о своих мечтах -- стольудивительным оказалось то, что предстало ему здесь наяву. Это необычайноевидение имело форму большого корабля, чей алый корпус горделиво возвышалсясреди остальных мелких суденышек, словно величавый лебедь в стае гусей.Подойдя ближе, Истерлинг прочел название корабля, выведенное крупнымизолотыми буквами на борту, а под ним -- и название порта, к которому корабльбыл приписан: "Синко Льягас", Кадис. Истерлинг протер глаза и прочел снова.После этого ему оставалось только теряться в догадках о том, как этотвеликолепный испанский корабль мог очутиться в таком пиратском гнезде, какТортуга. Корабль был прекрасен -- весь от золоченого украшения на носу, надкоторым поблескивали на солнце медные жерла пушек, до высокой кормы;прекрасен и могуч, ибо опытный глаз Истерлинга уже насчитал сорок орудий заего задраенными портами. "Бонавентура" бросил якорь в десяти саженях от большого корабля взападной части гавани у самого подножия Горного форта, и капитан Истерлингсошел на берег, спеша найти разгадку этой тайны. На рыночной площади за молом он смешался с пестрой толпой. Здесь шумелии суетились торговцы всевозможных национальностей, но больше всего былоангличан, французов и голландцев; здесь встречались путешественники и морякисамого различного рода; флибустьеры [74], все еще остававшиеся таковыми, ифлибустьеры, уже откровенно превратившиеся в пиратов; здесь были лесорубы,ловцы жемчуга, индусы, негры-рабы, мулаты -- торговцы фруктами и множестводругих представителей рода человеческого, которые ежедневно прибывали вКайонскую бухту -- одни, чтобы поторговать, другие, чтобы простопослоняться. Истерлинг без труда отыскал двух хорошо осведомленных прощелыг,и те охотно поведали ему необычайную историю благородного кадисского судна скучкой беглых каторжников на борту, бросившего якорь в Кайонской бухте. Истерлинга рассказ этот не только позабавил, но и ошеломил. Он пожелалполучить более подробные сведения о людях, принимавших участие в этомнеслыханном предприятии, и узнал, что их всего десятка два, не больше, и чтовсе они -- политические преступники-бунтовщики, сражавшиеся в Англии настороне Монмута и не попавшие на виселицу только потому, что вест-индскимплантаторам требовались рабы. Ему доложили все, что было известно и об ихвожаке Питере Бладе. Прежде он был врачом, сообщили ему, и добавили ещекое-какие подробности. Шел слух, что Питер Блад хочет вернуться к профессии врача и потомурешил вместе с большинством своих сподвижников при первой возможностиотвести корабль обратно в Европу. Лишь кое-кто из самых отчаянныхголоворезов, неразлучных с морем, выразили желание остаться здесь ипримкнуть к "береговому братству". Вот что услышал Истерлинг на рыночной площади, позади мола, пока егоострый взгляд продолжал рассматривать и изучать большой красный корабль. Будь у него такой корабль, каких бы дел мог он натворить! Перед глазамиИстерлинга поплыли видения. Слава Генри Моргана, под командой которого онкогда-то плавал и который посвятил его в науку пиратства, померкла бы передего славой! Несчастные беглые каторжники, надо полагать, будут только радыпродать ему этот корабль, уже сослуживший им свою службу, и, верно, незаломят за него слишком высокой цены. Хватит с них и груза какао,спрятанного в трюме "Бонавентуры". Капитан Истерлинг погладил свою черную курчавую бороду и улыбнулся. Унего-то сразу хватило смекалки сообразить, какие возможности таятся в этомкорабле, который уже месяц, как стоит здесь на причале у всех на виду. Так,значит, ему и поживиться, раз он оказался умнее всех. И он побрел через весь город мимо невзрачных домишек, по запорошеннойкоралловой пылью дороге -- такой ослепительно-белой под ярким солнцем, чтоглаз человека невольно старался отдохнуть на пятнах тени, ложившихся надорогу от росших по сторонам ее чахлых пальм. Он так спешил к своей цели, что прошел мимо таверны "У французскогокороля", не обратив внимания на тех, кто окликал его с порога, и не зашелвыпить стакан вина с веселой и шумной пиратской братией, разодетойпричудливо и пестро. Дело влекло его в этот утренний час к господинуд'Ожерону, почтенному, любезному губернатору Тортуги, представлявшему всвоем лице и французскую Вест-Индскую компанию, и тем самым как бы и самуФранцию и с достоинством высокого сановника обделывавшему дела сомнительнойчестности, но несомненной прибыточности для компании. В красивом белом доме с зелеными ставнями, уютно укрывшемся средиароматных перечных деревьев и душистых кустарников, губернатор -- худощавый,элегантно одетый француз, принесший в дикие просторы Тортуги отзвукнепринужденной галантности Версаля, -- оказал капитану Истерлингуцеремонно-дружелюбный прием. Шагнув из слепящей белизны улицы в прохладу просторной комнаты, кудасвет проникал лишь сквозь узкие щели между планками закрытых ставен, капитанИстерлинг в первое мгновение погрузился, как ему показалось, в кромешнуютьму, и лишь постепенно глаза его освоились с полумраком. Губернатор предложил ему сесть и приготовился его выслушать. Что касалось груза какао, то этот вопрос не встретил никакихзатруднений. Господина д'Ожерона ни в коей мере не интересовало, откудавзялся этот груз. Впрочем, он не питал на этот счет никаких иллюзий, чтоявствовало из цены, за которую он готов был этот груз приобрести. Онпредложил примерно половину нормальной рыночной стоимости. Губернаторд'Ожерон весьма добросовестно соблюдал интересы французской Вест-Индскойкомпании. Истерлинг сделал безуспешную попытку поторговаться, поворчал немного,уступил и перешел к главному вопросу. Он заявил о своем желании приобрестииспанское судно, стоящее в гавани на якоре. Не согласится ли господинд'Ожерон купить это судно от его имени у беглых каторжников, которые, какизвестно, сейчас им владеют? Господин д'Ожерон ответил не сразу. -- Но быть может, -- сказал он, подумав, -- они не захотят его продать. -- Не захотят продать? Помилуй бог, зачем этим несчастным оборванцамтакой корабль? -- Я лишь высказываю предположение, что и такая возможность неисключена, -- заметил д'Ожерон. -- Зайдите ко мне сегодня вечером, и я дамвам ответ. Капитан Истерлинг повторил свой визит, как ему было предложено, изастал д'Ожерона не одного. Когда губернатор встал, приветствуя своегогостя, следом за ним поднялся высокий худощавый мужчина лет тридцати снебольшим; на смуглом, как у цыгана, гладко выбритом лице его невольноприковывали к себе внимание синие глаза, смотревшие твердо и проницательно.Если господин д'Ожерон манерами и платьем заставлял вспомнить Версаль, тоего гость невольно приводил на память Аламеду [75]. На нем был дорогойчерный костюм испанского покроя, украшенный серебряной пеной пышныхкружевных манжет и жабо, и черный парик с локонами до плеч. Господин д'Ожерон представил незнакомца: -- Вот, капитан, это мистер Питер Блад -- он сам ответит на ваш вопрос. Истерлинг был сильно обескуражен -- так не вязалась внешность этогочеловека с тем обликом, который он заранее себе нарисовал. Капитан подумалбыло, что все эти красивые испанские одежды украдены, надо полагать, убывшего командира "Синко Льягас", но тут этот необыкновенный беглыйкаторжник отвесил ему поклон с изысканной грацией придворного. Однакокапитан Истерлинг припомнил еще кое-что. -- Ага! Как же, знаю, вы -- доктор! -- сказал он и рассмеялся,несколько не к месту. Питер Блад заговорил. У него был красивый голос; чуть металлическиенотки его смягчались ирландским акцентом. Однако его слова лишь пробудилинетерпеливое раздражение капитана Истерлинга -- оказывается, продажа "СинкоЛьягас" не входила в намерения мистера Блада. Пират принял угрожающую позу: он стоял перед элегантным Питером Бладом-- огромный, волосатый, свирепый, в грубой рубахе и кожаных штанах, вжелто-красном цветастом платке, стянутом узлом на коротко остриженнойголове. Вызывающим тоном он потребовал у Блада объяснений; по какой причинехочет он удержать в своих руках корабль, который совершенно не нужен ни ему,ни другим беглым каторжникам, его дружкам. Ответ Питера Блада прозвучал вежливо и мягко, что лишь усилилопрезрительное отношение к нему Истерлинга. Мистер Блад готов был заверитькапитана Истерлинга, что его предположение несколько ошибочно. Вполневозможно, что беглецы с Барбадоса захотят использовать это судно, чтобывернуться на нем в Европу -- во Францию или в Голландию. -- Быть может, мы не совсем те, за кого вы нас принимаете, капитан.Один из моих товарищей -- опытный шкипер, а трое других несли различнуюслужбу в английском королевском флоте. -- Ба! -- Вся мера презрения Истерлинга выразилась в этом громогласномвосклицании. -- Вы что, спятили? Это опасная штука -- плавать по морю,приятель. А если вас схватят? Такое ведь тоже может случиться! Что вы будететогда делать с вашей жалкой командой? Об этом вы подумали? Но Питер Блад был все так же спокоен и невозмутим. -- Если у нас маловато матросов, то вполне достаточно пушек иполновесных ядер. Провести корабль через океан я, быть может, и не сумею, нокомандовать этим кораблем, если придется принять бой, безусловно, могу. Мнепреподал эту науку сам де Ритер. Это прославленное имя на мгновение согнало саркастическую усмешку слица Истерлинга. -- Ритер? -- Да, я служил под его командованием несколько лет тому назад. Истерлинг был явно озадачен. -- А я ведь думал, что вы -- корабельный врач. -- И врач тоже, -- спокойно подтвердил ирландец. Пират выразил свое удивление по этому поводу в нескольких щедросдобренных богохульствами восклицаниях. Но тут губернатор д'Ожерон нашелуместным положить конец визиту: -- Как видите, капитан Истерлинг, все ясно, и говорить больше не о чем. По-видимому, все действительно было ясно, и капитан Истерлинг угрюмооткланялся. Однако, раздраженно шагая обратно к молу и ворча себе под нос,он думал о том, что если говорить больше и не о чем, то предпринять кое-чтоеще можно. Уже привыкнув в воображении считать величественный "Синко Льягас"своим, он отнюдь не был расположен отказаться от обладания этим кораблем. Губернатор д'Ожерон, со своей стороны, также, по-видимому, считал, чток сказанному можно еще кое-что добавить, и сделал это, когда Истерлингскрылся за дверью. -- Дурной и очень опасный человек Истерлинг, -- заметил он. -- Советуювам, мосье Блад, учесть это. Но Питер Блад отнесся к предостережению довольно беспечно. -- Вы меня ничуть не удивили. Даже не зная, что этот человек -- пират,с первого взгляда видно, что он негодяй. Легкое облачко досады затуманило на мгновение тонкие черты губернатораТортуги. -- О мосье Блад, флибустьер не обязательно должен быть негодяем, и,право же, вам не стоит с чрезмерным высокомерием относиться к профессиифлибустьера. Среди них немало людей, которые сослужили хорошую службу ивашей родине, и моей, ставя препоны алчному хищничеству Испании. А ведь,собственно говоря, оно-то их и породило. Если бы не флибустьеры, Испаниястоль же безраздельно, сколь и бесчеловечно хозяйничала бы в этих водах, гдени Франция, ни Англия не могут держать своего флота. Не забудьте, что вашастрана высоко оценила заслуги Генри Моргана, почтив его рыцарским званием иназначив губернатором Ямайки. А он был еще более грозным пиратом, чем вашсэр Френсис Дрейк, или Хоукинс, или Фробишер и все прочие, чью память у васна родине чтят до сих пор. И вслед за этим губернатор д'Ожерон, извлекавший очень значительныедоходы в виде морской пошлины со всех награбленных ценностей, попадавших вгавань Тортуги, в самых торжественных выражениях посоветовал мистеру Бладупойти по стопам вышеупомянутых героев. Питер Блад, бездомный изгнанник,объявленный вне закона, обладал прекрасным судном и небольшой, но весьмаспособной командой, и господин д'Ожерон не сомневался, что при недюжинныхспособностях мистера Блада его ждут большие успехи, если он вступит в"береговое братство" флибустьеров. У самого Питера Блада также не было на этот счет никаких сомнений; темне менее он не склонялся к такой мысли. И, возможно, никогда бы и не пришелк ней, сколько бы ни пытались склонить его к этому большинство егоприверженцев, не случись тех событий, которые вскоре последовали. Среди этих приверженцев наибольшую настойчивость проявляли Питт,Хагторп и гигант Волверстон, потерявший глаз в бою при Сегморе. Бладу,конечно, легко мечтать о возвращении в Европу, толковали они. У него в рукаххорошая, спокойная профессия врача, и он всегда заработает себе на жизнь иво Франции и в Нидерландах. Ну, а они -- моряки и ничего другого, кромемореходства, не знают. Да и Дайк, который до того, как погрузиться вполитику и примкнуть к бунтовщикам, служил младшим офицером в английскомвоенном флоте, держался примерно того же мнения, а Огл, канонир, требовал,чтобы какой-нибудь бог, или черт, или сам Блад сказали ему, есть ли во всембританском адмиралтействе такой дурак, что решится доверить пушку человеку,сражавшемуся под знаменами Монмута. Было ясно, что у Питера Блада оставался только один выход --распрощаться с этими людьми, с которыми сроднили его перенесенные вместеопасности и невзгоды. Именно в этот критический момент судьбе и было угодноизбрать своим орудием капитана Истерлинга и поставить его на пути ПитераБлада. Три дня спустя после свидания с Бладом в доме губернатора капитанИстерлинг подплыл утром в небольшой шлюпке к "Синко Льягас" и поднялся наборт. Грозно шагая по палубе, он поглядывал своими острыми темными глазкамипо сторонам. Он увидел, что "Синко Льягас" не только отменно построенныйкорабль, но и содержится в образцовом порядке. Палубы были надраены, такелажв безупречном состоянии, каждый предмет находился на положенном месте.Мушкеты стояли в козлах возле грот-мачты, и все медные части и крышки портовослепительно сверкали в лучах солнца, отливая золотом. Как видно, эти беглыекаторжники, из которых Блад сколотил свою команду, были не такими ужрохлями. А вот и сам Питер Блад собственной персоной -- весь в черном ссеребром, что твой испанский гранд; он снимает свою черную шляпу стемно-красным плюмажем и отвешивает такой низкий поклон, что локоны егочерного парика, раскачиваясь из стороны в сторону, как уши спаниеля, почтизакрывают ему лицо. Рядом с ним стоит Натаниель Хагторп, очень приятный свиду господин, примерно такого же возраста, как сам Блад; у него чистовыбритое лицо и спокойный взгляд благовоспитанного человека. Позади них --еще трое: Джереми Питт, молодой, светловолосый шкипер из Сомерсетшира;коренастый здоровяк Николае Дайк, младший офицер морского флота, служившийкоролю Якову, когда тот был еще герцогом Иоркским, и гигант Волверстон. Все эти господа отнюдь не походят на оборванцев, какими поспешнонарисовало их себе воображение Истерлинга. Даже дородный Волверстон облексвои могучие мышцы для такого торжественного случая в испанскую мишуру. Представив их своему гостю, Питер Блад пригласил капитана "Бонавентуры"в капитанскую каюту, огромные размеры и богатое убранство которойпревосходили все, что Истерлингу приходилось когдалибо видеть на судах. Негр-слуга в белой куртке -- юноша, взятый в услужение на корабль сТортуги, -- подал, помимо обычных рома, сахара и свежих лимонов, еще бутылкузолотистого канарского вина из старых запасов судна, и Питер Блад радушнопредложил непрошеному гостю отведать его. Помня предостережение губернатора д'Ожерона, Питер Блад почел за лучшеепринять опасного гостя со всей возможной учтивостью, рассчитывая отчасти нато, что, почувствовав себя свободно, Истерлинг, быть может, скорее раскроетсвои коварные замыслы. Развалившись в изящном мягком кресле перед столом из черного дуба,капитан Истерлинг щедро воздавал должное канарскому вину, столь же щедро егопохваливая. Затем он перешел к делу и спросил Питера Блада, не переменил лион по зрелом размышлении своего решения и не продаст ли он судно. -- А если согласитесь продать, -- добавил он, скользнув взглядом полицам четырех товарищей Блада, -- так увидите, что я не поскуплюсь,поскольку эти денежки вам придется поделить на всех. Если капитан Истерлинг рассчитывал таким способом произвестивпечатление на остальных собеседников, то следует отметить, что невозмутимоевыражение их физиономий несколько его разочаровало. Питер Блад покачал головой. -- Вы напрасно утруждаете себя, капитан. Какое бы мы ни принялирешение, "Синко Льягас" останется у нас. -- Какое бы вы ни приняли решение? -- Густые черные брови на низком лбуудивленно поползли вверх. -- Значит, вы еще не решили отплыть в Европу? Чтож, тогда я сразу перейду к делу и, раз вы не хотите продать судно, сделаювам другое предложение. Давайте-ка вы с вашим кораблем присоединяйтесь кмоему "Бонавентуре", и мы сообща сварганим одно дельце, которое будет небезделицей. -- И капитан, очень довольный своим плоским каламбуром,оглушительно расхохотался, блеснув белыми зубами в обрамлении курчавойчерной бороды. -- Благодарю вас за честь, но мы не собирались заниматься пиратством. Истерлинг не обиделся, но и бровью не повел. Только взмахнул огромнойручищей, словно отметая нелепое предположение. -- Я вам не пиратствовать предлагаю. -- Что же тогда? -- Могу я вам довериться? -- спросил он, и его взгляд снова обежал вселица. -- Как вам будет угодно, но боюсь, что при любых условиях вы толькодаром потратите время. Это звучало не слишком обнадеживающе. Тем не менее Истерлинг приступилк делу. Известно ли им, что он плавал вместе с Морганом? Совместно с Морганомон проделал большой переход через Панамский перешеек, и ни для кого несекрет, что когда подошло время делить добычу, унесенную ими изразграбленного испанского города, она оказалась куда меньше, чемрассчитывали пираты. Поговаривали, что Морган произвел дележку не по чести,что он успел заранее припрятать у себя большую часть захваченных сокровищ.Так вот, все это говорили недаром: он, Истерлинг, может поручиться. Морган всамом деле припрятал тайком жемчуга и драгоценных камней из Сан-Фелипе набаснословную сумму. Но когда об этом поползли слухи, он струсил. Побоялся,что припрятанные у него сокровища найдут, и тогда ему крышка. И однаждыночью, когда они шли через перешеек, он где-то на полпути зарыл в землюприсвоенные им драгоценности. -- И только один человек на свете знал об этом, -- заявил капитанИстерлинг напряженно внимавшим ему слушателям (а подобное сообщение моглозаинтересовать кого угодно). -- Знал тот, кто помогал ему все это зарывать,-- одному-то ему во век бы не справиться. Так вот, этот человек был я. Истерлинг помолчал, дабы грандиозность сделанного им сообщения поглубжепроникла в сознание слушателей, и заговорил снова. Он предложил беглецам отправиться вместе с ним на "Синко Льягас" вэкспедицию за сокровищами, которые они потом поделят между собой по законам"берегового братства". -- Морган зарыл там ценностей самое малое на четыре миллиона реалов. Подобная сумма заставила всех слушателей широко раскрыть глаза. Всех,даже самого капитана Блада, впрочем, совсем по иной причине. -- Право же, это очень странно, -- задумчиво произнес он. -- Что кажется вам странным, мистер Блад? Капитан Блад ответил вопросом на вопрос: -- Сколько у вас людей на борту "Бонавентуры"? -- Да что-то около двух сотен. -- И несмотря на это, двадцать человек моей команды представляют длявас такой интерес, что вы нашли для себя возможным обратиться ко мне сподобным предложением? Истерлинг загоготал прямо ему в лицо. -- Я вижу, что вы ничего не понимаете. Люди мне не нужны, мне нужнохорошее крепкое судно, чтобы надежно поместить на нем наше сокровище. Втрюме такого корабля, как ваш, оно будет спокойненько лежать себе, как вкрепости, и тогда плевать я хотел на все испанские галионы, пусть они лучшеко мне не суются. -- Черт побери, теперь мне все понятно, -- сказал Волверстон, а Питт,Дайк и Хагторп согласно закивали головами. Но холодные синие глаза Питера Блада все так же, не мигая, смотрели нагрузного пирата, и выражение их не изменилось. -- Это понять нетрудно, как заметил Волверстон. Но в таком случае, еслиделить на всех поровну, на долю "Синко Льягас" придется одна десятая всейдобычи, а это ни в коей мере не может нас удовлетворить. Истерлинг надул щеки и сделал широкий жест своей огромной лапищей. -- А какую дележку предлагаете вы? -- Мы должны это обсудить. Но, во всяком случае, наша доля не можетбыть меньше одной пятой. Лицо пирата осталось непроницаемым. Он молча наклонил повязаннуюпестрым платком голову. Потом сказал: -- Притащите этих ваших приятелей завтра ко мне на "Бонавентуру", мыпообедаем вместе и составим соглашение. Секунды две Питер Блад, казалось, был в нерешительности. Затем онпринял приглашение, учтиво за него поблагодарив. Но когда пират отбыл, капитан поспешил охладить пыл своих сподвижников. -- Меня предупреждали, что Истерлинг -- человек опасный. Думаю, что емупольстили. Опасный человек должен быть умен, а капитан Истерлинг этимкачеством не обладает. -- Сдается мне, ты что-то блажишь, Питер, -- заметил Волверстон. -- Я просто стараюсь разгадать, зачем понадобилось ему заключать союз снами, и раздумываю над тем объяснением, которое он этому дал. Вероятно, онпросто не мог придумать ничего лучшего, когда ему был поставлен вопрос вупор. -- Так оно же проще простого, -- решительно вмешался Хагторп. Емуказалось, что Питер Блад зря усложняет дело. -- Проще простого! -- Блад рассмеялся. -- Даже чересчур просто, еслихотите знать. Проще простого и яснее ясного, пока вы не вдумаетесь в этохорошенько. Да, конечно, на первый взгляд он сделал нам заманчивое, дажеблестящее предложение. Только не все то золото, что блестит. Надежный, каккрепость, корабль, в трюме которого упрятано на четыре миллиона сокровищ, амы с вами -- его хозяева! Доверчивый же малый этот Истерлинг, слишкомдоверчивый для мошенника! Помощники Блада задумались, в глазах их промелькнуло сомнение. Впрочем,Питт все еще оставался при своем мнении. -- У него нет другого выхода, и он верит в нашу честность, знает, чтомы не обманем. Питер Блад посмотрел на него с усмешкой. -- Не думаю, чтобы человек с такими глазами, как у этого Истерлинга,мог верить во что-нибудь, кроме захвата. Если он действительно хочетспрятать свое сокровище на нашем корабле (а тут, мне кажется, он не врет),то это значит, что он намерен завладеть и самим кораблем. Поверит он нам,как же! Разве может подобный человек, для которого не существует понятиячести, поверить, что мы не ускользнем от него однажды ночью, после того какпримем его сокровища на борт, или даже попросту не потопим его шлюп,обстреляв его из наших орудий? Ты мне смешон, Джереми, со своимирассуждениями о чести. Однако и Хагторпу еще не все было ясно. -- Ладно. Тогда зачем понадобилось ему искать этого союза с нами? -- Да он же сам сказал зачем. Ему нужен наш корабль! То ли дляперевозки сокровища, если оно действительно существует, то ли еще зачем-то.Ведь он же пытался сначала купить у нас "Синко Льягас". Да, корабль емунужен, это совершенно очевидно. А вот мы ему не нужны, и он постарается какможно быстрее от нас избавиться, можете не сомневаться. И все же перспектива участвовать в дележе моргановского клада была, какзаметил Питер Блад, весьма заманчива, и его товарищам очень не хотелосьотвергнуть предложение Истерлинга. Стремясь к влекущей их цели, люди частоготовы идти на риск, готовы поверить в возможность удачи. Так было и сХагторпом, и с Питтом, и с Дайком. Они решили, что Блад предубежден, что еговосстановил против Истерлинга губернатор д'Ожерон, а тот мог при этомпреследовать какие-то свои цели. Почему бы, во всяком случае, не пообедать сИстерлингом и не послушать, какие условия он предложит? -- А вы уверены, что он не отравит нас? -- спросил Блад. Ну, уж это он в своей подозрительности хватил через край. Товарищипрямо-таки подняли его на смех. Как это Истерлинг может их отравить, когдаон сам будет пить и есть вместе с ними? Да и чего он этим достигнет? Развеэто поможет ему завладеть "Синко Льягас"? -- Разумеется! Поднимется на борт с шайкой своих головорезов и захватитнаших ребят, оставшихся без командиров, врасплох. -- Что, что? -- вскричал Хагторп. -- Здесь, на Тортуге? В этойпиратской гавани? Полно, полно, Питер! Есть же свои понятия чести даже уворов, думается мне. -- Ты волен, конечно, рассуждать так. Я же склонен думать совсемобратное. Меня как будто бы еще никто не считал боязливым, однако япредостерег бы вас всех от такого опрометчивого шага. Однако мнение большинства было против него. Вся команда загореласьжеланием участвовать в походе, когда ей сообщили о том, какое было сделанопредложение. И на другой день, как только пробило восемь склянок, капитан Блад всопровождении Хагторпа, Питта и Дайка должен был волей-неволей подняться наборт "Бонавентуры". Волверстона оставили наблюдать за порядком на "СинкоЛьягас". Истерлинг, окруженный толпой своих головорезов, шумно приветствовалгостей. Вся его команда была на корабле. Больше полутораста пиратоврасположились на шкафуте, на полубаке и на корме -- все до единого с оружиемза поясом. Питер Блад мог бы и не обращать внимания своих спутников на этустранность: зачем пираты забрались на корабль, вместо того чтобы, какповелось, сидеть себе в тавернах на берегу? Все трое товарищей Блада уже исами отметили про себя это подозрительное обстоятельство. Не укрылись от нихи ядовитые ухмылочки этих негодяев, и у каждого мелькнула мысль, не был ли,в конце концов, прав Питер Блад в своих опасениях и не попались ли они взападню. Но отступать было поздно. На полуюте, возле трапа, ведущего в каюту,стоял капитан Истерлинг, встречая гостей. Питер Блад приостановился на мгновение и поглядел на ясное голубое небои верхушки мачт, над которыми кружили чайки. Потом перевел взгляд на серуютвердыню форта, утопавшую в жарком мареве на вершине скалы, на мол,пустынный в эти часы полуденного зноя, и, наконец, на большой красныйкорабль, мощный и величественный, отраженный в сверкающей глади залива. Еготоварищам показалось, что он словно бы ищет, с какой стороны может прийти кним помощь в случае нужды... Затем по приглашению Истерлинга Питер Бладступил на полутемный трап, и его товарищи последовали за ним. Каюта, как и весь корабль, запущенный и грязный, ни в коей мере непоходила на капитанскую каюту "Синко Льягас". Потолок был так низок, чторослые Блад и Хагторп едва не касались его головой. Столь же убога была иобстановка каюты: несколько ларей с брошенными на них подушками вокругпростого, некрашеного стола, изрезанного ножами, давно не мытого. Невзираяна распахнутые настежь кормовые окна, воздух в каюте был спертым иудушливым: пахло канатами, затхлой трюмной водой. Обед соответствовал обстановке. Свинина была пережарена, овощипереварены, и деликатный желудок мистера Блада положительно отказывалсяпринимать эту с отвращением проглоченную пищу. Под стать всему остальному была и приглашенная Истерлингом компания. Сполдюжины головорезов изображали его почетную гвардию. Команда избрала их,заявил Истерлинг, чтобы они выработали и подписали соглашение от лица всехпрочих. Помимо них, здесь было еще одно лицо -- молодой француз, по имениЖуанвиль, секретарь губернатора д'Ожерона, присланный последним, дабыпридать сделке законность. Если присутствие этого довольно никчемногосубъекта с бесцветными глазками должно было в какой-то мере усыпитьподозрения мистера Блада, то следует сказать, что оно только сильнее егонасторожило. Тесная каюта была заполнена до отказа. Гвардия Истерлинга расположиласьза столом так, что гости с "Синко Льягас" оказались разъединенными. ПитерБлад и капитан "Бонавентуры" уселись на противоположных концах стола. К делу приступили, как только с обедом было покончено, и прислуживавшийза столом негр удалился. Пока же длилась трапеза, пираты веселились на свойлад, отпуская соленые шутки, видимо претендующие на остроумие. Наконец настоле не осталось ничего, кроме бутылок, чернильницы, перьев и двух листовбумаги -- одного перед Истерлингом, другого перед Питером Бладом, -- икапитан "Бонавентуры" изложил свои условия, впервые позволив себе назватькапитаном и своего гостя. Без лишних слов он тут же объявил Бладу, чтозапрошенную им одну пятую долю добычи команда "Бонавентуры" призналанепомерной. Питер Блад оживился. -- Давайте поставим точку над "и", капитан. Вы, по-видимому, хотитесказать, что ваша команда не согласна на мои условия? -- А как же еще иначе можно меня понять? -- В таком случае, капитан, нам остается только откланяться,поблагодарив за радушный прием и заверив вас, что мы высоко ценим этоприятное и столь обогатившее нас знакомство. Однако изысканная галантность всех этих чрезмерно преувеличенныхлюбезностей не произвела ни малейшего впечатления на толстокожегоИстерлинга. Обратив к Питеру Бладу багровое лицо, он нахально уставился нанего своими хитрыми глазками и переспросил, утирая пот со лба: -- Откланяться? -- В хриплом голосе его прозвучала насмешка. -- Я ужтоже попрошу вас выражаться точнее. Люблю людей прямых и прямые слова. Вычто ж, хотите сказать, что отказываетесь от сделки? И тотчас двое-трое из его гвардии повторили слова своего капитана,которые в их устах прозвучали словно грозное эхо. Капитан Блад -- назовем его теперь полным титулом, присвоенным емуИстерлингом, -- казалось, был несколько смущен оборотом дела. Как бы взамешательстве он поглядел на своих товарищей, быть может, ожидая от нихсовета, но они ответили ему только растерянными взглядами. -- Если вы находите наши условия неприемлемыми, -- сказал он наконец,-- я должен предположить, что вы не желаете более заниматься этим вопросом,и нам не остается ничего другого, как распрощаться. Такая неуверенность прозвучала в голосе Питера Блада, что его товарищибыли изумлены -- никогда еще не случалось им видеть, чтобы их капитан сробелперед какой бы то ни было опасностью. У Истерлинга же его ответ вызвалпрезрительный смешок -- ничего другого он и не ожидал от этого лекаришки,волею случая ставшего искателем счастья. -- Ей-богу, доктор, -- сказал он, -- вы бы уж лучше вернулись к вашимбанкам и пиявкам, а корабли оставили людям, которые знают, как имиуправлять. В холодных синих глазах блеснула молния и мгновенно потухла. Новыражение неуверенности не сбежало со смуглого лица. Тем временем Истерлингуже обратился к секретарю губернатора, сидевшему по правую руку от него. -- Ну, а вы что скажете, мусью Жуанвиль? Белокурый, изнеженный французик снисходительно улыбнулся, наблюдая заоробевшим Питером Бладом. -- Не кажется ли вам, капитан Блад, что сейчас было бы вполнесвоевременно и разумно выслушать условия, которые может предложить капитанИстерлинг? -- Я уже слышал их. Однако, если... -- Никаких "если", доктор, -- грубо оборвал его Истерлинг. -- Условиямои все те же, какие я вам ставил. Все делим поровну между вашими людьми имоими. -- Но ведь это значит, что на долю "Синко Льягас" придется не большеодной десятой части добычи. -- Теперь и Блад, в свою очередь, повернулся кмистеру Жуанвилю. -- Считаете ли вы, мосье, такие условия справедливыми? Яуже объяснял капитану Истерлингу, что хотя на нашем корабле меньше людей,зато у нас больше пушек, а приставлен к ним, смею вас заверить, такойканонир, какой еще никогда не бороздил вод Карибского моря. Этого малогозовут Огл, Нед Огл. Замечательный канонир этот Пед Огл. Не канонир, а сущийсатана. Поглядели бы вы, как он топил испанские суда у Бриджтауна!.. Казалось, он еще долго мог бы распространяться о достоинствах канонираНеда Огла, если бы Истерлинг снова не прервал его: -- Черт побери, приятель, да на что нам сдался этот канонир! Подумаешь,велика важность! -- Да, конечно, если бы это был обыкновенный канонир. Но это совсемнеобыкновенный канонир. У него необычайно меткий глаз. Такой канонир, какНед Огл, -- это все равно что поэт. Один рождается поэтом, другой --канониром. Он так ловко может пустить корабль ко дну, этот Нед Огл, какдругой не вырвет и зуба. Истерлинг стукнул кулаком по столу. -- Да при чем тут ваш канонир? -- Может случиться, что будет при чем. А пока я просто хочу указатьвам, какого ценного союзника приобретаете вы в нашем лице. -- И Блад сновапринялся расхваливать своего канонира. -- Он ведь проходил службу вкоролевском военно-морском флоте, наш Нед Огл, и это был поистине черныйдень для королевского военно-морского флота, когда Нед Огл, пристрастившиськ политике, стал на сторону протестантов при Сегмуре... -- Да брось ты своего Огла, -- зарычал один из офицеров "Бонавентуры"-- здоровенный детина по имени Чард. -- Брось, не то мы эдак проваландаемсяздесь целый день. Истерлинг, крепко выругавшись, поддержал своего офицера. Питер Блад отметил про себя, что никто из пиратов даже не пыталсяскрыть свою враждебность, и с этой минуты их поведение предстало перед ним вином свете: он понял, к чему они стремятся. Тут вмешался Жуанвиль: -- Не согласитесь ли вы, капитан Истерлинг, пойти на некоторые уступки?В конце концов доводы капитана Блада по-своему резонны. Он вполне мог бынабрать на корабль команду в сто матросов и тогда получил бы значительнобольшую долю. -- Тогда, может, она бы ему и причиталась, -- последовал грубый ответ. -- Она причитается мне и теперь, -- продолжал настаивать Блад. -- Ну да, как же! -- получил он в ответ вместе с щелчком пальцами передсамым носом. Блад видел, что Истерлинг нарочно старается вывести его из себя, чтобызатем наброситься на него вместе со своими разбойниками и тут же на местеприрезать и его, и всех его товарищей. А мосье Жуанвиля он заставит потомзасвидетельствовать перед губернатором, что его гости первые затеяли ссору.Ему стало теперь ясно, для чего понадобилось Истерлингу присутствие здесьэтого французика! А Жуанвиль тем временем продолжал увещевать: -- Полноте, полноте, капитан Истерлинг! Так вы никогда не достигнетесоглашения. Судно капитана Блада представляет для вас интерес, а за такиевещи следует платить. Вы, мне кажется, могли бы предложить ему хотя бы однувосьмую или даже одну седьмую долю. Прикрикнув на Чарда, который громким ревом выразил свой протест,Истерлинг внезапно заговорил почти вкрадчиво: -- Что скажет на это капитан Блад? Капитан Блад ответил не сразу, он раздумывал. Затем пожал плечами. -- Что должен я сказать? Как вы сами понимаете, я не могу сказатьничего, пока не узнаю мнения своих товарищей. Мы возобновим наш разговоркакнибудь в другой раз, после того, как я выясню их намерения. -- Что за дьявольщина! -- загремел Истерлинг. -- Вы что, смеетесь, чтоли? Разве вы не привели сюда своих офицеров? Разве они не могут говорить завсех ваших людей, так же как мои? Что мы здесь решим, то мои ребята ипримут. Таков закон "берегового братства". Значит, я имею право ждать тогоже самого и от вас, объясните-ка ему это, мусью Жуанвиль. Француз мрачно кивнул, и Истерлинг зарычал снова. -- Мы тут, черт побери, не дети малые. И собрались не в игрушки играть,а договариваться о дело, и вы уйдете отсюда не раньше, чем мы договоримся,будь я проклят. -- Или не договоримся, как легко может случиться, -- спокойно проронилкапитан Блад. Нетрудно было заметить, что всю его нерешительность уже какрукой сняло. -- Как это -- не договоримся? Какого дьявола, что это еще значит? --Истерлинг вскочил на ноги, всем своим видом изображая величайшую ярость,которая Питеру Бладу показалась несколько напускной -- словно некийдополнительный штрих разыгравшейся здесь комедии. -- Я имею в виду самую простую вещь: мы можем и не договориться. --По-видимому, Блад решил, что пришло время заставить пиратов раскрыть своикарты. -- Если мы с вами не придем к соглашению, что ж, значит, с этимпокончено. -- Ого! Покончено, вот как? Нет, пусть меня повесят! На этом некончится, а, пожалуй, только начнется. -- Это я и предполагал. Что же именно начнется, не угодно ли вам будетпояснить, капитан Истерлинг? -- В самом деле, капитан! -- вскричал Жуанвиль. -- Что вы имеете ввиду? -- Что я имею в виду? -- Капитан Истерлинг воззрился на француза.Казалось, он был вне себя от бешенства. -- Что? -- повторил он. -- А вотчто, послушайте, мусью. Этот докторишка Блад, этот беглый каторжник, хотелвыпытать у меня тайну моргановского клада и нарочно притворился, будто решилвойти со мной в долю. А теперь, когда все выпытал, начинает, как видите,отвиливать, бьет отбой. Теперь уж он вроде как и не хочет входить с нами вдолю. Он хочет пойти на попятный. Мне думается, вам, мусью Жуанвиль, должнобыть ясно, почему он хочет пойти на попятный, и нетрудно догадаться, почемуя не могу этого допустить. -- Какое жалкое измышление! -- насмешливо произнес Блад. -- Что затайна мне открыта, помимо пустых россказней о каком-то где-то зарытом кладе? -- Нет, не "где-то", а вы знаете где. Я свалял дурака, все вам открыл. Блад искренне расхохотался, чем даже напугал своих товарищей, которыетеперь уже ясно видели, что дело принимает для них худой оборот. -- Ну да, где-то на Дарьенском перешейке! Весьма точный адрес, клянусьчестью! При наличии таких сведений мне остается только отправиться прямо наместо и забрать клад себе! А что касается всего остального, то я прошу вас,мосье Жуанвиль, обратить внимание на то, что "отвиливать" здесь начал вовсене я. Я еще мог бы заключить сделку с капитаном Истерлингом, если бы, какбыло мною предложено с самого начала, нам гарантировали одну пятую добычи.Но теперь, после того как все мои подозрения подтвердились, я не намеренвести с ним никаких дел даже за половину всего его сокровища, еслипредположить, что оно действительно существует, чего я лично не допускаю. При этих словах пираты, словно по команде, повскакали с мест, готовые кдраке. Поднялся дикий шум, но Истерлинг, взмахнув рукой, заставил всехприумолкнуть. Когда шум стих, раздался тоненький голосок мосье Жуанвиля: -- Вы на редкость неблагоразумный человек, капитан Блад. -- Все может быть, все может быть, -- беспечно сказал Блад. -- Поживем-- увидим. Последнее слово еще не сказано. -- Ну, значит, пора его сказать, -- возвестил Истерлинг; он внезапностал зловеще спокоен. -- Я хотел предупредить вас, что раз вам известен нашсекрет, вы не уйдете с этого судна, пока не подпишете соглашения. Но какиеуж тут предупреждения, когда вы открыто показали нам свои намерения. Не вставая из-за стола, капитан Блад поднял глаза на грузную фигурукапитана "Бонавентуры", стоявшего в угрожающей позе, и трое его помощников с"Синко Льягас" заметили с недоумением и тревогой, что он улыбается. Сначалаон был необычайно нерешителен и робок, а теперь вел себя так непринужденно,так вызывающе! Понять его поведение было невозможно. Он молчал, и заговорилХагторп: -- Что вы хотите этим сказать, капитан Истерлинг? Каковы вашинамерения? -- А вот каковы: заковать всех вас в кандалы и бросить в трюм, где выне сможете никому причинить вреда. -- Помилуй бог, сэр... -- начал было Хагторп, но тут его прервалспокойный, ясный голос капитана Блада: -- И вы, мосье Жуанвиль, допустите такой произвол, не выразив со своейстороны протеста? Жуанвиль развел руками, выпятив нижнюю губу, и пожал плечами. -- Вы сами прямо напрашивались на это, капитан Блад. -- Так, вот, значит, для чего вы присутствуете здесь -- чтобы сделатьсоответствующее сообщение мосье д'Ожерону? Ну, ну! -- И Блад рассмеялся небез горечи. И тут внезапно полуденную тишину нарушил гром орудийного выстрела,заставивший вздрогнуть всех. Испуганно закричали всполошившиеся чайки, все снедоумением посмотрели друг на друга, и в наступившей затем тишине прозвучалвопрос Истерлинга, обращенный с тревогой неизвестно к кому: -- Это что еще за дьявольщина?! Ответил ему капитан Блад, и при том самым любезным тоном: -- Пусть это не тревожит вас, дорогой капитан. Прогремел всего-навсегосалют в вашу честь. Его произвел Огл, весьма искусный канонир, с "СинкоЛьягас". Я, кажется, уже сообщал вам о нем? -- И Блад обвел вопросительнымвзглядом всю компанию. -- Салют? -- повторил, как эхо, Истерлинг. -- Чума и ад! Какой ещесалют? -- Обыкновенная вежливость -- напоминание нам и предостережение вам.Напоминание нам о том, что мы уже целый час отнимаем у вас время и не должныдолее злоупотреблять вашим гостеприимством. -- Капитан Блад поднялся на ногии выпрямился во весь рост, непринужденный и элегантный в своем черном ссеребром испанском костюме. -- Разрешите пожелать вам, капитан, провестиостаток дня столь же приятно. Побагровев от ярости, Истерлинг выхватил из-за пояса пистолет. -- Ты не сойдешь с этого корабля, фигляр несчастный, скоморох! Но капитан Блад продолжал улыбаться. -- Клянусь, это будет весьма прискорбно для корабля и для всех, ктонаходится на его борту, включая нашего бесхитростного мосье Жуанвиля,который, кажется, и в самом деле верит, что вы выплатите ему обещанную долювашего призрачного сокровища, если он будет лжесвидетельствовать передгубернатором, дабы очернить меня и оправдать захват вами моего корабля. Каквидите, я ничуть не обольщаюсь на ваш счет, мой дорогой капитан. Вы слишкомпростоваты для негодяя. Размахивая пистолетом, Истерлинг изрыгал проклятия и угрозы. Однако онне пускал оружия в ход -- какое-то смутное беспокойство удерживало его руку:слишком уж хладнокровно насмешлив был капитан Блад. -- Мы напрасно теряем время, -- прервал его Блад. -- А сейчас, поверьтемне, каждая секунда дорога. Пожалуй, вам следует уразуметь положение вещей.Огл получил от меня приказ: если спустя десять минут после этого салюта явместе с моими товарищами не покину палубы "Бонавентуры", ему надлежитпроделать хорошую круглую дыру в вашем полубаке на уровне ватерлинии и ещестолько дыр, сколько потребуется, чтобы пустить ваш корабль ко дну. Апотребуется не так уж много. У Огла поразительно точный прицел. Он отличнозарекомендовал себя во время службы в королевском флоте. Я, кажется, ужерассказывал вам об этом. Снова на мгновение воцарилась тишина, и на этот раз ее нарушил мосьеЖуанвиль: -- Я здесь совершенно ни при чем! -- Заткни свою писклявую глотку, ты, французская крыса! -- заревелвзбешенный Истерлинг. Продолжая размахивать пистолетом, он обратил своюярость на Блада: -- А ты, жалкий лекаришка!.. Ты, ученый навозный жук! Ты былучше орудовал своими банками и пиявками, как я тебе советовал! Было ясно, что он не остановится перед убийством. Но Блад оказалсяпроворнее. Прежде чем ктолибо успел разгадать его намерения, он схватилстоявшую перед ним бутылку канарского вина и хватил ею капитана Истерлингапо голове. Капитан "Бонавентуры" отлетел к переборке. Питер Блад сопроводил егополет легким поклоном. -- Сожалею, -- сказал он, -- что у меня не оказалось под рукой нибанок, ни пиявок, но, как видите, кровопускание можно произвести и с помощьюбутылки. Потеряв сознание, Истерлинг грузно осел на пол возле переборки.Повскакав с мест, пираты надвинулись на капитана Блада. Раздались хриплыевыкрики, кто-то схватил его за плечо. Но его звучный голос перекрыл шум: -- Берегитесь! Время истекает. Десять минут уже прошло, и либо я и моитоварищи покинем сейчас ваше судно, либо мы все вместе пойдем на дно. -- Во имя всего святого подумайте, что вы делаете! -- вскричалЖуанвиль, бросаясь к двери. Однако один из пиратов, человек практической складки, уже успел, каквидно, кое о чем подумать и, схватив Жуанвиля за шиворот, отшвырнул его всторону. -- Ну, ты! -- крикнул он капитану Бладу. -- Лезь на палубу и забирай ссобой остальных. Да поживее! Мы не хотим, чтобы нас тут потопили, как крыс! Все четверо поднялись, как им было предложено, на палубу. Вслед имполетели проклятия и угрозы. Пираты, остававшиеся на палубе, не были, по-видимому, посвящены внамерения Истерлинга, а, быть может, подчинялись отданному кем-то приказу,но, так или иначе, они не препятствовали капитану Бладу и его товарищампокинуть корабль. В шлюпке, на полпути к кораблю, к Хагторпу вернулся дар речи: -- Клянусь спасением души, Питер, я уже подумал было, что нам крышка. -- Да и я, -- с жаром подхватил Питт. -- Что ни говори, они моглиразделаться с нами в два счета. -- Он повернулся к Питеру Бладу, сидевшемуна корме: -- Ну, а если бы по какой-нибудь причине нам не удалось выбратьсяоттуда за эти десять минут и Огл и вправду принялся бы палить, что тогда? -- О, -- сказал Питер Блад, -- главная-то опасность в том изаключалась, что он вовсе не собирался палить. -- Как так, ты же это приказал! -- Да, вот как раз это я и забыл сделать. Я сказал ему только, чтобы ондал холостой выстрел, когда мы пробудем на "Бонавентуре" час. Как бы ниобернулось дело, это все равно нам не повредит, подумал я. И, клянусьчестью, кажется, не повредило. Фу, черт побери! -- Блад снял шляпу и, словноне замечая изумления своих спутников, вытер вспотевший лоб. -- Ну и жара!Солнце так и печет.