Нежданная добыча

Капитан Блад любил повторять, что человека следует оценивать не по егоспособностям задумывать великие предприятия, но по тому, как он умеетраспознать удобный случай и своевременно воспользоваться им. Захватив великолепный испанский корабль "Синко Льягас", Блад доказал,что обладает этими способностями, и подтвердил это еще раз, разрушив замыслыподлого пирата капитана Истерлинга, вознамеривавшегося завладеть этимблагородным судном. Однако после того как он сам и его корабль чудомизбежали гибели, стало ясно, что воды Тортуги для них опасны. В тот же деньна шкафуте был созван совет, и Блад изложил на нем следующую простуюфилософию: когда на человека нападают, ему надо либо драться, либо бежать. -- А поскольку мы не сможем драться, когда на нас нападут, а нападут нанас обязательно, следовательно, нам остается только сыграть роль трусов,хотя бы для того, чтобы остаться в живых и доказать свою храбростьвпоследствии. Все с ним согласились. Однако если и было принято решение немедляспасаться бегством, то, куда именно бежать, предстояло обдумать позднее.Пока же необходимо было уйти подальше от Тортуги и от капитана Истерлинга, вчьих коварных намерениях сомневаться больше не приходилось. И вот в глухую полночь, звездную, но безлунную величественный фрегат,бывший некогда гордостью верфей Кадиса, бесшумно поднял якорь и, ловяпарусами попутный бриз, используя отлив, повернул в открытое море. Еслискрип кабестана, лязганье якорной цепи и визг блоков и выдали этот маневрИстерлингу, стоявшему на борту "Бонавентуры" в кабельтове от "Синко Льягас",то помешать намерениям Блада он все равно был не в силах. По меньшей мере три четверти его разбойничьей команды пьянствовало наберегу, и Истерлинг не мог идти на абордаж с пиратами, остававшимися накорабле, хотя их и было вдвое больше, чем матросов на "Синко Льягас".Впрочем, если бы даже все двести человек его команды находились на борту,Истерлинг все равно не сделал бы попытки воспрепятствовать отплытию капитанаБлада. Он уже попытался захватить "Синко Льягас" в водах Тортуги с помощьюхитрости, однако даже его дерзкая наглость отступила перед мыслью оботкрытом насильственном захвате корабля в этом порту, тем более чтогубернатор д'Ожерон был, по-видимому, дружески расположен к Бладу и еготоварищам-беглецам. В открытом море дело будет обстоять иначе, а потом он такую историюсочинит о том, как "Синко Льягас" попал к нему в руки, что никто в Каноне несумеет вывести его на чистую воду. Итак, капитан Истерлинг позволил Питеру Бладу беспрепятственно покинутьпорт и был даже доволен его отплытием. Он не торопился кинуться в погоню:излишняя спешка могла выдать его намерения. Истерлинг готовился даже снекоторой медлительностью и поднял якорь лишь на следующий день, ближе квечеру. Он не сомневался, что сумеет правильно отгадать направление,выбранное Бладом, а превосходство "Бонавентуры" в быстроходности давало емувсе основания полагать, что он догонит свою добычу прежде, чем Блад успеетотойти достаточно далеко. Рассуждал он вполне логично. Ему было известно,что на "Синко Льягас" припасов недостаточно для долгого плавания,следовательно, Блад никак не мог направиться прямо в Европу. Прежде всего Бладу нужно было пополнить запасы провианта, а так как онне посмел бы зайти ни в один английский или испанский порт, выход у него былодин: попробовать счастья в какой-нибудь из нейтральных голландских колоний,причем, не имея опытного лоцмана, он вряд ли рискнул бы провести свойкорабль среди опасных рифов Багамских островов. Поэтому нетрудно былодогадаться, что Блад возьмет курс на Подветренные острова, чтобы зайти наСен-Мартен, Сабу или Сент-Эустатиус. И вот, не сомневаясь, что он сумеетдогнать Блада задолго до того, как тот доберется до ближайшего из этихголландских поселений, расположенных в двухстах лигах от Тортуги, Истерлингпоплыл на восток вдоль северных берегов Эспаньолы. Однако все пошло далеко не так гладко, как рассчитывал этот пират.Ветер, вначале попутный, к вечеру задул с востока и за ночь достиг силышторма, так что на рассвете -- зловещем рассвете, занявшемся среди багровыхтуч, -- "Бонавентура" не только не продвинулся вперед, но был отнесен нанесколько миль в сторону от своего курса. К полудню ветер опять переменился,теперь он дул с севера, и еще сильнее, чем раньше. Над Карибским морембушевал ураган, и в течение суток "Бонавентура" метался под ударами шквала,убрав все паруса и задраив люки, а грозные волны накатывались на него скормы и швыряли с гребня на гребень как пробку. Однако Истерлинг был не только упрямым бойцом, но и опытным моряком.Благодаря его умелому управлению "Бонавентура" нисколько не пострадал, и,едва улегся шторм и задул устойчивый юго-западный ветер, шлюп вновь кинулсяза своей жертвой. Поставив все паруса, "Бонавентура" летел по все ещевысокой после шторма волне. Истерлинг ободрял своих людей, напоминая им, что ураган, задержавшийих, несомненно задержал также и "Синко Льягас", а если попомнить о том, какнеопытна команда бывшего испанского фрегата, так, пожалуй, буря и вовсемогла быть на руку "Бонавентуре". Что уготовила для них буря, им предстояло узнать на следующее же утро,когда за мысом Энганьо они увидели галион, который за дальностью расстояниясочли было сперва за "Синко Льягас", но потом довольно скоро убедились, чтоэто какое-то другое судно. Оно, несомненно, было испанским, о чемсвидетельствовала не только массивность его форм, но и флаг Кастилии,развевавшийся под распятием на клотике грот-мачты. Все паруса грот-мачтыбыли зарифлены, и, неся полными только фок-бизань и кливер, галион неуклюжепродвигался левым галфиндом по направлению к проливу Моны. Завидя этот поврежденный бурей корабль, Истерлинг повел себя, какгончая при виде оленя. "Синко Льягас" на время был забыт. Ведь совсем рядомбыла куда более легкая добыча. Наклонившись над перилами юта, Истерлинг принялся поспешно выкрикиватькоманды. С лихорадочной быстротой с палуб было убрано все лишнее и от носадо кормы натянута сеть на случай, если в предстоящем бою шальное ядро собьетстеньгу или рею. Чард, помощник Истерлинга, коренастый силач, несмотря насвою тупость, умевший Превосходно управлять кораблем и работать абордажнойсаблей, встал к рулю. Канониры заняли свои места, вытащили свинцовые затычкииз запальных отверстий и, держа наготове тлеющие фитили, ожидали команды.Какими бы буйными и своевольными ни были люди Истерлинга в обычное время,перед боем и в бою они свято блюли дисциплину. Их капитан, стоя на юте, внимательно осматривал испанский корабль,который они быстро нагоняли, и с презрением наблюдал поднявшуюся на егопалубе суматоху. Его опытный взгляд сразу определил, что произошло сгалионом, и резким гнусавым голосом он сообщил о своих выводах Чарду,стоявшему под ним у штурвала. -- Они шли на родину в Испанию, когда их захватил ураган. Грот-мачта уних треснула, а может, они получили и еще повреждения и теперь возвращаютсяв Сан-Доминго залечивать раны. -- Истерлинг удовлетворенно рассмеялся ипогладил густую черную бороду. На багровой физиономии злорадно блеснулитемные наглые глаза. -- Испанец, который спешит домой, -- это лакомыйкусочек, Чард. Там будет чем поживиться. Черт побери, наконец-то намповезло! Ему действительно повезло. Он давно уже злобствовал, что его шлюп"Бонавентура" не обладает достаточной мощью, чтобы захватить в Карибскомморе по-настоящему ценный приз, и по этой-то причине он и стремилсязавладеть "Синко Льягас". Но, конечно, он никогда не рискнул бы напасть наотлично вооруженный галион, если бы не повреждения, которые лишили испанскийкорабль возможности маневрировать и стрелять по борту противника. Галион первым дал залп из орудий левого борта по "Бонавентуре", темсамым подписав себе смертный приговор. "Бонавентура", повернутый к немуносом, был для него плохой мишенью и, если не считать одной пробоины вкубрике, не получил никаких повреждений. Истерлинг ответил залпом из носовыхпогонных орудий, целя по палубе испанца. Затем, ловко предупредив неуклюжуюпопытку галиона развернуться, "Бонавентура" подошел к его левому борту,пушки которого были только что разряжены. Раздался треск, тяжелый удар,скрежет перепутавшегося такелажа, грохот падающих стеньг и стук абордажныхкошек, впившихся в обшивку испанца. И вот, сцепившись намертво, оба корабляпоплыли вместе, увлекаемые ветром, а пираты по команде великана Истерлингадали залп из мушкетов и, как муравьи, посыпались на палубу галиона. Их былооколо двухсот человек -- озверелых бандитов в широких кожаных штанах;кое-кто был в рубахах, но большинство предпочитало драться голыми по пояс, иобнаженная загорелая кожа, под которой перекатывались мышцы, делала их ещеужаснее с виду. Им противостояло от силы пятьдесят испанцев в кожаных панцирях ижелезных шлемах: построившись на шкафуте галиона, словно перед смотром, ониспокойно целились из мушкетов, ожидая команды горбоносого офицера в шляпе сразвевающимся плюмажем. Офицер скомандовал, и мушкетный залп на мгновение задержал нападающих.Затем волна пиратов захлестнула испанских солдат, и галион "СантаБарбара"был взят. Пожалуй, в ту эпоху в этих морях трудно было отыскать человека болеежестокого и безжалостного, чем Истерлинг, и те, кто плавал под его командой,как это обычно случается, старались во всем подражать своему свирепомукапитану. Они принялись хладнокровно убивать испанских солдат, выбрасываятрупы за борт, и так же хладнокровно разделались с канонирами на батарейнойпалубе, несмотря на то, что эти несчастные сдались без сопротивления, втщетной надежде спасти свою жизнь. Через десять минут после того, как галион "СантаБарбара" был взят наабордаж, из его команды остались в живых только капитан дон Ильдефонсо деПайва, которого Истерлинг оглушил рукояткой пистолета, штурман и четвероматросов, в момент атаки находившиеся на мачтах. Этих шестерых Истерлингрешил пощадить, прикинув, что они еще могут ему пригодиться. Пока его команда сновала по мачтам, освобождая перепутавшиеся снастиобоих кораблей и на скорую руку исправляя поломки, Истерлинг, прежде чемприступить к осмотру захваченного корабля, начал допрашивать донаИльдефонсо. Испанец, землисто-бледный, со вздувшейся на лбу шишкой -- там, где егопоразила рукоять пистолета, -- сидел на ларе в красивой просторной каюте и,хотя руки его были связаны, пытался сохранить надменность, приличествующуюкастильскому гранду в присутствии наглого морского разбойника. Но Истерлингсвирепо пригрозил развязать ему язык с помощью самого незамысловатогосредства, именуемого пыткой, после чего дон Ильдефонсо, поняв, чтосопротивление бессмысленно, начал угрюмо отвечать на вопросы пирата. Егоответы, как и дальнейшее обследование корабля, показали Истерлингу, чтоценность захваченной им добычи превосходила самые смелые его мечты. В руки этого пирата, в последнее время совсем не знавшего удачи, попалоодно из тех сокровищ, о которых мечтали все морские бродяги со временФрэнсиса Дрейка. Галион "Санта-Барбара" вышел из Порто-Белло, нагруженныйзолотом и серебром, доставленным через перешеек из Панамы. Галион покинул гавань под охраной трех военных кораблей и намеревалсязайти в Санто-Доминго, чтобы пополнить запасы провианта, перед тем как плытьк берегам Испании. Но ураган, разбушевавшийся над Карибским морем, разлучилгалион с его охраной и загнал с поврежденной грот-мачтой в пролив Мона.Теперь он возвращался назад в Санто-Доминго, надеясь встретиться там сосвоими спутниками или дождаться другого каравана, идущего в Испанию. Когда горевшие алчностью глаза Истерлинга увидели слитки в трюме"Санта-Барбары", он оценил это сокровище примерно в два -- два с половиноймиллиона реалов. Подобная добыча может попасть в руки пирата лишь раз вжизни; теперь и он и его команда должны были стать состоятельными людьми. Однако владение богатством всегда чревато тревогой, и Истерлинг думалсейчас только о том, как бы поскорее доставить свою добычу в безопасноеместо, на Тортугу. Он перевел с "Бонавентуры" на галион призовую команду в сорок человеки, будучи не в силах расстаться со своим сокровищем, сам перешел туда вместес ними. Затем, наспех устранив повреждения, оба корабля повернули обратно.Двигались они медленно, так как шли против ветра, а галион к тому же почтиутратил ходкость, и давно уже миновал полдень, когда они вновь увидели натраверзе мыс Рафаэль. Истерлинга тревожила такая близость Эспаньолы, и онсобрался было отойти подальше от берега, когда с марса "Санта-Барбары"донесся крик, и вскоре уже все они заметили то же, что и дозорный. Не далее как в двух милях от них огромный красный корабль огибал мысРафаэль и шел прямо на них под всеми парусами. Истерлинг, не веря своимглазам, схватил подзорную трубу; сомнений быть не могло, хотя это и казалосьневероятным: перед ним был "Синко Льягас" -- корабль, за которым он гнался ив спешке, по-видимому, перегнал. На самом же деле "Синко Льягас" был захвачен бурей вблизи Саманы, и егошкипер, Джереми Питт, укрывшись там за мысом, в безопасном убежище переждалбурю, а затем поплыл дальше. Истерлинг не стал гадать, каким образом "Синко Льягас" так неожиданнопоявился перед ним, а просто счел это знаком, подтверждавшим, что фортуна,столь немилостивая к нему прежде, теперь решила осыпать его дарами. Ведьесли ему удастся завладеть этим могучим красным кораблем и перенести на негосокровища "Санта-Барбары", он сможет, ничего не опасаясь, немедленновозвратиться на Тортугу. Нападая на судно, столь хорошо вооруженное, как "Синко Льягас", нообладающее малочисленной командой, разумнее всего было идти прямо наабордаж, и капитану Истерлингу казалось, что для более ходкого иповоротливого "Бонавентуры" это не составит труда, тем более что себя онсчитал опытным моряком, а своего противника -- тупоголовым невеждой вморском деле, презренным докторишкой. Поэтому Истерлинг просигналил Чарду о своих намерениях, и Чард,жаждавший свести счеты с человеком, который уже однажды посмел одурачить ихвсех, проскользнув ужом у них между пальцами, сделал крутой поворот иприказал своим людям готовиться к бою. Питт вызвал из каюты капитана Блада, тот поднялся на ют и принялсянаблюдать в подзорную трубу за приготовлениями на борту своего старогоприятеля -- "Бонавентуры". Смысл их стал ему тут же ясен. Конечно, он былморским врачом, но вовсе не таким уж тупоголовым невеждой, каким опрометчивоназвал его Истерлинг. Его служба во флоте де Ритера в те ранние бурные дни,когда он не слишком усердно занимался медициной, помогла ему постичь тактикуморских сражений так основательно, как и не снилось Истерлингу. И теперь онбыл спокоен. Он покажет этим пиратам, что уроки, преподанные великимфлотоводцем, не пропали даром. Если "Бонавентура" мог рассчитывать на победу, только пойдя на абордаж,то "Синко Льягас" должен был полагаться лишь на свои пушки. Ведь, располагаявсего двадцатью способными драться людьми, Блад не мог надеяться наблагоприятный исход схватки с противником, который, по его расчетам,десятикратно превосходил их численностью. Поэтому он приказал Питту привестикорабль как можно ближе к ветру, чтобы затем поставить его против борта"Бонавентуры". На батарейную палубу он послал Огла, бывшего канониракоролевского флота, отдав под его начало всю команду, кроме шестерыхчеловек, которым предстояло управлять парусами. Чард немедленно догадался, что он задумал, и выругался сквозь зубы --ветер благоприятствовал этому маневру Блада. Кроме того, у Чард а былисвязаны руки -- ведь он хотел захватить "Синко Льягас" целым и невредимым, аследовательно, не мог, прежде чем взять его на абордаж, предварительнорасстрелять из пушек. К тому же он отлично понимал, что грозит"Бонавентуре", если на "Синко Льягас" сумеют правильно использовать своидальнобойные крупнокалиберные пушки. А судя по всему, кто бы сейчас никомандовал этим кораблем, ему нельзя отказать ни в умении, ни врешительности. Тем временем расстояние между кораблями быстро сокращалось, и Чардпонял, что должен немедленно что-то предпринять, иначе "Синко Льягас"подойдет на пушечный выстрел со стороны его правого борта. Держать еще кручек ветру он не мог и поэтому повернул на юго-восток, намереваясь описатьширокий круг и приблизиться к "Синко Льягас" с наветренной стороны. Истерлинг наблюдал за этим маневром с палубы "Санта-Барбары" и, непоняв, в чем дело, выругал Чарда дураком. Он принялся осыпать его еще болеесвирепыми ругательствами, когда увидел, что "Синко Льягас" внезапно сделаллевый поворот, словно намереваясь преследовать "Бонавентуру". Чард, однако,только обрадовался этому маневру и, обрасопив паруса, позволил противникуприблизиться. Затем, вновь забрав ветер всеми парусами, "Бонавентура" галсомбакштаг помчался вперед, намереваясь описать задуманный круг. Блад догадался о его намерении и, в свою очередь обрасопив паруса,занял такую позицию, что "Бонавентура", поворачивая на север, неминуемодолжен был подставить ему свой борт на расстоянии выстрела его тяжелыхорудий. Чтобы избежать этого, Чард был вынужден снова идти на юг. Истерлинг следил за тем, как оба противника в результате этих маневровуходят от него все дальше, и, побагровев от ярости, в гневе взывал к небесами преисподней. Он отказывался верить своим глазам: Чард спасается бегствомот тупоголового лекаришки! Чард, однако, и не думал бежать. Проявляяотличную выдержку и самообладание, он выжидал удобной минуты, чтобыброситься на абордаж. А Блад с не меньшей выдержкой и упрямством следил затем, чтобы не предоставить ему этой возможности. Таким образом, исход дела должна была решить первая же ошибка,допущенная одним из них, и ее совершил Чард. Заботясь только о том, чтобы неподставить свой борт "Синко Льягасу", он забыл о носовых орудиях фрегата и,маневрируя, подпустил его к себе на слишком близкое расстояние. Он понялсвой промах в тот миг, когда две пушки внезапно рявкнули у него за кормой иядра пронизали его паруса. Это взбесило Чарда, и от злости он приказал датьзалп из кормовых орудий. Однако орудия эти были слишком малы, и их ядра недостигли цели. Тогда, совсем рассвирепев, Чард повернул "Бонавентуру" так,чтобы дать продольный бортовой залп по противнику в надежде сбить егопаруса, после чего, потеряв ход, "Синко Льягас" оказался бы во власти егоабордажников. Однако из-за сильной зыби и большого расстояния его замысел потерпелнеудачу, и залп прогремел впустую, оставив лишь облако дыма между ним и"Синко Льягас". Блад тотчас же повернул и разрядил все двадцать орудийсвоего левого борта в это облако, надеясь поразить скрытый за нимбеззащитный борт "Бонавентуры". Этот его маневр также не увенчался успехом,однако он показал Чарду, с кем ему приходится иметь дело, и убедил его, чтос таким противником шутки плохи. Тем не менее Чард всетаки решил рискнутьеще раз и быстро пошел на сближение, рассчитывая, что плывущие в воздухеклубы дыма скроют его от врага и он успеет захватить "Синко Льягас"врасплох. Однако для этого маневра требовалось слишком много времени. Когда"Бонавентура" лег на новый курс, дым уже почти рассеялся, Блад успелразгадать замысел Чарда, и "Синко Льягас", шедший левым галсом, мчалсятеперь по волнам почти вдвое быстрее "Бонавентуры", которому ветер неблагоприятствовал. Чард снова сделал крутой поворот и бросился вперед, намереваясьперехватить противника и подойти к нему с ветра. Однако Блад, отдалившийсяна расстояние мили, имел в своем распоряжении достаточно времени, чтобыповернуть и в подходящую минуту пустить в ход орудия своего правого борта.Чтобы избежать этого, Чард вновь пошел на юг, подставляя под пушки Бладатолько корму. В результате этих маневров оба судна постепенно отошли так далеко, что"Санта-Барбара", на юте которой бесновался, изрыгая ругательства, Истерлинг,уже превратилась в маленькое пятнышко на северном горизонте, а они все ещене вступили в настоящий бой. Чард проклинал ветер, благоприятствовавший капитану Бладу, и проклиналкапитана Блада, так хорошо использовавшего преимущества своей позиции.Тупоголовый лекаришка, по-видимому, прекрасно разбирался в положении вещей ис почти сверхъестественной проницательностью находил ответ на каждый ходсвоего противника. Изредка они обменивались залпами носовых и кормовыхорудий, целясь высоко, чтобы сбить паруса врага, но расстояние было слишкомвелико, и эти выстрелы не достигали цели. Питер Блад, стоявший у поручней на юте в великолепном панцире и каскеиз черной дамасской стали, принадлежавших некогда испанскому капитану "СинкоЛьягас", чувствовал усталость и тревогу. Хагторп, стоявший рядом с ним втаком же облачении, исполин Волверстон, для которого на всем корабле ненашлось панциря подходящего размера, и Питт у штурвала -- все заметили этутревогу в его голосе, когда он обратился к ним со следующим вопросом: -- Как долго может продолжаться такая игра в пятнашки? И как бы долгоона ни продолжалась, конец все равно может быть только один. Рано или поздноветер либо спадет, либо переменится, или же мы, наконец, потеряем силы, итогда в любом случае окажемся во власти этого негодяя. -- Но остаются еще неожиданности, -- сказал юный Питт. -- Да, конечно, и спасибо, что ты напомнил мне об этом, Джерри. Таквозложим свои надежды на какую-нибудь неожиданность, хотя, право же, я немогу себе представить, откуда она может явиться. Однако эта неожиданность уже приближалась, и даже очень быстро, но одинтолько Блад сумел ее распознать, когда она к ним пожаловала. Длинныйзападный галс привел их к берегу, и тут из-за мыса Эспада менее чем в милеот них появился огромный вооруженный тяжелыми пушками корабль, который шелкруто к ветру, открыв все двадцать пушечных портов своего левого борта; наего клотике развевался флаг Кастилии. При виде этого нового врага иного родаВолверстон пробормотал ругательство, более походившее на всхлипывание. -- Вот нам и пришел конец! -- воскликнул он. -- А по-моему, это скорее начало, -- ответил Блад, и в голосе его,недавно таком усталом и унылом, послышался смешок. Он быстро и четко отдалкоманду, которая ясно показала, что он замыслил. -- Ну-ка, подымитеиспанский флаг и прикажите Оглу дать залп по "Бонавентуре" из носовыхорудий, когда мы начнем поворот. Питт переложил руль и под звон напрягшихся снастей и скрип блоков"Синко Льягас" медленно повернул, а над его кормой заплескалось на ветрупурпурно-золотое знамя Кастилии. Через мгновение загремели две пушки на егоносу -- вполне бесполезно в одном отношении, но весьма полезно в другом. Ихзалп яснее всяких слов сказал испанцу, что он видит перед собойсоотечественника, который гонится за английским пиратом. Несомненно, потом придется выдумывать какието объяснения, особенно еслиокажется, что испанцам известна недавняя история "Синко Льягас". Однакодавать объяснения им придется лишь после того, как они разделаются с"Бонавентурой", а сейчас Блада заботило только это. Тем временем испанский корабль береговой охраны из Санто-Доминго,который, неся патрульную службу, был привлечен звуком пушечных залпов в мореи, обогнув мыс Эспада, повел себя именно так, как и следовало ожидать. Дажеи без флага форма и оснастка "Синко Льягас" явно свидетельствовали о егоиспанском происхождении, и вместе с тем было ясно и то, что бой он ведет санглийским шлюпом. Испанец без малейших колебаний вмешался в схватку и далбортовой залп по "Бонавентуре" в тот момент, когда Чард делал поворот, чтобыизбежать этой новой и непредвиденной опасности. Когда шлюп задрожал под ударами по носу и корме и его разбитый бушпритповис на путанице снастей поперек носа, Чардом овладел безумный гнев. Внесебя от ярости он приказал дать ответный залп, который причинил некоторыеповреждения испанцу, хотя и не лишил его маневренности. Испанец, охваченныйвоинственным пылом, повернул так, чтобы ударить по шлюпу пушками правогоборта, и Чард, к этому времени уже утративший от злости способностьсоображать, тоже повернул, стремясь ответить на этот залп или дажепредупредить его. И только уже осуществив этот маневр, сообразил он, что разряженныепушки превратят его в беспомощную мишень для атакующего "Синко Льягас". ИбоБлад, предугадав этот удобный момент, тотчас встал к шлюпу бортом и дал понему залп из своих тяжелых орудий. Этот залп с относительно близкогорасстояния смел все с палубы "Бонавентуры", разбил иллюминаторы надстройки,а одно удачно пущенное ядро пробило нос шлюпа почти на самой ватерлинии, иволны начали захлестывать пробоину. Чард понял, что его судьба решена, и снедавшая его злоба стала ещемучительнее, когда он сообразил, какое недоразумение было причиной егогибели. Он увидел испанский флаг над "Синко Льягас" и усмехнулся вбессильной ярости. Однако тут ему в голову пришла отчаянная мысль, и он спустил флаг,показывая, что сдается. Рискованный расчет Чарда строился на том, чтоиспанец, не зная численности его экипажа, попадется на удочку, подойдет кнему вплотную для высадки призовой партии и, захваченный врасплох, окажетсяв его власти, а он, завладев таким кораблем, сможет выйти из этой переделкиблагополучно и с честью. Однако бдительный капитан Блад предвидел возможность такого маневра ипонимал, что в любом случае встреча Чарда с испанским капитаном грозит емусерьезной опасностью. Поэтому он послал за Оглом, и по его приказу искусныйканонир ударил тридцатидвухфунтовым ядром по ватерлинии в средней части"Бонавентуры", чтобы усилить уже начавшуюся течь. Капитан испанскогосторожевого корабля, возможно, удивился тому, что его соотечественникпродолжает стрелять по сдавшемуся кораблю, однако это не могло показатьсяему особенно подозрительным, хотя, вероятно, и раздосадовало его, так кактеперь корабль, который можно было бы взять в качестве приза, неизбежнодолжен был пойти ко дну... А Чарду было уже не до размышлений. "Бонавентура" так быстро погружалсяв воду, что Чард мог спастись сам и спасти свою команду, только попытавшисьвыбросить корабль на берег. Поэтому он повернул к мели у подножия мысаЭспада, благодаря бога за то, что ветер теперь ему благоприятствовал. Однакоскорость шлюпа зловеще уменьшалась, хотя пираты, чтобы облегчить его,вышвырнули за борт все пушки. Наконец киль "Бонавентуры" заскрежетал попеску, а волны уже накатывались на его ют и бак, еще остававшиеся над водой,как и ванты, почерневшие от людей, искавших на них спасения. Испанец темвременем лег в дрейф, и его паруса лениво полоскались, а капитан снедоумением взирал на то, как в полумиле от него "Синко Льягас" уже повернулна север и начал быстро удаляться. На борту фрегата капитан Блад обратился к Питту с вопросом, входят ли вего морские познания и испанские сигналы, а если да, то не может ли онрасшифровать флаги, поднятые сторожевым кораблем. Молодой шкипер сознался всвоем невежестве и высказал предположение, не означает ли это то, что онипопали из огня да в полымя. -- Ну, разве можно так мало доверять госпоже фортуне! -- заметил Блад.-- Мы просто отсалютуем им флагом в знак того, что торопимся занятьсякаким-то другим делом. По виду мы -- истинные испанцы. В этой испанскойсбруе нас с Хагторпом не отличишь от кастильцев даже в подзорную трубу. Анам давно пора бы посмотреть, как идут дела у хитроумного Истерлинга. На мойвзгляд, пришло время познакомиться с ним поближе. Если сторожевой корабль и был удивлен тем, что фрегат, которому онпомог разделаться с пиратским шлюпом, удаляется столь бесцеремонно, тозаподозрить, как в действительности обстоит дело, он все же не мог. И егокапитан, рассудив, что фрегат спешит куда-то по своей надобности, да и самторопясь взять в плен команду "Бонавентуры", не сделал никакой попыткипогнаться за "Синко Льягас". И вот спустя два часа капитан Истерлинг, задержавшийся в ожидании Чарданеподалеку от берега между мысом Рафаэль и мысом Энганьо, с удивлением иужасом увидел, что к нему стремительно приближается красный корабль ПитераБлада. Он уже давно внимательно и с некоторой тревогой прислушивался к далекимзалпам, однако, когда они прекратились, сделал вывод, что "Синко Льягас"захвачен. Теперь же, увидев, как этот фрегат, целый и невредимый, быстрорежет волны, он не мог поверить своим глазам. Что случилось с Чардом?"Бонавентуры" не было видно. Неужто Чард совершил какой-то глупейший промахи позволил капитану Бладу утопить себя? Однако другие куда более неприятные размышления вскоре заслонили этимысли. Каковы могут быть намерения этого проклятого каторжника-доктора? Будьу Истерлинга возможность пойти на абордаж, он не опасался бы ничего, потомучто даже его призовая команда на "Санта-Барбаре" вдвое превосходилачисленностью экипаж Блада. Но как подвести искалеченный галион вплотную кборту "Синко Льягас", если Блад будет этому препятствовать? Если же послесвоей схватки с "Бонавентурой" Блад замыслил недоброе, то "Санта-Барбара"станет беспомощной мишенью для его пушек. Эти соображения, достаточно гнетущие сами по себе, довели Истерлинга доисступления, когда он вспомнил, какой груз лежит в трюме корабля. Как видно,фортуна вовсе не была к нему милостива, а лишь посмеялась над ним, позволивзахватить то, что ему не суждено было удержать. И тут, словно всех этих бед было еще мало, взбунтовалась призоваякоманда. Предводительствуемые негодяем по имени Ганнинг, отличавшимся почтитаким же гигантским ростом и такой же жестокостью, как сам Истерлинг,матросы с яростью обрушились на своего капитана, проклиная его чрезмернуюслепую алчность, которая ввергла их в беду: угроза смерти или плена казаласьим особенно горькой при мысли о богатстве, доставшемся им на столь краткийсрок. Захватив такой приз, Истерлинг не имел права рисковать, кричалиматросы, он должен был бы удержать "Бонавентуру" при себе для охраны и незариться на "Синко Льягас" с его пустыми трюмами. Команда злобно осыпалакапитана упреками, на которые он, сознавая их справедливость, мог ответитьтолько ругательствами, что он и не преминул сделать. Пока длилась эта перепалка, "Синко Льягас" подошел совсем близко, ипомощник Истерлинга крикнул ему, что фрегат поднял какие-то сигналы. Этобыло требование: капитану "Санта-Барбары" предлагалось немедленно явиться на"Синко Льягас". Истерлинг перетрусил. Его багровые щеки побледнели, толстые губы сталилиловыми. Пусть доктор Блад проваливает ко всем чертям, заявил он. Однако матросы заверили капитана, что они отправят к чертям его самого,если он не подчинится, и притом без промедления. Блад не может знать, какой груз везет "СантаБарбара", напомнил капитануГаннинг, и, значит, есть еще надежда, что этот каторжник поддастсяубеждениям и позволит галиону спокойно продолжать свой путь. Одна из пушек "Синко Льягас" рявкнула, и над носом "Санта-Барбары"просвистело ядро -- это было предупреждение. Его оказалось вполнедостаточно. Ганнинг оттолкнул помощника, сам встал у руля и положил корабльв дрейф, показывая, что подчиняется приказу. После этого пираты спустилиялик, куда спрыгнуло шесть гребцов, а затем Ганнинг, угрожая Истерлингупистолетом, принудил его последовать за ними. И когда через несколько минут Истерлинг поднялся на шкафут "СинкоЛьягас", лежащего в дрейфе на расстоянии кабельтова от "Санта-Барбары", вего глазах был ад, а в душе -- ужас. Навстречу ему шагнул презренныйдокторишка, высокий и стройный, в испанском панцире и каске. Позади негостояли Хагторп и еще шестеро человек из его команды. На губах Блада игралачуть заметная усмешка. -- Наконец-то, капитан, вы стоите там, куда так давно стремились, -- напалубе "Синко Льягас". В ответ на эту насмешку Истерлинг только гневно буркнул что-то. Егомощные кулаки сжимались и разжимались, будто ему не терпелось схватить загорло издевавшегося над ним ирландца. Капитан Блад продолжал: -- Никогда не следует зариться на то, что не по зубам, капитан. Вы непервый, кто в результате оказывается с пустыми руками. Ваш "Бонавентура" былпрекрасным быстроходным шлюпом. Казалось бы, вы могли быть им довольны.Жаль, что он больше не будет плавать. Ведь он затонул или, вернее, затонет,когда поднимется прилив. -- Внезапно он спросил резко: -- Сколько у васчеловек? Ему пришлось повторить этот вопрос, и лишь тогда Истерлинг угрюмоответил, что на борту "СантаБарбары" находится сорок человек. -- А сколько у вас шлюпок? -- Три, считая ялик. -- Ну, этого должно хватить для ваших людей. Прикажите им спуститься вшлюпки, и немедленно, если вам дорога их жизнь. Через пятнадцать минут яоткрою по галиону огонь и потоплю его. Я вынужден так поступить, потому чтоу меня не хватит людей, чтобы послать на него призовую команду, а оставитьего на плаву -- значит позволить вам продолжать разбойничать. Истерлинг яростно запротестовал, перемежая возражения жалобами. Онуказывал на то, какими опасностями грозит ему и его людям высадка наЭспаньолу. Но Блад перебил его: -- С вами обходятся так милосердно, как вы, наверное, никогда необходились со своими пленниками. Советую воспользоваться моиммягкосердечием. Если же испанцы на Эспаньоле пощадят вас, когда вы тамвысадитесь, возвращайтесь к своей охоте и копчению свинины -- для этого выгодитесь лучше, чем для моря. А теперь убирайтесь. Но Истерлинг не сразу покинул фрегат. Он стоял, широко расставивсильные ноги, и, покачиваясь, все сжимал и разжимал кулаки. Наконец онпринял решение: -- Оставьте мне этот корабль, и на Тортуге, когда я туда доберусь, яуплачу вам четыреста тысяч испанских реалов. По-моему, это для вас выгоднее,чем пустое злорадство, если вы просто высадите нас на берег. -- Поторапливайтесь! -- только и ответил ему Блад, но уже более грознымтоном. -- Восемьсот тысяч! -- воскликнул Истерлинг. -- А почему не восемь миллионов? -- с притворным изумлением спросилБлад. -- Обещать их столь же легко, как и нарушить подобное обещание. Я втакой же мере готов положиться на ваше слово, капитан Истерлинг, какповерить, что в вашем распоряжении имеется восемьсот тысяч испанских реалов. Злобные глаза Истерлинга прищурились. Скрытые черной бородой толстыегубы плотно сомкнулись, а потом слегка раздвинулись в улыбке. Раз ничегонельзя добиться, не открыв секрета, так он промолчит. Пусть Блад утопитсокровище, которое ему, Истерлингу, во всяком случае уже не достанется. Эта мысль доставила пирату даже какое-то горькое удовлетворение. -- Надеюсь, мы еще когда-нибудь встретимся, капитан Блад, -- сказал онс притворной угрюмой вежливостью. -- Тогда я вам кое-что расскажу, и выпожалеете о том, что сейчас творите. -- Если мы с вами когда-нибудь встретимся, не сомневаюсь, что этавстреча послужит поводом для многих сожалений. Прощайте, капитан Истерлинг,и помните, что у вас есть ровно пятнадцать минут. Истерлинг злобно усмехнулся, пожал плечами и, резко повернувшись,спустился в ожидавший его ялик, покачивавшийся на волнах. Когда он сообщил решение Блада своим пиратам, они впали в дикую яростьпри мысли, что им предстоит лишиться своей добычи. Их неистовые воплидонеслись даже до "Синко Льягас", заставив Блада, не подозревавшего обистинной причине их возмущения, презрительно усмехнуться. Он смотрел, как спускали шлюпки, и вдруг с удивлением увидел, что этаразъяренная вопящая толпа внезапно исчезла с палубы "Санта-Барбары". Преждечем покинуть корабль, пираты кинулись в трюм, намереваясь увезти с собойхоть частицу сокровищ. Капитана Блада стало раздражать это промедление. -- Передайте Оглу, чтобы он пустил ядро в их бак. Этих негодяев следуетпоторопить. Грохот выстрела и удар двадцатичетырехфунтового ядра, пробившеговысокую носовую надстройку, заставили пиратов в страхе покинуть трюм иустремиться к шлюпкам. Однако, опасаясь за свою жизнь, они сохранялинекоторое подобие дисциплины -- при таком волнении шлюпке ведь ничего нестоило перевернуться. Мокрые лопасти весел засверкали на солнце, шлюпки отплыли от галиона истали удаляться в сторону мыса, до которого было не более двух миль. Едваони отошли, как Блад скомандовал открыть огонь, но тут Хагторп вцепился емув локоть. -- Погодите-ка! Стойте! Смотрите, там кто-то остался! Блад с удивлением посмотрел на палубу "СантаБарбары", потом поднес кглазу подзорную трубу. Он увидел на корме человека с непокрытой головой, впанцире и сапогах, по виду совсем не похожего на пирата; человек отчаянноразмахивал шарфом. Блад сразу догадался, кто это мог быть. -- Наверное, какой-нибудь испанец, которому Истерлинг забыл перерезатьглотку, когда захватил галион. Блад приказал спустить шлюпку и послал за испанцем шестерых людей подкомандой Дайка, немного знавшего испанский язык. Дон Ильдефонсо, которого безжалостно оставили погибать на обреченномкорабле, сумел освободиться от своих пут и теперь, спустившись на якорнуюцепь, ожидал приближающуюся шлюпку. Он весь дрожал от радостного волнения:ведь и он сам и его судно с бесценным грузом были спасены! Это внезапноеизбавление казалось ему поистине чудом. Дело в том, что, подобно капитанусторожевого судна, дон Ильдефонсо, если бы даже и не распознал испанскойпостройки корабля, так неожиданно пришедшего ему на выручку, все равно решилбы, что перед ним соотечественники, так как на "Синко Льягас" продолжалразвеваться испанский флаг. И вот, не успела еще шлюпка подойти к борту "Санта-Барбары", какиспанский капитан, захлебываясь от возбуждения, уже рассказывал Дайку, чтопроизошло с его кораблем и какой груз он везет. Они должны одолжить емудесяток матросов, и вместе с теми шестью, которые заперты в трюме"СантаБарбары", он сумеет благополучно добраться с сокровищами доСанто-Доминго. Этот рассказ ошеломил Дайка. Однако он не утратил самообладания. Боясь,что его испанская речь позволит дону Ильдефонсо догадаться об истинномположении вещей, он ответил со всем возможным лаконизмом: -- Буэно, я передам капитану. Затем он шепотом приказал гребцам отваливать, чтобы спешно вернуться на"Синко Льягас". Когда Блад выслушал эту историю и оправился от первого изумления, онрасхохотался: -- Так вот что собирался рассказать мне этот негодяй при нашей будущейвстрече! Черт побери, я не доставлю ему этой радости! Десять минут спустя "Синко Льягас" пришвартовался к борту"Санта-Барбары". В отдалении Истерлинг и его команда, заметив этот маневр, опустиливесла и, злобно переговариваясь, наблюдали за происходящим. Они ужепонимали, что лишились даже предвкушаемого ими жалкого удовольствия видеть,как капитан Блад, ничего не подозревая, топит бесценное сокровище. Истерлингвновь разразился проклятиями. -- Кровь и смерть! Я забыл этого чертова испанца в каюте, и онпроболтался про золото. Вот к чему приводит милосердие! Если бы я перерезалему глотку... Тем временем капитан Блад, которого легко было принять за испанца, еслибы не его синие глаза на загорелом лице, на безупречнейшем кастильском языкеобъяснял недоумевающему дону Ильдефонсо, почему он поставил "Синко Льягас"борт о борт с его кораблем. Он не может одолжить матросов "Санта-Барбаре", потому что ему самому нехватает людей. А в таком случае оставить ее на плаву -- значит вновь отдатьв руки гнусных пиратов, у которых ему удалось ее отбить. И остается толькоодно: прежде чем потопить галион, перенести на борт "Синко Льягас"сокровища, которые спрятаны в трюме. Он будет счастлив предложить донуИльдефонсо и шести его уцелевшим матросам гостеприимство на борту "СинкоЛьягас" и доставить их на Тортугу; или же, если дон Ильдефонсо, что весьмавероятно, этого не пожелает, капитан Блад даст им одну из своих шлюпок, и,выбрав благоприятную минуту, они смогут добраться до берега Эспаньолы. Хотя в этот день дон Ильдефонсо уже не раз был вынужден удивляться, этаречь показалась ему самой удивительной из всего, что он когда-либо слышал. -- Тортуга! Тортуга! Вы сказали, что плывете на Тортугу? Но зачем? Воимя бога, кто вы такой? -- Меня зовут Питер Блад, а вот кто я такой -- право же, я и сам незнаю. -- Вы англичанин? -- в ужасе воскликнул испанец, начиная постигатькакую-то долю истины. -- О нет! Я, во всяком случае, не англичанин. -- Капитан Блад сдостоинством выпрямился. -- Я имею честь быть ирландцем. -- Ирландцы и англичане -- это одно и то же. -- Отнюдь нет. Между ними нет ничего общего. Испанец гневно посмотрел на него. Щеки его побледнели, рот презрительноискривился. -- Ирландец вы или англичанин, все равно вы -- подлый пират. Лицо Блада омрачилось, и он вздохнул. -- Боюсь, вы правы, -- согласился он. -- Я всячески старался этогоизбежать, но что делать, если судьба настойчиво навязывает мне эту роль ипредлагает для подобной карьеры столь великолепное начало?