Демонстрация по аналогии

Уподобления не доказывают, а лишь

объясняют доказанное. M.B. Ломоносов

Очень распространенным типом доказательства является демонстрация по аналогии (греч.analogía— соответствие, сходство). В доказательстве по аналогии обосновывается сходство двух предме­тов в каком-либо признаке на основании того, что эти предметы име­ют ряд других сходных признаков.

Например, для того чтобы доказать идею о возможности существования органической жизни на какой-либо другой планете, ученые рас­суждают так: на данной планете есть атмосфера с наличием в ней кислорода, есть вода, есть необходимая для возникновения жизни температура; на Земле есть такая атмосфера, есть вода, есть требуемая температура и есть органическая жизнь. Поскольку данная планета и Земля сходны в ряде существенных признаков, поэтому, вероятно, они сходны и еще в одном признаке — наличии органической жизни.

Схема доказательства по аналогии такова: пусть некоторый объект А обладает последовательностью свойств а ₁, а ₂ ,..., a_{n +1}—

А: а ₁, а ₂, а ₃, а_n,..., а_{n +1}.

Второй объект В обладает набором свойств, совпадающих со свойствами объекта А, за исключением а_{n +1}, про который ничего не известно, —

B: a ₁ ,a ₂ ,a ₃ ,..., а_n.

Тогда из этих двух наблюдений можно сделать вывод, что и второй объект В обладает свойством а_{n +1}(формула 1).

Доказательство по аналогии основано на том, что предметы могут быть подобными, сходными в каких-либо свойствах, признаках или отношениях, причем такие предметы, которые в целом различны. Умозаключение по аналогии — это логический вывод, в результате которо­го достигается знание о признаках одного предмета на основании зна­ния того, что этот предмет имеет сходство с другими предметами.

Очевидно, что доказательство по аналогии не является абсолютным, оно гипотетическое. Вы только предполагаете, что второй объект об­ладает еще и дополнительным свойством. Не являясь абсолютным, в определенных случаях доказательство по аналогии бывает крайне убе­дительным. Приведем исторический пример доказательства по анало­гии, которое оказалось настолько убедительным, что под это доказа­тельство была выделена очень крупная сумма денег. Человек по имени Гаргреве отправился в Австралию в район, который называется Новый Южный Уэльс, и обнаружил там горные породы, очень напоминающие породы знаменитых калифорнийских гор, которые находятся в США. Калифорнийские горы он хорошо знал, так как неоднократно бывал там и работал. Горы в Калифорнии очень богаты минералами.

Пусть в нашем определении A — это горы в Калифорнии, а В — это горы в Новом Южном Уэльсе. Гаргреве заметил поразительное сход­ство: олово есть и там, и там (а ₁ ), цинк есть и там, и там (а ₂ ), свинец есть и там, и там (a ₃), железная руда есть и там, и там (а ₄), и т.д.

Оценивая признаки, которые оказываются одинаковыми для этих двух горных массивов, он доходит до главного признака, который им не обнаружен, но он подозревает о его существовании. Этот признак a_{n +1}— наличие золота. В горах Калифорнии очень много золота. И он делает предположение, что в Австралии в породе должно быть золо­то. Он возвращается домой, пишет доклад и в этом докладе, предла­гая доказательство по аналогии, аргументирует наличие золота в Австралии. Доклад заканчивается просьбой о выделении очень круп­ной суммы денег на организацию экспедиции для поиска золота. До­казательство сочли убедительным. Деньги были выделены. Экспеди­ция отправилась в Австралию, и золото действительно нашли.

Основоположник кибернетики Н. Винер, приступая к исследова­ниям в области конструирования логических машин, вдохновлялся такой, оказавшейся очень эффективной аналогией. "С самого нача­ла, — пишет он, — я был поражен сходством между принципами дей­ствия нервной системы и цифровых вычислительных машин. Я не со­бираюсь утверждать, что эта аналогия является полной, и мы исчер­паем все свойства нервной системы, уподобив ее цифровым вычисли­тельным устройствам. Я хотел бы только подчеркнуть, что в некото­рых отношениях поведение нервной системы очень близко к тому, что мы наблюдаем в вычислительных устройствах".

О том, какую огромную роль аналогия играет в кибернетике, свидетельствует французский ученый Л. Куффиньяль. Убедившись в аналогичности двух механизмов, показывает он, предполагают, что известные функции одного механизма присущи и другому механизму, для которого их наличие не установлено. Как, например, устанавливают дозы новых лекарств для человека? По аналогии функций организ­мов животного и человека. При изучении действия лекарственного препарата сначала проводят опыты на животных и затем предполага­ют, что при назначении этого лекарства человеку результаты будут аналогичны результатам, полученным в опытах с животными.

Умозаключение по аналогии, как и любое другое умозаключение, является отображением в нашем сознании обычных отношений вещей. Человек на практике многократно наблюдал постоянство и устойчи­вость связей между признаками в предметах и явлениях внешнего мира. С течением времени эти связи признаков вещей зафиксировались в со­знании человека в виде определенной фигуры логики, которая приоб­рела аксиоматический характер. Так, человек давно заметил, что если в двух предметах или явлениях имеются какие-то общие существен­ные признаки, то вполне возможно, несмотря даже на ряд свойственных этим предметам отличительных черт, предполагать, что эти предметы об­ладают также и другими сходными признаками. Если есть корни, ствол и ветки, то, как правило, есть и листья; если тело жидкое, то в любых сообщающихся сосудах оно расположится на одинаковом уровне, хотя бы эти сосуды отличались формой; если тело хорошо проводит тепло, значит, можно ожидать, что оно хорошо проводит и электричество, и т.д.

Эта уверенность имеет и другое основание в окружающем мире: общая закономерность, которая выражается в существенных призна­ках предмета или явления, всегда встречается в связи с рядом одних и тех же постоянных устойчивых признаков, хотя условия, в которых проявляется данная общая закономерность, могут быть различными.

Привычка нашего ума к аналогии настолько сильна, что она иног­да начинает действовать как бы механически. Аналогия, как мы уже видели, основана на том, что сходные в одном отношении вещи сходны и в остальном. Привыкнув к этому, люди удивляются, что шерстяные одеяла употребляются для предохранения льда от таяния, тогда как обычно шерстяные одеяла применяются для сохранения тепла.

Такой вид аналогии часто встречается в практике самых различ­ных ученых и специалистов. Так, ботаник, замечая по некоторым при­знакам сходство какого-либо растения с известными ему представите­лями вида, относит данное растение к этому виду, предполагая, что в найденном растении есть все, еще и не исследованные видовые призна­ки. Говоря об аналогии, можно сослаться на ряд примеров из истории науки: на аналогию Ньютона между падением яблока и движением не­бесных тел, на аналогию Франклина между электрической искрой и молнией, на аналогию между распространением волн на воде и звука в воздухе и пр.

Ломоносов в одной из своих ранних работ на основании аналогии сделал вывод о том, что свет есть материя. "Один свет, — пишет он, — затемняет другой, например, солнце — свет свечи; подобно тому, как более сильный голос заглушает другой, слабый. Отсюда следует, что свет есть материя". Английский логик Джевонс говорит, что даже жи­вотные "делают заключения" до некоторой степени путем аналогии. Так, битая собака боится каждой палки, и существует очень немного собак, которые не убегут, если вы сделаете вид, будто поднимаете камень, хотя бы на этом месте не было никакого камня. Признание нормальной ана­логии между двумя системами идей, говорит Дж.К. Максвелл, "приво­дит к более глубокому знанию обеих, чем познание, которое можно было получить, изучая каждую систему в отдельности".

Аналогия благодаря своей наглядности и доступности широко используется в математике: а) при изучении десятичных дробей подчеркивается их аналогия с натуральными числами; б) свойства алгебраических дробей аналогичны свойствам арифметических (обыкновенных) дробей; в) методика решения задач на составление уравнений второй степени аналогична методике решения задач на составление уравнений первой степени; г) свойства членов геометрической прогрессии во мно­гом аналогичны свойствам членов арифметической прогрессии и т.п.

Ход умозаключения по этому виду аналогий можно записать в виде следующей формулы:

А имеет признаки а ₁, а ₂, а ₃, х;

В имеет признаки а ₁, а ₂, а ₃;

Вероятно, В имеет и признак х.

Возьмем такой пример: модель самолета (А) имеет такую же форму (а ₁ ), такое же отношение веса к плоскости крыльев (а ₂ ), такое же соотношение между весом носовой части и остальной части фюзеляжа (а ₃), как и конструируемый самолет. При испытании модели в аэродинами­ческой трубе оказывается, что модель неустойчива (x). На основании аналогии (сходство модели и самолета в трех признаках) конструктор непременно сделает вывод, что самолет будет также неустойчив при полете.

Умозаключения по аналогии применяются в физике, строительстве плотин, в лингвистике, кибернетике, истории и т.д. Это, в частности, объясняется тем, что во всех областях науки начинает интенсивно внедряться моделирование, когда возможное поведение интересующих нас объектов исследуется на условных образах, аналогичных исследуемому объекту.

Под моделью (лат.modulus— мера, франц.modèle— образец) в науке понимается искусственно созданный объект в виде схемы, чер­тежа, логико-математических знаковых формул, физической конструк­ции и т.п., который, будучи аналогичен (подобен, сходен) исследуе­мому объекту (самолету, человеческому сознанию, клетке и т.д.), ото­бражает и воспроизводит в более простом, уменьшенном виде струк­туру, свойства, взаимосвязи и отношения между элементами исследу­емого объекта, непосредственное изучение которого невозможно, не­доступно или связано со значительными трудностями, большими зат­ратами средств и энергии, и тем самым облегчает процесс получения информации об интересующем нас предмете.

Исследуемый объект, по отношению к которому строится модель, называется черным ящиком, который представляет собой оригинал, об­разец, прототип, подчас не данный нам в наблюдении.

Все существующие модели обычно подразделяются на три типа: физические, вещественно-математические и логико-математические. Физические модели имеют природу, сходную с природой изуча­емого объекта, и отличаются от него лишь размерами, скоростью тече­ния исследуемых явлений и иногда материалом. Вещественно-ма­тематические модели имеют отличную от прототипов физическую природу, но допускают одинаковое с оригиналом математическое опи­сание. Логико-математические модели конструируются из зна­ков. Это абстрактные модели, которые строятся как исчисления (лат.calculus— счет). Под исчислением понимается, таким образом, систе­ма изучения объектов внешнего мира, в которой предметам какой-либо определенной области ставятся в соответствие материальные знаки (цифры, буквы и др.), и с ними затем по принятым в системе точным правилам производятся операции, необходимые для достижения постав­ленной цели. Исчисление можно определить и как формальное устрой­ство, позволяющее получать одни последовательности символов из дру­гих путем вывода. Исчисления имеют конечный алфавит и правило вывода (С.К. Клини). Математика, возникшая шесть тысячелетий тому назад в Древнем Египте и Вавилонии, строилась прежде всего как исчисление. Только вIIIв. до н.э. Евклид впервые построил математи­ку в виде аксиоматической теории, т.е. теории, построенной из конеч­ного числа аксиом (греч.axioma— значимое, достойное уважения, при­нятое, бесспорное) — истинных суждений, которые в рамках замкну­той теорий принимаются без доказательств в качестве исходного поло­жения и которые кладутся в основу доказательства всех других поло­жений этой теории. Из аксиом с помощью заданных правил вывода дедуктивно могут быть получены содержательно истинные предложе­ния (теоремы), сформулированные на языке данной теории.

Но до сих пор в современной школе изучение математики начи­нается с нумерации и четырех действий арифметики, т.е. с оперирова­ния знаками (цифрами), что само по себе является исчислением.

В математической логике имеется несколько взаимосвязанных исчислений:

1) исчисление высказываний, изучающее логические операции с простыми высказываниями, которые объединяются в сложные высказывания с помощью логических связок, сходных с принятыми в обычной речи союзами: и (конъюнкция, в математической логике он представлен сим­волом &), или (дизъюнкция, символV), если... то... (импликация, сим­вол®), тогда и только тогда, когда (эквивалентность, символ ~), а также с отрицанием, обозначаемым частицей не (символù);

2) исчисление классов, изучающее символику Аристотеля;

3) исчисление предикатов, исследующее операции с высказыва­ниями, расчлененными на субъект и предикат;

4) исчисление отношений, исследующее логические свойства и операции над двухместными, трехместными и т.п. отношениями.

Примером модели, построенной как исчисление, может служить модель (или теория) трансформационных порождающих грамматик (ТТПГ), предложенная выдающимся американским лингвистом Н. Хомским. ТТПГ опирается на тот факт, что любой носитель естественного языка может понять подавляющее большинство предложений, которые он никогда не слышал. Следовательно, в мозгу человека существует ус­тройство, которое помогает ему понимать и воспроизводить правиль­ные фразы известного ему языка (языков) и отвергать неверные. Это устройство, как уже говорилось, называетсяcompetenceи является объек­том изучения лингвистики, так как этот объект сегодняшними сред­ствами естественных наук не может быть изучен. Ставится задача его моделирования. Под языком в ТТПГ понимается множество цепочек из конечного числа элементов. Одни цепочки являются предложения­ми, другие — нет. Основная задача лингвистики определяется как уме­ние отличить грамматически правильные предложения от неправильных и исследовать структуру правильных предложений. Грамматика — это модель устройства, порождающего все правильные фразы данного языка и только их. Порождение — это не построение в мозгу правиль­ной фразы, а перечисление правильных фраз. При этом грамматичность нельзя путать с осмысленностью и вероятностью встречаемости. Так, неправильными считаются предложения типа:

1)Furiouslysleepideasgreencolorless(англ.)

2) Read you a book on modern music (англ.)

3) Je n'ai vu rien (фр.)

4) Je n'ai personne vu (фр.).

А предложение Green colorless ideas sleep furiosly (Зеленые бесцвет­ные идеи яростно спят) рассматривается как правильное. Грамматич­ными являются предложения, в которых при замене одних членов дру­гими с теми же грамматическими показателями получается правиль­ная фраза. Каждый человек в своей жизни слышал не так уж много предложений, но всегда может отличить правильную фразу от непра­вильной. Лингвист моделирует структуру такого типа на базе конеч­ного числа известных (наблюденных) правильных и неправильных предложений. В качестве примера могут быть рассмотрены следующие правила порождения, предлагаемые в ТТПГ:

(I) S ® NP+ VP (S — предложение, NP— группа существитель­ного, VР — глагольная группа)

(II) NP ® Det +N

(III) VP ® V+ NP

(IV) Det ® the

(V) N ® man, ball...

(VI)V®hit,took…

С помощью этих правил можно образовать правильную английскую фразу: The manhit the ball ( "Мужчина ударил по мячу"):

S

NP + VP (I)

Det + N + VP (II)

Det + N + V + NP (III)

the + N + V + NP (IV)

the + man + V + NP (V)

the + man + hit + NP (VI)

the + man + hit + Det + N (II)

the + man + hit + the + N (IV)

the + man + hit + the + ball (V)

Предложения типа The man hit the ball называются ядерными, так как являются следствием прямого вывода. Из ядерных предложений по специальным правилам можно получить пассивные, вопросительные фразы и т.д.

Все правила делятся на Р -правила (правила структуры составляю­щих) и T -правила (трансформационные правила).

А ® В (Р- правила: заменить А на В, или А º В, или " A "is" В " );

А Þ В (Т- правила: т.е. В выведено из А).

Р -правила бывают двух видов: контекстно-свободные (context-free) и контекстно-связанные (context-restricted). Правило называется контекстно-связанным, если оно устанавливает, что символ А может быть заменен символом В, только если находится в окружении X — Y, т.е. X предшествует А,a Y непосредственно следует за А:

А ® В / X — Y.

Все остальные правила — контекстно-свободные. Действие P -пра­вил определяется следующими требованиями:

1) каждое правило должно развертывать один символ;

2) каждый развертываемый символ (за исключением начального) должен входить и в правую часть какого-либо правила;

3) ни один символ не может заменяться пустым символом (т.е. опускаться);

4) результирующая цепочка должна быть отлична от начальной, т.е.

А ↛ Х + A + Y;

5) для любой пары символов в грамматике не может одновременно содержаться пара правил: А ® В; В ® А.

S

NP VP Adv

Det N V NP

Det N

a girl cut the flower yesterday

ься пара правил: А ® В; В ® А.

Вывод по Р -правилам может быть представлен в виде дерева. Например:

T -правила — это правила подстановки вида А Þ В. Если Р -правила переводят одни цепочки в другие, то T -правила переводят одни дере­вья в другие деревья. T -правила делятся на обязательные (Tob) и фа­культативные (Topt).

Например, Topt: NP+ VP+ Adv Þ Adv+ NP+ VP (факультативно наречие из конца предложения может быть перенесено в начало).

Левая часть трансформации (T -правила) называется структурным описанием (structuraldescription), правая — структурным изменением (structuralchange), а сама подстановка — операцией. Операции мо­гут быть элементарными или представлять собой комбинацию элемен­тарных операций. Элементарными операциями являются: 1) добавле­ние (addition); 2) опущение (omission); 3) перестановка (permutation); 4) субституция (substitution).

Примеры:

1. X + Y Þ Х+ Y +Z(добавление)

2. X+ Y Þ Y (опущение)

3) Х+ Y+ Z Þ X +Z + Y (перестановка)

4) Х+ В + С Þ X + D + C, где D может быть только терминальным, т.е. конечным символом.

Правила могут комбинироваться. Например:

B + C + D Þ D + C (перестановка и опущение).

Пример применения трансформационного правила (факультатив­ный перенос наречия в начало предложения, см. рис. ниже).

Правила оперируют с символами, превращая их в цепочки и де­ревья.

Все символы делятся на основные (словарные) и вспомогательные. Словарные символы состоят из символов классов, которые репрезенти­руют составляющие высоких рангов — NP, VP и т.д., и морфемных символов, которые представляют собой составляющие низших рангов — man, hit и т.д. Начальный символS—sentence(предложение), который относится к основным, задается до первого правила, он определяет гра­ницы порождающей грамматики. Среди морфемных символов разли­чают символы грамматических морфем (морфемыPres,Pastи т.д.) и сим­волы лексических

S S

NP VP Adv Adv NP VP

Det N V NP Topt Det N V NP

Det N permutation Det N

a girl cut the flower yesterday yesterday a girl cut the flower

28 ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВИДЫ ДЕМОНСТРАЦИИ

Миф есть развернутое магическое имя.

А.Ф. Лосев

Речевое доказательство представляет центральную часть ритори­ки как дисциплины, поскольку содержательная, эффективная и целесо­образная речь есть только производная от мыслительной деятельности человека. Нельзя построить удачный текст, если логически не сформи­рованы идея и замысел, в этой ситуации речь становится несодержа­тельной, приукрашенной и производящей впечатление просто глупой. Иными словами, всякие попытки работать с текстом безотносительно к содержательному уровню, бессмысленны и бесплодны. Сначала трени­руется сознание, потом, как его производная, тренируется речь. В этом отношении в трудном положении оказываются люди, не изучавшие ло­гику человеческого мышления, что повсеместно встречается в России. Отсутствие в образовательных программах средних и высших учебных заведений курса логики абсурдно, такое положение "мотивировано" только идеологией тоталитарных систем и недопустимо (так как анти­человечно), с точки зрения здравого смысла, в цивилизованном обще­стве. Особенно печальная ситуация возникает в тех случаях, когда не­которые гимназии вводят курс логики, но приглашают читать этот курс людей, специально не подготовленных, например преподавателей ин­форматики или физики (в высших учебных заведениях, хочется верить, это невозможно): возникает дилетантский педагогический хаос, в ре­зультате которого дети не только не обучаются стройной мыслитель­ной деятельности, но и разрушают принципы врожденного логическо­го мышления. Советские идеологи сделали все для того, чтобы воспи­тать людей, с которыми легко договориться, которыми легко управ­лять, потому что они не могут осуществить интеллектуального проти­востояния. Задача создания человека нового типа тоталитарным об­ществом была поставлена и решена. Три поколения — это очень боль­шой срок; мало того что в школе логике не учат, сама языковая среда, в которой растет ребенок, — это среда людей, логике не обученных. Где тогда постигать основы логического мышления?

В сегодняшней отечественной ситуации это привело к интеллектуальному парадоксу: ни один политик не может доказать правомер­ность своей точки зрения, а почти ни один избиратель реально не по­нимает, за кого голосовать и за что голосовать. Когда нет обоснова­ния голосовать за что-то позитивное, новое, возникает желание не голосовать ни за что. В этой ситуации голосование "ни за что" оз­начает голосование за прошлое, за привычную ментальность. Неваж­но, хороша она или плоха, но неубедительно ничто другое. Ортодок­сальное, неразвитое мышление склоняется к тому, чтобы никакой ин­теллектуальной деятельности не осуществлять и, таким образом, го­лосовать за то, что уже привычно и знакомо.

В этом контексте разумно привести те дополнительные виды демонстрации, которые также отражают специфику отечественного мышления.

Первый дополнительный тип демонстрации — апелляция к человеку (лат.adhominem) — такое средство убеждения, когда вме­сто обоснования истинности или ложности рассматриваемого тезиса с помощью объективных аргументов все сводится к положительной или отрицательной характеристике личности человека, утверждение ко­торого поддерживается или оспаривается. Этот прием убеждения рас­считан на чувство оппонента или слушателей вместо опоры на объек­тивные данные. Поэтому считается, что он может применяться в каче­стве дополнения к доказательству "к истине", но как самостоятельное доказательство является логической ошибкой.

На чем строится логическая связь в "апелляции к человеку"? Вме­сто того чтобы аргументировать тезис прямым образом, т.е. приво­дить разумные, осмысленные аргументы в защиту своей точки зрения, говорящий выдвигает только один аргумент: данная точка зрения разделяема некоторым лицом, передоверяя, таким образом, аргументацию мнению известного и авторитетного человека. И этого оказывается совершенно достаточно в определенных ситуациях. Например, чело­век заболел язвой желудка и начинает лечиться от этого заболева­ния, выбирая определенный способ лечения. К нему обращаются и спрашивают, почему он выбрал именно этот способ. Существует, бе­зусловно, прямая аргументация в обосновании правомерности выб­ранного способа лечения.

1. Лекарство, которое я принимаю, расщепляет ферменты, зажив­ляет внутренние язвочки стенок желудка или двенадцатиперстной кишки и т.д. (расписывается действие лекарства).

2. Специальные водные процедуры регулируют кровеносный обмен, который, в свою очередь, приводит к улучшению обмена веществ; об­мен веществ, восстановившись, уменьшает жировые прослойки в струк­туре ткани — и это приводит к ликвидации заболевания.

3. Особый режим нормализует состояние нервной системы, нервная система непосредственно скоррелирована с деятельностью коры го­ловного мозга. Мозг — это командный центр организма, а точный приказ — залог четкой работы всех органов и т.д.

Эту прямую аргументацию в подобной ситуации редко предлага­ют. Обычно человек поступает совершенно по-другому, он говорит: "Я был на приеме у К. (и называет имя известного, авторитетного врача), и доктор сказал, что я должен так лечиться. И я так лечусь". Разве не ар­гумент? Конечно, аргумент. Эта речь — есть апелляция к человеку, к авторитетному лицу. При этом, чем более авторитетно это лицо, тем лучше получается аргументация. Само понятие авторитета — это не бинарное, не двоякое противопоставление (есть авторитет — нет ав­торитета), это шкала, на которой каждый человек в нашем сознании занимает определенную позицию. Авторитет бывает больший и мень­ший. Есть две предельные точки: полное отсутствие авторитета и обо­жествление. Приведем достоверный пример (правда, несовременный).

В Москве есть Государственный научно-исследовательский институт гастроэнтерологии. Директором этого института много лет был академик АМН В.X. Василенко, о необычайных профессиональных данных которого в 60—70-е годы ходили легенды. У него был огромный кабинет; когда в другом конце этогокабинета открывалась дверь и входил человек, которого он видел первый раз в жизни, Василенко на расстоянии определял, чем посетитель болен, а пока этот человек шел к его столу, ему уже выписывался рецепт. Симптомы болезни Василенко мог не спрашивать, а рассказать о них сам. Он практически никогда не ошибался и очень часто в своих диагнозах входил в противоречие с полным клиническим обследованием, которому боль­ной человек подвергался до того, как попадал в этот кабинет. Считалось, что Василенко — гениальный диагност и великий врач. Видимо, так и было. В те годы это была легендарная лич­ность. Многие люди, страдавшие каким-либо желудочно-кишечным заболеванием, знали это имя, и его мнение считалось совершенно неоспоримым. Если Василенко говорил, что не надо ничего делать, это означало, что лечиться человек не будет, а если он давал предписания, им строжайше следовал больной.

Понятно, что существуют люди, к мнению которых можно апеллировать. Если вам нужно составить контракт и вас спрашивают, почему вы внесли в него такие-то пункты, можно подробно объяснить, на основании какого закона и подзаконного акта это сделано, а мож­но сказать, что вы наняли профессионального юриста из известной консалтинговой компании, и юрист составил этот контракт. Если ком­пания имеет безупречную репутацию, то контракт, написанный со­трудником этой компании, не обсуждается с точки зрения юридичес­кой адекватности и грамотности.

Безусловно, апелляция к человеку исходит из такого внутреннего состояния психики слушателей, при котором само ощущение кумира естественно. Если перед вами человек, у которого ни в какой сфере ку­мира нет, апелляция к человеку как прием окажется бессмысленной. Суть данной коммуникативной ситуации заключается не в том, что говоря­щий считает мнение кого-то авторитетным, поскольку убеждает он не себя, а в том, что его слушатели считают это лицо авторитетным. Если же человек принимает решение (скажем, лечиться так, как прописал известный доктор), он убеждает сам себя. Но обычно это бывает в речи, направленной на других людей. И в этом случае апелляция к человеку возможна только тогда, когда авторитетность по отношению к кому-то естественна для слушающих.

Люди, живущие в России, очень подходят для аргументации та­кого типа, потому что сознание российского человека — сознание мифологическое. Остановимся на этом подробнее.

Миф (греч.mýthos— повествование, предание) — создание коллективной общенародной фантазии, обобщенно отражающей действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций, которые мыслятся сознанием вполне реальными. Хотя миф в точном смысле сло­ва есть повествование, совокупность "рассказов" о мире, это не жанр словесности, а определенное представление о мире. Мифологическое мироощущение выражается не только в повествовании, но и в иных формах: обрядах и ритуалах.

Ритуал — традиционные формы поведения, сопровождающие наиболее важные моменты жизнедеятельности коллектива на всех социальных уровнях: семьи, общины, государства (см., в частности, ритуальную речь выше).

Мифологическое мышление характеризуется рядом специальных признаков. Оно основано на факте "еще-невыделенности" человека из природы, на недифференцированности логической мысли от эмоцио­нальной сферы, неумении абстрагироваться от конкретного и т.п.

В первую очередь специфика мифа тесно увязана с личностью на том основании, что в личности наличествует и преодолевается антите­за "себя" и "иного", т.е. субъекта — объекта. В мифе обычно выделяют­ся альтернативы (бинарная оппозиция): свой — чужой, жизнь — смерть, мужское — женское, природа — культура, которые считаются универ­сальными. Личность предполагает телесность и сознание, она сама есть выражение и символ; личность не только есть, но и понятна как тако­вая. На каждой вещи есть слой личностного бытия, т.е. мифа, притом каждая "личность" может быть представлена бесконечно разнообраз­ными формами в зависимости от телесного и пространственно-времен­ного бытия.

В статическом образе мифической эпохи есть черты синкретическо­го представления о времени как сфере причинности, как области элементарного противопоставления "раньше" и "теперь", прошлого и настоящего. Концепция мифа как орудия сознательной борьбы с историческим временем созвучна определенной антиисторической философс­кой позиции в XXв.

Вторичные чувственные качества по смежности в пространстве так­же могут преобразовываться в причинно-следственную связь, а про­исхождение — в известном смысле подменять сущность. Последняя чер­та (характерная и для детского мышления) чрезвычайно существен­на, так как ведет к самой специфике мифа.

Миф сопоставим с религией, в мифологии многое сводится к дог­матам и таинствам, к субстанциональному утверждению личности в вечности.

Религия требует веры в сверхчувственный мир и жизни согласно этой вере. Важнейшей предпосылкой мифологического мышления яв­ляется невыделенность человека из природы, порождающая, в част­ности, всеобщее одушевление и персонализацию. Невыделенность же человека из родовой общины, стихийный коллективизм приводят к тому, что человек везде и всюду видит родовые отношения, все пред­меты и явления объединены родственными отношениями.

Миф историчен как инобытийное историческое становление лич­ности в идеальном синтезе этого становления и первозданной нетро­нутости личности ("священная история"), что составляет истину "чуда". Только через историческое инобытие "личность" достигает са­мопознания, осуществляемого в "слове". Личность, история, слово и чудо — основные моменты мифа.

Итак, "миф есть в словах данная чудесная личностная история", но с учетом диалектического синтеза личности, ее самовыражения и словесного осмысления в имени, "миф есть развернутое магическое имя" (А.Ф. Лосев).

Прежде всего, мифологическая мысль сконцентрирована на таких "метафизических" проблемах, как тайна рождения и смерти, судьба и т.д., которые в известном смысле периферийны для науки и по которым чи­сто логические объяснения не всегда удовлетворяют людей даже в со­временном обществе. Этим отчасти объясняется известная живучесть мифологии, а следовательно, и право на ее рассмотрение в синхрони­ческом плане. Впрочем, дело тут не столько в самих объектах интереса, сколько в установке мифологии на исключение необъяснимых событий, неразрешенных коллизий, выходящих за пределы неизменного социаль­ного и космического порядка. Она постоянно передает менее понятное через более понятное, умонепостигаемое через умопостигаемое и осо­бенно более трудноразрешимое через менее трудноразрешимое (отсю­да возникает необходимость в нахождении мифологических медиато­ров — героев и объектов).

Мифология не только не сводится к удовлетворению любопытства первобытного человека, но ее познавательный пафос подчинен гармонизирующей и упорядочивающей целенаправленности, ориенти­рован на такой целостный подход к миру, при котором не допускают­ся даже малейшие элементы хаотичности, неупорядоченности. Превра­щение хаоса в космос составляет основной смысл мифологии, причем космос с самого начала включает ценностный, этический аспект.

"Мифологические символы функционируют таким образом, что­бы личное и социальное поведение человека и мировоззрение (аксиологически ориентированная модель мира) взаимно поддерживали друг друга в рамках единой системы. Миф объясняет и санкционирует су­ществующий социальный и космический порядок в том его понима­нии, которое свойственно данной культуре, и через это объясняет че­ловеку его самого" (Е.М. Мелетинский).

Одним из характерных элементов мифа является карнавал. Однако цикличность карнавала никоим образом не содержит в себе модернис­тской идеи вечного круговорота и исторического топтания на месте. В гуманистической обработке карнавальность содействует и историческому преобразованию мира. Праздничность и пиршественность, породившие, скажем, у Ф. Рабле столько причудливых образов, проанализированных М.М. Бахтиным, прямо и непосредственно указы­вают на ритуальный генезис, понимаемый, однако, в очень широком смысле в связи с народным миросозерцанием. Речь идет не о генезисе сюжета из ритуала, а о генезисе специфических образов из особой на­родной формы ритуального мироощущения.

Бахтинский анализ карнавала и карнавальных "мировоззренчес­ких" традиций находит интересное подтверждение в недавней работе В. Тернера о временном разрушении иерархической социальной струк­туры и возникновении аморфной "коммунальности" в период изоля­ции испытуемых в обряде инициации и других переходных обрядах вплоть до окончания обряда и получения нового социального стату­са. Нечто аналогичное Тернер видит в соотношении исторических периодов жесткой социальной иерархичности и их ломки, вдохнов­ленной "коммунальными", уравнительными идеями.

Мифологическое мышление отходит от эволюционизма, теории "пережитков" и всякого рода просветительских традиций. Не случай­но апологетика мифа была подхвачена нацизмом, демагогически пытавшимся "возродить" германское язычество и его экстатическую героику. Этот опыт способствовал отождествлению мифа с социальной демагогией и как следствие — стремлению разоблачать различные иде­ологические мифы. Развенчивание мифов постепенно захватило и сфе­ру социального быта, который предстал полем действия множества малых мифов и ритуалов.

Из всех теоретиков мифа Леви-Стросс наиболее четко указывает барьер, отделяющий мифотворческие архаические "холодные" куль­туры с очень высокой мерой семиотичности и тотальной структурнос­тью от "горячих" исторических обществ, хотя другой структуралист — Р. Барт, наоборот, считает наиболее "мифологичной" нашу современ­ность.

Миф, безусловно, сыграл значительную роль в генезисе различных идеологий в качестве воплощения первобытного синкретизма и в этом — именно в этом — смысле является прообразом идеологических форм. Кроме того, некоторые особенности первобытного мышления (как мыш­ления конкретного, чувственного, с сильным эмоциональным началом, с бессознательным автоматическим использованием символических кли­ше, сакрализованных исторических воспоминаний и т.п.) воспроизво­дятся фрагментарно в определенных социальных средах, особенно, ска­жем, в рамках современной западной "массовой культуры". Наконец, некоторая ритуализованность поведения существует в любом обществе как в плане социальном, так и в личном, вплоть до ослабленных или субституированных "переходных обрядов".

Миф на каждом шагу нарушает законы формальной логики, в частности закон исключенного третьего, единый признак логического разделения и т.п. Логика мифа использует ложное основание, когда посылка, необходимая для вывода заключения, заранее принимается в качестве молчаливого допущения. В мифе все условное безусловно, гипотетическое категорично, а безусловность условна. В результате из-за господствующей в мифе творческой свободы желаний и эстетической игры появляется "чудесное" с присущей ему абсолютизацией качеств и свойств, существ или предметов, их полной превращаемостью, явнос­тью всего тайного и тайностью всего явного и т.д.

Однако эстетика мифа по-своему объективна, онтологична. Мифологическое мышление есть творческая познавательная деятельность, имеющая свой разум и свою логику. Кое в чем оно даже предвосхища­ет теоретические построения в современных науках (примат вообра­жения над опытом в мифологии и примат теории над опытом в кван­товой механике), когда убеждает читателя, что образ не только и не столько представление, сколько смысл, поскольку конкретный предмет в мифе становится символом.

Одной из важнейших особенностей мифа является наличие "культурного героя", который "добывает" и культурные блага, и природ­ные объекты: огонь и солнце, полезные злаки и другие растения, и орудия труда, и т.д.

Актам первотворения соответствуют в архаических мифологиях жившие и действовавшие в мифическое время герои, которых можно назвать первопредками-демиургами. Представления об этих категори­ях переплетены между собой, вернее — синкретически нерасчленены. В этом комплексе базисным началом является первопредок — родовой, племенной. Он может иногда мыслиться и как общечеловеческий, по­скольку племенные границы в сознании членов первобытной общи­ны совпадают с общечеловеческими. Первопредок-демиург (культур­ный герой) моделирует первобытную общину в целом, отождествляе­мую с "настоящими людьми". У племен Центральной Австралии и у палеоафриканских народностей (бушменов), отчасти у папуасов и некоторых групп американских индейцев мифические герои — это тотемные предки, т.е. прародители или создатели одновременно как определенной группы животных (реже — растений), так и человечес­кой родовой группы, которая рассматривает данную породу живот­ных в качестве своей "плоти", т.е. своих родичей, тотема.

«Единая субстанция социальной группы и породы животных, таким образом, также возводится к их общему генезису в соответствии с мифологической логикой отождествления сущности и происхождения. Тотемизм, классические формы которого как раз дают австралийские аборигены, представляет своеобразную идеологическую надстройку в раннеродовом обществе и, с одной стороны, переносит на окружаю­щую природу представления о родовой социальной организации, а с другой — предлагает своеобразный природный код для классификации различных явлений, прежде всего социальных, и более того, "язык он­тологической системы". Тотемизм служит своеобразным медиатором между "временем сновидений" и современными людьми» (Е.М. Мелетинский).

Часто недооценивается своеобразие мифологического мышления и высказывается резко отрицательная позиция по отношению к само­му мифу как продукту иррациональной мысли, грубо деформирую­щей действительность (об этом писал К.Г. Юнг).

Юнг сблизил миф с другими формами воображения и возвел к коллективным подсознательным психологическим символам — архети­пам. Он открыл общность в различных видах человеческой фантазии (включая миф, поэзию и совершенно бессознательное фантазирование в снах) и высказал предположение о существовании исконно образного символического языка человеческого воображения. В некоторых отношениях Юнг сделал шаг вперед по сравнению со своим учителем 3. Фрей­дом, перейдя от индивидуальной психологии к "коллективной" и от аллегорического толкования мифа (как прямого выражения подавленных инфантильных сексуальных влечений и т.п.) к символическому. Глу­боким пониманием метафоричности мифа (его нельзя полностью рационализировать, можно только перевести на другие образные язы­ки), гипотезами о диалектике "психической" энергии, о множествен­ности значений бессознательного Юнг предвосхитил некоторые по­ложения теории информации и семиотики. Он выдвинул гипотезу о наследственном характере архетипов.

Так как миф невозможен без наличия культурного героя, то мифологическое сознание предусматривает жизнь с кумиром ("Мне надо на кого-нибудь молиться"), со святой верой в этого кумира и, в соот­ветствии с этой верой, желанием делать то, что кумир предлагает де­лать, и иметь то мнение, которое кумир предлагает иметь. Мифологи­ческое сознание, которое стало сейчас темой многочисленных науч­ных конференций, отечественных и международных, есть факт, кото­рый необязательно формируется в тоталитарном обществе (например, в советском). Мифологическое сознание — это национальный фактор. Более того, возможность культа личности (например, культа личности Сталина на протяжении стольких лет в Советском Союзе) — проекция мифологического сознания, присущего русскому человеку исторически. Русский царь официально считался Божьим помазанником. Мифологи­ческое сознание формируется на основе религий определенного типа. Оно, как правило, формируется исламом, а в христианстве — православием. Если в христианстве рассмотреть его католическую или протестантскую вет­ви, то становится очевидным, что викарий обычно занимается толкова­нием канонического библейского текста, а, скажем, православный свя­щенник навязывает библейский текст как догму, являющуюся истиной по определению, которая подлежит не обсуждению, а восприятию на уровне веры. На аналогичном принципе базируется ислам. Поэтому дог­матическое мышление как таковое — это приоритет азиатского созна­ния, и Россия в этом отношении — страна азиатская. Мифологическое мышление так было сильно в России начала XXвека, что при приходе тоталитарной власти было естественно перенести обожествление образа Христа на образ конкретного человека: Ленина, потом Сталина и т.д. Мифологическое сознание российского человека легко осуществило пе­ренос веры с одной субстанции (надчеловеческой, высшей) на другую субстанцию (человеческую), подняв ее до уровня божественной, после чего критический анализ поступков и мыслей этой личности стал табу. Как факт сознания, этот феномен не подлежит оценке по шкале хорошо/пло­хо, а требует изучения. В наши дни происходит трагический для мифо­логического сознания процесс — развенчание идола как такового. Стра­на довольно давно существует без идеологического, духовного и интел­лектуального кумира, а Россия без кумира не жила на протяжении мно­гих веков — привычка не выработана. После того как возникла эконо­мическая необходимость краха советской власти, была осуществлена по­пытка реставрации позиции церкви. Это чисто психологический прием. Вере в коммунистический идеал, которая очень у многих людей присут­ствует и которую резко и достаточно грубо с помощью средств массовой информации "отменили", должна была найтись замена. Если когда-то большевики верой в коммунизм умудрились заменить Бога, то казалось возможным заменить Богом веру в коммунизм. Но ничего не вышло: ком­мунистические идеалы рухнули (не рухнуло только умение жить среди них и умение приспосабливаться к ним), но Бог не вернулся, поскольку истинная вера в Бога не может возникнуть как результат пропаганды, т.е. по рекомендации.

Но вакуум должен быть заполнен кем-то (об этом много пишут психологи), и этот кто-то ищется людьми. Это закономерный и очень опасный процесс: не следует забывать, что все фашистские режимы в мире устанавливались суперличностями, умными, экстремистского склада, прекрасными ораторами. Проанализировав историю человечества, на­чиная хотя бы с Нерона, легко понять, какой тип личности завоевывал умы простого народа. Человеческая история глубоко драматична. Толь­ко девиз "Не сотвори себе кумира" может оградить от тяжелых ошибок, которые совершает в жизни жертва культа личности.

Для такого человека естественным основанием принятия решения о поступке является призыв кумира, вождя, отца народов и т.д. Возникает ситуация эйфорического восприятия определенной личности, и тогда, что бы эта личность ни декларировала, это признается истиной в первой инстанции. В принципе любой настоящий оратор и проповедник явля­ется той фигурой, которая подавляет интеллект и психику окружающих его людей, сама становясь богочеловеком. Речи Гитлера поднимали нем­цев на чудовищные злодеяния, которые они совершали в эйфории опоры на авторитет. Далеко не всегда немцы считали, что приказ есть приказ и его надо выполнять. На этом не держится ни одна тоталитарная власть. Тоталитарная власть держится на образе психологического кумира, сформированного одновременно у большого количества людей. Когда в 30-е годы в СССР был выдвинут лозунг "Сын за отца не отвечает" (что яви­лось призывом к доносительству как к норме жизни), очень большое ко­личество людей начали писать доносы друг на друга. Должна быть пси­хологическая причина, которая бы объясняла этот коллективный "по­морок" сознания и нравственный сбой. Павлик Морозов — это не миф, это норма, на протяжении многих лет существовавшая у нас в стране. Это донос, доведенный почти до апогея, — донос на собственного отца. Предельной точкой является донос на самого себя.

Таким образом, массовая апелляция к мнению личности, превратившейся в идола, чрезвычайно опасна для человечества.

В интимной жизни многие из нас также становятся жертвой силь­ной, авторитетной, привлекательной личности. Внутренняя потреб­ность отдать кому-то свою душу, выбрать этого человека в качестве наставника является тем психологическим ощущением, которое мно­гими (особенно женщинами) воспринимается как любовь. Женщины часто выбирают не столько мужчину, сколько кумира. Этот выбор, как правило, неудачен, поскольку он приводит к подавлению лично­сти, что плохо соотносимо, в частности, с сексом. Особенно это каса­ется молодых женщин, если выбор падает на человека постарше, уже с положением в обществе или наоборот — с ярко выраженным анти­положением (лидер андеграунда — "меня здесь никто не понимает") — такая фигура часто привлекает к себе в силу психологических при­чин. Следует проанализировать свое окружение и понять, нет ли в нем человека, который вас подавляет, к которому вы все время внутренне апеллируете, совершая какой-то поступок, обязательно думаете (хотя вас никто не заставляет этого делать): "А ей (ему) это понравится?" Надо ли это? Конечно, существуют люди, которые могут быть образ­цами для подражания. Но каждый человек — это отдельный мир, и если уж быть совсем точным, то в любом человеке есть что-то такое, чему следовало бы подражать.

Править народом с мифологическим сознанием можно только, если ты становишься для этого народа кумиром.

Греческий термин демократия состоит из двух корней:démos— народ иkrátos— сила, власть. Распределение этих корней внутри слова следующее:demos— аргумент,akrátos— функция. В зависимости от значения аргумента меняется значение функции. В применении к раз­ным народам само понятие демократия неодинаково. Поэтому демок­ратия в такой стране, как Великобритания, — это не то же самое, что демократия во Франции, и, тем более, не то же самое, что в России, или на Кипре, или в Китае. Это разные значения одной и той же функции при разных аргументах. Народ не универсален на планете. (Поэтому слово народ имеет множественное число.) У каждого народа есть исто­рические традиции и культурологические предпосылки формирования мышления определенного типа. Так как демократия — это не статичес­кая величина, а переменная, это, в частности, означает, что американ­ской демократии в России быть не может (упрек в американизации спра­ведлив), для этого нужно, чтобы русские стали американцами. Нельзя после многих столетий переделать сознание российских граждан по соб­ственному желанию и предложить им демократию по модели Соединен­ных Штатов Америки или какой-нибудь иной страны. Само значение функции демократия должно быть другим. Отсутствие обожествления верховной персоны сегодня — залог политического провала. Средства массовой информации на протяжении последних лет занимаются раз­венчиванием любого культа, что для российской ментальности совер­шенно не годится, потому что приводит сознание людей к хаосу. В нос­тальгии по прошлому в России реализуется внутренняя потребность иметь Бога, иметь кумира. Советская власть продержалась так долго еще и потому, что необходимость возвеличить, возвести себя в ранг Бога была понимаема как Лениным, так и Сталиным, что определяло пуб­личное поведение обоих лидеров. На похоронах Ленина и на похоро­нах Сталина люди умирали от отчаяния, от горя и ужаса — они теряли Бога! Нравится нам это или не нравится — это психолого-исторический феномен, который надо учитывать. Выстраивать модель демокра­тии можно только с учетом особенностей народа, которому лидер пред­лагает ее реализацию в качестве нормы общественной жизни.

29 Публичное выступление во многом отличается от обычной устной речи, но во многом на нее и похоже. Для того чтобы завоевать и удерживать внимание аудитории, нужно знать не только специфику публичной речи, но и такие ее составляющие, как содержание, композиция.

Устное общение коренным обра­зом отличается от письменного. Оно во многих отношениях более жизненно. В нем есть лицо говорящее и есть слушате­ли, занятые обсуждением особого вопроса по тому или ино­му поводу.

Публичная речь должна обладать качествами хоро­шего собеседования с некоторыми поправками в отноше­нии голоса, манер и темы для полного соответствия с об­становкой выступления.

В публичной речи очень важно ее содержание, то есть то, о чем будет идти речь. После определения тематики выступления, его цели сле­дует этап поиска и отбора материала.

Кроме того, важно не только о чем говорить, но и то, в какой последовательности. В теории ораторского искусства под композицией речи по­нимается построение выступления, соотношение его отдель­ных частей и отношение каждой части ко всему выступлению как единому целому.

Приступая к работе над композицией речи, необходимо прежде всего определить порядок, в котором будет излагаться материал.

1. Специфика публичного выступления

Устное общение коренным обра­зом отличается от письменного. Оно во многих отношениях более жизненно. В нем есть лицо говорящее и есть слушате­ли, занятые обсуждением особого вопроса по тому или ино­му поводу. Речь не обращена в пустоту. Если ее произносить как бы в пространство, она неизменно теряет характер по­длинного общения.

Развивать в себе ощущение речи как взаимного общения, в котором мысли, слова, манеры постоянно приспособляют­ся к слушателям, - первое насущное требование к оратору. Пока он не почувствует присутствие живых людей с их нуж­дами, запросами и тревогами, он не познает мощь настояще­го, живого слова. Если он стремится к этому, результатом будут - при еще незначительной практике - целесообразная организация идей, надлежащие слова, голос и манеры. Люди с ярким проявлением чувств умеют поддерживать подлинное общение в частной беседе. Им нужно только применить эту способность при выступлении перед аудиторией.

Публичная речь в основном похожа на обычную беседу. Для публичного выступления требуются те же данные, что и в обычном разговоре. Большинство неопыт­ных ораторов, когда приходится обращаться к аудитории, считает необходимым вести себя так, словно успех зависит от того, насколько далеки будут их язык, жесты, голос от обычных, приобретенных за годы разговорной практики. Но ничто так не вредит успеху. Для подобного представления о публичном выступлении характерны, например, неестествен­ная поза, отсутствующий взгляд, банальности и заминки.

Публичная речь должна обладать качествами хоро­шего собеседования с некоторыми поправками в отноше­нии голоса, манер и темы для полного соответствия с об­становкой выступления. Каковы отличительные черты непринужденной беседы? Нет застенчивости; полная серьезность и прямолинейность; мимика, движения головы, плеч, рук, кистей подчерки­вают замечания, наиболее зна­чительные слова произносятся громче, уступая место сдер­жанному звучанию.

Располагает ли оратор, выступающий перед аудиторией, теми возможностями, какими обладает интересный собесед­ник? В некотором смысле, пожалуй, нет. Аудитория обычно шире, чем группа, поглощенная беседой, и оратор должен заинтересовать большее количество людей. Обстановка поч­ти всегда более официальная, и оратор менее знаком со сво­ими слушателями. Поэтому свои замечания он делает с ос­мотрительностью. Здесь он должен остерегаться многих лич­ных и неожиданно возникающих высказываний, которые помогают ему чувствовать себя непринужденно в частной беседе. Необходимость все время придерживаться предмета обсуждения - главная трудность, не встречающаяся в бесе­де. Присоединяются и чисто физическая проблема, как доне­сти свой голос до всей обширной аудитории, и вполне понят­ная застенчивость у начинающих ораторов.

Впрочем, многие из кажущихся трудностей могут обра­титься в преимущества. Ряды обращенных на вас лиц с вы­ражением ожидания, которые вначале нагоняют страх, впоследствии станут вызывать воодушевление и ощущение силы.

Самая необходимость говорить громче освободит ора­тора от чувства связанности и поднимет эмоциональный строй речи. В большой и сплоченной аудитории заразитель­ность идей и чувств может стать значительным преимущест­вом для оратора, если он даст ей случай проявиться. Чело­век в массе будет смеяться или плакать над тем, что не про­извело бы на него никакого впечатления, если бы он был один.

Непрерывность изложения в публичной речи придаст ей исчерпывающий характер и все нарастающую мощь, которые невозможны в беседе. Кроме того, разговорный обмен мне­ниями только внешне отсутствует во время публичного вы­ступления. Если оратор действительно будет обращаться к публике и говорить со слушателями, а не при них, он почувствует, как возникает взаимное общение.

Композиция публичного выступления

Слово композиция восходит к латинскому «composio», кото­рое означает «составление, сочинение».

В теории ораторского искусства под композицией речи по­нимается построение выступления, соотношение его отдель­ных частей и отношение каждой части ко всему выступлению как единому целому. Для наименования этого понятия наряду со словом композиция употребляются также близкие по смыс­лу слова построение, структура.

Когда говорится о композиции ораторской речи, то обяза­тельно учитывается, как соотносятся между собой части выс­тупления, какое место занимает отдельная часть по отноше­нию ко всему выступлению.

Организация материала в речи, расположение всех частей выступления определяются замыслом оратора, содержанием выступления. Если соотношение частей выступления наруша­ется, то эффективность речи снижается, а иногда сводится к нулю.

Приступая к работе над композицией речи, необходимо прежде всего определить порядок, в котором будет излагаться материал, т. е. составить план. По определению толкового словаря русского языка, план - это взаимное расположение частей, краткая программа какого-нибудь изложения.

Речи, написанные без предварительно составленного пла­на, как показывает практика, обычно имеют существенные ком­позиционные недостатки. Оратор, не продумавший плана выс­тупления, нередко «уходит» от основной темы, не укладывает­ся в отведенное для выступления время.

На разных этапах подготовки речи составляются различ­ные по цели и назначению планы. Так, после выбора темы выступления рекомендуется составить предварительный план будущей речи.

Важно сразу определить, какие конкретно вопросы вы пред­полагаете осветить в своей речи. Из перечисления этих вопро­сов и состоит предварительный план, который помогает более целенаправленно подбирать литературу и отбирать фактичес­кий материал для выступления. Конечно, процессе изучения литературы, анализа подобранного материала план может из­мениться, однако он будет способствовать в. шей целеустрем­ленной работе.

Предварительный план отражает собственное решение ора­тором темы выступления, его личный подход к данной про­блеме.

После того, как изучена литература, обдумала тема, собран фактический материал, составляется рабочий план.

При его написании необходимо не только выделить вопро­сы выбранной темы, но и отобрать из них самые существен­ные и основные, определить, в какой последовательности они будут изложены. В рабочий план вносятся формулировки от­дельных положений, указываются примеры, перечисляются факты, приводятся цифры, которые будут использованы в речи. Составление рабочего плана помогает лучше продумать струк­туру выступления. Когда написан подобный план, легче определить, какие разделы оказались перегруженными фактичес­ким материалом, какие, напротив, не имеют примеров, какие вопросы следует опустить, так как они менее существенны для раскрытия данной темы, какие включить и т. д. Это дает воз­можность устранить недостатки в построении речи. Рабочий план может иметь несколько вариантов, потому что в процессе работы над выступлением он уточняется, сокращается или рас­ширяется.

Чтобы найти интересное, оригинальное начало, необходи­мо много работать, думать, искать. Это процесс творческий, он требует немалых усилий.

Следует иметь в виду, что каждая тема требует своего, особого начала. При этом необходимо учитывать и состав аудито­рии, и степень ее подготовленности.

Вступление - не только и не столько введение в тему, сколько средство установления контакта с аудиторией, возбуждение интереса, завоевания внимания.

Важной композиционной частью любого выступления яв­ляется заключение.Убедительное и яркое заключение запоминает­ся слушателям, оставляет хорошее впечатление о речи. Напро­тив, неудачное заключение губит порой неплохую речь. Некоторые выступающие, не уложившись в регламент, просто обрывают выступление, не произносят заключительных слов.

Некоторые ораторы в конце речи начинают многократно извиняться перед слушателями за то, что у них не было доста­точно времени на подготовку речи, поэтому им не удалось хо­рошо выступить, что они, вероятно, не сообщили аудитории ничего нового и интересного и слушатели напрасно потратили время. Этого не следует делать. Плохо, если оратор заканчива­ет выступление шуткой, не относящейся к теме выступления. Такое заключение отвлекает внимание аудитории от главных положений речи.

В процессе восприятия ораторской речи действует «закон края» и лучше запоминается то, что да­ется в начале и конце сообщения. Поэтому рекомендуется в заключении повторить основную мысль, ради которой произ­носится речь, суммировать наиболее важные положения. В за­ключении подводятся итоги сказанного, делаются выводы, ста­вятся перед слушателями конкретные задачи, которые вытека­ют из содержания выступления.

Продумывая заключение, особенно тщательно надо поработать над последними словами выступления. Если первые слова оратора должны привлечь внимание слушателей, то последние призваны усилить эффект выступления.

Последние слова оратора должны мобилизовать слушате­лей, воодушевлять их, призывать к активной деятельности.

Если речь заканчивается лозунгом, призывом, то слова лозунга произносятся высоким тоном, эмоционально.

Хорошо продуманное вступление и необычное заключение еще не обеспечивают успеха выступления. Бывает, что оратор оригинально начал свое выступление, заинтересовал слушате­лей, но постепенно их внимание ослабевает, а затем и пропада­ет. Перед выступающим стоит очень важная задача - не толь­ко привлечь внимание слушателей, но и сохранить его до кон­ца речи. Поэтому наиболее ответственной является главная часть ораторского выступления.

В ней излагается основной материал, последовательно разъясняются выдвинутые положения, доказывается их пра­вильность, слушатели подводятся к необходимым выводам.

Если в выступлении нет логики, пос­ледовательности развития мысли, трудно воспринимать содер­жание речи, следить за ходом рассуждений оратора, запомнить прослушанное. Поэтому в главной части выступления важно соблюдать основное правило композиции - логическую после­довательность и стройность изложения материала.

Очень важно расположить материал таким образом, чтобы он работал на главную идею речи, соответство­вал намерениям оратора, помогал ему добиться своей цели. Причем выполнить свою задачу оратор должен уметь наиболее простым, рациональным способом, с минимальной затратой усилий, времени, речевых средств. Этого требует еще один принцип построения публичной речи, названный в методичес­кой литературе принципом экономии.

Продумывая структуру главной части речи, выступающий должен определить, каким методом он будет излагать матери­ал, какие доводы возьмет для доказательства выдвинутого по­ложения, какие ораторские приемы использует с целью при­влечения внимания слушателей.

Задача оратора - умело расположить все эти компонен­ты, чтобы своим выступлением оказать желаемое воздей­ствие на аудиторию.

Структура выступления зависит прежде всего от метода преподнесения материала, избранного оратором. Эти методы сформировались на базе многовековой ораторской практики, описаны в различных риторических пособиях, активно исполь­зуются современными ораторами. Кратко охарактеризуем ос­новные из них.

Индуктивный метод - изложение материала от частного к общему. Выступающий начинает речь с частного случая, а затем подводит слушателей к обобщениям и выводам. Этот метод нередко используется в агитационных выступлениях.

Дедуктивный метод - изложение материала от общего к частному. Оратор в начале речи выдвигает какие-то положе­ния, а потом разъясняет их смысл на конкретных примерах, фактах. Широкое распространение этот метод получил в выс­туплениях пропагандистского характера.

Метод аналогии - сопоставление различных явлений, со­бытий, фактов. Обычно параллель проводится с тем, что хоро­шо известно слушателям. Это способствует лучшему понима­нию излагаемого материала, помогает восприятию основных идей, усиливает эмоциональное воздействие на аудиторию.

Концентрический метод - расположение материала вок­руг главной проблемы, поднимаемой оратором. Выступающий переходит от общего рассмотрения центрального вопроса к бо­лее конкретному и углубленному его анализу.

Ступенчатый метод - последовательное изложение одного вопроса за другим. Рассмотрев какую-либо проблему, оратор уже больше не возвращается к ней.

Исторический метод - изложение материала в хроноло­гической последовательности, описание и анализ изменений, которые произошли в том или ином лице, предмете с течени­ем времени.

Использование различных методов изложения материала в одном и том же выступлении позволяет сделать структуру главной части речи более оригинальной, нестандартной.

Каки