Баб-ягун

Чихнув еще два или три раза – от каждого чиха кровать бросалась то в одну, то в другую сторону, точно перепуганный скакун, – мумия энергично качнула ногой со шпорой, слегка уколов одну из ножек кровати. Кровать послушно пошла на снижение. Шпингалет, запирающий раму, отскочил с легким щелчком. Бесцеремонно раздавив раскладушку, кровать опустилась прямо на нее. Не теряя времени, мумия, насколько позволяла растяжка, присела и уставилась на Таню маленькими любопытными глазками. Точнее, одним глазом, поскольку другой у нее надежно был укрыт под бинтами. Поверх бинтов за пояс мумии был заткнут здоровенный турецкий кинжал, по своим размерам больше смахивающий на небольшой ятаган.

– Повернись-ка... Так... Теперь другим боком... Вот так отлично! Сомнений нет... Ох, мамочка моя бабуся! Это она, – вполголоса пробормотала мумия, торопливо поправляя взлохмаченные бинты и, насколько это возможно, приосаниваясь.

– Колобородун! – на всякий случай громко выкрикнула Таня, усвоившая этот урок после встречи с говорящими головами.

– Бородун? Какой бородун? – удивилась мумия.

Ее голос, звонкий, высокий, показался Тане странно знакомым. Она уверилась вдруг, что когда-то ей уже приходилось его слышать... Вот только где и когда? Среди ее знакомых прежде не было летающих мумий. Да и нелетающих мумий тоже, если не считать, конечно, зеленого дядю Германа. Но даже и он больше был похож на обычного мертвеца, чем на мумию.

– Колобородун! – снова повторила Таня. Если ее собираются сожрать, то это слово должно подействовать.

Забинтованный – теперь девочка уже уверилась, что это все же не мумия, – забеспокоился.

– Погоди-ка... Что еще за «колобородун»? Неужто тут побывали эти хмыри – Усыня, Дубыня и Горыня? – поинтересовался он.

– Ага, побывали, – признала Таня, не слишком удивившись, что мумии это откуда-то известно. Она вообще в последнее время уже мало чему удивлялась.

Забинтованный стукнул себя кулаком по коленке:

– Ох, мамочка моя бабуся! Тебе повезло! Ходят слухи, что они порой не брезгуют лопухоидоедств... ой, прости... Я имею в виду, что с ними лучше не связываться, особенно если не знаешь всех этих глупых отзывов, которые они все время меняют!

– А кто они вообще такие? – осторожно спросила Таня.

– Усыня, Горыня и Дубыня? – Забинтованный поскреб затылок. – Ну, они того... как бы тебе объяснить... вроде богатырей-вышибал, неплохих, но с дурью в башке. Их, конечно, можно позвать, но только в крайнем случае... Когда, к примеру, нежить совсем уж допечет. Но и тогда это нежелательно, потому что кто знает, чего они такого выкинут. Лучше уж самим с нежитью разбираться, пока силенки есть.

«Кажется, кое-кто уже разобрался», – подумала Таня, уже без прежнего ужаса глядя на его бинты. Разговаривать с мумией ей было жутко непривычно. С другой стороны, она начинала понемногу входить во вкус. Страх выветривался.

«Так это вас нежить так?» – хотела спросить Таня. Точнее, она еще только рот открыла, чтобы спросить, как ей уже ответили.

– Ничего подобного! – Мумия возмущенно замахала загипсованными руками. – Нежить тут ни при чем. Это меня дракон проглотил. Иначе разве я полетел бы на этой кошмарной кровати? Да ни за какие коврижки – чтоб меня все ребята на смех поднимали? В обычное время у меня есть отличный пылесосик семисотой серии – просто игрушечка! Турбонаддув, два платка безопасности, хромированная труба, кондиционер с ароматом абрикосовой наливки и прочие прибамбасы.

Стоило ему упомянуть дракона и с восхищением отозваться о пылесосе, Таня тотчас вспомнила, где она прежде слышала этот голос! Да только что – по волшебному контрабасу!

– Послушайте... А вы не... не Баб-Ягун? Неунывающий и всеми любимый? Но ведь вас съел дракон! Я слышала, как вы крикнули, – и хрум-хрум... И было это... ну совсем недавно... Как же вы успели из драконьего живота?..

Баб-Ягун весело посмотрел на нее незабинтованным глазом. Его скулы – те их части, во всяком случае, что были видны, – зарделись от удовольствия.

– Он самый... Как же ты узнала? С меня же еще не сняли лечебные заклинания и даже обмотали меня всего, чтобы костеростки не разбежались. Их ведь на здорового человека нельзя сажать – ничего хорошего из этого не выйдет. Меня бабуся моя и та едва узнала в этих бинтах и в гипсе.

Таня хотела спросить, кто такие костеростки, но не стала. Вряд ли это что-то очень симпатичное.

– То бишь я Ягун и есть! Только вот что... ты-то откуда знаешь, кто я такой?.. Я ж тебе не представлялся? Волшебная татуировка на пятке тоже вроде не видна... – продолжал Баб-Ягун. Неожиданно он на миг прищурился и искоса взглянул на Таню.

У той вдруг как-то странно защекотало в волосах, и не только в волосах, но и под волосами, в самой голове.

– Нет, матч был неделю назад, – как ни в чем не бывало продолжал Баб-Ягун. – Ты слушала не саму прямую трансляцию, а ее повтор... Опять же до лопухоидного мира волны долго долетают, пока они еще семь радуг пройдут, ну и другие примочки в том же духе... Точно, дракон меня сожрал. Да еще какой! Сам Гоярын! Хорошо хоть еще у них, у драконов, привычка не жуя глотать.

Набилось нас у него в желудке магов с двадцать – черных и белых... Да упыри еще, да пяток ведьм. Темно, тряска, жара жуткая, просто как у циклопов в бане. Кости вокруг валяются, черепа, видать, с давних времен каких-то остались. Еще бы терпимо, да упыри драку с ведьмами затеяли. Те кусаются, эти лягаются, царапаются – мрак. Я стал разнимать, и вот результат – ни одной целой кости. Простые болельщики... они не очень комментаторов любят, а тут еще темень вокруг, после не дознаешься. И это при том, что я сражался как лев! Куда там лев! Как взбесившийся среднеазиатский джинн, у которого только что кокнули любимый кувшинчик...

Баб-Ягун отважно рубанул воздух загипсованной рукой и заохал от боли.

– А как же вас достали? – спросила Таня. – Вы же сами сказали, что Гоярын... что он никого почти из пасти не выпускает... И кости там вокруг.

– О, целая куча скелетов! В темноте, конечно, не сосчитаешь, но на ощупь... можешь себе представить, как приятно нашарить в потемках чей-нибудь череп, – сказал Баб-Ягун. – Ох, мамочка моя бабуся! Просто чудо, что мы выбрались. Им, драконам, по секрету тебе скажу, на магию-то, в общем, наплевать. Их никакими заклинаниями не прошибешь, разве что самыми сильными, да и то очень ненадолго. У них потом против этого заклинания на всю жизнь иммунитет останется, и во второй раз оно ни за что уже не подействует. А Гоярын... он как пятиэтажный дом, только с крыльями. А пасть... каждый зуб вот как эта летающая постелька. Во всем мире только пять-шесть волшебников, которых драконы кое-как слушаются. Да только все равно Гоярыну пришлось нас выплюнуть... Уж больно желчные ведьмы ему в нутро попались. Как начали проклятиями сыпать да промеж себя ругаться, кто-то там у кого-то саван утащил, почти новый, тут у него совсем брюхо ходуном заходило, он от нас и избавился. Еще, кстати, помогло, у одного упыря, что меня больше других молотил, была с собой разрыв-трава. Маленькая такая травиночка, но ее драконы жутко не любят. Их от нее пучить начинает.

– А вам... вам не было страшно? – спросила Таня, представляя себе желудок дракона как огромный черный непроницаемый мешок, к которому снаружи со всех сторон прилегают раскаленные угли.

Баб-Ягун задумался.

– Не надо мне «выкать». Я же ненамного те... Хотя неважно. Просто у меня от «выканья» чесотка начинается, а это под бинтами жутко неудобно... Приходится турецким кинжалом чесаться, а это для здоровья вредно! – сказал он. – Было ли мне страшно?.. Ничуть. Видишь ли, это чувство мне вообще неведомо. Я ведь тоже играю в драконбол. Уверен, что когда-нибудь меня возьмут в сборную команду Тибидохса... Кого наша сборная только не колошматила! И водяных, и барабашек, однажды даже чертей и тех вздули! Тренер там строже некуда – Соловей О.Разбойник из «темных» магов! Тренировки у него никто не прогуливает, взглядом замораживает... Да, ты правила-то драконбола знаешь? – спохватился он.

Баб-Ягун покосился на Таню, и та вновь на мгновение ощутила, словно кто-то слегка пощекотал у нее в мозгу кончиком перышка. Вскрикнув, девочка обхватила виски руками, и ей почудилось, будто что-то пробкой вылетело из ее сознания.

– Аи, больно же! Нельзя так резко блокировать! Ты меня чуть не защемила! – охнул Баб-Ягун и так затряс головой, что часть бинтов даже размоталась.

– Ты что, мысли мои читал? Прекрати! – крикнула Таня, от возмущения легко переходя на «ты».

Баб-Ягун виновато и одновременно испуганно оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь.

– Тшш! Откуда ты знаешь? Даже из больших волшебников и то далеко не все распознают, когда их зеркалят... – зашептал он.

– «Зеркалят»?

– «Зеркалят, подзеркаливают»... В голову то есть заглядывают. Лопухоиды называют это телепатией. Ну они, лопухоиды, вообще любят всякие умные слова выдумывать. Запустишь в кого-нибудь мысленно стаканом... ну сгоряча то есть... а они – «телекинез, телекинез!». Или там полетаешь слегка, когда ходить совсем облом, а они – «левитация»... Ну так ты никому не говори, что я... ну, зеркалил, в смысле. Я всегда жутко незаметно это делаю, мало кто замечает даже из наших!.. А ты заметила!

– Просто в голове что-то защекотало, – смутилась Таня.

– Оно! Оно самое! Высшее врожденное провидение! А блокировка-то какая! Просто как кувалдой меня шарахнуло! – восторженно воскликнул Баб-Ягун и, словно озаренный какой-то идеей, вдруг сильно хлопнул себя по лбу:

– А, я понял – ты же из рода Гроттеров, а у них эти все штучки в крови... Все-таки что ни говори, а Гроттеры почти что самый древний волшебный род. Разве что у Сарданапала род немножко подревнее, да у Медузии, да у деда Мазая.

– У какого-какого деда? – пораженно переспросила Таня.

– О, это могучий маг был! Правда, умер давно уже. Как-то он разом сто черных магов в зайцев превратил необратимым заклинанием, а потом ему совестно стало, и он всю жизнь этих зайцев собирал... – пояснил Баб-Ягун и продолжил:

– Само собой, и у меня тоже древний род, хотя я никогда этим не хвастаю. Разве что упомяну изредка, чтобы поставить на место кое-каких выскочек... Обещай, что ты никому не скажешь, а то у меня неприятности могут быть. У нас, белых магов, запрещено лезть друг другу в мысли. Вот у черных магов – у них все запросто. Хоть с нежитью якшайся, хоть испепеляющие молнии швыряй – полная свобода. Разве что одно ограничение – добрых дел не твори, не то плохо будет. Вот только Ту-Кого-Нет они тоже жутко боятся.

Внезапно под бинтами у Баб-Ягуна что-то задребезжало, да так оглушительно, что железная кровать подпрыгнула и заскрипела всеми своими ржавыми сочленениями. В доме напротив сразу вспыхнуло с десяток окон. Прижавшиеся к стеклу сонные физиономии выглядывали во двор, не понимая, что происходит.

– Что это такое? – испугалась Таня.

– А, не обращай внимания! Это мой зудильник разбушевался! Теперь, пока на экран не посмотришь, он ни за что не умолкнет. Сейчас я его... – бормотал Баб-Ягун, в спешке пытаясь распутать бинты.

– Осторожно, Пипа проснется! И дядя Герман! – Зажав уши, Таня торопливо прильнула к стеклу.

Так и есть: одеяло на кровати у Пипы вздулось бугром. Из-под одеяла показалась круглая физиономия.

– Она просыпается! Сейчас начнет голосить! – с отчаянием крикнула Таня.

– Не волнуйся!

Баб-Ягун, со скрипом подскочив с кровати, на одной ноге припрыгал к двери лоджии и пробормотал:

– Сопелус! Тьфу ты, опять спутал... Сопеллис... Соппелиум реланиум!

Но то ли с заклинаниями что-то не ладилось, то ли у дочки дяди Германа был иммунитет против волшебства, но Пипа как ни в чем не бывало продолжала вертеть головой, подозрительно поглядывая в сторону лоджии.

– Опять не вышло! Да что же это такое! – сердито прошипел Баб-Ягун. – Придется, видимо, припечатать ее, хоть и не хотелось!

Прежде чем Таня успела выяснить, что Баб-Ягун имел в виду под «припечатать», он решительно прицелился в Пипу согнутым безымянным пальцем, закованным в гипс, и сипло буркнул:

– Пундус храпундус!

Вылетевшая из-под гипса зеленая искра поразила Пипу точно в левый глаз. Таня вскрикнула. Дочка дяди Германа несколько раз ошалело моргнула в темноту, а затем тяжело, точно убитый мамонт, завалилась на подушку. Послышался басистый, глухой храп. Если судить только по этому храпу, то можно было заключить, что на кровати лежит не десятилетняя девочка, а по меньшей мере здоровенный самец гориллы, вдобавок страдающий хроническим насморком.

– Терпеть не могу это заклинание. Уж больно оно... э-э... по ушам ударяет. Но только оно почему-то у меня и получается. Остальные чего-то там заедают. – Баб-Ягун выглядел немного смущенным.

– Угу, – буркнула Таня. Только это она и нашлась сказать.

Тем временем зудильник Баб-Ягуна, распаляясь все больше, продолжал производить оглушительные звуки, которые с каждой минутой звучали все кошмарнее.

– Да сделай же что-нибудь! – крикнула она.

– Минутку! Вот зараза, не вытаскивается! За бинты зацепился! Ну я его! – Баб-Ягун сгоряча выхватил турецкий кинжал и, энергичным взмахом располосовав бинты, извлек наружу нечто похожее на жестяную миску. Стоило ему провести по ее дну ладонью, как дребезжащий звук мгновенно прекратился, хотя долго еще в ушах у Тани звенело и она слышала все как сквозь подушку.

Когда Баб-Ягун прорезал бинты, то одновременно с зудильником наружу выкатилось нечто похожее на блестящую монету, размером примерно с металлические 5 рублей. Таня хотела подобрать ее, но Баб-Ягун крикнул:

– Не надо, не трогай ее! Это костеростка! Тем, у кого целые кости, нельзя!

И в самом деле, монета вдруг выпустила шесть длинных ломких лапок и быстро юркнула в щель между стеной лоджии и шкафом. На спине у нее Таня заметила открывшуюся на миг прорезь, которая вполне могла быть челюстями, и притом довольно мощными.

Тем временем на тусклом дне зудильника вспыхнуло румяное усатое лицо. Правый ус сам собой завивался в колечки, а левый настойчиво пытался забраться в ноздрю, вынуждая хозяина раздраженно щелкать по нему пальцем. Ус это, видимо, забавляло, и он, выбрав момент, вновь начал подкрадываться к ноздре.

– Баб-Ягун, ты меня слышишь? – громко пропыхтел обладатель усов. – Это академик Сарданапал! Хочу напомнить, чтобы ты вел себя как можно осторожнее! Ни в коем случае не привлекай внимания лопухоидов! Это для нас сейчас крайне нежелательно. Ты там не шумишь?

– Ох, мамочка моя бабуся! Да не, не шумлю я, – шепотом ответил Баб-Ягун, тревожно косясь на освещенные окна. Хотя зудильник и перестал уже голосить, они пока не спешили гаснуть.

– Что? Что ты там бормочешь? Накуролесил, поди? Знаю я тебя! Помни – тишина, тишина и еще раз тишина! Должен же ты хоть чему-то у меня научиться? Вспомни мои уроки конспирации! – строго сказал Сарданапал.

Таня пораженно смотрела на Сарданапала, о котором слышала от говорящих голов. Судя по тому, что его боялись даже склонные к людоедству хулиганствующие вышибалы, он обладал огромной магической силой. Но вот солидности ему явно не хватало. Пока сам Сарданапал громким басом призывал Баб-Ягуна к тишине, его правый ус затеял драку с левым. Оба уса покачивались, как кобры, и наносили друг другу быстрые удары своими кончиками. Дрались усы явно не впервые и довольно скоро, сговорившись, совместно стали дразнить пышную бороду академика, спокойно покоившуюся у него на груди. Доводили они ее так: правый ус чуть-чуть прищелкивал ее со своей стороны, а когда рассерженная борода гналась за ним, с другой стороны налетал второй ус, и игра начиналась по новой. Бороде это жутко не нравилось. С каждой минутой она ярилась и вздрагивала все сильнее, чего и добивались усы.

– Баб-Ягун, наступают тяжелые времена, – продолжил Сарданапал. – Нежить ведет себя крайне подозрительно. Имеются свидетельства, что она вновь собирается толпами, чего не происходило уже десять лет. Отдельные ее отряды проникают на нижние уровни Тибидохса, хотя, разумеется, еще не отваживаются связываться с циклопами... Ты понимаешь, что это означает? Особенно теперь, когда золотой меч похищен?

– Ай-ай-ай! Мрак, – произнес Баб-Ягун, но Тане показалось, что он не слишком напуган.

«С другой стороны, ему-то чего волноваться? Что еще плохого с ним может произойти, когда у него и так уже ни одной целой кости?» – подумала девочка, на всякий случай ставя блок, чтобы ее нельзя было подзеркалить. Но Баб-Ягун, похоже, слишком был занят беседой с Сарданапалом.

– Вот именно: мрак! – не чувствуя иронии, продолжал академик. – Хм... Ну ладно. Это не зудильниковый разговор... Ты нашел Таню? Она жива? С ней все в порядке? – с беспокойством спросил он.

Баб-Ягун оглянулся на девочку.

– Ты жива?.. Таня кивнула.

– Говорит, что жива. По-моему, ей можно верить, – подтвердил Баб-Ягун.

– Странно. То есть я хотел сказать: замечательно, – поправился Сарданапал.

– Хотя, конечно, эти живые мертвецы порой так ловко маскируются, что ни за что не догадаешься... Пока кол не загонишь, никогда не... – подумав, добавил Баб-Ягун.

Но академик уже не слушал. Он смотрел на то место, где, как предполагал, должна стоять Таня.

– Здравствуй, девочка моя! Как ты жила все эти годы? Уверен, тебе было довольно-таки пакостно, но ничего не поделаешь – всем нам приходится чем-то жертвовать. Ты не обиделась, что мы запузырили тебя в мир к лопухоидам? – ласково спросил он.

– Я... все это так... Я даже не знала... Простите, ведь я даже... – От волнения у Тани перехватило дыхание. Кем она была еще вчера – забитой, унижаемой сиротой, теперь же ей сообщают, что она принадлежит к одному из древнейших волшебных родов.

– К сожалению, я не могу тебя ни видеть, ни слышать – этот зудильник заговорен только на Баб-Ягуна, – продолжил Сарданапал, когда девочка совершенно запуталась в своих чувствах. – Слушай все, что он тебе скажет. Не позднее чем через неделю ты должна быть в Тибидохсе. За эту неделю тебе надо выучить необходимые заклинания для перехода в магический мир, научиться пользоваться контрабасом и магическим кольцом! Без этого тебе в Тибидохс никак не попасть: переходные ворота тебя не пропустят. Делай все то, что тебе скажет Баб-Ягун! Мы же здесь постараемся снять проклятие. А тогда, возможно, ты не... не произойдет того, что должно произойти.

Таня насторожилась. Ей почудилось, что Сарданапал едва не сказал ей чего-то действительно важного. Хотя не исключено, что он проговорился специально. Хотел подготовить ее к чему-то такому, что ей предстоит еще узнать в свое время. Если оно наступит.

– А что должно произойти? – спросила она, забыв, что зудильник все равно не передаст ее голос.

Внезапно и без того румяное лицо Сарданапала вдруг побурело, налилось кровью.

– Да что же это такое! А ну отстань от меня! – рявкнул он.

Таня вначале испугалась, что чем-то разозлила белого мага, но почти сразу поняла, что причина не в ней. Академик захрипел. Его борода, окончательно выведенная из себя проделками усов, погналась за одним из них и многократно обмоталась Сарданапалу вокруг шеи. Убедившись, что борода сгоряча обмоталась во всю длину, усы разом набросились на ее край и дважды продели его под основанием, завязав таким образом бороду узлом и обездвижив ее. Убедившись, что их противник одурачен, усы, довольные тем, что их проделка удалась, вытянулись в два восклицательных знака.

– Все! Конец связи! – крикнул академик и, схватившись на бороду, принялся оттягивать ее от шеи. Последним, что услышала Таня, прежде чем зудильник окончательно погас, был его крик:

– Это было последнее предупреждение! Где мои ножницы?

– Какой он странный! – поразилась Таня. Баб-Ягун хмыкнул.

– А ты как хотела? Все гении странные. А это сам академик Сарданапал! Глава Тибидохса! Председатель гильдии Белых магов, автор трудов по алхимии, снятию порчи, обуздыванию нежити и драконоведению. Лауреат премии Волшебных Подтяжек, которая вручается раз в столетие! Правда, в последнее время он стал очень рассеянным. Забывает все подряд. Иногда даже путает имена. Может, сработало чье-нибудь отсроченное проклятие или там хроническая порча... Это ж до конца не вылечивается.

– Послушай... А в Тибидохс меня возьмут навсегда? Я хочу сказать, через пару месяцев меня не подкинут снова дяде Герману?

– Исключено, – замотал головой Баб-Ягун. – Кто попал в Тибидохс, потом уже никогда не возвращается к лопухоидам. Во всяком случае, если сам этого очень не захочет. Но обычно таких нет.

– А Тибидохс – это что такое? Вроде интерната? Или института волшебства?

– Тибидохс... э-э... это школа. Совершенно особенная школа, – пояснил Баб-Ягун.

Почему-то, она сама не могла толком понять почему, Тане показалось, что он уклонился от ответа. Или, во всяком случае, сказал далеко не все, что мог бы сказать.

Внезапно Таня отчетливо услышала в коридоре шум. По линолеуму забухали гранитные пятки. Шаги были такими гулкими, что можно было решить, что сюда топает Каменный гость.

– Тетя Нинель! Она сейчас войдет и тебя заметит! – охнула Таня, одновременно соображая, что в том, что тетя Нинель проснулась, нет ничего удивительного. Достаточно было одного зудильника, а тут еще оглушительный храп Пипы и закладывающая уши «конспирация» академика Сарданапала.

– Заметит меня? Исключено! – заявил Баб-Ягун.

– Как исключено? Она почти всегда подходит к лоджии. Хотя бы для того, чтобы проверить, не вздумала ли я открыть форточку в Пипину комнату, чтобы слегка погреться.

– Расслабься! Я сказал: она меня не заметит, и она меня не заметит. Мне даже не придется очищать ей память, – таинственно усмехнулся Баб-Ягун.

За мгновение до того, как дверь окончательно открылась, он ткнул себя пальцем в грудь и быстро произнес:

– Линузус очкустус!

Магическое кольцо сверкнуло зеленой вспышкой – и Баб-Ягун растворился. В воздухе остался плавать лишь один бинт, внутри которого – теперь это особенно бросалось в глаза – была пустота. Еще через несколько секунд исчез и бинт – вероятно, невидимое заклинание действовало постепенно.

Таня бросилась на раскладушку, прижавшись щекой к отсыревшей за день простыне, и притворилась спящей. Она услышала, как тетя Нинель вошла в комнату и на цыпочках подошла к Пипе. Неизвестно, что той померещилось, но Пипа громко и отчетливо сказала сквозь сон:

– О Гэ Пэ! О дорогой Гэ Пэ! Я тоже хочу быть как ты! Тетя Нинель покачала головой и осторожно разбудила дочку.

– Пипочка, бедная моя, ты разговариваешь во сне. А ты не плакала? А то мне померещились еще какие-то звуки...

– А-а? Что? Отстань, – в полусне отозвалась Пипа, пытаясь, не открывая глаз, пнуть любимую мамулю.

– Странно, – удивилась тетя Нинель. – Ну спи, дочуня... А то звук все время такой был: вбдзз-вбзз... Даже папа услышал, хотя он и надевает на ночь наушники. Дай я тебя поцелую!

Вытянув губы, тетя Нинель склонилась над Пипой и громко чмокнула ее в щеку. Тотчас послышался звук, словно кто-то с размаху впечатал кулаком в тесто. Сбылась золотая мечта идиота. Пипа все же попала по мамуле ногой.

– Ого-го! Как же плачет эта девчушка, если ее плач можно перепутать со звуком моего зудильника? – пораженно прошептал Баб-Ягун, когда тетя Нинель вперевалку удалилась. Вначале проявились его бинты, потом турецкий кинжал, а затем постепенно и он сам.

– Лучше тебе этого не слышать, поверь мне, – пожелала Таня. – Все, кто его слышал, становятся заиками.

– А ты почему не заика?

– На меня уже не действует. Я с детства привыкла. Вот когда она начнет плеваться – тут уж полный финиш. Все верблюды разбегутся.

– Ох, мамочка моя бабуся! И повезло же тебе с родственниками. Одна тетка чего стоит, – посочувствовал Баб-Ягун.

– Ты еще не видел дядю Германа, – хмыкнула Таня.

– Почему не видел? Когда Сарданапал меня сюда посылал, он велел Медузии показать тебя и всех твоих родственничков в белом зеркале... Ну, вроде чтобы я ничего не перепутал. Твой дядя Герман, конечно, колоритный типчик. Вон он зеленый какой. Все-таки кровь дает о себе знать. Он был бы крайне удивлен, но знаменитый вампир граф Дракула – его родной прапрадедушка.

Тане показалось, что она ослышалась.

– Дракула – прапрадедушка дяди Германа?

– Ну да... Или там чего-то в этом духе. Я это от своей бабуси слышал, а она про родство все знает. У нее не голова, а прям сундук какой-то!.. – сказал Баб-Ягун. Внезапно он чутко принюхался и прищелкнул пальцами. Секунда – и в руке у него возник длинный батон копченой колбасы, явно позаимствованный из холодильника тети Нинели.

– Это я называю взять на хап-цап. Кстати, заклинание так и звучит. Правда, некоторые умники называют это телепортацией, – пояснил Баб-Ягун, хищно откусывая колбасу прямо от палки.

– Значит, дядя Герман тоже... ну, чародей? Раз Дракула его дедушка? – уточнила Таня.

Баб-Ягун замотал головой, показывая, что у него набит рот. Лишь проглотив, он смог ответить:

– Родство с вампиром и волшебные способности – абсолютно разные вещи. Волшебником надо родиться, а вампиром запросто может сделаться каждый. Да только что хорошего в том, чтобы быть живым мертвецом? Ничего хорошего в этом нет – уж можешь поверить. Я их целую кучу знаю.

– Постой-ка, – смутилась вдруг Таня, – выходит, Дракула и мой прапра? Ведь мы же с дядей Германом родственники.

– Ничего подобного! – возмутился Баб-Ягун. – Дядя Герман с Дракулой совсем по другой линии в родстве, по материнской. А у вас, Гроттеров, в роду ничего подобного не было! У тебя в родне царица Клеопатра, Али-Баба, фараон Тутанхамон, старик Хоттабыч и Белоснежка с семью гномами. Ну, и еще граф Калиостро. Уж моя бабуся-то знает!

Неожиданно Баб-Ягун о чем-то вспомнил и безжалостно хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну и баранья же я башка! Совсем забыл о своем поручении... На, держи! Это Сарданапал велел передать тебе, чтобы ты готовилась к полету в Тибидохс. Я прилечу за тобой ровно через неделю, но тебе еще многому предстоит научиться.

Отогнув на летающей кровати край матраса, он извлек толстенную книгу. Сопя от старания, Баб-Ягун обтер рукавом ее запылившийся переплет и протянул Тане:

– Смотри береги ее! Это исключительно редкая книга! Было крайне сложно получить ее из библиотеки Тибидохса. Библиотечный джинн даже пытался взять в залог мою душу, но я наврал ему, что моя душа воет по ночам, и тогда он дал мне ее без залога. Видела бы ты нашего джинна Абдуллу! Ему даже Безглазый Ужас на глаза не рискует показываться, после того как однажды стер тринадцатую букву на тринадцатой странице тринадцатого тома «Тайн роковой порчи». Кстати, не исключено, что Безглазым он стал именно после этого случая. Впрочем, у нас об этом не принято спрашивать.

Слушая бойкую болтовню Баб-Ягуна, Таня с трепетом взяла у него из рук книгу и, взглянув на обложку, обнаружила, что держит в руках всего лишь «Тысячу советов молодой хозяйке».

«Странно», – удивилась она и, наудачу открыв книгу, прочитала:

«Совет 8. Белье не будет так скоро пачкаться, если вы добавите в стиральный порошок несколько капель лимонного сока»...

«Может, он чего-то перепутал?» – подумала она, ознакомившись с советом 24:

"Для приготовления хлебцев вам будут нужны:

г сливочного масла или маргарина, 250 г сахарной пудры, 6 яиц, лимонная цедра, 70 г изюма, 70 г засахаренных или консервированных фруктов, 400 г муки (желательно высшего сорта), щепотка пищевой соды..."

Но Баб-Ягун так сиял, что ясно было: нет, книга именно та, которая нужна. Скрывая разочарование, Таня открыла ее ближе к середине:

«Совет 567. Если в ресторане или в кафе к вам настойчиво пристает незнакомец, не паникуйте. Поставьте на его одежде приметное пятно сметаной или кетчупом, после чего немедленно звоните по тел. 01, 02, 03, 04».

«Чушь какая-то. И где тут волшебство? Они меня что, кухаркой в Тибидохс берут?» – недовольно подумала Таня. Решив, что правильнее будет не читать все подряд, а просмотреть оглавление, она заглянула в него и прочла:

"Секреты штопки крестиком.............5

Новая жизнь старого чайника..........12

Стирка шерстяных изделий.............75".

+++

– Ну как тебе книга? – радостно спросил Баб-Ягун, прерывая ее знакомство с главой восемнадцать о выведении моли.

– Э-э... Очень познавательная. Учит... э-э... всяким полезным вещам, – опасаясь обидеть его, пробормотала Таня, подумав про себя, что подобные книги тетя Нинель покупает по дюжине на неделе, не связываясь при этом со склочным джинном.

– Ну-ка, что ты там читаешь? – Баб-Ягун, уловивший в ее голосе нотку разочарования, заглянул ей через плечо и расхохотался:

– Так вот в чем дело! Тебя спутала вся эта белиберда! Она же для маскировки на случай, если книга попадет в руки лопухоиду или кому-нибудь из нежити! А теперь смотри и запоминай! – Баб-Ягун быстро щелкнул по странице указательным пальцем и прошептал:

– Расслабонум!

В тот же миг внешний вид книги изменился. В руках у Тани возник пухлый потрепанный том в переплете из драконьей кожи, на котором золотой вязью было оттиснуто:

"Справочник Белого Мага

Существует в единственном экземпляре".

– Вообще-то все волшебные книги существуют в единственном экземпляре. Это только у лопухоидов полно одинаковых книг. Правда, у некоторых из наших изданий могут существовать магические двойники, вроде зеркальных отражений, которыми тоже можно пользоваться, – пояснил Баб-Ягун.

– А это не отражение?

– Нет, у нее их никогда и не было. Посмотри, там должна быть печать... Ага, вот она!

На титульной странице книги Таня увидела мерцающий штамп: «Библиотека Тибидохса. Вернуть до второго новолуния во избежание наложения проклятия».

– И что, действительно проклянут, если не вернешь? – с сомнением спросила Таня.

Едва она это произнесла, как штамп мигнул и принял форму виселицы. Надпись под петлей гласила: «Проверь!»

– Не советую проверять. В библиотеке строгие нравы. Ты даже не представляешь, что джинн делает с теми, кто вырывает страницы. Лучше, если ты этого никогда и не узнаешь, – хмыкнул Баб-Ягун.

Осторожно открыв книгу на той странице, где прежде был рецепт приготовления хлебцев, Таня прочла:

«Совет 24. Для откармливания домашних гарпий возьмите двенадцать тухлых яиц. Тщательно взбейте их хвостом перепуганного молодого скунса. Добавьте в похлебку свеженарубленного крысиного мяса и приправьте по вкусу сушеными оводами и шмелями... Подавать охлажденной в болотном соусе».

«Ого-го! Это уже не про хлебцы!» – подумала Таня. Полюбопытствовав же, что произошло с советом 567, Таня узнала следующее:

«Если в потусторонних мирах к вам прицепится мертвяк, Варило-Тормошило или Синий Дядя, следуйте следующим правилам: ни в коем случае не применяйте против них магию, не отвечайте ни на один вопрос, которые они вам будут задавать, ничего не берите у них из рук. В случае если они будут давать вам советы, избегайте им следовать. Нарушение любого из этих правил может стоить вам жизни».

– Вот так-то! – сказал Баб-Ягун. – Ты давай читай книжку и входи в курс дела. Без этого тебе к нам не попасть. Других учеников мы, правда, и без знания заклинаний переносили, но ты особый случай! С тобой этот фокус почему-то не проходит.

– Почему? – удивилась Таня. Баб-Ягун пожал плечами:

– Не знаю. Все пытались. И Сарданапал, и Медузия, и даже профессор Клопп: не пускает тебя что-то. То ли охранная магия, то ли потому, что ты дочь Гроттера. Придется тебе самой через ворота проходить, а значит, самой заклинания зубрить. Вот и послали меня с этой книгой.

Баб-Ягун похлопал ладонью по обложке.

– Все заклинания ты не выучишь, это точно. Больно их много, – продолжал он. – Так что сильно не заучивайся, чтобы башка не распухла: зубри только полетные, заклинания перехода и как пользоваться кольцом. В остальном ты все равно сама не разберешься – тут учителя нужны. И вот еще что, навсегда запомни одну вещь... вроде правила волшебства номер один. Никогда и ни за что не раскрывай тайны магии лопухоидам! Не вздумай рассказать им ни одного заклинания.

– Чтобы они не овладели магией? – спросила Таня.

Баб-Ягун хотел покачать забинтованной головой, но, видимо, забыл про гипс на шее.

– Не-а, магией они все равно не овладеют. Магом надо родиться. Тут ведь главное не слова, но кто эти слова произносит, что он при этом представляет и, самое необходимое, верит ли он в то, что говорит. А так хоть целый день кричи: «Хапкус гапкус!» – ни один предмет не прыгнет тебе в ладонь, если ты не родился со способностями. Лопухоиды же только испортят заклинания, замозолят их бестолковым повторением, и все. Но главное, тот волшебник, который открывает непосвященным тайну, навеки становится изгоем. У него отбирают волшебное кольцо, лишают практики, он сразу становится никем.

Баб-Ягун помолчал, еще что-то припоминая.

– Кажется, у меня еще было что тебе передать... Ага, твое магическое кольцо! Хорошо, что я про это заговорил!

Он распутал бинты, на этот раз вполне благополучно, ухитрившись не выпустить при этом ни одной костеростки, и извлек маленькую деревянную коробочку с буквами «LeoGr». Внутри в выдавленном углублении Таня увидела мужской перстень-печатку с оттиском в форме небольшой птицы.

– Не потеряй его... Магическое кольцо бывает одно на всю жизнь. Чужими кольцами пользоваться нельзя, равно как нельзя и заказать новое. Возможно, оно будет соскакивать, но магические перстни не подтягивают. Это... хм... перстень Леопольда, твоего отца.

Таня бережно положила кольцо на ладонь, не решаясь пока надеть его. Кольцо было прохладным и тяжелым. На вид оно казалось намного легче.

– А где мой папа? Почему он сам за мной не прилетел? Дядя Герман все время говорил мне, что он в тюрьме. А противный липкий человечек с рожками сказал, что мои родители погибли. Но ведь он врал, правда? – спросила она с волнением. Этот вопрос давно уже вертелся у нее на языке.

Баб-Ягун закашлялся и, отвернувшись, стал проверять, не распутались ли талисманы на летающей кровати.

– Э-э, мамочка моя бабуся... Видишь ли, твои родители... Их нет... Их убила Та-Кого-Нет. Поэтому ты и оказалась у дяди Германа. Иначе они тебя, само собой, не отдали бы, – буркнул он.

Тане почудилось, что по затылку ее ударили чем-то тяжелым и упругим. Не поддержи ее Баб-Ягун, она упала бы.

– Нет. Не правда... – сказала она тихо.

– Не хотелось тебе говорить, но ты все равно узнала бы... А мне вообще-то пора. Нужно быть в Тибидохсе до рассвета. Не хочу, чтобы моя кроватка мозолила глаза лопухоидам. А то, знаешь ли, они после этого плохо спят... Ну все, пока, я прилечу за тобой ровно через неделю!

– Ты уже улетаешь? – вздрогнула Таня.

Больше всего ей хотелось теперь схватить Баб-Ягуна и не отпускать его.

– И вот еще что: ты заклинания-то учи, но сама летать не вздумай! – озабоченно продолжал Баб-Ягун. – Слышишь? Ни за что не вздумай! Кое-кто обрадуется, если ты разобьешься, так что не будем доставлять ему такого удовольствия.

Явно спеша распрощаться, Баб-Ягун торопливо уселся на кровать и негромко произнес:

– Пилотус камикадзис!

Из-под гипса, где было кольцо, вылетел тонкий зеленый луч.

Кровать заскрипела, неуклюже протиснулась в окно лоджии и заскользила вдоль дома, постепенно набирая высоту. Баб-Ягун помахал Тане рукой.

– Удачи! Надеюсь, у тебя получится с заклинаниями! У многих не получается, но тут уж ничего не поделаешь. Это или есть, или нет! – крикнул он.

Когда кровать пролетала мимо предпоследнего этажа, Баб-Ягун из озорства постучал в стекло. Через секунду из окна послышался высокий женский визг. Похоже было, что прима-балерина Большого театра Катерина Колодкина отрицательно относилась к летающим мумиям, подглядывающим ей в форточки.

«Баб-Ягун прав. Едва ли после этого можно лечь спать. Хотя все равно уже скоро утро», – подумала Таня, крепко сжимая в ладони кольцо своего отца, Леопольда Гроттера. Пусть ее родителей нет среди живых, но она любит их и всегда будет любить... Отца и маму.

Глава 6