Обережное зелье

На другой день до обеда Поклеп Поклепыч собрал всех в Зале Двух Стихий. Его одутловатое лицо тряслось от гнева, а под глазами были мешки. Таня догадалась, что он не спал всю ночь, карауля лестницу, ведущую в подвал с учительского этажа. Рядом с завучем стояли академик Черноморов и Медузия, выглядевшие ничуть не менее строго. Однако суровый вид не мешал Медузии морщиться и отодвигаться от Поклепа, распространявшего резкий и неприятный запах. Похоже было, что он вновь, как и в ту ночь, когда Таня видела его в Башне Привидений, натерся чем-то вонючим.

– Сегодня ночью произошло нечто возмутительное! – обводя всех пристальным взгядом своих похожих на буравчики глазок, произнес Поклеп Поклепыч. – Кто-то из учеников проник на преподавательский этаж, в кабинет нашего почтеннейшего коллеги милейшего профессора Клоппа. Никто не хочет признаться? Ну? Считаю до трех... Раз... два...

Таня испуганно сжалась. Ей казалось, что скользнувший по ней взгляд завуча пронзил ее насквозь. Неужели знает? Но откуда? Баб-Ягун с Ванькой Валялкиным также явно ощущали себя не в своей тарелке. Ваньку Таня не видела, но у сидевшего впереди Баб-Ягуна уши мигали, как семафоры.

– Три... Значит, никто не хочет признаться? – угрожающе прошипел Поклеп. – Ладно, можете молчать дальше. На счастье взломщиков, они ничего не похитили. Если бы они попытались это сделать, то мгновенно погибли бы. Так, во всяком случае, заверил нас сам профессор. Не так ли?

Клопп злобненько хихикнул.

– Ну да, я защищай мой имуществ. Что же тут такой? У меня в кабинет всюду были натянуты отличный черный заклинаний... Всякий, кто проникнет в кабинет в мой отсутствий среди ночь, должен быль немедлен превратиться в пепел. Я вообще не представляй, как он спастись? Или это быть очень сильный маг, или я вообще не знать, в чем тут штук. Может, его всего испепелить, а мы просто не заметить пепла на пол?

Сарданапал укоризненно посмотрел на Клоппа.

– Я не знал о ваших заклинаниях! Вам не кажется, что это чересчур? – крикнул он с негодованием. – Хочу напомнить вам, что Тибидохс – школа! Мало ли кто и по какой причине мог забраться к вам! Я приказываю немедленно снять все смертоносные ловушки и заменить их на более слабые и безопасные, или я сам это сделаю вместо вас!

Клопп кисло покосился на Сарнанапала, однако спорить не стал. Во всяком случае, на глазах у всех. Таня слышала лишь, как он недовольно пробурчал:

– Фсе равно непонятно, почему они не сработаль? Кто-то очень лофко нейтрализоваль всю «темную» магию.

– В таком случае это не могли быть дети! Никакому ребенку такое не по силам, тем более вы сами уверяете, что из подвала никто не поднимался, а все ученики, как вы видите, налицо, – повысив голос и обращаясь сразу к Клоппу и Поклепу, произнесла Медузия.

Те хотели было возразить, но волосы на голове у доцента Горгоновой встопорщились так грозно, что Клопп с Поклепом предпочли промолчать. От спора удержало их и то, что на стороне Медузии был и Сарданапал.

– Ладно, можете обедать! Но мы еще вернемся к этому разговору! – рявкнул завуч и, круто повернувшись на каблуках, выбежал из зала.

Впервые обед прошел невесело, в гробовой тишине. Даже два молодца из ларца не сумели никого развеселить, несмотря на все старания. Зато после обеда Ванька Валялкин и Баб-Ягун буквально набросились на Таню с распросами.

– Как тебе удалось уцелеть? Ты слышала, что говорил Клопп? Там везде была черная магия! Как ты ее сняла?

– Да не снимала я ничего! – пожала плечами Таня. – Может, она у стола была? К столу я не подходила.

– Нет, Клопп определенно говорил, что магия была всюду. Ты должна была погибнуть, но не погибла. Значит, ты разрядила все заклинания, кроме белых, но вот как? Не скажешь нам? – задумчиво протянул Баб-Ягун.

– Да не знаю я! НЕ ЗНАЮ! – крикнула Таня. Ванька и Баб-Ягун заморгали.

– Ладно, не хочешь говорить – не надо, – обиженно произнес Баб-Ягун и, отвернувшись, ушел.

Ванька некоторое время грустно смотрел на Таню, а потом буркнул: «Счастливо! Мне пора!» – и помчался к Тарараху. Таня вспомнила, что после обеда они собирались лечить жар-птиц, у которых в последние дни стало резко меркнуть оперение.

Таня убито опустилась прямо на пол. Даже близкие друзья ей не верят. Думают, что она хочет утаить от них важный секрет. Им что, приятнее было бы, если бы заклинание Поклепа сработало и обратило ее в пепел?

К счастью, вскоре Баб-Ягун с Ванькой оттаяли и первые пришли к ней мириться. Указательный палец у Ваньки был обмотан толстым слоем бинта. Он со смехом рассказывал, как его клюнула жар-птица, которой не понравилось прописанное Тарарахом лечение.

– Еще бы! Кому понравится, когда тебя протирают слюной кикиморы! Зато как они потом засияли! Просто как новогодние елки! – восклицал он.

Баб-Ягун посмотрел на Ваньку и покачал головой:

– Ну и дела! Можно подумать, ты лечил не жар-птиц, а гарпий! Они ведь тебе еще майку порвали! Вон там сзади и здесь...

Ванька уставился на свою желтую майку, видно, только теперь заметив, что она буквально исполосована когтями жар-птиц.

– Это когда я их держал, а Тарарах смазывал. А я и не заметил... – сказал он убито.

– Ты чего? Это же просто майка... Таких навалом! – попыталась успокоить его Таня.

Ванька поднял на нее глаза, а потом сразу отвернулся.

– Ты не понимаешь... Эту майку... Мне подарил ее папа, когда он еще почти не пил. Помню, отличный был день. Мы пошли в цирк, съели кучу мороженого, а потом там в цирке была эта майка... – буркнул Ванька. Губы у него подозрительно подрагивали.

Даже бестактный Баб-Ягун, который в другое время обязательно назвал бы Ваньку плаксивой девчонкой, прикусил язык. Таня оглядела майку. Хоть когти жар-птиц и поработали на славу, ее можно было еще спасти.

– Я ее зашью. Снимай и приноси ко мне, – распорядилась она, отправляя Ваньку переодеваться.

Незаметно наступил вечер. Часы в гостиной начинали уже противно поскрипывать, что бывало обычно перед тем, как они собирались всерьез дать команду «Отбой!», как вдруг с улицы послышались хлопки крыльев. Двое купидончиков, проседая в воздухе от тяжести, втащили в окно большущую коробку, затянутую синей бумагой.

– Смотрите! Кому-то посылка пришла! Вдруг мне? – восторженно закричала Дуся Пупсикова.

Однако купидончики, деловито оглядевшись, решительно направились к Тане и уронили коробку прямо ей на колени.

– Ну, конечно, все Гроттерше! Она тут в любимчиках ходит, сиротка несчастненькая! Теть, дай копеечку! – завистливо фыркнула Гробыня.

Таня с трудом сдержалась, чтобы не отвесить ей пинка. Ее остановило лишь то, что купидончики, не давая ей открыть коробку, умильно кувыркались в воздухе и клянчили за работу конфеты.

– Лучше расплатись с ними, а то еще влюбят тебя в кого-нибудь. Хоть в того же Шурасика. Им только дай в кого-нибудь стрелу пустить, – посоветовала длинноносая Верка Попугаева, кивая на висевшие на боку у купидончиков маленькие луки.

Оглянувшись на Шурасика, Таня с удивлением заметила, что он покраснел, как помидор.

Одолжив у Дуси Пупсиковой конфет, Таня дала их посыльным, и те, деля их на лету, улетели в форточку.

Только тогда Таня смогла наконец спокойно развернуть бумагу. Внутри оказалась длинная картонная коробка. Пытаясь угадать, что там может лежать, Таня открыла ее и... взвизгнула. Удовольствие было мгновенно отравлено. К ней в руки скользнули песочные часы – те самые, что она видела в зеркале в кабинете Клоппа. Песка оставалось совсем мало. И тот неуклонно таял, хотя и сбегал вниз тонкой, не толще волоса, струйкой.

Еще никто из тех, кто толпился вокруг Тани, с любопытством заглядывая ей под руку, не успел сообразить, что случилось, а она уже схватила коробку и, сделав знак Баб-Ягуну и Ваньке, шепнула им:

– Нам надо куда-то уйти... Скорее... Только не ко мне, там Гробыня увяжется.

– Тогда сюда! – мигом сориентировался Баб-Ягун, чья комната была совсем рядом, и помчался открывать дверь.

У Баб-Ягуна Таня оказалась впервые. В его комнате царил кошмарный беспорядок. Одежда, тетради и учебники валялись на полу. Зато пылесос – новенький и сверкающий – безраздельно занимал весь стол.

– Эй, да у тебя тут разгром! Тут кто-то был? – испугалась Таня, решившая, что и к Баб-Ягуну нагрянул вредоносный болотный хмырь.

– Да не... – отмахнулся внук Ягге. – Просто я искал, чем пылесос протереть, Потом вон парадной мантией протер, все равно конец года еще не скоро... Ого, какие часы! Кто тебе их прислал?

– Это те самые, что я видела у Чумы-дель-Торт! Уверена, это ее последнее предупреждение! Неужели купидоны видели ее? – едва выговорила Таня.

Баб-Ягун, поежившийся, когда она произнесла ненавистное имя, отрицательно замотал головой:

– Нет, купидоны не нежить. Они не любят Ту-Кого-Нет и не имеют с ней никаких дел. Скорее всего их просто кто-то вызвал – есть такой особый свист – и они нашли эту коробку, а на ней... сейчас посмотрим... – Ванька с шуршанием развернул синюю бумагу. – Ага! Я так и думал! Читай: «Доставить Тане Гроттер. Жилой этаж, комната с Черными Шторами». Купидоны, видно, туда и летели, но увидели тебя в гостиной и сразу отдали.

– И что мне теперь делать с этими часами? – растерянно спросила Таня. – Наверняка в них какая-то магия. Может, разбить?

– Не вздумай, может быть еще хуже! – испугался Баб-Ягун. – Лучше поставь их сюда, я потом отнесу бабусе. Она разберется, что к чему... Эй, слышите? Что там происходит?

Неожиданно в дверь кто-то легонько постучал, а потом она открылась, и заглянул... Да, это был сам Сарданапал. Оба его уса топорщились сурово и многозначительно. Друзья оцепенели. Появление академика на жилом этаже в детских спальнях могло значить лишь одно: случилось нечто экстраординарное. Сарданапал мельком взглянул на часы, которые все еще были в руках у Тани, и слегка поднял брови.

– Я жду вас в гостиной! Скорее! – сказал он, скрываясь, а через несколько секунд ребята услышали, что он стучит в следующую дверь. Значит, Сарданапал собирал всех, а не только их троих. Поняв это, друзья испытали облегчение.

Собравшись в гостиной, ребята увидели, что прямо на ковре стоит большой котел, в котором кипит какая-то вязкая, неприятно пахнущая жидкость.

– Если это надо будет пить, я сразу грохаюсь в обморок! – предупредила Гробыня. – Постараюсь даже опередить Шурасика, хотя это и непросто.

– Пить это будут все без исключения! В том числе и ты, Склепова, – оборвал ее Сарданапал.

Его голос звучал так непреклонно, что никто не спорил. Казалось, перед ними теперь совсем другой Сарданапал – не тот спокойный и всепрощающий глава Тибидохса, которого они все знали. Даже осанка у него изменилась. «Так вот он какой, величайший маг!» – не без восхищения подумала Таня.

Тем временем Сарданапал раздал всем ложки.

– Вкус кошмарный, сразу предупреждаю! Из чего готовил, не скажу – спокойнее будете пить! – сообщил он.

– А для чего это хотя бы? – робко спросила Верка Попугаева.

Почти одновременно с тем, как она задала этот вопрос, стены Большой Башни дрогнули. Слышно было, как циклопы с топотом несутся по первому этажу, направляясь в подвал. Академик чуть поморщился, но, похоже, совсем не удивился.

– В этом котле обережное зелье, очень сильное. После той истории с волосом и многих других событий, о которых вы даже не знаете, я хочу быть уверен, что ничего плохого с вами не случится. А теперь пейте!

Зажимая носы, все стали зачерпывать зелье и глотать его.

– Бэ-э! Это еще хуже, чем я думала! – передернулась Гробыня, а Гуня Гломов в подтверждение ее слов скорчил жуткую рожу.

В тот момент, когда Таня уже подносила ложку ко рту, рука у нее внезапно дрогнула, и она расплескала все себе на грудь. В этот миг практически все кривились, уже проглотив вонючую настойку, и никто этого не заметил. Таня хотела зачерпнуть из котла еще раз, но Сарданапал уже прошептал что-то, выпустив искру. Котел исчез.

– Ты выпила? – спросил он у Тани.

– Ага, – ответила та, прежде чем успела сообразить, что соврала. А когда соврала, уже неловко было поправляться.

– Ну и славно. А теперь спать... – сказал академик, как-то загадочно улыбаясь. – Эта ночь будет долгой, очень долгой...

Вскоре после того, как Сарданапал ушел, за ним следом проскользнул и Баб-Ягун, знаком показав Тане, что понес Ягге ее песочные часы. Таня хотела побежать за Баб-Ягуном, но к ней, смущаясь, уже подходил Шурасик.

– А где твой значок? Почему ты его не носишь? – спросил он.

– Э-э... Кажется, я его где-то потеряла, – нетерпеливо ответила Таня, косясь вслед удаляющемуся Баб-Ягуну. – Но ты ведь свой тоже не носишь.

Шурасик насупился.

– Я другое дело... Тогда будут говорить, что я дружу сам с собой. Погоди, я принесу тебе новый!

– Не надо! – не удержавшись, завопила Таня, но, взглянув на Шурасика, спохватилась и ласково похлопала его по руке:

– Ты меня не понял. Это ничего не значит. Ты очень милый, и я вовсе над тобой не смеюсь. И без этого идио... очень милого сердечка. А теперь я побежала. Спокойной ночи! Чмок-чмок!

Махнув Шурасику рукой и мигом выбросив его из головы, она кинулась по коридору за Баб-Ягуном, но тот уже куда-то подевался, а сама Таня еще не настолько знала Тибидохс, чтобы отыскать магпункт самостоятельно.

Вздохнув, она отправилась в свою комнату, чтобы доделать уроки. Завтра по расписанию была еще тренировка по драконболу, поэтому надо было вызубрить все и на послезавтра. Тем более что Зубодериха, словно белены объевшись, задавала им каждый раз по четыре главы, не считая здоровенных заклинаний, которые надо было учить наизусть.

Шурасик все еще истуканом торчал у ее дверей, и Таня сделала вид, что его не заметила. «Это же надо было, чтобы он в меня влюбился! Везет мне на Генок Бульоновых!» – подумала она.

Гробыня, зевая, уже укладывалась спать. Обнаружив, что Таня собирается заниматься, она устроила скандал и угомонилась, лишь когда Таня обещала охранять ее от Черных Штор.

– А то мало ли какая чушь тебе сегодня приснится? Вроде Юрки Идиотсюдова с букетом репейника, который скачет верхом на Гуне Гломове признаваться тебе в любви, – хмыкнула Таня, и Гробыня поспешно прикусила язычок.

– Только больше никому не говори, а то я тебя сглажу... – буркнула она, нырнула под одеяло, и вскоре, судя по счастливому выражению лица, ей стал сниться тот же сон.

Черные Шторы язвительно захихикали и от собственной вредности даже завязались в узел.

Таня закончила нежитеведение, написала несколько рецептов по практической магии и уже взялась зашивать Ванькину майку, как вдруг ощутила... Она даже сама не. могла толком описать, что именно... Неясная тревога разлилась вдруг от кончика ее носа и по всему телу... Таня не смогла усидеть на месте и вскочила. Гробыня как ни в чем не бывало посапывала на кровати, Черные Шторы вяло шевелились, как видно, прикидывая, как им еще напроказить. Все было как будто спокойно, но вот тревога никуда не уходила, а только усиливалась.

Внезапно в дверь коротко постучали, и Таня услышала взволнованный голос Баб-Ягуна, просящего открыть.

Таня открыла. Баб-Ягун, бледный как мертвец, привалился к стене.

– Слушай! Я спрашивал у бабушки про обережное зелье. Она говорит, что такое действительно есть, но на вкус оно сладкое. А от того, что дал нам Сарданапал, у меня едва скулы не свело! – с трудом выговорил он.

– Так, значит, то зелье было не...

– Да, не обережное... Сарданапал под видом его дал нам что-то другое... И знаешь, я как-то странно себя чувствую... – Баб-Ягун пошатнулся и сполз по стене на пол. Песочные часы, которые он держал в руке, упали и разбились с негромким хлопком. Но и без того уже ясно было, что весь песок из них вытек... Время вышло...

Таня бросилась к Баб-Ягуну и стала тормошить его, но тело Баб-Ягуна, лежащее на ковре, точно окостенело. Оно было твердое и застывшее. Таня осторожно постучала ему по руке, и рука Баб-Ягуна отозвалась стуком, как отзывается деревянная дверь или столешница. Прижавшись ухом к его груди, Таня услышала, что сердце Баб-Ягуна стучит, но стучит редко и глухо.

– Эй, вставай! Беги в магпункт! Да проснись же ты! Беда! – закричала Таня, бросаясь к кровати и начиная расталкивать Гробыню.

Но ее соседка упорно не открывала глаз, а еще через минуту Таня вдруг поняла, что Гробынина рука, которую она трясет, такая же тяжелая и одеревеневшая, как и у Баб-Ягуна. Охваченная ужасным подозрением, она рванулась в соседнюю спальню, к Дусе Пупсиковой и Верке Попугаевой, и, шепнув взломное заклятие «Туманус прошмыгус», нырнула туда. Дуся Пупсикова и Верка Попугаева лежали на своих кроватях неподвижные, как статуи.

«Эта ночь будет длинной, очень длинной!» – вспомнила Таня слова Сарданапала и его непонятный смешок. Почему он так сказал? Имели ли его слова какой-то скрытый смысл? Теперь ответ на эти вопросы был уже ясен.

Таня обежала еще несколько комнат, но везде было то же самое. Все, кто выпил вечером зелье Сарданапала, одеревенели и почти не подавали признаков жизни, если не считать слабого сердцебиения. Неужели Сарданапал мог перейти на сторону Чумы-дель-Торт, он, основатель Тибидохса? А они, дураки, еще подозревали Поклепа Поклепыча и профессора Клоппа. Будто не ясно предупреждало пророчество:

Коварство бессмертных нельзя угадать -

Предаст даже тот, кто не может предать.

«А разве Сарданапал мог предать? Конечно, нет... Вот пророчество и сбылось», – подумала Таня. Она и не заметила, как вновь оказалась в своей комнате. Ноги сами принесли ее. Из разбитых песочных часов вытекал синеватый туман, складываясь в дрожащие, неприятных очертаний буквы:

«Надеюсь, ты уже увидела, что умеет Деревянный Демон. Теперь никто не помешает мне. Сегодня после полуночи я открою Жуткие Ворота. Чума-дель-Торт».

Таня невольно взглянула на часы. Единственная стрелка уже приближалась к самой верхней черточке. До полуночи оставалось не более десяти минут. Чума-дель-Торт, мерзкое чудовище, вырвавшееся из темниц Тибидохса, убийца ее родителей, уже внизу. Скоро она откроет ворота, и тогда в мир широким потоком хлынет хаос.

Внезапно Таня пошатнулась. Ей почудилось, будто книга ее памяти, закрытая с младенчества, распахнулась на первых страницах жизни. В ушах у девочки настойчиво зазвучали голоса:

«У, какая смуглая малютка! Иди на ручки к тетушке Чуме! А вы, Гроттеры, стоять, если хотите жить!» – прохрипел кто-то.

«Убирайся! Не трогай девочку!» – крикнул мужской голос.

Отвратительный скрипучий смех – и почти сразу высокий женский визг, после которого Таня услышала детский плач – свой плач.

«Вот тебе! Получай!» – крикнул мужчина. Послышалось негромкое потрескивание, которое бывает, когда пускаешь искры. Целый град искр. Кольцо на пальце у Тани раскалилось.

"Искры? Неужели вы думаете, что мне повредит этот зеленый дождик и хилые белые заклинания? Ползи, мой скорпиончик! Убей ее у них на глазах!

А потом... потом вы отдадите мне то, что мне нужно!" – прошипел кто-то.

Прежде Таня никогда и ни к кому не испытывала ненависти. Даже тетя Нинель и Пипа, часто оскорблявшие ее, не вызывали у нее такого чувства. Она не любила их, но не более того. Нет, она не простит Чуме-дель-Торт смерти родителей, не даст ей открыть Жуткие Ворота.

Испугавшись, что может не успеть, Таня рванулась к магическому контрабасу. Она взяла его, но вдруг вспомнила, что в коридорах Тибидохса все полетные заклинания блокируются. Девочка уже задвигала футляр обратно, когда ее рука наткнулась на глиняный кувшин. Она схватила его и выскочила из комнаты.

– Эй, ты куда? Я услышал, как ты хлопала дверями... За тобой что, слоны гонятся? – окликнул ее кто-то.

Из комнаты выглядывал заспанный Ванька Валялкин. Без своей желтой майки, в обычной учебной мантии белых магов он выглядел как-то непривычно.

– Это все Сарданапал! Разве ты не одеревенел? Он же всех усыпил своим зельем! Помнишь его слова про «длинную ночь»? – крикнула Таня.

– Да? Ну и дела... Ты же меня знаешь. Я могу слопать все, что угодно. На меня и зелья не действуют. Такой уж я уродился, – сказал Ванька, не без гордости косясь на свой впалый живот.

Часы захрипели, готовясь бить полночь.

– Скорее в подвал! Там Чума! Она хочет открыть ворота! – Таня сорвалась с места.

– Погоди, это невозможно! Там же богатыри и циклопы... Подожди, я хоть обуюсь... Ну да ладно, босиком! – И Ванька Валялкин кинулся за Таней. Его розовые пятки гулко бухали по ковру.

Глава 14