Свиток предсказаний

Золотой сфинкс уверенно вел Таню по закоулкам Тибидохса. Несколько раз навстречу им выплывали призраки, которым хотелось поглазеть на новенькую, а однажды из темной ниши в стене, издавая томительные вздохи, вытекло нечто темное и неопределенное, похожее на плотный туман с двумя круглыми, близко расположенными отверстиями, напоминающими глаза. Приняв форму чудовищной ладони, туман быстро потек к Тане, но стоило ему заметить сфинкса академика Сарданапала, лениво оскалившего золотые клыки, как он с тревожным бульканьем торопливо втянулся в свою зарешеченную лазейку.

Таня не переставала удивляться, как в архитектуре Тибидохса узкие ходы сочетаются с широченными коридорами и необозримыми залами. Но они сочетались. Неожиданно очередной коридорчик вывел их к огромной лестнице, построенной – а точнее, выбитой – в сплошной скале. Каждая ступенька в ней была выше пояса и такой ширины, что на ней легко встал бы диван. Вдоль лестницы тянулись каменные фигуры атлантов, подпирающие плечами массивные своды.

– Сплошной выпендреж! Чем таких дядек городить, лучше бы ступеньки пониже сделали! – пробурчала Таня, стараясь успеть за сфинксом.

Услышав ее, один из атлантов щелкнул каменными зубами, и Таня решила воздержаться от дальнейшей критики. «Уронят еще на голову потолок – с них станется», – решила она.

Лестница вывела в громадный зал. Впрочем, Таню, уже привыкшую к великолепию Тибидохса, это не слишком удивило. Поразительным было другое – по центру зала, разделяя его на две равные части, бежала синеватая струйка огня.

Та часть зала, что слева, была яркой, словно залитой невидимым солнцем. Роняя с хвостов бриллиантовые искры, по плитам, хлопая крыльями, стремительно перелетали жар-птицы, за которыми резво гонялись крепыши купидончики, одетые стараниями Сарданапала в красные подтяжки. Ослепительно белый единорог раздраженно лягался, пытаясь попасть точеным алмазным копытом по дразнившему его ушастому коньку-горбунку в холщовой попоне, явно перешитой из старой скатерти-самобранки. Во всяком случае, когда конек ловко отпрыгивал от единорога, с его попоны дождем сыпались тарелки, пироги с клюквой и копченые свиные окорока.

Но такое яркое, хотя и буйное веселье было лишь с одной стороны. Справа же, там, где зал разделялся чертой, по которой бежала струйка огня, была кромешная ночь. В высоких сводах зала проносились нетопыри, на полу шипели змеи, а в дальнем углу, где пахло серой и плесенью, сумрачно громоздился какой-то темный силуэт. Золотой сфинкс решительно направился вдоль огненной черты, держась светлой стороны и презрительно фыркая на шипящих на него змей.

Таня торопливо бросилась следом, боясь отстать от сфинкса. Купидончики весело порхали вокруг. Конек-горбунок на своих коротких, лохматых, как у пони, ногах резво скакал рядом, сыпя из скатерти-самобранки блинами с красной икрой и ватрушками. Изредка скатерть сбивалась, и тогда с нее начинали сыпаться кастрюли. Нервный единорог от этого грохота вздрагивал ушами и снова принимался лягаться.

Когда зал был позади, Таня зачем-то обернулась и посмотрела туда, на темную сторону. Чудилось ей, что кто-то неотрывно следит за ней из того, дальнего угла...

Прямо у огненной черты начиналась еще одна лесенка, спиралью уходившая наверх, на этот раз уже обычных, не колоссальных размеров. Чем выше по ней они поднимались, тем отчетливее становились долетавшие сверху голоса. Таня догадалась, что они приближаются к ученическим спальням и что сейчас она увидит ребят, с которыми ей предстоит учиться все следующие годы.

Сердце у нее тревожно забилось, и она, чуть замедлив шаги, стала прислушиваться.

– Вы видели: кто-то заколдовал мои ботинки. В чем я пойду на практическую магию? Сегодня интереснейшая тема: «Приготовление эликсира храбрости из жуков-вонючек!» – плаксиво жаловался какой-то мальчишка.

– Там небось в стельки кто-то сунул бумажки с заклинаниями, ты их вытащи, и все дела, – советовал ему кто-то, похоже, что девочка.

– Я знаю, что бумажки, но не могу их вынуть! Ботинки удирают, а когда я их догоняю – пинаются! Будет кошмар, если я прогуляю урок! Мой среднегодовой балл тогда будет 4, 9 вместо 5, 0!

Хлопнула дверь. Кто-то выглянул в коридор.

– Достал ты уже всех со своим Клоппом, Шурасик! Мой средний балл за прошлую четверть 2, 9, но я не грохаюсь из-за этого в обморок. Или ты хочешь, чтобы твое имя вышили золотыми нитками на панталонах почета? – насмешливо сказал звонкий мальчишеский голос.

– ВАЛЯЛКИН! Это ты ЗАКОЛДОВАЛ! Возвращай ботинки, или я на тебя порчу наведу! – с подозрением, переходящим в уверенность, закричал жалующийся.

Решив, что прятаться дальше не имеет смысла, Таня поднялась на площадку.

Она увидела большую круглую гостиную, куда выходило множество дверей спален. В гостиной было по меньшей мере ребят двадцать, все примерно ее возраста, которые, заметив золотого сфинкса академика Сарданапала, уставились сперва на него, а потом и на ту, кого он привел.

Возле спальни, ближе всех расположенной к лестнице, босиком прыгал долговязый, заученного вида подросток – вероятно, Шурасик – и, выпуская из кольца искры, всерьез собирался наводить порчу на небольшого худенького паренька лет десяти, одетого в нелепую длинную майку желтого цвета, достававшую ему до колен. В воздухе возле паренька, очевидно приставая к нему с напоминаниями, летала зубная щетка.

– Порчус прыщус зеленкус! – закричал Шурасик в тот миг, когда на этаже появилась Таня.

Взмахнув рукой, на которой у него было магическое кольцо, Шурасик метнул в худенького паренька зеленую искру, и та быстро помчалась к его лицу. Но за мгновение до того, как она коснулась его, тот ловко отпрянул и вместо своего лица подставил зеркало, которое до того прятал за спиной, причем подставил зеркало так, что в нем отразилась физиономия самого Шурасика. Когда искра ударилась в его отражение, Шурасик вдруг заверещал и закрыл лицо свитером. Но Таня успела заметить, что его лицо покрылось здоровенными, чуть ли не с пятикопеечную монету, прыщами, причем не простыми, а еще и вымазанными зеленкой.

Шурасик кинулся в спальню. Его заколдованные ботинки, помешкав, полетели следом, чтобы продолжать дразнить его и там. Все расхохотались.

– Порча как пить дать недельная. Хорошо, что я ее на стекло поймал, – задумчиво сказал паренек в майке и, весело посмотрев на Таню, представился:

– Ванька Валялкин. Знаешь, за что я сюда попал? Я целый магазин съел.

– И дубинки у охранников, – добавила Таня. Паренек перестал улыбаться.

– Сарданапал рассказал?.. А он не сказал, почему я их съел? Что они меня этими дубинками пытались бить? В общем, хорошо, что меня сразу после этого случая забрали в Тибидохс, не то лопухоиды точно отправили бы меня в исправительную школу...

– Тогда мы бы с тобой там точно встретились! Если бы дядя Герман сдержал обещание, – сказала Таня.

Глаза паренька остановились на ее родинке. Впервые на нее смотрели без омерзения, без желания оскорбить, а, напротив, с пониманием.

– А ты не... не Таня Гроттер? – вдруг выпалил он.

Девочка слегка смутилась. Она не привыкла еще к тому удивлению, которое ее имя вызывало у волшебников.

– Да, я, – кивнула она и зачем-то добавила:

– Собственной персоной.

Ванька Валялкин тихонько присвистнул, воздержавшись от дальнейших охов, и за это Таня была ему благодарна. Зато другие, начав удивляться, никак не могли остановиться.

– Та самая! Сама Таня Гроттер. Единственная, кто видел Ту-Кого-Нет, – выныривая откуда-то, зашептала Дуся Пупсикова, круглолицая девчонка одиннадцати лет, случайно превратившая свою подружку в пряник.

– У нее погибли родители! А сама она раздавила скорпиона Той-Кого-Нет! Сногсшибательно! Эта кошмарная родинка на самом деле ожог магической искры – след той ночи! – заохала Верка Попугаева, сверхлюбопытная особа тринадцати лет, нос которой сохранял явный отпечаток двери. Произошло это еще в человеческом мире, когда она шпионила за старшей сестрой, целующейся с мальчиком. Именно тогда у Верки и проявилась способность видеть сквозь предметы.

Таня неловко улыбалась. Ведь она сама не помнила ровным счетом ничего из того, что о ней теперь рассказывали. Постепенно ее окружила целая толпа. Каждый норовил дотронуться до нее или хотя бы издали помахать ей рукой. Никогда прежде она не чувствовала себя столь популярной. Прежде-то в мире лопухоидов она ровным счетом никому не была нужна.

И вот когда она уже готова была сквозь землю провалиться от своей популярности и мечтала лишь о том, чтобы стать невидимой, все вдруг услышали недовольное рычание. Рычал сфинкс академика, который, решительно протискиваясь сквозь толпу, прокладывал ей дорогу к одной из спален.

– Ну пока! Отдыхай! Еще увидимся! – Ванька Валялкин щелкнул пальцами, подзывая зубную щетку.

– Ух-ох-их-ах-фух! Она теперь с нами! – хором сказали Дуся Пупсикова и Верка Попугаева.

Едва Таня вошла, как сфинкс, завертевшись юлой, превратился в золотую пыль и стремительно унесся. Дверь с негромким хлопком закрылась за Таниной спиной. Оглядевшись, девочка поняла, что находится в небольшой комнате, разделенной посередине чертой – такой же, как и в Зале Двух Стихий, с той только разницей, что эта черта не была огненной. На окне, выходившем в сад, висели длинные Черные Шторы, лениво шевельнувшиеся при ее приближении. Кровать справа от окна была деревянная, застеленная пуховым красным одеялом, но, в общем, довольно обычная. Зато кровать с противоположной стороны... от неожиданности Таня даже отпрянула... Да, точно, это была не кровать, а здоровенный гроб, поставленный донышком кверху, с прибитыми к нему фигурными деревянными ножками. Матрас на этой «кроватке» был огромный, атласный, в форме сердца. На матрасе, закинув ногу на ногу, лежала красивая девица лет двенадцати с фиолетовыми волосами и следила взглядом за кисточкой, которая, летая, красила ей ногти в ядовито-зеленый цвет.

Таня догадалась, что это и есть ее соседка – девочка, обучающаяся черной магии в «темном» отделении Тибидохса, о котором с таким вздохом говорил академик Сарданапал. А еще секунду спустя Таня поняла, что девица, скосив глаза, внимательно ее разглядывает. Причем разглядывает уже давно.

– Привет! – сказала Таня.

– Пока! – густым голосом, чем-то похожим на голос тети Нинели, сказала девочка. Она рывком села и, свесив ноги с кровати, уставилась на Таню уже открыто.

Глаза у нее были разного размера и разного цвета. Правый узкий, хитрый, косого монгольского разреза, явно склонный к сглазу, а левый большой, синий, с длинными, наивно хлопавшими ресницами. В зависимости от того, с какого боку смотреть, девицу можно было принять и за очевидную пройдоху, и за дурочку-простушку.

– Ты Гробыня Склепова, – сказала Таня.

– Я и без тебя знаю, как меня зовут. А ты Гроттер. Танька Гроттер – дурацкая сиротка, которую вздула Та-Кого-Нет. У кого еще на носу может быть эта нелепая родинка? Ты хочешь сказать, что будешь тут жить?

– Да, буду. И не думай, что стану спрашивать у тебя разрешения, – произнесла Таня, решив, что церемониться с этой девицей не следует.

– Ну-ну, живи. – Гробыня презрительно кивнула на другую кровать. – Только имей в виду, что ты не первая. Все три соседки, которых сюда подселяли, вылетели как пробки. Две из них до сих пор заикаются, а одна хотя и не заикается, но все время трясет головой. Мы, черные маги, не любим белых...

– Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай! – отмахнулась Таня, подумав, что судьба подсунула ей очередную Пипу. Но как бы там ни было, а здесь у нее была своя кровать, стол, шкаф и целая половина комнаты. У дяди Германа же ей приходилось довольствоваться лоджией.

– Нет, она мне еще грубит! Учти, заснешь, натравлю на тебя вот этого! Эй, Паж! – Гробыня ткнула пальчиком в угол комнаты. Там на подставке стоял здоровенный скелет в большой шляпе, с наброшенным на плечи темным плащом. Из глазниц у него торчали две помады, а в зубах он держал пудреницу. Похоже, Гробыня, наделенная своеобразным чувством юмора, использовала его как вешалку для своих нарядов.

Таня подошла к своей кровати и, наскоро раздевшись, скользнула под одеяло.

– Меня не будить, не складировать и не кантовать! – зевнула она и, разом выбросив из головы и Гробыню, и Черные Шторы, и дурацкого скелета в шляпе, и мающихся без дела призраков с торчащими в спине ножами, погрузилась в сон.

Гробыня долго изучающе смотрела на нее, а потом, хмыкнув, сообщила скелету:

– Знаешь, Паж, похоже, этой дурынде не решились сказать о пророчестве. Тем хуже для нее.

Толком выспаться Тане не удалось. Вскоре ее разбудил страшный звон, исходивший от висевших на стене больших часов. Часы были довольно странные, без цифр и только с одной стрелкой, зато по окружности циферблата помещались маленькие картинки. На одной была изображена стопка подпрыгивающих учебников, на другой кровать, на третьей ложка, на четвертой маленький пылесосик, на пятой же, на которую теперь и указывала стрелка, змеился тонкой струйкой вонючего дыма большой котел. Этот котел сейчас именно и дребезжал, а желтый, неприятно пахнущий дым, втекая в комнату и щекоча Тане нос, складывался в расползающиеся буквы: «Ученица Гроттер! Немедленно стряхните с себя заклятие лени и ступайте на практическую магию! Проф.Клопп».

Окончательно проснувшись, Таня вскочила. Под кроватью она обнаружила футляр с контрабасом – кажется, Баб-Ягун ухитрился побывать здесь, пока она спала. Наскоро одевшись, Таня выскочила в коридор. Дым из часов, превратившийся в указующий перст, вел ее по коридорам Тибидохса. Поднявшись под самую крышу высокой и узкой, как карандаш, башни, Таня оказалась в низкой зале, все стены которой, начиная от потолка, были увешаны пучками трав, змеиными хвостами и сушеными орлиными лапами. Ученики, среди которых Таня узнала приветливо кивнувшего ей Баб-Ягуна, откровенно скучающего Ваньку Валялкина, щекастую Дусю Пупсикову и обложенного горой книг и тетрадей Шурасика, строчащего гусиным пером со скоростью мчащейся электрички, сидели на низких, покрытых копотью партах, расставленных вокруг небольшой площадки. В центре этой площадки, на приличном расстоянии от пола, в веревочном гамаке с кучей узлов сидел крошечный, сморщенный старичок. Его лысая голова с единственной желтоватой прядью волос была похожа на переросшую редьку. Лицо состояло, кажется, из одних только морщин. Одет он был в лиловое трико, сверху которого была кое-как надета растрепанная шерстяная жилетка.

– А, вот и Таня Гроттер! Отличный начал: первый день в Тибидохсе и уже опоздаль! – сказал он с явным акцентом, кисло улыбаясь пустыми деснами с торчащим сверху единственным кривым зубом. – Я профессор Клопп! Мы проходим важнейший тем: «Приготовлений эликсир храбрость из жук-вонялка». Прежде чем продолжить, я предупреждать, что из-за тебя после урока задержу класс ровно на один минут!

Профессор Клопп ткнул пальцем в циферблат часов, которые, как и его физиономия, были похожи на редьку.

– Не обращай внимания! Он помешан на точности, – ободряюще шепнул Баб-Ягун.

Но хотя его шепот был совсем тихим, профессор Клопп таинственным образом услышал.

– Еще пять штрафных минут всему классу! И утроенный домашний заданий! На этот раз спасибо сказать Баб-Ягун, – проскрипел он и, раскачиваясь в гамаке, продолжил диктовку:

– «...серебряной мешалкой». Точка. Заглавный буква. «В случае же, если жуков-вонючек в поблизость нэт, для приготовления эликсира подходят также сушеные жуки-навозники». Точка. Заглавный буква.

– И это называется практическая магия... Терпеть не могу писать, – вздохнул Ванька Валялкин, подвигаясь и давая Тане место на скамье рядом с собой.

Кажется, из всего класса доволен был только Шурасик, шустро исписывающий уже третий лист. Взглянув осторожно на его ноги, Таня обнаружила, что он в калошах на босу ногу. «Значит, ботинки еще буйствуют», – догадалась она с улыбкой.

Для практики нашлось время только в конце урока. Профессор Клопп выпустил из кольца целый стоп красных искр – из чего Таня заключила, что перед ней маг из «темных», – и все парты, выпустив короткие кривые ножки, стали сползаться к центру зала. Перед каждым появился маленький котелок из позеленевшей меди со склизкими краями. Тане ужасно захотелось выдраить его до блеска, но Баб-Ягун прошептал, что магические котлы ни в коем случае нельзя мыть и чистить.

Посматривая, как это делают другие, Таня принялась готовить эликсир. Ей не хотелось ударить в грязь лицом, тем более что профессор Клопп почему-то с самого начала стал к ней придираться. Больше всех в приготовлении эликсира храбрости усердствовал Шурасик, помешивавший в котле то ложкой, то калошей и одновременно ухитрявшийся не давать жукам расползаться. Внешне несложный, рецепт приготовления эликсира имел одну хитрость – надо было долго подогревать воду в котле, одновременно не давая ей закипеть, и это при том, что магические котлы нагревались почти мгновенно. Вначале смесь вскипела у Ваньки Валялкина, затем у Верки Попугаевой, а под конец жук Баб-Ягуна залетел в ухо к Дусе Пупсиковой, и та подняла страшный визг, опрокинув свой котел.

– Терпеть не могу все эти зелья. Недаром на всех волшебных настойках всегда пишут: побочные действия – вырастание шерсти на лбу и носу, – ворчал Ванька, пытавшийся науськать своего жука, чтобы он заполз за шировот к Шурасику.

Профессор Клопп разгуливал внутри круга и снисходительно пробовал эликсиры. Для этого у него была даже особая бронзовая ложка на длинной цепочке, висевшая на поясе. Отпив у каждого из котла по полложки, профессор Клопп остался крайне недоволен.

– Никогда в Тибидохсе не набирали таких тупица! Два месяца занятий – и никакой результат! И это вы называть эликсиром храбрости? Даже у Шурасик, этот миль мальчик... – тут голос у Клоппа потеплел на одну сотую градуса, – вместо эликсира получился вредительский декокт для отращивания мозолей!..

– Вы еще не пробовали у Тани! – подала голос Верка Попугаева.

Профессор Клопп снисходительно скривился.

– Ну-ка, ну-ка... Уверен, у нашей новенькой ничего не вышло, поскольку она мешал ложкой по часовой стрелка, а я диктоваль: мешать надо против часовой. И потом, какую лапку от жук-вонялка она взяль? Уверен, что передние, а именно их как раз и нельзя использовать! – сказал он насмешливо, зачерпывая эликсир из ее котла. Таня хотела возразить, что она все сделала верно, но Клопп, не слушая, уже отправил содержимое ложки в рот. По выражению его лица видно было, что он готовится произнести нечто крайне язвительное, но тут из ушей у него неожиданно повалил густой пар, лицо покраснело, и, подпрыгнув на месте, он заорал:

– Что вы тут все расселись, копуши!! Подать сюда мамонт! Сто мамонт, двести! И драконов тоже сюда! Я их голыми руками вздуть! И не только драконов! Я всем титан наставить фонарь под оба глаз!

Клопп потряс тонкими ручками и куда-то умчался, явно разбираться с титанами.

Весь класс пораженно уставился на Таню.

– Похоже, он слишком много хлебнул. Ну и накостыляют же ему титаны! – хихикнул Баб-Ягун.

– Послушай, как у тебя получилось? Почему котел не закипел? – изумился Ванька Валялкин.

Таня застенчиво улыбнулась.

– Ерунда... Следовала рецепту, и все дела, – буркнула она. – Вот заварить тете Нинели чай для похудания действительно задача. Двадцать три секунды на пару при температуре семьдесят три градуса, одновременно помешивая термометром... Секунду перестоит – тетя Нинель устраивает истерику. Посмотрела бы я, как профессор Клопп с этим бы справился...

После практической магии стрелка часов, таких же, как в комнате с Черными Шторами, показала сперва на ложку, а затем на здоровенный, постоянно подмигивающий глаз.

– Это они говорят, что сейчас обед, а потом надо идти на снятие сглаза, – поежился Ванька Валялкин.

– А кто его ведет? Снова профессор Клопп? – спросил а Таня.

– Не-а, не Клопп. Сейчас будет Зубодериха... Она и у нас, и у «темных». Так что это пара совместная. Только «темным» она преподает сам сглаз, а нам снятие.

Если практическая магия проводилась в башне, то на снятие сглаза пришлось спускаться в подвал по длинной лестнице с закопченными ступенями, освещенной магическими факелами. Дрожание стен здесь ощущалось гораздо сильнее, чем в остальном Тибидохсе. Если прислушаться, то можно было разобрать даже хриплое дыхание титанов. Кроме того, пару раз Тане показалось, что в темных углах, куда не доставал свет факелов, мелькнули быстро скрывшиеся мохнатые существа.

Ванька Валялкин и Баб-Ягун шли рядом с Таней. Уже несколько раз она замечала, что Валялкин и Баб-Ягун незаметно толкаются плечами, соперничая, кто будет идти ближе к ней. Верке Попугаевой и Дусе Пупсиковой не нравилось, что новенькая пользуется таким успехом, и они фыркали, отворачивая носы.

– И как нежить сюда пролезает? – рассуждал Ванька Валялкин. – Здесь же всюду запретительные заклятия. Поклеп их на каждую трещину наложил, не говоря уж о коридорах.

– Нежить всегда ход найдет. Или новый пророет. Где чего прорыть и как пролезть, они здорово соображают. Ну а подземелья Тибидохса за неделю не обойти, – сказал Баб-Ягун.

Таня вспомнила, как нежить копошилась у дома дяди – Германа и лезла по трубам, и согласилась с Баб-Ягуном. Вот только зачем здесь нежить? Чего она хочет?

В кабинете снятия сглаза было людно и тесно. Кроме тридцати первогодков «белого» отделения, здесь еще было тридцать первогодков «темного».

– А вот и Гроттер приперлась! Видите эту девицу? – громко сказала Гробыня, обращаясь к своему соседу, хмурому низколобому парню, смахивающему на гориллу.

«Темные» мрачно уставились на Таню.

– Гуня, слабо потрогать ее родинку? Может, она у нее наклеенная? – продолжала подзуживать Гробыня.

Низколобый тяжело двинулся вперед, возвышаясь над самым высоким из «темных» на две головы.

– Че слабо? Не слабо. Ща потрогаю... – гнусаво сказал он, усмехаясь и протягивая на ходу толстый палец. Зубы у него были нечищеные, скверного желто-зеленого оттенка. При этом два клыка значительно выступали вперед. Ванька Валялкин и Баб-Ягун дружно выдвинулись вперед, встав между громилой и Таней.

– Знакомься, это Гуня Гломов – наше тибидохское чудо. Ему четырнадцать лет. Он уже три года просидел в первом классе, и единственное, чему научился, – превращаться в табуретку! – вызывающе произнес Баб-Ягун.

– Нарываешься, Ягун? Умничка! Уже нарвался, – сказал Гуня Гломов и стал тяжело размахиваться. Но тут вперед ни с того ни с сего выскочил Шурасик.

– А я тоже умею драться! – запищал он. – Я вчера прочитал «Самоучитель юного драчуна» и даже знаю, как правильно сжимать кулак! Значит, так: я снимаю очки, и договариваемся о правилах. В лицо не бить, лежачего не пинать, плохими словами не ругаться, при словах «четыре-четыре я на перерыве» драка прекра...

Не дослушав правил, Гуня ухмыльнулся и двинул Шурасика в ухо. Тот кубарем покатился по полу. На Гуню прыгнули Ванька Валялкин с Баб-Ягуном, и все трое покатились по полу.

– Куча мала! – заорал кто-то из «темных», и все ринулись вперед.

Вскоре драка уже была всеобщей. «Белые» и «темные» действовали слаженно. Тане показалось, что они дерутся так не в первый раз. Дрались даже девчонки. Гробыня Склепова, вскарабкавшись с ногами на стол, руководила потасовкой.

Шурасик сел на полу и, встряхнув головой, стал перелистывать маленький синий блокнотик.

– Не дали мне очков снять, ну я вам покажу! – мстительно забубнил он. – Топтакли-лягакли!

При этих словах калоши сорвались у него с ног и, пиная всех без разбору, кинулись в самую гущу. Одна из калош пнула Гробыню, и та ласточкой слетела со стола. А калоши, посеяв панику среди «темных», обрушились уже и на «светлых».

– Шурасик, ты что, спятил? Нас-то за что? – испуганно крикнула Дуся Пупсикова.

– Ничего не могу поделать. Это такое общее всепинательное заклинание. Его невозможно точно настроить, – пробубнил Шурасик и тотчас сам бросился на четвереньках спасаться от настигавшей его калоши.

Неожиданно дверь класса хлопнула. В класс не то вошла, не то вкатилась маленькая кругленькая дама с челкой на глазах, как у пони. На носу у нее были очки с толстыми стеклами, а в руках она держала ехидно хихикающий журнал.

– Шухер! Зубодериха! – прошипела Гробыня и слезла с парты, одновременно с самым невинным видом улыбаясь учительнице.

Калоши, обгоняя друг друга, ринулись было в атаку на вновь вошедшую, но Зубодериха выбросила из перстня две красные искры, превратившие их в оплавленные кусочки резины. Сообразив, что остался босиком, Шурасик удрученно шмыгнул носом. Драка мигом прекратилась, и все кинулись по своим местам. Таня заметила, что у Баб-Ягуна распух нос, а у Ваньки рассечена губа. Зато и Гуня Гломов, украшенный парой фонарей, явно не годился для журнальной обложки. Впрочем, он и до драки для нее не годился, если, конечно, это не был спецжурнал для вурдалаков.

– Прылесно! Прылесно! – раскатисто произнесла дама. – Снова драка? Из-за чего на этот раз?

– Из-за нее, из-за новенькой! Она сказала, что вы глупая, а ваши уроки кошмарные! – наябедничала Гробыня Склепова, показывая пальцем на Таню.

Таня хотела было возразить, но решила, что правильнее будет промолчать. Зубодериха повернулась и зорко посмотрела на новенькую сквозь очки. Сложно было определить, поверила ли она Гробыне или нет.

– Чудненько, – сказала она. – Чудненько. А теперь начнем. Не стоит терять ни минуты... Вначале, как всегда, небольшая проверка.

Зубодериха подкинула в воздух журнал, и тот отметил всех присутствующих. Таня едва успевала следить, как мелькает ручка. Затем журнал стал последовательно облетать учеников, на несколько секунд неподвижно зависая над головой каждого.

– Домашку проверяет, – шепнул Вайька Валялкин. Голос у него звучал обеспокоенно, похоже, с домашним заданием у него было не все благополучно.

От журнала, вероятно, ничто не могло укрыться. Баб-Ягуну он дал легкого тумака, Валялкину тоже тумака, посильнее, Дусю Пупсикову ласково погладил по волосам, мимо Гробыни скользнул без всякого интереса, зато Гуне Гломову так врезал но затылку, что у того глаза собрались в кучку. Видно, третьегодник порядком уже надоел журналу своей тупостью. Когда дошла очередь до Тани, он задержался над ее головой особенно долго, будто находясь в замешательстве. Таня испугалась, что он тоже стукнет ее по макушке – ведь она ровным счетом ничего не знала, да и вообще в первый раз была на уроке. Но журнал не стал этого делать. Вместо этого ручка быстро чиркнула несколько строк, и журнал перелетел в руки к Зубодерихе.

Та прочитала запись и, как показалось Тане, с особым интересом взглянула на нее еще раз. Девочка дорого бы дала, чтобы прочесть то, что про нее написали, но журнал уже захлопнулся, и к тому же еще закрылся на две медные застежки.

– А теперь практика! Гыгли мыгли карадыгли! – бодро сказала Зубодериха и, решительно сняв очки с толстыми стеклами, строго зыркнула на класс.

Тотчас треть учеников попадала на пол с жуткой резью в животе, другие, в том числе и Таня, позеленели, как лягушки, и опухли, а оставшиеся принялись икать с такой ужасающей частотой, что головы у них только успевали подскакивать.

– Отлично, – кивнула Зубодериха. – Как видите, я применила простенькие, но эффективные сглазы, с которыми вам еще предстоит столкнуться в жизни, а раз так, то ищите теперь способ, как их побороть... А я пока почитаю Горация в подлиннике... Сегодня ночью я совершенно не могла отдохнуть. Поклеп расставлял в подземелье циклопов, а они так жутко топают...

И, достав маленькую книжечку, Зубодериха углубилась в чтение.

Стараясь не смотреть на свои кошмарно зеленые, чешущиеся руки, Таня огляделась. Баб-Ягун, держась за живот, торопливо шептал непонятные слова. Шурасик, подпрыгивая от иканий, безуспешно листал свой блокнотик. Гробыня Склепова, такая же зеленая, как Таня, выпускала из кольца одну красную искру за другой. Впрочем, цвет самой Гробыни от этого нисколько не менялся.

По истечении часа Зубодериха с сожалением заложила книгу сушеным крылом летучей мыши и захлопнула ее.

– Ну, как у нас дела? О, я вижу, что никак... Плохо, милые, плохо. Вот вы, – Зубодериха показала на катавшихся по полу с резью в животе, – должны были сказать: «Штушус коротышус». Помогло? Самим надо было думать! Вы, позеленевшие, должны были произнести: «Кызютбампльшуму». А вам, икальщики, надо было, встав на голову, громко крикнуть «Фебрытбъ!». Уверена, на будущее вы это запомните. До встречи через три дня... Уверена, Шурасик, ты не станешь больше применять против икания морозильное заклинание... Видишь, к чему это привело? Донесите кто-нибудь эту глыбу до магпункта. Я попрошу Ягге ее разморозить.

– Бедный Шурасик! – сказала Таня, наблюдая, как Баб-Ягун, Ванька и еще двое ребят из «белых» волокут ледяную глыбу в магпункт. Именно так, а вовсе не «медпункт» было написано на указателе.

– Он не только бедный, он еще и жутко тяжелый, – пропыхтел худенький Валялкин. – Знаешь, как Шурасик оказался в Тибидохсе? Он учился в школе на одни пятерки, просто патологический отличник, а тут одна училка поставила ему двойку. Из-за ерунды: то ли тетрадь не ту принес, то ли какой-то вопрос прослушал. Шурасика эта первая в жизни двойка так потрясла, что его дневник сам собой вдруг вспыхнул, а у этой училки немедленно выросло на голове семнадцать грибов-мухоморов... До сих пор, кстати, остались. Ни Медузия, ни Сарданапал не смогли свести. Она мухоморы обрывает, а из грибниц новые так и прут.

– Так ей и надо: будет знать, как двойки просто так ставить, – сказала Таня.

Беседуя, они незаметно добрались до магпункта.

– Сейчас ты увидишь мою бабусю. Она тут заправляет, – с гордостью сказал Баб-Ягун. – Только вот что: сразу запомни, что ее зовут Ягге. Не называй ее Ягой, ей это жутко не нравится. И нога у нее вовсе не костяная.

В небольшом, перегороженном ширмами магпункте на трехногом табурете сидела сухонькая старушка, одетая как цыганка, с красным платком на голове и закутанная в яркую шаль. Старушка курила вишневую трубку и выдыхала ароматные клубы дыма, складывавшиеся в причудливых животных.

– Ну, внук, чего вы еще натворили?.. Сегодня ко мне Поклеп забегал. Кипел так, что мозги у него едва не сварились вкрутую, – проницательно прищурившись, обратилась она к Баб-Ягуну.

– Мы? Да мы ничего... – смутился Баб-Ягун. Обе его толстых щеки зарумянились, как наливные яблочки.

Ягге погрозила внуку сухим пальцем:

– Ох, смотри, Ягун, не зли Поклепа! Он опасный маг. Последний раз он так злился, когда ты выпустил драконов... Ну а теперь что? Опять воспользовался тем ходом? И угораздило мне тогда проболтаться!

– Так получилось, – смутился Баб-Ягун. – А зачем приходил Поклеп? Только ругаться?

– Да нет. Он сегодня целый день в подземельях. Заставлял подсобных шаманов замуровывать Безымянный Подвал, и одному из них придавило камнем руку. Он приводил его лечиться...

– Кстати про «лечиться»... Мы тут кое-кого принесли, – вспомнил вдруг Баб-Ягун.

Ягге уставилась на одеревеневшего Шурасика:

– О, да тут, я вижу, поработало отличное замораживающее заклинание, да еще с очень близкого расстояния. Ладно, сгрузите его на кушетку и подстелите, что ли, клеенку. Когда я его разморожу, здесь будет полным-полно воды... А вы, ребята, брысь отсюда! Нечего здесь толпиться – мерзляка, что ль, никогда не видели?

Таня направилась было к двери вместе со всеми, но зоркая старушка заметила ее и, цепко придержав за рукав, глянула в лицо.

– Аи, матушки! Ты ведь Таня, Таня Гроттер... Я знала Леопольда, какой прекрасный был человек и отличный маг. Подумать только, что теперь... теперь его нет. – Ягге всхлипнула, что не помешало ей, впрочем, подтолкнуть в спину замешкавшегося Ваньку Валялкина. – Знай, дочка: Чума-дель-Торт, которую все эти трусы зовут Той-Кого-Нет, всерьез боялась только твоего отца, да еще, пожалуй, Сарданапала... Именно потому она напала на Леопольда, опасаясь, что он закончил уже свои эксперименты... Да, твой отец погиб, но цели она так и не достигла... – Ягге вновь всхлипнула. – И как только я подумаю, что вот-вот...

– Бабушка! – предупреждающе шепнул Баб-Ягун.

– Ох, молчу-молчу! – спохватилась старушка и зажала рот сухонькой ладонью.

Вскоре после этого Ягге выпроводила Таню и Баб-Ягуна из магпункта и занялась Шурасиком.

Всю обратную дорогу к спальням Таня пыталась уговорить Баб-Ягуна сказать ей правду, но тот лишь неловко краснел и бормотал:

– Не могу я, слово дал... Если б не слово...

– Кому слово? – допытывалась Таня. – Сарданапалу? Но Баб-Ягун и на этот вопрос не мог ответить внятно, а лишь хмурился. Именно поэтому Таня жутко обиделась на него. Что они тут все в Тибидохсе, с ума посходили? Делают из всего тайну мадридского двора, да еще и косятся на нее как-то непонятно: не то как на спасительницу, не то как на прокаженную.

– Зачем ты драконов-то выпустил? – спросила она у Баб-Ягуна, чтоб хоть как-то позлить его.

– А, маленький был. Мне казалось, им тесно взаперти, – неохотно буркнул он.

Вечером, когда Таня пыталась подготовиться к завтрашнему занятию по нежитеведению, чтобы не ударить лицом в грязь перед Медузией Горгоновой, о которой Ванька Валялкин говорил, что она жутко строгая, «Справочник Белого Мага», лежавший перед ней, вдруг взмыл в воздух и с чудовищной скоростью завертелся над столом.

Гробыня Склепова радостно подскочила на кровати, отмахнувшись от тюбика с кремом, который мазал ей нос и щеки.

– Класс! Ты забыла сдать книгу в библиотеку, а срок уже вышел! Абдулла тебя проклянет! – завопила она.

С трудом поймав вырывавшуюся, брыкающуюся книжку, Таня выбежала в гостиную и только сейчас сообразила, что не знает, где библиотека. Спрашивать у Гробыни было бесполезно, и Таня заскочила в комнату к Ваньке Валялкину.

Тот, выставив острые худые локти, сидел за столом и жадно уплетал котлеты и соленые огурцы, появлявшиеся в центре небольшого, с неровными углами куска ткани. Заметив Таню, Ванька смущенно вскочил, дожевывая котлету. В этот миг особенно бросалось в глаза, какой он нелепый, с острыми плечами, с торчащими волосами, но с удивительно добрыми и одновременно озорными глазами. Даже майка у него была особая – желтая, длинная, рваная в двух местах, явно привезенная с собой из мира лопухоидов.

– Во, скатерть-самобранка... ножницами в столовой отстриг... А то чего-то лопать все время хочется. Только не говори никому... Все равно край скатерти какой-то дурацкий попался: кроме огурцов и котлет – ничего... – смущенно признался он, пряча холст под подушку. – Эй, что с тобой? – удивился он, случайно увидев испуг на лице у Тани.

Таня взмахнула брыкающимся «Справочником».

– Я не сдала вот это! Джинну!

– А ну дай... – Ванька Валялкин выхватил у нее книжку и, открыв ее на первой странице, взглянул на грозную печать. Все прежние надписи исчезли, а взамен появилась одна совсем небольшая.

«Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ...» – расплывались черные, похожие на каракатиц буквы.

– Допрыгалась! Бежим! – крикнул Ванька и, сунув книжку под мышку, помчался по коридору. Таня едва за ним успевала. Замелькали магические факелы, картины, запетляли причудливые лабиринты коридоров.

– Караул! – голосом прадедушки Феофила скрипело магическое кольцо на пальце у Тани. – Имей в виду, что я такую сильную магию снять не смогу! Быстрее беги! Топ-топ-топ! Куда сворачиваешь, в другую сторону!

– Да помолчи ты! – огрызнулся на кольцо Ванька. – Я лучше тебя знаю, где библиотека!

– А посторонних попрошу не вмешиваться! Выискались тут всякие! – обиделось кольцо, но замолчать замолчало, тем более что ребята уже вбежали в библиотеку.

Библиотека располагалась у основания Большой Башни, где занимала несколько громадных залов, не считая бесконечного числа подвалов.

А книги, что тут были за книги! Некоторые были прикованы цепями. Другие, точно броненосцы, ползали по полу. Третьи стремительными стайками порхали под потолком. Два толстых словаря с кожаными переплетами, явно «темные», наскакивая, рвали на кусочки жалобно попискивающий журнальчик. Появление ребят спугнуло словари, и они поспешно убрались под полки. Чудом же спасшийся журнальчик прыгнул Тане в руки. На обложке у него красовалась надпись: «Сплетни и бредни № 10».

Подхватывая одну из надорванных страниц, она случайно скользнула по ней взглядом, и ей показалось, будто старинный канделябр, покачнувшись на цепях, огрел ее по затылку. «Что принесет Таня Гроттер Тибидохсу? Не совершит ли она того жуткого поступка, на который указывает пророчество Древнира? Известно, что Та-Кого-Нет преследовала девочку уже вскоре после ее рождения, теперь же, когда...»

Таня хотела читать дальше, но дальше ничего уже не было – словари все отъели. А тут еще кто-то хрипло кашлянул у нее за спиной. Таня резко обернулась и... увидела джинна. Его невозможно было с кем-либо спутать. Абдулла походил на плотный сгусток тумана. Семь бородавок на щеках и на лбу, огромная чалма. Само лицо было белое, плоское как блин. Черты появлялись на нем внезапно – то глаз всплывал, то рот...

Не замечая ни Таню, ни Ваньку Валялкина, джинн что-то быстро шептал, держа ладони ковшиком. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Таня догадалась, что именно делает джинн: накладывает неотменяемое проклятие.

– Стойте! – закричала она. – Мы принесли книгу!

Джинн жадно схватил «Справочник» и неуловимо быстро перелистал его. Таня была уверена, что от его взгляда не укроется не то что вырванная страница, но даже и карандашная пометка.

– О счастливейшая из глупейших! Все в порядке! – скривившись, как от зубной боли, сказал Абдулла. – Тебе повезло, ибо я не успел досказать до конца отличное, специально на этот случай сочиненное проклятие... Но трепещи: в следующий раз я буду неумолим и... краток.

И, бережно прижав книгу к своей рыхлой груди, джинн неторопливо поплыл между полок, бормоча себе под нос: «О досаднейшая из всех сегодняшних досад! День прошел, а я так никого и не проклял».

– Он не боится нас здесь одних оставлять? – удивилась Таня.

Ванька выразительно шмыгнул носом. Нос у него, хотя и не был таким колоритным, как у Баб-Ягуна, шмыгал ничуть не тише.

– Как-то один из «темных» попытался стянуть «Чернокнижное пособие по втюриванию». В Гробыню он, что ли, влюбился, а эта книга была в закрытом доступе. И время выбрал подходящее – ночью, и прокрался незаметно. Короче, никто толком так и не узнал, что с ним произошло... Говорят, Медузия с Сарданапалом едва его выходили, а джинну устроили взбучку, да только он все равно своих штук не бросил. Ты его еще увидишь, этого парня: длинноволосый такой, все время вздрагивает... Эй, ты куда? – крикнул вдруг Ванька, обнаружив, что Таня нырнула в книгохранилище.

– Я хочу тут кое-что найти... Пророчество Древнира. Что ты знаешь о Древнире? – спросила Таня, когда Ванька догнал ее и они быстро пошли между полок, смотревших на них тысячами причудливых корешков.

– Древнир? Ну, он вроде величайший волшебник. На его волосе стоит Тибидохс. Мы проходили его на истории магии, – не слишком уверенно сказал Ванька.

– И все верят его пророчествам? Он никогда не ошибался?

– Никогда... Ведь это он все придумал – всю магию. Собрал ее по крупицам с первейших времен: что-то у титанов, что-то у нежити, что-то у языческих богов. Самые вредные заклинания он сразу отделил и запретил ими пользоваться. Да только есть такие, что все равно пользуются, – «темные» маги то есть. И Тибидохс тоже он основал. Все маги, которые были после Древнира, – его ученики и ученики его учеников.

– И что, все они трудновоспитуемые? – заинтересовалась Таня, вспоминая название школы. – И Сарданапал?

– Не знаю. Может, и он. Хотя сложно представить: Сарданапал – и вдруг трудновоспитуемый, – честно признался Ванька. – Но вообще-то все от человека зависит, что из него получится. Бывает, что из «темных» магов кто-то переходит в «светлые». Плохо ему среди «темных». Да только редко это бывает. Чаще наоборот. Кто-нибудь из «белых» начнет себе поблажки позволять: одно, другое, третье «темное» заклинание произнесет – и затянуло... Хорошо хоть тут в Тибидохсе такое правило: «темный» преподаватель не может учить черной магии «белых» учеников, и наоборот, «темному» ученику никогда не открывают всех защитных тайн «светлой» магии.

Обнаружив полку со старинными книгами и пролистав добрую сотню пищащих, хрюкавших, раскаленных либо ледянящих холодом томов, Таня приуныла. Разве реально отыскать здесь то, что ей нужно? А тут еще кикиморка с одной из обложек внезапно ожила и обрызгала девочке лицо затхлой тиной. «Получуга, дурюга? Не суй сюда свою носюгу!» – пискнула она. Таня щелкнула кикиморку по носу и вернула книжку на полку.

– Нет, мы тут никогда его не найдем... – сказала она убито, но тут же воспряла духом, поскольку следующая книга, извлеченная из шкафа, называлась: «Подсказчик для неисправимых лентяев».

В обложке было прорезано небольшое отверстие, надпись над которым гласила: «Шепни вопрос – получишь ответ».

– Как найти то, чего не можешь найти? – шепнула Таня.

– Произнеси: «Квасис грасис отыскатис» – и затем назови нужный предмет! – пискляво и очень громко проорал «Подсказчик».

– Ишь ты какая дрянь! – возмущенно сказал Ванька. – Я так и думал, что без подвоха тут не обошлось. Представляешь: пронес ты его в класс на контрольную, шепнул вопрос, а он подскажет так громко, что мертвяки и те сбегутся...

– Сейчас проверим! «Квасис грасис отыскатис» пророчество Древнира.

Встряхнув кольцо, Таня выпустила зеленую искру.

Томительно прошла минута, еще одна – ничего не происходило. Решив, что не там сделала ударение, Таня решила повторить еще раз, но тут со стороны винтовой лестницы, ведущей из подвалов, послышался шорох. По ступенькам катился тугой свиток, перетянутый красной лентой. Очутившись у ног Тани, свиток взмыл в воздух и развернулся у нее перед глазами.

"Я, Древнир Первый и Последний, основатель Тибидохса, приоткрываю занавес грядущего...

+++

Когда на ковре я скользил в вышине,

Рой вещий видений явился ко мне.

Плач девочки звонко разнесся в тиши -

Родился ребенок в таежной глуши.

Хохот скрипучий сводит сума -

Крадется к ребенку убийца Чума.

Пламенем вспыхнет огненный глаз -

Девочку чудом спасет контрабас.

Нет трусости места на этой земле -

Два любящих сердца пылают во мгле.

Родительской смертью искуплен обет -

Подарено десять безоблачных лет.

Та-Кого-Нет убегает в тоске -

Раздавлена смерть в детской руке.

Сил темных закружится огненный смерч -

Похищен внезапно магический меч.

Сверкнет ярко меч, отзовется мой голос,

И будет разрублен магический волос.

Коварство бессмертных нельзя угадать -

Предаст даже тот, кто не может предать.

Исполнится хаоса древний обет,

И встанет из гроба Та-Кого-Нет...

И жуткая битва начнется в тот час -

Закроется смертью достойного глаз.

В финале престранный всех ждет парадокс:

Гроттер Татьяна сотрет Тибидохс".

+++

Тане показалось, будто холодная невидимая рука проникла ей в грудь и сжала сердце. Так вот почему Поклеп велел замуровать подвалы и расставлял всюду циклопов. Он опасался исполнения очередного пророчества и всеми силами старался сберечь волос.

Неожиданно рядом возник джинн Абдулла. Метнув в Таню испепеляющий взгляд, он прошипел что-то, схватил свиток и исчез вместе с ним, а еще мгновение спустя могучее заклинание, подхватив, бесцеремонно вышвырнуло их из книгохранилища.

– Ты прочитал? – сдавленно спросила она у Ваньки, когда заклинание наконец перестало кувыркать его по коридору.

– Мне вообще показалось, что свиток чистый. Еще думаю: чего ты на него уставилась? – отряхиваясь, удивился Валялкин.

Глава 10