Гиетт, Котт и Бриарей

На другое утро на практической магии профессор Клопп выглядел крайне довольным. Он покачивался у себя в гамаке, болтая тонкими кривоватыми ножками, и радостно пояснял, как приготовить невидимую смесь из цветка папоротника и акульего жира. Когда же дело дошло до практики, то ничего не получилось даже у Шурасика, а у Ваньки Валялкина невидимой стала только голова. Просочившийся в класс сквозь стену Поручик Ржевский, увидев безголовое туловище, мешавшее ложкой в котле, взвыл от ужаса и укатил на пустой Инвалидной Коляске, вопя, что в Тибидохсе появилось новое привидение.

– Фот! А теперь я хочу заметить еще кой-что! – как всегда с акцентом, сказал профессор Клопп, щелчком пальца возвращая Ванькиной голове видимость. – Я уверен, что всех вас волнует вчерашний происшествий и вы спрашиваете себя, зачем кому-то понадобилось чик-чик магический фолос? Что вообще есть такой фолос Древнира и чем он отличаться от перо белой ворон, копыта кентавра, чешуи дракона и прочих магических прыдмет? Фолос Древнира не есть магический прыдмет – он есть границ! Когда Древнир воздвигнуть Тибидохс, он нуждаться в границ между темнота и свет, между добро и зло, между порядок и хаос. Ви соображат глубина его мысль? Я сам не соображать его глубина! Он взять свой фолос и проводить этот фолос границ. Пока фолос быль цел, ничего не грозить! Ви видеть границ в большой зал, где огонь разделять свет и тьма? Именно под тем зал на большой глубина в Замурованный Подвал и хранился фолос! Только один золотой меч мог рассечь его, и потому его спрятали в мир к лопухоид. Кто-то похитить меч почти на глазах у Гроттер, а она хлоп-хлоп! – ничего не предприняль! – Тут профессор Клопп ткнул в Таню пальцем и, собрав свое морщинистое личико в кулачок, продемонстрировал, как именно она делала «хлоп-хлоп».

Гробыня расхохоталась, а вместе с ней расхохотались и почти все «темные». Таня не сомневалась, что сегодня та целый день будет дразнить ее «хлоп-хлоп».

– Фот! И теперь, когда фолос больше нет, у Тибидохс не иметься надежный магический защит и может произойти фсе, что укотно. Теперь нас охранять только Жуткий Ворот, пока их никто не откриль! – завершил свой рассказ профессор Клопп, бросая взгляд на часы. На тех загорелся уже глаз, напоминая о скором начале занятий у Зубодерихи. – Конец урока! Ви может идти! – разрешил профессор Клопп. Его гамак втянулся в потолок, где этажом выше у профессора Клоппа был свой кабинет, в который он сам предпочитал попадать через люк в полу.

– «Произойти фсе, что укотно»! – похоже передразнил Баб-Ягун. – Старый валенок! Жаль, он тогда не добрался до титанов! Бабуся рассказывала, что он уже в подвале накинулся с кулаками на циклопа, который ему случайно попался. Циклоп решил сперва, что это кто-то из нежити, и едва не пристукнул его, но потом узнал его, поймал, завернул в носовой платок и принес в магпункт, где моя бабуся быстро вылечила его от избытка храбрости.

Таня фыркнула, представив, как нелепо выглядел воинственный профессор Клопп, копошащийся в не очень чистом носовом платке циклопа. Продолжая обсуждать новости, друзья отправились на снятие сглаза.

К их удивлению, вместо Зубодерихи на урок явилась Медузия Горгонова. Она выглядела мрачной и озабоченной.

– Не удивляйтесь! Я буду у вас заменять, – сухо сказала она. – Зубодериха помогает Поклепу Поклепычу устанавливать на Жуткие Ворота дополнительные запоры. После того, что случилось вчера, это представляется совсем нелишним. Циклопы утверждают, что все нижние уровни Тибидохса буквально заполнены нежитью. Правда, пока удается ее сдерживать... Уверена, теперь вы куда серьезнее будете относиться к моему предмету.

– Аи! А если Жуткие Ворота откроются! – в панике воскликнула Верка Попугаева.

– Это невозможно, – холодно оборвала ее Медузия. – А теперь все достаньте тетради!

Таня незаметно толкнула локтем сидевшего рядом с ней Ваньку Валялкина:

– Слушай, а ведь Поклеп и Зубодериха «темные»? Разве можно им доверять накладывать заклинания и ставить запоры? Вдруг они играют на стороне Чумы-дель-Торт? – шепнула она.

Ванька вжал голову в плечи и пугливо взглянул наверх. Таня давно заметила, что все маги избегают произносить имя «Чума-дель-Торт», а говорят «Та-Кого-Нет». Оно и понятно: кому хочется, чтобы в следующую минуту с тобой случилось что-нибудь скверное?

– «Темные» маги боятся Ту ничуть не меньше нас, – шепнул Ванька. – Та-Кого-Нет за хаос. Знаешь, что она хотела? Освободить всех древних мрачных богов, что заточены в Тибидохсе, выпустить духов разрушения и впитать в себя их силу. Она ведь и сама когда-то была под Тибидохсом, но ухитрилась вырваться, давно уже, когда защитная магия дала сбой. А где хаос, там уже добру и злу нет места, там ничего уже нет, никаких границ. А что Сарданапал разрешает «темным» заклятия накладывать, так это понятно почему: у них это лучше получается. Сильные заклятия, они почти что все черномагические...

– Тишина! Чтобы поговорить, у вас будет перемена! – строго сказала Медузия.

Она сухо щелкнула пальцами, и ее ассистенты внесли в класс деревянный ящик, в котором что-то возмущенно копошилось. На ящик было наброшено синее покрывало.

– Внимание, класс! Тема нашего сегодняшнего урока: «Кикиморы и шишиги». Вначале о шишигах. Они известны лопухоидам с древнейших времен и испортили им немало крови... Гломов, я не советовала бы тебе хвататься за покрывало, не выучив необходимых обережных заклятий! Ты забыл, что было с тобой в прошлом году? Если на лбу у тебя опять вырастет второй нос, я не буду больше с ним возиться! Продолжим...

После звонка, когда все стали расходиться, Медузия подозвала к себе Таню.

– Есть одна неприятная новость, – сказала она.

– Только одна? По-моему, их много, – осторожно возразила Таня.

Медузия слегка улыбнулась.

– Я не стала говорить об этом остальным, чтобы не поднимать паники, но тебе скажу, так как уверена, что ты умеешь хранить секреты... Сегодня утром я обнаружила, что из моего кабинета пропал болотный хмырь. Сам он сбежать никак не мог, кто-то открыл его клетку и отпустил его. Все это может означать только одно – где-то здесь, в Тибидохсе, у Той-Кого-Нет есть союзник. Кто-то, кому очень хочется, чтобы она вновь обрела силу. Это он разрубил волос и выпустил болотного хмыря... Будь осторожна!

Таня кивнула. Она уже направлялась к двери, когда вновь услышала голос Медузии:

+++

Исполнится хаоса древний обет,

И встанет из гроба Та-Кого-Нет...

Таня резко обернулась. Теперь она была убеждена, что Медузии известно о том, что она читала пророчество. Но только как? Неужели джинн рассказал?

– Береги себя! – мягко, совсем не так, как она вела уроки, произнесла Медузия. – Я хорошо знала твоего отца и убеждена, что в свои последние минуты он сделал все, чтобы защитить тебя, и защитить надолго. Именно поэтому Та-Кого-Нет отступила на целых десять лет. Даже и сейчас, я знаю, она далеко не так сильна, как прежде. Только не потеряй то, что Леопольд дал тебе. – Последние слова Медузия произнесла особенно отчетливо.

Таня напряглась, сообразив, что этим Медузия хотела сообщить ей нечто важное. Не о том ли она говорит, что пытался отнять у нее Агух, а еще до этого шептала дяде Герману во сне отвратительная старуха?

– А что он мне дал? Что? – спросила она.

– А ты не знаешь? – с каким-то особым выражением произнесла Медузия.

– Нет. А вы? Вы знаете? Медузия прищурилась.

– Я догадываюсь, что это может быть, но не знаю, как это может выглядеть, – сказала она и, больше ничего не добавив, вышла из класса, в который как раз заглядывал Баб-Ягун, подавая Тане загадочные знаки.

Выскочив в коридор, Таня обнаружила, что Баб-Ягун и Ванька Валялкин чем-то сильно взбудоражены.

– Знаешь, что нам только что рассказал Шурасик? Он был в кабинете профессора Клоппа – хотел спросить, можно ли ему сделать семь упражнений вместо одного. И знаешь, кого он видел в кабинете у Клоппа? Огромного стервятника с голой шеей! Клопп называл его Мертвым Грифом! Шурасик, когда его увидел, едва в обморок не грохнулся. Ты же знаешь его обмороки. Он после этих сердечек так расчувствовался, что по три раза на дню в них падает...

Едва они упомянули о птице, Таня сразу вспомнила страшилище, которое, внезапно напав на нее в воздухе, попыталось сбросить ее с контрабаса. А вдруг это и был Мертвый Гриф? Раз он живет у Клоппа, значит, от него и получил тот приказ. В этом случае сомнений нет: Клопп – пособник Чумы-дель-Торт.

– Странная штука! – продолжал рассуждать Ванька. – Клопп! О нем-то мы совсем забыли! Ведь в том разговоре, что я подслушал, Медузия и Зубодериха упоминали только о Поклепе и... Сарданапале. Но ведь Клопп-то тоже может быть пособником Той – Кого-Нет!

– Послушай, а на матче он был? – спросила Таня.

– Не-а, не было. Я точно знаю. Его место было пустым, на него еще Гломов потом пробрался, чтобы лучше видеть, – заявил Ванька Валялкин.

Баб-Ягун и Таня многозначительно переглянулись.

– А ведь кабинет Клоппа совсем близко к кабинету Медузии. В том же коридоре, – как бы невзначай обронил Баб-Ягун.

Больше он ничего не сказал, но и так было ясно, что он имеет в виду. Клоппу ничего не стоило проникнуть в кабинет к Медузии, когда та была на занятиях, и выпустить своего прихвостня Агуха.

– Да, Клопп очень подозрительный. И к тому же он из «темных». С каким удовольствием он сегодня говорил, что у Тибидохса больше нет надежной магической защиты. Я думаю, если бы мы ночью пробрались к нему в кабинет, то многое бы узнали, – сказал Ванька.

– Так за чем дело стало? Наведаемся к Клоппу, или слабо? Но учти, если нас поймают, наверняка будут неприятности. Могут выпереть из «белых» магов и зафутболить в «темные» или вообще лишить волшебных способностей и изгнать из Тибидохса. А, не слабо, желтая майка? – вызывающе глядя на Ваньку, спросил Баб-Ягун.

– Не слабо! Встречаемся в час ночи в гостиной и идем к Клоппу. А до этого времени не попадайся мне на глаза, бабушкин внучек, – сказал Ванька и, повернувшись, ушел – худенький и решительный, в своей латаной-перелатаной майке, которую он все равно упорно предпочитал всем здешним мантиям. Интересно, почему?

Возвращаясь в свою комнату, Таня встретила на полдороге Тарараха. Питекантроп, преподающий ветеринарную магию, шел с небольшой клеткой, в которой сидела невзрачная линяющая белка и держала в лапках золотой орех.

– Во... – сказал Тарарах. – Зуб себе поломала. Грызет че попало. А про нее ведь еще поэт писал... как его... веселый такой, на арапа похож...

– Пушкин, – подсказала Таня.

– Во-во... Он самый, – обрадовался Тарарах. – Лично-то его не знала? Тоже, между прочим, у нас в Тибидохсе гостил. Не, не как ученик, а просто... Сарданапал за ним на ковре летал. Обычно лопухоидов сюда не приглашают, да для него вроде исключение сделали... Он опосля, кажись, про Буян чего-то там сочинил... – Тарарах взгляделся в лицо Тани и энергично потер пятерней лоб. – Эй, че кислая-то такая? Колись!

Таня, не удержавшись, рассказала ему о птице с голой шеей в кабинете Клоппа и о том, что та напала на нее, попытавшись сбросить с контрабаса.

– Нет, Клопп не может быть предателем! Ты это из башки сразу выбрось! Уж больно давно я его знаю. И Сарданапал нормально к нему относится... – категорично заявил Тарарах. – Ну а что Мертвый Гриф у него, это еще доказать надо.

Белка заметалась по клетке. Тарарах просунул толстый палец между прутьями и ободряюще погладил ее.

– И чего это она? Вроде такая спокойная всегда. Видать, зуб болит... Ну, пошел я...

И питекантроп ушел, прижимая к себе клетку.

«Он не верит, что Мертвый Гриф у Клоппа... Ну хорошо, а какую тогда птицу видел Шурасик? Нет, заглянуть к Клоппу все-таки надо», – решила Таня.

Войдя к себе, она обнаружила, что Гробыня по своей привычке валяется на кровати. Рот у нее открыт, и туда прямо из окна, скользя по воздуху, прыгают шоколадные конфеты, которые Гробыня явно ворует у кого-то посредством телекинеза. За те же самые дела она, кстати, и попала на «темное» отделение Тибидохса. Правда, в мире у лопухоидов Гробыню звали как-то иначе, и таскала она не конфеты, а часы и бумажники в метро, но с помощью того же самого фокуса.

Когда Таня вошла, одна из конфет вдруг изменила направление и попыталась врезаться ей в лоб, но, натренированная драконболом, Таня ловко поймала ее и сунула в рот.

– Спасибо, Гробулька! Может, еще одной запустишь? – насмешливо спросила Таня.

Склепова не изменила положения, но ее явно передернуло.

Направившись к своей кровати, Таня обнаружила, что хотя футляр с контрабасом стоит там же, где и прежде, но сдвинут вправо примерно на расстояние спичечного коробка. Взгляд у Тани был наметанный: недаром она долгое время жила рядом с Пипой. Таня открыла футляр, и ее догадка подтвердилась: в ее вещах кто-то рылся. Это было очевидно, хотя тот, кто заглядывал к ней в футляр, изо всех сил старался скрыть это. Но некоторые вещи все равно случайно поменял местами.

– Отвечай! Ты копалась в моих вещах? – строго спросила Таня, нависая над Гробыней.

– Не-а, что мне, делать нечего. Я мусор не собираю, – заявила Склепова, вытирая подушкой шоколадные губы.

– Если не ты, то кто? Сама же знаешь, что в комнату, кроме нас, никто не мог попасть. Здесь стоит ограничивающее заклинание! – не поверила Таня.

Гробыня расхохоталась:

– И чему вас только учат на вашем «белом» отделении! Ограничивающее заклинание – это совсем на чайника! Достаточно произнести «Туманус прошмыгус» и войти в дверь спиной вперед. Заклинание решит, что ты привидение, и пропустит тебя. Приличные заклинания не связываются с призраками. Только там один фокус: когда потом выходишь, ни в коем случае не касаться ручки.

– Так это точно не ты?

– Отстань! – огрызнулась Склепова.

Таня вздохнула. Даже если это сделала и Гробыня, доказать теперь ничего не удастся. Интересно, что так настойчиво ищут у нее в вещах? Не тот ли предмет, о котором с такой таинственностью говорила Медузия?

Тем временем Гробыня открыла свой шкаф и извлекла оттуда прозрачную коробку. Внутри коробки змеились разноцветные туманы, а над самой коробкой на коротком штырьке вращалось большое розовое ухо.

– Что это такое? – подозрительно спросила Таня. Соседка по комнате уставилась на нее как на дурочку.

– Это слухач, – снисходительно пояснила она. – Подслушивает, что происходит в мире у лопухоидов, и сообщает мне, родной... В основном эта штукенция, конечно, телевидение ловит.

Гробыня щелкнула по большому уху пальцем, и ухо стало вращаться вдвое быстрее. Одновременно из коробки полился голос, в котором Таня узнала голос популярного диктора:

– Теперь рубрика «Скандалы недели». Известный предприниматель и политик Герман Дурнев совершил весьма экстравагантный поступок. Отказавшись от борьбы на последнем туре выборов, он основал общество фанатов кролиководства и поселил у себя в квартире на Рублевском шоссе девяносто два кролика. На экране вы видите, как кролики, которых Герман Никитич принципиально не держит в клетках, бегают по квартире и даже загоняют под диван скулящую таксу... А вот еще один кадр: Герман Никитич пьет с кроликами воду из одной миски, в то время как его дочь Пенелопа забирается с ногами на стол, чтобы кролики не обжевали ей тапочки...

Таня даже на месте подскочила, так ей хотелось это увидеть, но, увы, она могла слышать только звук. Изображения слухач не ловил.

– Я узасно счастлив. Раньше я был злой и никого не любил, а теперь мне хорошо: все кволики мои длузья! Каждый день мы с ними гуляем на лузайке! Я цокаю языком вот так: «цук-цук», и они слазу бегут за мной! Я у них самый гвавный кволик! – услышала Таня брызжущий счастьем и довольством голос дяди Германа, прервавшийся характерным хрустом: видно, дядя Герман грыз капустный кочан. Хруст кочана, в свою очередь, был заглушен чем-то похожим на львиный рев – это рыдала тетя Нинель.

– Я бы этих кроликов в миксере истолкла! Они мне все обои отодрали! Нас с Пипой не любят, а за ним хвостом ходят, как чокнутые! А в ванную загляните: там у них купалка! – заголосила она, видимо, выхватывая у корреспондента микрофон. – Мой муж помешался после исчезновения нашей приемной дочери Тани Гроттер! Я была привязана к ней, как мать... Мы с нее пылинки сдували, а эта неблагодарная дрянь сбежала! Ее подговорили политические конкуренты моего мужа!

– И мой Гэ Пэ не помогает! – всхлипнула Пипа. – А я так просила его перебить своей метлой всех кроликов! Ай, не слюнявь мою ногу, уродина ушастая!

Прервав передачу на самом интересном месте, Гробыня остановила вращающееся ухо и сунула слухач в шкаф.

– А ты, оказывается, неблагодарная дрянь! Пылинки с тебя сдували? Тэк-с, возьмем себе на заметочку! – с издевочкой сказала Гробыня.

Но Таня почти ее не слышала. Она думала о другом: кажется, дядя Герман наконец стал счастлив. Как это все-таки важно – найти свое истинное предназначение! А если ему нужны будут деньги, он легко сможет устроиться в цирк: кролики ради него что угодно сделают и без всякой дрессировки. А номер можно назвать, к примеру, «Самый гвавный кволик»

Ближе к полуночи Гробыня наконец соблаговолила заснуть. Дождавшись, пока она засопит, Таня осторожно встала. Черные Шторы потянулись было к ней, но, прошептав защитное заклинание, девочка пустила в них зеленую искру и вышла из комнаты. Вскоре в гостиной появились Баб-Ягун и Ванька Валялкин. Внук Ягге натянул на себя мудреный балахон самого злодейского покроя с таким капюшоном, что в нем можно было спрятать не только его круглощекую голову со встопорщенным ежиком волос, но при необходимости еще и рыцарский шлем с плюмажем. Что касается Ваньки, то он вообще не переоделся, оставшись все в той же неизменной майке. На ходу Валялкин дожевывал котлету – единственное, что умела готовить его увечная самобранка, не считая соленых огурцов.

Спустившись по лестнице, они проскользнули мимо полоски огня в Зале Двух Стихий. Теперь, когда волос был разрублен, свет и тьма не были разделены так четко, как прежде: во многих местах огонь будто выцвел и ослаб. Там, где это произошло, со стороны тьмы пытались прорваться неясные темные тени. На невидимый барьер с резким писком налетали нетопыри, а по углам мерцали зловещие желтые глаза, погасавшие в одном месте, но тотчас вспыхивающие в другом. Сияющие жар-птицы на светлой стороне тревожно хлопали крыльями и распушали хвосты, разбрызгивая во все стороны радужные искры.

Чутко прислушиваясь к каждому шороху, друзья добрались до преподавательского этажа, где, внезапно выплыв из стены, путь им преградило привидение стонущей дамы в шляпке с розочками.

– Прекрасная ночь, дорогие мои. Как ваше здоровье? – заламывая руки, надрывно спросила она.

Таня хотела ответить, но Баб-Ягун дернул ее за руку:

– Тшш! Не вздумай с ней заговорить! Это же Недолеченная Дама! Если ей сказать хоть слово, она всю ночь не отцепится!

– Почему вы молчите? Я же спросила: как ваше здоровье? Неужели так трудно ответить? – укоризненно переспросила Дама. Ее бледное, наполовину прозрачное лицо выражало благородное недоумение.

Тане стало неловко, и, несмотря на предупреждение Баб-Ягуна, она буркнула: «Нормально». В тот же миг лицо Дамы переменилось. Оно раздулось до размеров хорошего арбуза, рот стал широким, как щель почтового ящика, и из него, как из пулемета, посыпались слова:

– Нормально? Как вам не стыдно! О, а вот вы знаете... мое здоровье ужасно... Сегодня весь день у меня прыгает давление, а после обеда стали неметь ноги. Я так думаю, это не к добру. Кто-нибудь должен обязательно умереть в самое ближайшее время. Вот увидите! Когда у меня немеют ноги, обязательно кто-нибудь умирает. А пока хотите посмотреть на мое горло? Я уверена, вас растрогает, какое оно красное...

– Бежим! – завопил Ванька, и они рванули по коридору. Недолеченная Дама, не отставая, летела следом и заунывно жаловалась на свои недуги, умоляя то пощупать ей пульс, то взглянуть, какой вялый у нее язык.

Наконец, уже почти у самого кабинета профессора Клоппа, Недолеченная Дама отстала и втянулась в стену, на прощанье назвав их черствыми тупицами.

– Зачем ты с ней заговорила? – накинулся на Таню Баб-Ягун. – Я же тебе русским языком говорил: ничего ей не отвечай!

– Я подумала: она обидится! – смутилась Таня. Баб-Ягун вновь стал надуваться, явно собираясь высказаться, но Ванька Валялкин решительно оборвал его:

– Ладно, Ягун, перестань голосить! Надо по-быстрому заглянуть к Клоппу и уходить отсюда, пока Недолеченная Дама кого-нибудь не привела. Да и вообще: Дама еще не самый плохой вариант. Она совершенно не запоминает лиц, и к тому же в голове у нее каша... Натолкнись мы на Поручика, было бы впятеро хуже.

Попасть в кабинет к Клоппу оказалось совсем непросто. Хотя дверь была не заперта, ручка с потрясающей ловкостью ускользала от ладоней, а сама дверь, словно от хохота, дрожала мелкой дрожью.

– Вот свинство! Да тут защитное заклятие, да еще какое мощное! Нам туда не пробраться! – разочарованно прошипел Баб-Ягун.

– Погоди, дай теперь я! – Таня отстранила его и, шепнув «Туманус прошмыгус», толкнулась в дверь спиной.

Из ее кольца вылетела искра, а в следующий миг она поняла, что находится уже внутри.

– Кошмар! А искра-то была красная! Я выполнила заклинание черной магии! Все! Падаю в обморок! – в ужасе воскликнуло кольцо.

– Падаешь, так падай! Только помолчи! – огрызнулась Таня.

– А ты меня не торопи! Ишь какая торопыга нашлась! Когда захочу, тогда и упаду! – обиженно заявил перстень и то ли правда упал, то ли сделал вид.

Кабинет профессора Клоппа был темным и мрачным, без единого окна. Куда больше он походил на обычный чулан. В застоявшемся воздухе разливался затхлый запах. Справа стоял шкаф с журналами успеваемости «темного» факультета, в котором Клопп исполнял функции декана. Несмотря на то, что шкаф был заперт на несколько сильных заклятий, журналы в нем подпрыгивали, и, просачиваясь между страниц, наружу выплывали чернильные пятна, складывающиеся в воздухе в слова.

"Поведение за четверть:

Рита Шито-Крыто. Вредности много, злобности мало!

Демьян Горьянов. Превосходный мерзкий характер!

Рома Кисляков. Недостаточно мстительности!

Семь-Пень-Дыр. Драчлив, но лежачего не бьет! Дополнительные упражнения по оподлению.

Гробыня Склепова. Замечательная накостливость, чудесная лживость! Умница!"

Таня внимательно оглядела все углы в поисках грифа, но птицы с голой шеей нигде не было. Правда, за шкафом она обнаружила насест, под которым валялось несколько темных перьев, измазанных тошнотворно пахнущим пометом.

Не решившись подойти к столу, вокруг которого мелкими искорками потрескивали мощные черномагические заклятия, Таня хотела осторожно выскользнуть из кабинета, но тут на глаза ей попалось огромное зеркало, завешенное зеленоватым покрывалом.

Девочка подошла и хотела приподнять его, но не успела. Покрывало соскользнуло само. Одновременно справа и слева вспыхнуло по длинной желтой свече. Таня взглянула в стекло, ожидая увидеть там свое отражение, но матовая поверхность зеркала ничего не отражала. Оно оставалось пустым, как гладь ночного озера. И лишь изредка в глубине клубился неясный белый туман. Таня хотела уже отойти, но тут с той стороны стекла одновременно вспыхнули несколько огоньков. Кто-то приближался из мрака, выплывали потрескавшиеся серые стены. Не те, что были в кабинете Клоппа, а совсем другие – тесные, влажные, расположенные, видно, где-то очень глубоко под землей, даже не в подвалах Тибидохса. Гулкие шаги далеко разносились по пустым коридорам. Таня увидела длинную процессию нежити. Маленькие мохнатые существа несли массивный каменный гроб, в котором лежала отвратительная старуха с костистым лицом. Под тяжестью гроба нежить могла сделать лишь несколько десятков шагов, потом она падала без сил и замирала на полутемными бесформенными комками, но тотчас новые носильщики приходили им на смену и упорно тащили его дальше.

У Тани сжалось сердце. Родинка на кончике носа – след давнего укуса – запульсировала огненной болью. Девочке казалось, что она то сжимается до размеров песчинки, то становится крупной и набухшей, как фасолина.

Неожиданно процессия остановилась. Нежить развернула гроб к Тане. Отвратительная старуха села в гробу, и ее горящий ненавистью взгляд уперся прямо девочке в лицо. Таня ощутила, что не может даже отвернуться. Не моргая, она смотрела, как старуха достает из гроба большие песочные часы, по которым тонкой струйкой сбегает черный песок. Песка оставалось уже совсем немного, меньше половины.

– Уже скоро! – сказала старуха, улыбаясь мертвыми губами. – Жди меня, малютка Гроттер! Скоро я получу то, что принадлежит мне!

Процессия медленно и важно прошествовала мимо стекла и скрылась в дальнем коридоре. Свечи в руках у нежити погасли, а там, где был гроб, вспыхнули точно сотканные из голубоватого огня буквы: «Отдай то, что ты прячешь!»

Когда буквы растаяли, Таня ощутила, что вновь может двигаться. Не накинув на зеркало покрывало, она метнулась к двери и, забыв о предупреждении Гробыни, схватилась за ручку. Дверь открылась, но тотчас по всему преподавательскому этажу разнесся оглушительный звон. В воздухе повисли сотни красных восклицательных знаков, которые, изгибаясь, складывались в слова: «Тревога! Нарушение магической защиты в кабинете профессора Клоппа!» Не было сомнений, что этот звон услышали в самых дальних концах Тибидохса и что скоро сюда сбегутся все преподаватели.

Таня выскочила в коридор. Баб-Ягун как-то странно и даже настороженно уставился на нее.

– Ты знаешь, какая искра вылетела из твоего кольца, когда ты входила: красная! Ты применила заклятие темной магии! – крикнул он. Его голос тонул в завывании сирен.

– Мало ли что она применила? Бежим! – Схватив Таню за рукав, Ванька Валялкин потянул ее к лестнице, ведущей в Зал Двух Стихий.

Но они опоздали. С той стороны уже доносились топот ног и исполненный рвения голос Поклеп Поклепыча: «Скорее, зовите циклопов! Кто бы это ни был, им не уйти! Я им устрою! Я наложу на них такое заклятие подчинения, что они до конца жизни будут даже нос вытирать по команде!»

Путь был отрезан. Теперь они при всем желании не могли вернуться в спальни. Оставался единственный возможный путь отступления: дальняя лестница, ведущая в подвалы Тибидохса. Друзья в растерянности остановились. Неизвестно еще, что лучше или, точнее, что хуже: попасть в руки разгневанному Поклепу, давно мечтающему в пику Сарданапалу поймать с поличным кого-нибудь из «белых», либо рискнуть и сунуться в подвалы, вход в которые был строжайше запрещен.

Но разгневанный, чихающий от злости Поклеп был уже рядом, и его близость вынуждала пойти на отчаянный шаг.

– Ну что же вы? – крикнула Таня и первой бросилась по ступенькам подвальной лестницы.

Едва они спустились на десяток пролетов, как со всех сторон сомкнулся мрак. Голос Поклеп Поклепыча, призывающий на их головы всяческие несчастья, растаял вдали. Напоследок они слышали, как он, добежав до лестницы, крикнул вниз:

– Эй, кто бы вы ни были, обратно вам уже не подняться! Я наложу на лестницу тройное распознающее заклятие, которое не снимет сам Сарданапал! Если вы сунетесь – сразу пожалеете! Пусть вас сожрет нежить или схватят циклопы!

В кромешной темноте они продолжали спускаться вниз, пока наконец лестница не закончилась. Так глубоко под Тибидохс Таня никогда не забиралась. Во все стороны отходили десятки прямых коридоров, освещенных лишь факелами, вспыхивающими при их приближении и сразу же меркнущими.

– Вы слышали, что сказал Поклеп? Этот путь отрезан. Мы должны найти другую лестницу, которая ведет в Большую Башню. Я точно знаю, она где-то должна быть... Кажется, вон там, – проговорил Баб-Ягун.

Он решительно направился по одному из коридоров, но на пути у них внезапно выросла потрескивающая преграда, от которой во все стороны сыпались красные обжигающие искры. Ванька Валялкин эксперимента ради сунул сквозь нее факел, который снял со стены, но в тот же миг что-то сверкнуло, и та часть факела, что вошла в соприкосновение с преградой, обратилась в пепел.

– Чтоб Поклеп треснул со своими заклинаниями! Тут нам не пройти! – огорчился Баб-Ягун. – Придется петлять по лабиринтам, искать, нельзя ли где-нибудь обойти.

Путь по лабиринту не мог завершиться ничем хорошим. Это было ясно с самого начала, но все равно Таня помалкивала, во всяком случае, до тех пор, пока они окончательно не поняли, что заблудились. Все коридоры были абсолютно похожи, а в ответвлениях, которые могли вывести к нужной лестнице, на их пути обязательно возникали магические преграды. Похоже, Поклеп и Зубодериха потрудились на славу.

Наконец, окончательно осознав, что сбились с пути, Таня, а за ней и Ванька с Баб-Ягуном остановились и стали держать совет.

– Конечно, мы можем произнести призывающее заклинание, и тогда нас найдут, да только не хочется мне что-то его произносить... Ненавижу вытирать нос по команде, а Поклеп нас точно подвергнет подчинению, если доберется до нас первым, – сказал Ванька Валялкин. – А вообще, странные тут подвалы: какие-то подозрительно тихие.

– Угу, – согласилась Таня. – Нам говорили, что тут полно нежити, а я ее почему-то вообще не вижу.

– Тшш! Зато она нас видит, – сдавленно произнес Баб-Ягун, внезапно хватая Таню за руку и показывая ей на что-то, происходящее за ее спиной. Таня обернулась. Из ближайшего темного коридора на них смотрели горящие ненавистью глаза.

– Огнис! – крикнул Ванька Валялкин и, выпустив из кольца искру, осветил коридор.

Таня разглядела жесткую шерсть и знакомые желтые рожки. Агух! В руках болотный хмырь держал короткую трубку, в которую торопливо всовывал иглу с темной каплей на конце.

– Ты умреш-шь! Умреш-шь! В страш-шных муках-х! – прошипел он.

– Берегись! – крикнула Таня, резко бросаясь в сторону.

В следующий миг игла ударилась в камень там, где только что было ее лицо, и сломалась. А Агух, бормоча проклятия, уже торопливо заряжал трубку новой иглой.

– Мотис-ботис-обормотис! – поспешно воскликнула Таня. Вот когда пригодились уроки Медузии и изнурительная зубрежка! Недаром Медузия говорила, что настоящий волшебник должен не просто знать заклинание, а отработать его до автоматизма.

Выронив трубку, болотный хмырь рухнул во весь рост, а потом вскочил и быстро метнулся куда-то в переплетение темных коридоров.

– Скорее! Он нас выведет! А ну стой! – крикнул Баб-Ягун и кинулся за Агухом.

Перепуганный хмырь, подпрыгивая на бегу и прищелкивая кривыми ножками, ловко петлял по лабиринту, выбирая порой самые невероятные лазейки. Так, добежав до магической преграды, он не помчался на нее, что грозило мгновенной смертью, а резко метнулся прямо на стену и, пройдя сквозь нее, исчез. Это было тем поразительнее, что болотные хмыри не обладали способностью проходить сквозь твердые предметы. Разогнавшийся Баб-Ягун, понимая, что не успевает остановиться, вытянул вперед руки, желая хоть как-то смягчить удар, но никакого удара не было. Миг – и он оказался с той стороны стены в коротком коридоре, который заканчивался большим залом, откуда доносился чей-то хохот и шлепанье карт.

Агух куда-то исчез, да только Баб-Ягуну он был больше не нужен. Баб-Ягун осторожно повернулся и увидел там, где он только что прошел, полукруглую небольшую арку, затянутую словно золотистой завесой. Сразу за аркой стояли Ванька Валялкин и Таня и, определенно не видя его, озирались.

Баб-Ягун улыбнулся. Он уже сообразил, что золотистая арка – скрытый проход, который они никогда не обнаружили бы, если бы не улепетывающий хмырь, изучивший здесь все лазы. Не отказав себе в удовольствии, Баб-Ягун просунул сквозь арку руку и внезапно схватил Ваньку за шиворот. Тот сдавленно захрипел от ужаса, когда чья-то рука, пройдя сквозь сплошную стену, вцепилась ему в воротник, и перестал вырываться только тогда, когда из стены высунулась еще и голова его приятеля.

– Тихо! – зашептал Баб-Ягун. – Пробирайтесь ко мне!

– Сквозь стену? Я тебе не привидение! – возмутилась Таня, подозрительно разглядывая торчащую из камня толстощекую голову своего приятеля и его курносый нос с дырочками ноздрей.

– А я что, привидение? Это магия такая! – рассердился Баб-Ягун.

Вначале Таня, а за ней и Ванька прошли сквозь стену и, прокравшись по коридору, осторожно высунули головы. Они стояли у входа в большой зал с закопченным сводчатым потолком. Всю дальнюю стену занимали огромные медные ворота с ручками в форме львиных голов, держащих в зубах кольца.

Недалеко от ворот перед горящим костром сидели богатыри-вышибалы Усыня, Горыня и Дубыня и играли в самотасующиеся карты. Усыня как раз проиграл, и карты, подскакивая, били его по носу под хохот довольных братьев. На костре тем временем коптился целый бык, нанизанный на вертел. Изредка из широкой боковой галереи показывались марширующие с секирами и дубинками циклопы и, истекая голодной слюной, бросали на быка жадные взгляды. Тогда кто-нибудь из богатырей-вышибал поднимался и грозил циклопам здоровенным, с хороший молот, кулаком. После этого интернационального жеста даже туповатым циклопам становилось понятно, что богатыри не склонны делиться с ними обедом.

Тане, как и циклопам, хорошо было известно, что с Усыней, Горыней и Дубыней лучше без большой нужды не связываться, и она поспешно убрала голову. То же самое сделали и Баб-Ягун с Ванькой.

– Ты видел? – шепнул Ванька. – У них на груди сердечки! Шурасик со своими «дружильными» значками и сюда добрался! Вот шустрик! Интересно, как он ухитрился сделать так, что они его не прибили? Небось выучил все их нелепые пароли и отзывы.

– А что они тут делают в подвале? – спросила Таня.

– Разве непонятно? – удивился Баб-Ягун. – Ты же видела, возле чего они сидят. Охраняют Жуткие Ворота!

Едва он произнес «Жуткие Ворота», как по спине Тани пробежал холодок, и она новыми уже глазами уставилась на львов с кольцами в зубах и на тяжелые медные створки. Примерно на высоте тройного человеческого роста Ворота запирал громадный, с дубовый ствол засов. В этот момент Ворота вдруг стали сотрясаться, да так, что и стены подвала заходили ходуном. Затем безо всякого предварительного нагрева медь раскалилась, Ворота вдавились от могучего напора, и с обратной стороны в расплавленной меди отчетливо отпечаталось страшное лицо – безносое, безглазое, с одним лишь распахнутым ртом. Одновременно с этим с той стороны завыли, застонали тысячи яростных голосов. Хаос, заточенный в подземной темнице, в очередной раз пытался прорваться наружу.

– Ну-ну! Тише там! Не баловать! – не оборачиваясь, рявкнул Усыня. Видно, братья-богатыри давно привыкли к буйству языческих богов и проделкам духов хаоса, воющих и бьющихся о магическую преграду.

– Вон вторая лестница в Большую Башню! Только как мы туда проскочим? Эти чурбаки нас сразу заметят! – Баб-Ягун ткнул пальцем в раскрошившиеся древние ступени. Они начинались там, где на полу, раздавая карты, позевывал Дубыня.

Ванька улыбнулся. Какая же хорошая улыбка была у этого паренька! Таня буквально ощутила, как внутри у нее все теплеет.

– Есть один фокус! Я проделывал эту штуку с Идиот-сюдовым, чтобы отучить его кидаться с кулаками через каждые пять минут, – негромко сказал он. – Когда я досчитаю до трех, зажмурьтесь и не открывайте глаза, пока я не разрешу! Один... два...

– Ох, мамочка моя бабуся! – воскликнул Баб-Ягун, закрывая глаза ладонями.

Таня зажмурилась. С закрытыми глазами она услышала, как Ванька сказал «три», потом что-то громко треснуло и ярко вспыхнуло – это было заметно даже сквозь закрытые веки.

– Я ничего не вижу! – заорал вдруг Усыня.

– А теперь бежим! У нас всего минута, – шепнул Ванька.

Открыв глаза, Таня увидела, что Усыня, Дубыня и Горыня, вскочив, трут веки кулаками, а над костром, тая, поднимается розоватый дым. Не дожидаясь, пока богатыри-вышибалы вновь обретут зрение, ребята стремительно пробежали между ними и бросились вверх по лестнице. Вскоре снизу раздались крики и глухие звуки ударов. Похоже было, что циклопы попытались стащить у братьев быка, а те, прозрев, доступно объясняли им, почему этого делать не следовало.

– Как тебе это удалось? – восхитилась Таня, сообразив, что, пока Усыня, Горыня и Дубыня разбираются с циклопами, погони за ними не будет.

– Запросто. Корень росянки, кусочек янтаря и несколько шерстинок сфинкса! Срабатывает безотказно, если бросить это в костер, – пояснил Ванька Валялкин.

– Опять умничаем? Откуда у тебя шерсть сфинкса? Он же к себе никого не подпускает! – спросил Баб-Ягун, который терпеть не мог, когда Ванька его в чем-то превосходил.

– Это он тебя не подпускает, потому что задавак не любит. Кто у него занозу вынимал? – ответил Валялкин.

Баб-Ягун раздраженно запунцовел ушами.

Лестница с раскрошившимися ступенями, по которой они поднимались, была вырублена в толще гранита. Она выглядела такой старой, что было совершенно очевидно, что лестница была здесь и тогда, когда самого Ти-бидохса еще не было либо он только начинал строиться. Пока Таня прикидывала, сколько же ей тысячелетий, магический перстень неожиданно соскочил с ее пальца и запрыгал вниз.

– Стойте! Я уронила кольцо! – крикнула Таня, кидаясь за ним.

Проскочив ступеней десять, перстень замер и, внезапно зависнув в воздухе, выбросил искру. Таня торопливо наклонилась, спеша поднять его, но тут тяжелая плита внезапно провернулась у нее под ногами. С опозданием она заметила над плитой зеленоватое свечение! Опять магия! Безуспешно хватаясь руками за воздух, Таня рухнула вниз и, набирая скорость, помчалась в пустоту, лихорадочно пытаясь надеть на лету кольцо, которое она сжимала в кулаке, и крикнуть «Ойойойс гимякис брякис». Несколько долгих секунд она летела в узком тоннеле, пока внезапно не осознала, что падение уже закончилось. Кто-то подхватил ее в воздухе, а в следующий миг Таня поняла, что лежит на огромной заскорузлой ладони, а над ней нависает чудовищных размеров бородатая голова.

«Мамочки! Я угодила к титанам! Надо срочно падать в обморок!» – сказала себе Таня, но в обморок ей почему-то не падалось. Вот досада!

Оглядевшись, она поняла, что находится в тесной пещере, прорубленной в сплошном камне, в которой плечо к плечу стояло три титана – Котт, Бриарей и Гиетт. Сторукие, пятидесятиглавые, со спутанными волосами, отросшими за многие тысячелетия, титаны были так огромны, что богатыри-вышибалы, окажись они теперь рядом, выглядели бы в сравнении с ними как годовалые дети. Казалось, узкая пещера с трудом вмещает такую мощь. Зоркие, привыкшие к темноте глаза титанов пристально разглядывали Таню.

А потом держащий ее титан, самый старший из трех, вдруг протянул к ней палец, толстый, как телеграфный столб. Таня заслонилась руками, готовая к тому, что ее сейчас раздавят. Титан весело хмыкнул и, неумело коснувшись ее волос, убрал палец.

– Т-ты к-о? Я Бриарей, это Ко-отт и Ги-етт, – с огромным трудом произнося человеческие звуки, сказал он.

– Таня... Таня Гроттер... Я нечаянно сюда свалилась, не убивайте меня!

– Таня ГРО... – проревели все пятьдесят глоток Бриарея.

Таня пошатнулась, едва устояв на ногах от страшного гула.

– Лео... Гро... Со... Гро... т-ои ро-ди..? О-и дела... это хо-од, – отозвались Котт и Гиетт. В их реве слышалась нежность, хотя слова они выговаривали куда с большим трудом, чем Бриарей.

– Софья и Леопольд Гроттеры? Это мои папа и мама. Так это они прорыли этот ход? – удивилась Таня, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение. Если ее родители были в дружбе с титанами, значит, ей ничто не угрожает.

Стремясь различить слова, титаны повернули к ней заросшие уши и закивали. Теперь Тане стало ясно, почему перстень сорвался с ее пальца и выбросил искру. Он откликнулся на свою же магию, которую сам же произвел много лет назад, когда был на пальце у ее отца – Леопольда.

– Ч-и с ни? По-у о-и не прихо?.. – невнятно выговорил Бриарей.

– Они мертвы... Чума-дель-Торт убила их, – с трудом выговорила Таня.

– Чуа-е-То... Чуа-е-То! – повторили Гиетт и Котт, и ненависть перекосила их лица.

С ужасной силой они стали бить кулаками в стены. Посыпалась гранитная крошка. Казалось, весь Тибидохс наверху заходил ходуном. Таня упала и зажала руками уши. Заметив это, титаны, спохватившись, остановились. Таня увидела, что многие головы плачут, и крупные слезы путаются в их взлохмаченных бородах.

– Т-ои роди-ели бы-и хоро-ие лю-и! – всхлипывая, прогудела главная голова Бриарея. – О-и жа-ели нас и хо-ели нам по-очь. По-отому и сде-али этот ход. Ты то-а бы-а сов-ем ма-енькая. Лео-льд ста-ался дать тебе наде-ую за-иту, что-ы ты мо-а ни-его не бояться, и ему это уда-ось. Ты от-яла у Чу-ы всю ее си-у. Но будь осторо-а: Чума может ве-уть ее. Мы ее все нена-идим. Мы чу-уст-ем: во-оса больше нет, а Чу-а где-о ря-ом...

Внезапно крайней голове Бриарея пришла какая-то мысль, она шепнула ее той голове, что была рядом, та шепнула следующей, и наконец волна докатилась и до главной говорящей головы титана. Вслед за этим несколько дюжин рук стали поспешно рыться по карманам, пока в руки Тане не лег средних размеров глиняный кувшин, запечатанный сургучом. Громадная ладонь держала его бережно, опасаясь раздавить.

– Зде-есь ды-ание Зем-и, ко-орое дает си-у. Используй ее, ко-а о-а будет тебе ну-а. Мы хо-ели дать такой же пузырек Леопольду, но он от-а-ался. Ате-ерь и-и! П-ощай и не за-удь нас!

Таня машинально прижала к себе кувшин. Бриарей поднял ладонь и с усилием просунул руку в узкую щель, через которую Таня сюда и попала. Ухватившись за плиту, девочка с трудом выбралась наружу, и тотчас ступенька с негромким щелчком встала на прежнее место. Когда Таня выпрямилась и Баб-Ягун с Ванькой Валялкиным увидели ее, то уставились на нее так, будто она поднялась из мира мертвых.

– Где ты была? Мы видели, как ты спускалась, а потом вдруг раз! – и куда-то исчезла, а потом где-то внизу как заревет! – воскликнул Ванька, бросаясь к ней.

– Я провалилась... провалилась туда, под лестницу, – выдохнула Таня, испытывая облегчение, что вырвалась из тесного подземелья.

– Провалилась? Туда? Но постой, там же... Только не ври, что ты была у титанов! – потребовал Баб-Ягун, но, вглядевшись в Танино лицо, буквально сполз на пол. – О нет! Это невероятно! Там же никто не бывал! – простонал он.

Таня понимала огорчение своего приятеля. Раньше во всем Тибидохсе один лишь Баб-Ягун ухитрялся влипать в немыслимое количество историй. Теперь же она его переплюнула, да еще как! Естественно, самолюбивый внук Ягге был подавлен. Зато Ванька, кажется, искренне гордился ее успехом. На его чумазом лице широко расползлась счастливая улыбка.

– Что вы тут делаете? Были у Жутких Ворот? А Сарданапал об этом знает? – Рядом послышался неприятный хохот, и из стены выглянул Поручик Ржевский.

Таня обернулась к нему и едва не завопила. Ножи из спины Поручика куда-то пропали, зато вместо головы у него красовалось большое чугунное ядро.

– Небольшое ранение. Вот такусенькая пролетела! Почти что миллиметраж! – пояснил очень довольный Ржевский и, заржав своей шутке, полетел демонстрировать ядро Усыне, Горыне и Дубыне.

– Думаешь, скажет Сарданапалу, где нас видел? – спросил Ванька.

– Не знаю. Может, забудет. Видишь, как он доволен, что сменял где-то голову на ядро, – пожал плечами Ванька. Он еще раз оглядел Таню и весело добавил:

– Ты, кстати, значок потеряла. Воображаю, как огорчится Шурасик, если не увидит завтра на тебе свое дружильное сердечко.

– Да, жалко... Но не лезть же за ним к титанам? – сказала Таня и вдруг расхохоталась.

– Чего ты заливаешься? Надо мной, что ли? – подозрительно спросил Баб-Ягун, одергивая свой злодейский балахон. Внук Ягге уже жалел, что надел его. Оно, конечно, для маскировки хорошо, да уж больно нелепо.

– При чем тут ты? Я представила себе титанов с «дружильным» значком Шурасика на груди... – едва выговорила Таня, и теперь уже засмеялись все, включая Баб-Ягуна.

Поднявшись по ведущей из подвала лестнице, они вновь уткнулись в сплошную стену.

– Неужели Поклеп замуровал этот ход? – недоверчиво пробормотал Ванька, ощупывая массивные валуны кладки. – Быть не может, чтоб он хотя бы невидимой арки не оставил.

После десятиминутных поисков невидимая арка все-таки нашлась, и они вышли прямо между двумя мраморными атлантами, стоявшими у входа в Большую Башню. Оба мраморных атланта негромко похрапывали, продолжая держать на своих могучих плечах свод.

– А я-то думал: чего они тут торчат, вроде как при деле? Оказывается, тут скрытая арка! – прошептал Баб-Ягун и, на цыпочках проскочив мимо них, нырнул в Зал Двух Стихий. Таня и Ванька последовали за ним. Вскоре они благополучно пробрались на жилой этаж, ухитрившись не попасться на глаза взбешенному Поклепу, упорно подкарауливающему их у другой лестницы. Гробыня дрыхла на своей кровати, накрытая с головой Черными Шторами, которые ухитрились-таки сползти с карниза. Вредные Шторы противненько хихикали. Должно быть, они подглядывали Гробынины сны, чтобы завтра целый день, летая по школе, показывать их всему Тибидохсу.

Таня хотела согнать их заклинанием «Дрыгус-брыгус», но обнаружила, что смертельно устала. Она поставила глиняный кувшинчик под кровать, спрятав его в футляр с контрабасом, рухнула поверх одеяла и уснула...

Глава 13