Этиология и экология

Итак, отдельно взятая внешняя причина болезненного явления (травма, инфект, канцероген) не есть еще его этиология; само явление следует изучать лишь в единстве с вызвавшей его внешней причиной. Это значит, что причина явления всегда деятельна, что она органически, исторически связана с самым процессом, с его биологической сущностью.

Все внешние причины, как и соответствующие пато­логические процессы, отнюдь не внешни и не случайны для заболевшего. «Эти процессы закономерны, они глу­боко связаны с физиологией организма, являются про­дуктом истории, т. е. воспитания человека путем воз­действия на него на протяжении миллионов лет трав­матических, факторов, микроорганизмов, канцерогенов и прочих раздражителей внешней среды. Эта (внешняя среда к тому же в значительной мере создана самим человеком, и возникающие у него процессы являются лишь адекватным отражением его собственной эко­логии.

Экология — область биологии, изучающая приспособительные процессы в организмах, находящихся в опре­деленных внешних условиях. Так как возникающие у данного вида приспособительные структуры и функции приносят ему экономию, пользу, то это и дало законный повод Геккелю обозначить этот раздел биологии эко­логией.

Экология тесно связана с эволюционной теорией. Основы экологии были заложены еще К. Ф. Рулье (1812—1859).

Большое значение экологических исследований за­ключается уже в том, что они фиксируют внимание ис­следователя не на внешней среде или внешнем мире вообще (in toto), а на окружающей среде (Umwelt немецких авторов), т. е. на болееили менее ограничен­ной части мира, где фактически формируются индиви­дуумы или виды и где осуществляются присущие им жизненные процессы, включая патологические.

Внешняя среда в экологическом ее понимании будет то очень ограниченной, например для комнатного расте­ния, для домашнего животного, то более широкой (и все же ограниченной), например для (растений и живот­ных, живущих на свободе. Для человека внешняя среда в принципе также будет ограниченной, но по своей ши­роте она все же несравнима, а в отношении потенци­альных возможностей, связанных с человеческим разу­мом, эта внешняя среда фактически уходит в космос.

Все это усложняет не только экологический ансамбль, но и реальные связи человека с внешней сре­дой, поскольку в процессе приспособления к факторам столь расширенного и все расширяющегося мира чело­век должен испытывать не только радости, но и труд­ности, а иногда и неудачи в самом приспособлении; этой неудачей и будет (болезнь как законное явление, как феномен, объединяющий факторы экологические с факторами этиологическими.

Экологические факторы формируют виды, разновид­ности, классы, т. е. имеют прямое отношение к (класси­фикации животного мира. Эти же факторы определяют в конечном итоге энергетические, обменные, регуляторные неструктурные процессы организмов. Организмы как бы осваивают, ставят себе на служ­бу факторы внешней среды, используют основные зако­номерности материального мира (физические, химиче­ские), сберегая тем самым собственные энергетические ресурсы.

Наглядным примером такого использования чужой энергии является использование микрофлоры кишечника, ставшей как бы дополнительным органом пищева­рения и обмена (например, витаминного) у млекопитающих. Дыхание, многие обменные реакции являются другими примерами, иллюстрирующими использование организмами закономерностей внешнего мира, лежащих за.пределами живого.

И все же на чисто энергетической основе понять все формы органической регуляции невозможно. Возникла необходимость в специальных исследованиях.

Основным приемом экологических исследований яв­ляется имитация естественных раздражителей в усло­виях опыта. Другими словами, раздражители, с помо­щью которых желательно получать, например, те или иные прочные условные рефлексы, берутся не вообще, т. е. не любые, а адекватные экологии данного живот­ного. Так, для уток таким раздражителем является кря­канье (но не метроном, не эфир), для лисиц — писк мы­ши, но не любой звук. Степень экологической адекват­ности одного и того же раздражителя по понятным причинам резко колеблется у различных видов живот­ных.

Из приведенных примеров следует, что и в рефлексе следует видеть не столько оградитель организма от вредных факторов внешней среды, сколько способ приспособления к этим факторам, т. е. выработку адек­ватных для данного животного ответных реакций. Это подразумевает адекватную (экологически специализи­рованную) сигнализацию о раздражителе, определяю­щую самую возможность образования условных и безусловных рефлексов, необходимых для нор­мального функционирования организмов в определенной среде.

Здесь же обрисовывается принципиальное отличие между реакциями «защитными» и «приспособительны­ми». Если в первом случае сознательно или инстинктив­но реакции организма направлены целиком на то, что­бы освободиться от гнета среды, от прямой угрозы жизни, то во втором случае факторы среды становятся факторами естественного образа жизни животного, обус­ловливающими биологическую тренированность орга­низма. Защитные реакции подразумевают защиту от чего-то абсолютно чуждого организму, к чему невозмож­но приспособиться. Приспособительные реакции, наобо­рот, предполагают не только возможность, но и необ­ходимость приспособления как формы защиты.

В медицинской литературе мы обнаруживаем постоянное смешение этих понятий; таковы ссылки на за­щитные механизмы и реакции в тех случаях, когда фак­тически речь идет о типичных приспособительных реакциях.

Биологическое значение этих реакций трудно пере­оценить. Этому будет уделена особая глава. Пока лишь отметим, что, только приспособляясь к внешней среде, организм подлинно защищается. Только приспособля­ясь, т. е. повинуясь природе, человек может побеждать ее (Ф. Бэкон).

Приспособительные реакции утверждают экологиче­ский и философский принцип единства организма и среды. Представление о «защитных реакциях», подме­няющее представление о приспособительных реакциях, фактически отрывает организм от среды, противопоставляя их.

Идея «защиты», подменяющая идею приспособления, нелепа не только потому, что она («защита») не осуществима, т. е. не реальна, а прежде всего потому, что фактически она является отрицанием развития.

Если бы перед животным миром стояла альтернати­ва: абсолютный разрыв с микромиром или приспособ­ление к нему, то инстинкт подсказал бы последнее. В противном случае пришлось бы животному миру все начать сначала, т. е. вновь приобретать все формы им­мунитета, вновь закреплять его на протяжении тысяче­летий и притом ценой инфекции, т. е. бесчисленных, жертв. Да и можно ли «допустить такое расточительст­во природы, чтобы считать, что каждое новое поколение начинает все сызнова» (И. П. Павлов в адрес ученых, отрицающих эволюционную необходимость наследствен­ного закрепления некоторых приобретаемых свойств нервной деятельности). Приспособление снимает это расточительство как в плане индивидуальной «защиты», так и в общем плане устойчивости вида, его самосохра­нения. Приспособление не гарантирует безболезненно­сти самого процесса приспособления, но это не повод преуменьшать его значение как фактора эволюции и прогресса. Принцип экологической адекватности раздражите­лей обозначает, что «конечный эффект действия раздра­жителя определяет не столько, его физическая или химическая характеристика, сколько его физиологическая или экологическая значимость» (Д. А. Бирюков, I960). Другими словами, организм потому реагирует именно на данный раздражитель и притом так, а не иначе, что на протяжении многих поколений этот раздра­житель сочетался с полезными для данного вида приспособительными реакциями.

Подходя к проблеме этиологии с экологических по­зиций, т. е. учитывая принцип экологической адекват­ности раздражителя, необходимо признать, что и проб­лема этиологии по своему существу является пробле­мой биологической, эволюционно-исторической. То, что мы обозначаем картиной болезни (совокупность мор­фологических, физиологических, химических, иммуноло­гических сдвигов), вся динамика болезни имеет глубо­кий экологический смысл. Эти картины болезни отра­жают историческую (экологическую) тренированность тех или иных функциональных систем, обусловленную длительным воздействием на организм соответствую­щих факторов.

Брюшной тиф потому не похож на туберкулез клинико-морфологически, эпидемиологически, что обе болез­ни формировались, с участием разных функциональных систем тела, по-разному обеспечивающих симбиоз, т. е. сосуществование homo sapiens с микроорганизмами того и другого вида. Сосредоточение брюшнотифозного процесса в кишечнике, в желчных путях также соответст­вует интересам брюшнотифозной палочки, как сосредо­точение туберкулезного процесса в системе дыхатель­ных путей обеспечивает существование туберкулезной палочки в природе. И изменения кишечника при тифе, как и изменения легких при туберкулезе — это не «по­ражения» по антропоморфно-субъективным представле­ниям старой этиологии, а закономерное экологическое «сосредоточение» процесса, обеспечивающее существо­вание видов.

Из сказанного следует, что этапы приспособительных актов животных отнюдь не замыкаются рамками «нор­мальных» физиологических отправлений. Приспособи­тельны по своей сущности и все те акты, которые по традиции и привычке мы относим к патологии. На при­мерах из области инфекционных заболеваний, например тифа, туберкулеза, легко показать, что так называемые патогенетические принципы и механизмы, детермини­рующие возникновение и развитие инфекции, отражают не просто случайность «попадания» того или другого инфекта в желудочно-кишечный тракт или вдыхатель­ные пути, а прежде всего закономерность, отражающую экологическую, приспособительную сущность процесса, т. е. интересы обеих сторон.

Логика учит нас, что причина всегда предшествует действию. Однако понятие этиологии, взятое в истори­ческом и экологическом аспекте, перекрывает это, формально лишь правильное положение: этиологический фактор — бацилла тифа, туберкулеза действительно предшествует «действию»; но подлинная причина этого «действия» раскрывается лишь в истории его, т. е. в да­леком прошлом, когда по экологическим условиям такое действие стало необходимостью и закономерно­стью в сосуществовании данных видов в природе, Другими словами, патогенетические механизмы, лежа­щие в основе этих и аналогичных заболеваний, явля­ются адекватным отображением этих действий на про­тяжении веков. На основе исторического «действия» (или, правильнее, взаимодействия) только и возможны индивидуальные случаи такого же «действия» на се­годня.

Анализ причин и следствий в области патологии при­водит нас к признанию исторической обусловленности, т. е. закономерной необходимости, развития тех или иных патологических процессов в определенных усло­виях существования организма. Здесь же вскрывается и положение о принципиальной неделимости биологи­ческих явлений на физиологические и патологические, ибо, и те, и другие являются естественноисторическими, т. е. «законными» по своей биологической сущности. Этот же анализ показал, что понятие «этиология» имеет очень богатое содержание и очень широкий объем, т. е. включает в себя большое количество факторов. Это, впрочем, не арифметическая сумма, а нечто целостное и изменчивое, основанное полностью на отношениях причины и действия.

Человеческое сознание отражает причинные связи, существующие в природе. Но оно же часто упрощает эти связи, обедняет самые понятия, превращая их в банальную принадлежность словаря; люди вообще склонны придавать больше значения слову, чем поня­тию ¹. Этиология в наше на время и стала таким словом, обозначающим причину как нечто номиналистическое и онтологическое, оторванное от познания, от диалектиче­ской логики.

Экологический аспект в проблеме этиологии нагляд­но подчеркивает, как «неопределенно» и даже «неуме­стно» слово «причина» в линейном ее понимании с естественнонаучной точки зрения (Н. Е. Введенский). Тот же аспект показывает, что причина не вещь, и не чья-тo сила, что это всегда отношение одной вещи к другой, причина — это то, что переводит возможность в дейст­вительность. Абстрактная возможность дана в любом этиологическом факторе внешней среды. Однако только знание конкретных соотношений является практической основой для раскрытия возможностей и превращения последних в действительность.

Г л а в аV