2015-08-21
402
После отставки последнего западного императора за игровым столом сложилась следующая ситуация. Опуская всякую мелочь, можно выделить следующих важных игроков. Галлию контролировали франки Хлодвига, которые, впрочем, тут же сыграли "пас", сосредоточившись исключительно на разделе "петуха" между собой. Территории Империи между Римом и франками контролировали сначала короли готов, но позже их сменили лангобарды. На востоке постепенно в себя приходила Византия. Что творилось севернее Византии известно очень плохо, но, вроде бы, именно оттуда явились лангобарды, ущемившие готов.
Это был этап беспредельного передела собственности, а потому решающее значение имела исключительно физическая мощь игроков, и в этом ряду папы явно не выглядели лидерами. Но римский престол умело разыгрывал свои карты, отдавая политическую свободу в обмен на экономические преференции. По сути, Рим взял на себя обязанности выращивать баранчиков, которых потом и стригли франки, готы, вандалы, лангобарды и прочие тамбовские.
Папство стремительно наращивало свои земельные владения, превращаясь в крупнейшего землевладельца Европы. Под высокую руку папы спешили стать и те, кто, купившись на новые римские сказки, рассчитывал приобрести себе за земную мзду вечное блаженство на небе. Римская епископия очень быстро сосредоточила в своих руках богатейшие земли в разных частях Италии, в особенности в окрестностях Рима и на острове Сицилия.
Примеру Италии следовали Галлия, Далмация и даже далекие Африка и Азия. Дарители, однако, искали не только "небесного спасения", но и земного у того, кто самозванно провозгласил себя "заместителем Христа". Благодаря своему идеологическому влиянию и богатству папа мог оказывать покровительство нуждающимся. Но это было очень хитрое покровительство.
Понятно, что в тёмную эпоху экономической разрухи множество людей оказывалось в бедственном положении. Тот же крестьянин, прошедший сквозь череду налоговых, военных и других тягот в итоге оказывался перед невозможностью возобновить производство зерна, ибо то, что было отложено на посев, отобрали, например, заезжие рейдеры. В такой ситуации человек мог обратиться за помощью только к церкви, которая становилась аналогом страхового фонда. И изначально всё было очень даже взаимоприятно.
Но постепенно у страхового фонда сменились хозяева, и компенсация за церковную помощь перешла всякие границы дозволенного, а точнее была возвращена система, давно уже использовавшаяся в империи. Теперь получив «помощь», крестьянин тотчас оказывался уже не владельцем, а лишь арендатором земли. А это был первый шаг к крепостному рабству. Как видите, принцип здесь тот же, как и при рабстве кредитном.
Получив такую «помощь» крестьянин утрачивал главное – обладание средством производства – землёй. Он становился всего лишь наёмным батраком на когда-то своём участке земли, с которого отныне платил ежегодно определенную сумму деньгами или продуктами. А после смерти крестьянина этот участок земли и вовсе переходил в руки церкви. И земля эта сдавалась в аренду уже наследникам крестьянина. Покровительствуемый церковью крестьянин назывался прекаристом (от латинского слова praeces – просьба). Т.е. крепостное рабство оформлялось как бы по многочисленным просьбам самих крестьян. Хитро.
Хаос кризиса толкал и мелких и крупных землевладельцев в объятия святой католической церкви, которая, к тому моменту стала уже не церковью, а самым настоящим финансово-земельным фондом, который, разумеется, не мог устоять ни пред одним искушением расширить свою власть. В итоге прекаристы стали стремительно растущей прослойкой в раннем средневековье. Сама же церковь в итоге распоряжалась огромными землями, сажала прекаристов на свои участки и проявляла заметную инициативу в деле «оказания помощи беднякам», поскольку ее земельные доходы целиком зависели от обработки этих земель теми же бедняками.
Многочисленные земельные участки, поступавшие в распоряжение папского трона, объединились в папскую вотчину (patrimonium), большая часть которой находилась на острове Сицилия. Сицилийская вотчина насчитывала 400 крупных земельных участков, которые в свою очередь состояли из более или менее значительного количества мелких хозяйств. Все эти папские вотчины обрабатывались крестьянами, в огромном большинстве принадлежавшими к «вечным» полусвободным арендаторам, так называемым колонам, которые несли натуральные повинности и исполняли барщинные работы. Общая тенденция папского хозяйства сводилась к тому, чтобы избегать посредничества крупных арендаторов и вести обработку земель с помощью этих колонов, а также мелких арендаторов, которые по условиям работы мало чем отличались от колонов. Доля их платежей «навсегда» была зафиксирована папой Григорием I (590 – 604).
Естественным следствием такой политики стало то, что церковь остро нуждалась в крепостных и противилась их свободной миграции. Так, собор 590 года в Севилье законодательно запретил священникам освобождать колонов. Затем на Толедском соборе были объявлены лишенными силы все акты освобождения крестьян, если священники при этом освобождении не передали церкви соответствующих земельных участков. Собор в Лериде, подтвердив это постановление и, придав ему характер канонического закона, осудил практику дарования священниками свободы колонам, во избежание того, чтобы монахи и священники сами не занимались «неподходящим» крестьянским трудом. Отныне даже богатый священник, имевший возможность компенсировать церковь за освобождение колона, должен был помнить, что церковная земля нуждается в работниках, замещать которых вовсе не к лицу священнику или монаху. Как же изменилась повестка соборов, разбиравших ранее исключительно философские и богословские материи!
В полном соответствии с духом двойных стандартов, столь присущим посланиям канонического псевдо-Павла, церковь, запрещая освобождение своих колонов, весьма сочувственно относилась к тому, чтобы светские лица давали своим людям свободу и тем самым предоставляли церкви необходимые ей рабочие руки. Освобожденные тут же попадали под ее «покровительство», т. е. подлежали юрисдикции церкви, которая извлекала очень существенную выгоду.
Теперь немного о размерах выгоды. Вообще платежи колонов носили главным образом натуральный характер. Но помимо натуральных повинностей колоны должны были нести и денежную, так называемую пенсию. Вот так-то. Папы-сенаторы всё наизнанку умудрились вывернуть. Если раньше пенсию выплачивало государство своим ветеранам, то теперь оно её, наоборот, собирало! Пенсию теперь должен был платить всякий просто поселившийся на папской земле, хотя бы он и не занимался земледелием.
Совершенно очевидно, что епископы окончательно перестали заниматься религиозной ерундой и занялись исключительно тем, для чего их и поставили в ранних христианских общинах – управлять хозяйством. Теперь папы в своей переписке ведут разговоры не о фантомных сущностях, а о вполне земных вещах. Из писем папы Григория I мы узнаём, что колоны острова Капри помимо вина и хлеба платили пенсию в размере 109 золотых солидов в год. На платеж пенсии мелкими крестьянами указывают их частые жалобы на действия папской администрации, которая при взыскании пенсии считала 73 золотых солида в фунте вместо 72, обманывая таким образом крестьян на один солид на каждом фунте.
Этому обману удивляться нечего. Для управления таким огромным имуществом тут же потребовался многочисленный чиновничий аппарат, но обязательным требованием являлось наличие духовного сана. Так, в условиях голода и разрухи церковная карьера становилась особенно лакомым куском для всяческих проходимцев. А по закону ничем не сдерживаемого естественного отбора именно всякие проходимцы и отбирались на высшие управленческие должности. Ведь церковь стала финансовым фондом. Естественная задача такого фонда кормить своих, а для этого надо сохранять и приумножать капиталы или ресурсы. Как бы свят ни был римский епископ, но, будучи главой финансовой корпорации, он в любом случае должен был стать банкиром – это просто неизбежность. А потому и нравственный уровень священников деградировал просто стремительно. Просто теперь казнокрад-чиновник должен был пройти обучение в каком-нибудь монастыре и только после этого он натягивал форменную рясу. Суть же его от этого не менялась ни чуть-чуть.
Каков был доход папских вотчин, сказать сейчас трудно ввиду отсутствия точных данных; но можно воспользоваться случайными сведениями, разбросанными в сохранившихся отчетах и письмах разных ректоров (управляющих) к папам и в ответах последних. Так, в середине VI века плодородная вотчина в Пиценуме ежегодно давала папству 500 золотых солидов; вотчина в Галлии приносила в следующем столетии 400 солидов. По словам византийского летописца Феофана, император Лев III Исавр (717 – 741), отняв у папы вотчины в Сицилии и Калабрии, повысил свои доходы аж на 3,5 золотых таланта. По словам немецкого историка Гризара, 400 сицилийских участков, коими владел папа до конфискации их у него Львом Исавром, приносили императору только 1500 солидов в виде налога, а после конфискации они давали казне уже 25 тысяч солидов.
О больших доходах папского двора свидетельствуют и те расходы, о которых упоминается в документах. Особенно велики были суммы, выплачивавшиеся папами лангобардским королям. Известно, что за 12 лет своего правления папа Пелагий II внес в лангобардскую казну около 3 тысяч фунтов золота. Григорий I также расходовал огромные суммы на оборону города от лангобардов и на выкуп захваченных ими пленных.
Из этого можно понять, что необходимость тратить была естественной. Угроза со стороны бандитских авторитетов была веской причиной закручивать гайки, копить ресурсы и зарабатывать деньги на мир любой ценой. Но в условиях уже полной деградации и забвения первоначального учения, ничем не сдерживаемая церковь, стремительно выродилась в банальную финансовую корпорацию, которая, будучи в сущности паразитической, постоянно требовала только одного – жрать. А жрать она хотела в три горла, и у руководителей этого развесёленького католического фонда попросту не оставалось других вариантов, как эти аппетиты удовлетворять.
По другому известию, тот же папа Григорий выдавал ежегодно 80 фунтов золота для 3 тысяч монахинь, насчитывавшихся в это время в Риме. Скромные безобидные монашки незаметно проедали средства, на которые мог бы неплохо прожить весь город. Впрочем, про себя папы и их окружение тоже на забывали. Не зря ж они так жестоко бились на выборах и тратили огромные суммы на подкуп избирателей. Затраты надо было отбивать.
Огромные средства, которые получала папская казна со своих многочисленных земельных участков, давали папству возможность выступать в качестве важной экономической силы. Из папских владений в разных частях Италии сухопутным и морским путем доставлялись в Рим огромные партии хлеба и всяких иных сельскохозяйственных продуктов, а также разнообразных товаров, которые складывались в большие церковные амбары, известные под названием «горрей». Постепенно в Рим возвращался старый имперский социализм, но теперь с этаким большевистским уклоном. Т.е. блага получали по списку только те, кому это было позволено партией.
Первого числа каждого месяца из горрей выдавались хлеб, вино, сыр, овощи, мясо, ветчина, рыба, масло, предметы одежды и даже предметы роскоши. Папская канцелярия вела особый список лиц, имевших право на получение продуктов и товаров из горрей, причем в список попадали жители не только Рима, но и других городов Италии. Помимо продуктов папская канцелярия выдавала и деньги. Многовековой паразитизм Рима, его сенаторов и его плебса никуда не исчез в период кризиса – просто сел на диету. Теперь же он обрёл новое лицо, украшенное папской тиарой вместо императорской короны.
Но, наращивая экономическую мощь, папский трон не имел мощи военной. Его же конкуренты, в целом следуя его примеру, вели себя несколько иначе. У варварских королей-авторитетов было иное видение мира. Они делали ставку на собственную силу, поэтому, захватив земли, они поступали с ними в полном соответствии с другой давней традицией старой империи – все ветераны, отслужившие положенный срок в армии, получали в своё распоряжение земельные наделы, при этом их дети были обязаны служить в армии, чтобы сохранить землю. Такая система воспроизводства воинов совершенно не была чем-то новым.
Все варварские короли были знакомы с этой системой не понаслышке, поскольку большая их часть являлась римскими офицерами, и, собственно, ради этой раздачи земли туда и шла. Каждый король точно так же выдавал своим людям землю для того, чтобы они в случае чего сами обеспечили себя провиантом и вооружением. По сути, вассалы получали землю точно так же в аренду, но платили не золотом или продуктами, а своими мечами, которые они, кстати, должны были ещё приобрести. Вассалы, в свою очередь, использовали землю в точности как римские епископы. Все колоны, оказавшиеся на выданной территории, точно так же оказывались арендаторами и батрачили на бойца, дабы тот мог обеспечить себя всем необходимым, когда его самого призовёт под свой стяг сюзерен, чтобы пойти пограбить соседей.
Вот и весь диалектический, блин, материализм средних веков. Вот и вся, растудыть её в качель, классовая борьба. Главной силой на полях сражений, особенно после изобретения стремян, становились катафракты – тяжеловооружённая конница. Но бойца, а потом и его коня, надо было заковать в дорогущий доспех и вставить ему в десницу опять же дорогущее оружие. А кроме этого, боец с детства должен уметь и конём править и шашкой махать. Даже в эпоху расцвета старой империи обеспечить необходимое число и качество всадников никак не удавалось, теперь же при развале централизованной системы управления не было иного выхода, как напрячь бойца самостоятельно покупать и коня, и меч и кольчугу. А, состоя на прокорме у колонов, он мог спокойно тренироваться сам и обучать ратному делу своих детей. Да и на военные сборы он теперь являлся с мешком домашних пирожков, и для решения вопросов снабжения армии оказывалось не нужным создавать специализированную интендатскую службу. Конечно, это было не эффективно, а потому в дальние походы такие горе-лыцари ходить не могли и воевали лишь с ближайшими соседями, но особого выбора ни у кого всё равно уже не было.
В целом, такое введение феодализма было неизбежным, в очередной раз произошло не от хорошей жизни, а в результате развала централизованной системы управления. Как это было в своё время всё в том же Древнем Египте в эпоху номархов. И точно такой же феодализм у нас зарождался в 90е годы прошлого века. Но будем надеяться, не зародился. Тьфу-тьфу-тьфу. Тук-тук-тук по дереву.
С одной стороны, при таком раскладе папа был очень уязвим в военном отношении, но зато у него не было непримиримых врагов, он был нужен всем, т.е. что-то христианское понтифики всё-таки усвоили. Пока варварские вожди всё делили и делили земли друг дружки, новый повелитель Рима стремительно отвоёвывал утраченные позиции. Папство постепенно заменило государственного продовольственного префекта Рима. Гражданская власть уступила папству право взимания натуральных повинностей в целом ряде местностей Италии. В папские горреи стали отныне свозить даже государственные подати, и отсюда же получали продукты солдаты и чиновники. Нуждаясь в деньгах, светская власть обращалась к папам за займами, взамен чего к папской канцелярии перешло даже право взимания денежных налогов. Отныне представитель папы исполнял обязанности податного чиновника. В руки папы стала переходить администрация столицы, снабжение города водою, охрана городских стен и т. д.
Корпорация, однако, как есть корпорация.
…
Конечно, директора корпорации «Рим» были вовсе не всесильны. Но этого и не требовалось. Главное, что акционеры жирели день ото дня. Десятина собиралась, земельные владения стремительно росли, а то, что политическая линия папства при этом напоминала истерику и меняла своё направление быстрее флюгера – это не волновало ни тех, кто дул, ни тех, кто вертелся. Ничего личного, бизнес есть бизнес. Королевства вокруг возникали как грибы-дождевики, тут же лопаясь. А потому «вечных» договоров просто быть не могло.
Крайне показательно в этом плане правление папы Стефана III и его ближайших предшественников. К началу его правления Византия, окружённая со всех сторон врагами, уже не могла жёстко диктовать свою волю в Италии.
Сначала Восточную Империю хорошенько разграбили то ли славяне, то ли болгары, то ли и те и другие вместе. С их мотивами ещё проще, чем с мотивами тех же готов. Собственно, вся эта заваруха, названная позднее «великим переселением народов», обязана своим началом очень простому факту: похолоданию. В IV-V веках закончилась эпоха молочных рек и кисельных берегов, и началось похолодание. Говорят, что даже самые южные земли нынешней Восточной Европы по итогам этого похолодания напоминали скорее Гринпегскую трясину, нежели сегодняшний благословенный чернозём.
Некоторые жители севера, такие как готы, разумеется, двинулись на юга, чтобы просто не вымереть с голоду. Очевидно, что и славяне, и их степные друзья-товарищи, то бишь всякого рода казаки-разбойники, и прочие пешие и конные скифы тоже были вовлечены в этот процесс. Просто так получилось, что они добрались до тёплых границ империи, то есть до всё того же Дуная, последними. Первые упоминания об этой волне появляются поздно и обнаруживаются новые мигранты лишь очень небольшими группами.
Но вот в районе 536 года происходит нечто из разряда совсем непредвиденных обстоятельств. Византийский историк Прокопий Кессарийский описал события следующим образом: «И в этом году произошло величайшее чудо: весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно теряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко сиять. С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое-либо иное бедствие, несущее смерть. Тогда шел десятый год правления Юстиниана». Произошёл некий катаклизм, приведший к началу мини-ледникового периода VI века. Холода привели к значительному снижению урожаев. Начался чудовищный продовольственный кризис, как всегда в такие эпохи возрос уровень антисанитарии, и в 540 году началась первая мировая эпидемия чумы, получившая название по тому же императору – «Юстинианова чума». А недоедание из-за нехватки продовольствия лишь усугубляло масштабы эпидемии.
По одной версии эта катастрофа была вызвана падением кометы. Ученые обнаружили маленькие шарики расплавленной породы в пробах льда из Гренландии, которые датируются как раз районом 536 года. Хотя химические анализы показали, что шарики эти вполне земного происхождения, однако, по словам исследователей, они вполне могли образоваться из осколков земной породы, которые в результате взрывов были выброшены в атмосферу.
По другой версии, это могло быть и крупное извержение вулкана. Но нам-то это не важно совсем. Главное, что шарахнуло, мама не горюй. Т.е. до 536 года северные соседи не часто радовали своим присутствием Византию, и системы укреплений, возведённых на Истре, вполне хватало, чтобы отбить у них охоту к незаконной миграции. Но в 536 году происходит описанный выше катаклизм, и вот уже в 540 некая группа славян вовсю грабит предместья Константинополя.
И это было только начало всех бед. С середины следующего века начинает своё наступление ислам. Судя по политической программе, вели арабов либо потомки первых крещёных иудеев-хасидов, которые откололись от остальных христиан, не признавших их богоизбранности, и бежали к арабам, когда были поименованы еретиками за свои ветхозаветные штучки. Уж если и есть у ислама какая непримиримость к неверным, так она точно хасидская. Хотя и на ессеев они совсем не похожи, поскольку пророк Иса не называется в Коране Мессией. Впрочем, это могло быть результатом идеологической правки, поскольку Мессией мусульман стал другой пророк – Мухаммад.
Но в любом случае, сходства между ранним исламом и самозабвенно ищущим истину ранним христианством не увидит только слепой. Одной из важнейших особенностей культуры арабского халифата по сравнению с устоявшимися христианскими религиями Европы того времени, было широкое распространение светского, в том числе и научного знания. Благодаря чему мусульманская наука и культура раннего Средневековья ушла далеко вперед по сравнению с европейской.
Так, персидский поэт Низами Гянджеви, как и все его образованные сограждане, в XII в. не сомневался в шарообразности Земли, как и других планет солнечной системы, ему было известно о кольце вокруг Сатурна (в Европе это было заново «открыто» только Галилеем). В своих поэмах «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц» Низами профессионально характеризует многие небесные светила, которые европейцам станут известны лишь после изобретения телескопа.
Крайне показательно, что поиск знания считался в раннем арабском мире главной ценностью(!), и не было никаких ограничений – ни социальных, ни этнических, ни религиозных – в учении и приобщении к науке. Поэтому и античные достижения, и культуру Ирана мусульмане воспринимали в целостном виде, а не только в той степени, в какой они отвечали интересам теологии (как это было в Западной Европе). Книги в халифате переписывались от руки, но существовали в невиданном для европейцев количестве, а это значит, что на них существовал огромный спрос. Ведь стремление выйти за пределы привычного знания постулировано в Коране, где записано: «Ищите знания, даже если вы в Китае», то есть даже в совершенно чуждом Вам мире. И в этом нет ничего удивительного, ибо сам Мухаммед называл пророка Ису не иначе как «словом Господним». А нам прекрасно известно, что говорил Иса по этому поводу: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:6).
Отсюда становится совершенно понятно, почему научные центры халифата организовывали и финансировали многочисленные путешествия в познавательных целях. Например, халиф аль-Васик организовал экспедицию на поиски железной стены на крайнем севере, за которой, по коранической традиции, были заключены чудовищные, опасные для человечества существа Йаджудж и Маджудж (библейские Гог и Магог). По крайней мере, до начала Крестовых походов мусульманская наука была самой передовой в мире.
И вот что теперь получается. Первая волна Рассеяния, запущенная пророком Исой, ушла в Европу и уже более-менее улеглась. С арабами же вернулась вторая волна, которая, дойдя до Аравии, переотразилась там от пророка Мухаммада, и вот теперь новые актёры этого всемирного спектакля пришпорили лошадей и с гиканьем и улюлюканием явили свету собственное понимание Слова – ислам. Сказать точно, кто именно ознакомил арабов с текстами учения пророка Исы, трудно, но это вполне могли быть какие-то иудейские хасиды, принявшие, наконец, Иисуса всерьёз. А вообще, пусть этим вопросом занимаются имамы, не будем лезть в чужой монастырь.
Главное, что в VII веке бывшие еретики наносят мощный ответный удар, и обе части старой империи разом теряют свои африканские житницы – Египет и Тунис. А Византию враги окружают теперь со всех сторон, что лично я считаю весьма логичным. Не фиг было за счёт рабов жить. Даже Рим сподобился кое-что поменять и заменил абсолютное рабство условным рабством крепостничества.
А в православной Византии всё оставалось по-прежнему, и рабы при любом удобном случае присоединялись к врагам империи. Не исключено, что как раз благодаря множеству рабов славянского происхождения именно славянские дружины особенно часто терзали греков. Некоторые исследователи даже полагают, что английское слово «slave» – раб – произошло от самого названия славянских племён. А если это так, то любой набег даже небольших банд мог подобно снежному кому превращаться в самое настоящее славянское вторжение за счёт местных пахарей.
В общем, византийская империя, даже не имея серьёзных противников, постоянно теряла влияние, и почти вся история Византии – это история угасания и упадка последнего осколка античного мира.
Единственной серьёзной попыткой сломить этот процесс можно считать правление императора Льва III Исавра. Одной из первых мер, которые он предпринял, была реформа, направленная на то, чтобы несколько почистить государственную религию. В том числе, Лев начинает борьбу с иконами. На самом деле проблема, конечно, была не в самих иконах, а именно в идолопоклонстве, в которое вырождалось почитание икон. И более чем верятно, что на подобные реформы Исаврянин был сподвигнут знакомством с исламской традицией. Более того, долгое время в Византии мусульман считали если не своими в доску, то писания Мухаммеда изучали серьёзно. При этом и сами мусульмане не рассматривали христиан как нечто враждебное или чуждое. Всё было даже наоборот. Например, существовал в арабских странах особый такой налог джизья, так называемый налог с «народов Писания» – христиан и иудеев. Так вот он был в несколько раз меньше, чем подать с язычников и зороастрийцев.
В общем, реформы Льва Исавра не на пустом месте возникли – это однозначно. А помимо идеологической реформы Лев начал и экономические преобразования, которые заключались, например, в том, что были, наконец, жёстко отрегулированы отношения между арендатором земли, крестьянином, и хозяином-землевладельцем.
Однако, вскоре выяснилось, что реформы императора Льва прямо били по римскому престолу. Иконоборческий эдикт покушался на прибыльное производство икон и мощей, располагавшееся в западных епископствах, ну а регулирование земельных отношений лишало папу возможности бесконтрольно наращивать свои владения.
Разумеется, император Лев III был тут же объявлен святотатцем и еретиком, стремящимся искоренить «истинную религию». К восстанию против него призывалась вся Италия, для чего религиозные лозунги были дополнены и политическим, с явным националистическим уклоном, мол, Италия должна отделиться от чужеземной, святотатственной империи с чуждыми константинопольскими императорами и патриархами. Параллельно с этим папы начали переговоры с лангобардами.
Но при всём своём недовольстве политикой Византии, Рим был уязвим перед теми же лангобардами, которые в случае полного поражения императора оказывались полными хозяевами Италии, что в прежние времена оборачивалось большой кровью. А рассчитывать на то, что эти времена миновали, было бы крупной ошибкой.
Вот тут можно очень чётко выделить направление мышления руководства любых финансовых фондов, которое очень ловко сформулировал в своё время Карл Маркс. Оказавшись между жадностью и страхом, папский престол без раздумий выбрал жадность, т.е. начал переговоры с лангобардами.
Флюгер завертелся. Папам Григорию II и Григорию III пришлось внести крупные денежные суммы лангобардскому королю Лиутпранду и даже уступить ему часть своих земель. Но когда в Риме убедились, что плодами победы над византийскими силами в Италии может воспользоваться лангобардский король, то тут же вступили в переговоры с Византией. При этом переговоры Римом же умышленно затягивались, поскольку он судорожно искал какую-либо третью силу, которую можно было бы поочередно направлять то на Византию, то на лангобардов и тем сохранить свои доходы.
Такую силу Рим нашёл во франкском короле Пипине Коротком, захватившем власть в Галлии. Туда и отправился папа Стефан III лично, чтобы договориться о защите Рима и от византийцев, и от лангобардов. Эта защита была выгодна и франкам, заинтересованным в том, чтобы не допускать усиления в Северной и Центральной Италии ни лангобардов, ни византийцев. На совете франкской аристократии в Керси на Уазе идея защиты «дела святого Петра и святой римской республики» была встречена сочувственно. Король Пипин обещал щедрые награды за участие в войне против лангобардов, и в 754 году при Сузе франки одержали над ними победу. Теперь Риму никто не угрожал, но в обмен на эту услугу папа Стефан III, в целях укрепления союза с франками, торжественно венчал Пипина королевской короной и запретил всем франкам на будущие времена под страхом отлучения от церкви выбирать королей из другой семьи помимо той, «которая была возведена божественным благочестием и посвящена по предстательству святых апостолов руками их наместника, суверенного первосвященника».
Отныне Пипин стал «божьим избранником» и «помазанником бога». Так начался союз между франкским троном и римским алтарем. Трон получил «божественную» основу, алтарь же устами Стефана III требовал за это вознаграждения. Пипин, торжественно передал папе отнятые у лангобардов земли. Этот «Пипинов дар» 756 года представлял собой значительную территорию. В ее состав входили: равеннский экзархат (включавший в те времена также Венецию и Истрию), Пентаполис с пятью приморскими городами (ныне Анкона, Римини, Пезаро, Фано и Сенегалья), а также Парма, Реджио и Мантуя, герцогства Сполето и Беневент и, наконец, остров Корсика. Что касается Рима и его области, то он не был в руках лангобардов, не был, следовательно, отвоеван у них Пипином, и не мог быть «подарен» папе, и вообще официально принадлежал Византии. Тем не менее, «Пипинов дар» включал и Рим, который и стал столицей папского государства, обычно называвшегося Церковной или Папской областью.
Это была новая ступенька для хозяев римской церкви. Но ступенька эта оказалась с подвохом. Её ещё надо было грамотно оформить юридически. Щедрый «дар» короля Пипина носил своеобразный характер. «Богопомазанник» давал папе то, что принадлежало не ему, а Византии: ведь Римская провинция со столицей не была завоевана ни лангобардами, ни франкским королем и продолжала формально оставаться по-прежнему во власти Константинополя. Но если Пипин давал то, что принадлежало другому, то папа получал то, чего брать не имел права. Будучи подданным византийского императора и утвержденным им в качестве римского епископа, папа, отправившись к франкскому королю под предлогом защиты императорских интересов, совершал прямую измену по отношению к своему государю.
Вот здесь мы можем ознакомиться с другой стороной стиля ведения дел а ля папа римский. Для того чтобы узаконить сей пируэт, в Риме был запросто сфабрикован фальшивый документ, названный позднее «Константиновым даром». «Константинов дар» представляет собою грамоту, якобы данную ещё императором Константином папе Сильвестру I. Подлинность ее была подвергнута сомнению ещё Николаем Кузанским, а подложность окончательно доказана Лоренцо Балла – гуманистами XV века.
В этой грамоте император за «наставление его в истинной вере» и «исцеление от проказы» якобы предоставлял кафедре наместников апостола Петра власть и почет, равные императорским, а также главенство над всеми христианскими церквами. Кроме того, папе давался ряд привилегий, церквам Петра, Павла и Латеранской – богатые дары, а римским кардиналам – звание сенаторов. «А чтобы первосвященническая верхушка не померкла», гласит грамота, папа получает высшую власть над Римом, Италией и всей западной частью Римской империи. Отдав власть над Западом папству, Константин ограничивал свое господство Востоком, «ибо несправедливо, чтобы земной император имел власть там, где небесный император учредил господство главы христианской религии».
Этот очевидный бред в течение почти тысячи лет являлся официальным документом. Впрочем, тот же Карл Пипиныч, именуемый Великим, после того как добился от папы провозглашения себя императором, далее смело поплёвывал на любые «Константиновы дары» тысячью различных способов.
В самом же Риме, благодаря вышеописанным событиям, окончательно и бесповоротно оформляется власть римских кардиналов, которые объявлялись теперь сенаторами по умолчанию, и самого папы. Это вызвало небольшую междоусобицу, поскольку такие расклады не шибко обрадовали сенаторов старого образца, и они попытались провести в папы своего человека.
Но тогда всё закончилось победой церковников, и в 769 году, при поддержке франкского короля, был созван специальный собор в Латеранской базилике в Риме, с участием двенадцати франкских епископов. Собор постановил, что отныне в папы можно избирать исключительно кардиналов-священников или кардиналов-дьяконов и что светские лица, военные или гражданские, в особенности не жители Рима, будут исключаться из коллегии, избиравшей папу. Только после того как избрание папы формально признавалось правильным, лица недуховного звания, проживавшие в Риме, могли своими подписями как бы поддержать уже состоявшееся избрание.
Перед этим же собором предстал ставленник противников примата церковной власти Константин II, которому милосердно не снесли голову, а только выкололи глаза. Его обвинили в том, что он в качестве недуховного лица принял посвящение в папы. Стоя на коленях и умоляя о пощаде, Константин говорил, что он насильно был провозглашен папой и что не раз и до него в папы избирались недуховные лица. Собор не посчитался с этим заявлением Константина. Был сожжен акт о его избрании, посвященные им лица были признаны незаконно получившими духовное звание, самого же его заточили пожизненно в монастырь. В заключение, собор, желая показать, что ему не чужды и духовные интересы, подтвердил необходимость почитания икон и отлучил от церкви иконоборцев.
Теперь, вроде бы, рост влияния Рима не сдерживался ничем. Союз трона и алтаря был взаимовыгодным, и в канун рождества 800 года в Риме состоялась торжественная церемония коронации Карла Пипиныча, которого провозгласили императором. И уже казалось, что возвращаются старые добрые имперские деньки.
Карл начал наступление на восток и приступил к реконкисте имперских земель. Начал он с завоевания саксов. Ну, как завоевания, скорее это было порабощение. Многотысячные массы мирных саксов захватывались, насильно крестились в католики и отправлялись на пустующие после трёх веков разрухи земли империи, где их ждала вполне предсказуемая участь – все они становились крепостными. Как утверждает летописец, каждый из трёх саксов был переправлен на запад. Соратник Карла и его биограф Эйнгард говорит, что только за один раз 10 тысяч саксов с Эльбы было переброшено к Рейну.
Отобранные же у саксов огромные территории в современных Нидерландах, Вестфалии и Саксонии раздавались как воинам короля-императора, так и епископам, которые занимались обращением варваров в новую религию. В общем, происходило всё то же самое, что и при завоевании Америки. С одной той лишь разницей, что сами саксы были нужны завоевателям как дешёвая рабочая сила и перегонялись как скот на пустующие земли. А вот индейцам повезло меньше, Европа уже была перенаселена, а потому коренное население Нового Света без сожаления истреблялось за ненадобностью.
Представляя себя как верного слугу церкви, Карл стремился заручиться поддержкой главы западных христиан, что существенно повышало легитимность его власти. Со времён Пипина и его сына Карла сохранилось 13 грамот, освобождавших монастыри от всяких государственных взиманий (иммунитеты). Сын Карла Людовик Благочестивый, как можно понять из его погонялова, был особенно милостив по отношению к церкви: он передал ей множество государственных земель с большими поселениями (Бонн, Дюрен и др.). Он даже предоставил право чеканки собственных монет корвейскому и прюмскому аббатствам, а ряд монастырей получил от Людовика торговые и финансовые привилегии. Во франкской монархии церкви принадлежало от трети до половины всей земли, а доход от неё порой значительно превышал половину дохода всего королевства, в которую входили и многие другие статьи.
При этом сами папы не забывали и про свой основной источник экспансии – прекарии. Насколько в IX веке за счет свободных крестьянских земель обогатилась церковь, видно из того, что к концу этого века в Эльзасе из 435 поселений было 399 церковных; аугсбургский и лионский епископы имели по 1500 дворов, Зальцбург – 1600. Еще богаче были епископы Кельна, Трира, Вормса, Шпейера и Аахена. Некий документ 813 года указывает, что в это время маленькой церковью считалась та, у которой было менее 300 дворов, средняя обладала 3 тысячами, а богатой считалась церковь, имевшая более 8 тысяч дворов. Труд закрепощенных церковных крестьян, в особенности в монастырях, приносил большие доходы. Параллельно церковь усиленно занималась подъёмом промышленности, а именно виноделием, солеварением, разведением красящих трав, а также торговлей и ремеслом. В общем, если не заглядывать здесь далеко в будущее, то можно было бы даже сказать, что мудрое правление римских понтификов, хоть и имело к христианству никакого отношения, по крайней мере, возрождало мир и процветание в империи. Но суть-то как раз в том, что это действительно не имело никакого отношения к учению Христа, а потому любые успехи были только временными.
Папство окончательно превратилось в финансовую корпорацию, которую логично волновал лишь рост прибылей. Вся эта управленческая мудрость диктовалась лишь самыми меркантильными и низменными соображениями. А помимо логичного желания развить производственные мощности, Рим продолжал искать и другие способы высасывать ресурсы из окружающего мира. И самым одиозным из них была церковная десятина.
Первое упоминание о церковной десятине относится только к 567 году, когда епископ Тура, власть которого распространялась на Анжер, Нант и другие районы, обнародовал послание к верующим, в котором, наравне с необходимостью нравственного усовершенствования «христианского стада», требовал неукоснительного платежа десятой части всего имущества в пользу церкви. Папа всей силой своего авторитета поддержал турского епископа. И десятину в равной степени теперь взимали даже с нищих! Последним надлежало платить треть солида за каждого трудоспособного сына, чтобы «был снят гнев божий с ныне живущих, а в будущем платящие будут пользоваться всякими благами». А при Карле Великом десятина получила силу не только церковного, но и государственного закона. В середине IX века это новое обложение было освящено специальным церковным собором, который, ссылаясь на Ветхий Завет, угрожал отлучением от церкви всякому отказывающемуся платить десятину в ее пользу.
Но новую далеко не римскую военную аристократию и того же императора Карла не мог радовать рост экономической вовлечённости церкви. Собору 813 года в Type пришлось даже оправдываться в злоупотреблениях прекариями перед светскими феодалами, встревоженными быстрым ростом церковных владений. Собор заявил, что ограбления мелких собственников не может быть там, где «за земные и эфемерные блага приобретается вечное блаженство», а прекарное держание земли, как утверждала церковь, вело крестьянина в рай божий.
Но сама необходимость этих оправданий говорит нам о том, что свободные земли уже подходили к концу и церковь потихоньку втягивалась в конфликт с другими землевладельцами, у которых зубки-то поострее были, а на «земные и эфемерные блага» им было ой как не наплевать.
В итоге, сам император был вынужден начать конфискации земель у епископов, чтобы раздавать их своим бойцам. Это, разумеется, был весьма нежелательный и конфликтный вариант для обеих сторон. Компромисс заключался в том, что епископы теперь тоже должны были поставлять бойцов в армию императора, как это делали светские сеньоры. Например, уже после смерти Карла, 19 германских епископов и 10 аббатов отправили на театр военных действий 1480 тяжеловооружённых всадников, в то время как 20 герцогов, графов и прочей сеньоральной шпаны собрали втрое меньше.
Очевидно, что образованные церковные манагеры справлялись со своими задачами эффективнее, нежели братки-аристократы. А потому Карл и продолжил снабжать церкви и монастыри всё новыми землями, и привилегиями, перекладывая на церковь хозяйственные функции. Но параллельно с этим, Карл взял в свои руки и назначение епископов и прочих церковных чинов. Ну, право слово, нельзя же отдавать не приобретая. В целом, в отношении церкви Карл вел политику сходную с той, что проводилась первыми императорами Византии.
Но всё это благолепие стояло на жидкой основе. Те же епископы, вынуждены были отдавать в аренду землю всё тем же браткам-рыцарям, чтобы направить их потом в имперское войско. Таким образом, церковные чины оказывались вовлечёнными в общую феодальную иерархию. А местные церкви и их земли оказывались внутри владений крупных сеньоров, которые зачастую считали и церковные земли своей собственностью, в некотором смысле. Собственно, большую часть новых церквей светские сеньоры сами строили на своих землях, да и оживающие города тоже не отставали. Понятно, что просто так отдавать доходные епископские и аббатские места местные власти не хотели.
Папство ничего не могло противопоставить такому повороту событий, поскольку каков поп, таков и приход. Всем тоже хотелось делить гешефты, а потому очень быстро должности епископов, аббатов и священников были повсеместно выставлены на продажу. И надо сказать, что торговля за ценные церковные должности происходила в самом неприглядном виде: из-за десятины или другой какой-либо статьи шел ожесточенный спор между епископом и сеньором, а потом еще и между священником, с одной стороны, и епископом и сеньором – с другой. Нередко один сеньор покупал у другого церковь, с тем, чтобы перепродать ее церковнослужителю. Собственник земли, на которой была построена церковь, постепенно превращался в своеобразного рантье, получателя ежегодных процентов, обычно в натуральном виде. Такая купля-продажа церковных должностей, получила презрительное наименование «симонии».
По сути, в Европе образовался самый настоящий спекулятивный рынок церковных должностей. И дело даже не в самом рынке, а в том законе управления, который он отражает. Аристократическая верхушка свежесобранной воедино империи теперь снова ударилась в потребительский материализм и начала гонку за удовольствиями. И самым ярким примером для подражания были как раз новые священники-симонисты, основной целью которых было отбить потраченные деньги.
Однако, гонка за прибылями в условиях виртуальной феодальной структуры управления, очень быстро поставила всех участников перед необходимостью нового передела земель. И уже после смерти Людовика Карловича Благочестивого империя снова стремительно рассыпалась – амбиции и жадность Каролингов просто разорвали её на множество маленьких кусочков.
При этом феодализация не обошла стороной и церковь, как неотъемлемую часть общей управляющей структуры. Местные администраторы теократической корпорации всё чаще оказывались людьми посторонними, как правило, младшими сыновьями благородных семейств. И они, конечно же, тоже не видели никакого смысла делить свои доходы с бессильным центром.
Война за передел общеевропейской собственности привела к новому жестокому кризису. Только начавшееся было при Карле Великом восстановление экономики снова штопором ушло вниз. Что опять же создало очень серьёзный повод для брожения умов. А тут ещё и у викингов какой-то демографический взрыв случился.
Ранее-то короли с их крупными дружинами гоняли берсерков-одиночек легко, но теперь каждый был сам за себя, и любители сока из мухоморов доходили аж до Парижа. Правда, взять его не могли. Но скандинавы компенсировали эту неудачу оккупацией Нормандии, Аквитании, Сицилии, юга Италии и, видимо, ограблением значительной части севера Восточной Европы. Некоторые утверждают, что кое-где их даже звали на службу. Хотя, скорее всего, они приходили сами, никого не спрашивая.
Постоянные рейды ватаг скандинавских удальцов тем более раздражали население империи, что местные сеньоральные власти даже не пытались ничего сделать. Они просто растащили на стройматериалы остатки римских вилл и понастроили себе замков, где при любом шухере и запирались. В общем, этот бардак привёл к серьёзной дискуссии на тему как жить дальше.
