-----
В машине было тепло, темно и удобно, когда я отъезжал от закусочной, и я чувствовал … радость. Это было большее освобождение, чем в ночь, когда я бросил Эсме, потому что сегодня я сделал что-то конструктивное. Она сломалась, как я и предчувствовал, и хотя я ужасно себя чувствовал за то, что расстроил ее, не сожалел о прогрессе, который она сделала. Я видел в ее глазах, когда она капитулировала, осознав, что была неправа. Не совсем неправа, надо сказать, но она позволила своим зашкаливающим эмоциям руководить своими действиями, и теперь восстановит отношения, которые разрушила. Наши и их.
И она сделает это, потому что даже хотя ее ограда вокруг Беллы выше, чем вокруг себя, она не способна перенести возможное разочарование ее сестры. Так что я нашел лучший способ поддержать ее в поисках правильного баланса в наших взаимоотношениях.
Пока я ехал домой, явно успокоившись, я начал продумывать стратегию и перечень требований в наших новых обстоятельствах. Эсме необходимо приблизиться к Эдварду и самой пронаблюдать то, что я видел между ним и Беллой на его дне рождения. Им нужно вести себя ответственно и успокоить ее страхи, оставаясь менее зависимыми. Ему нужно завоевать ее доверие, и я мог только молиться, чтобы он не разрушил удачное стечение обстоятельств для возврата ее хорошего отношения. Я улыбнулся, осознав, что он, возможно, сделает все, чтобы быть рядом с Беллой.
Я продолжал действовать под действием моего вторичного инстинкта оттащить их в сторону и научить их правильному способу управлять их взаимоотношениями, учитывая их особенные обстоятельства. И возможно, когда все устаканится, Эсме и я сможем убедить Беллу и Эдварда обсудить лечение – самое минимальное – их проблем со сном.
Было почти девять, когда я вывернул на подъездную дорожку, и дом выглядел странно темным. Я провел большую часть дня в клинике, и мое возвращение домой было отложено из-за встречи с Эсме, которая длилась почти три часа.
Я припарковался и вышел из машины. Мягкий свет из гостиной слегка освещал двор, и дорожка к темному крыльцу была еле видна. Я нахмурился, дойдя до двери и вытирая ботинки. Было непродуманно – не включить на крыльце свет, если они оба знали, что я прихожу домой после наступления сумерек.
В доме было тихо, когда я вошел и закрыл за собой дверь. Тихо, и как-то… темно. Я с любопытством свел брови и положил мою сумку в фойе, после чего отправился к лестнице, проклиная выключенный свет, пока поднимался по ступенькам.
Я честно стремился поговорить с Эдвардом о событиях вечера. Я хотел проинформировать его о правильном поведении перед Эсме и увидеть его улыбку, когда я скажу ему, что мы приглашены на обед на следующий день с ней и Беллой. Нам всем нужно отклониться от теперешней всеобщей мрачной и напряженной атмосферы двух наших домов.
Когда я добрался до второго этажа, что-то хрустнуло под моей ногой. Я отступил и в замешательстве обнаружил сломанную рамку от картины. Решив, что она сорвалась со стены, я начал собирать осколки стекла и выбросил их в мусорку ванной второго этажа, после чего продолжил подниматься по ступенькам в комнату Эдварда.
Дойдя до коридора, который вел к его двери, я включил свет и опять нахмурился. Он не выходил из своей комнаты с тех пор, как садилось солнце. Это не было таким уж редким явлением, так что я много не думал об этом, подойдя к его двери и тихо постучав.
Дверь достаточно приоткрылась от стука моего кулака, и я занервничал, не желая заходить без предварительного словесного разрешения. В конце концов я решил, шагнув в темную полосу, созданную приоткрытой дверью, что мои новости смогут достаточно отвлечь его от моего вторжения.
Предварительно я распахнул дверь и нащупал на стене выключатель. Когда мои пальцы повернули его, моя челюсть медленно отвалилась от ужаса, когда я в замешательстве оглядел большую комнату передо мной.
Она была абсолютно разрушена.
На полу беспорядочно валялись бумаги и одежда, так что золотой ковер был практически не виден. Стены покрывали дырки и царапины. Я вошел внутрь и наткнулся на перевернутый черный кожаный диван. Мои глаза расширялись все больше, пока я обходил его. Мой взгляд смотрел все дальше, и я понял, что книжный шкаф тоже перевернут и теперь лежит на полу дверцами вниз, книги были беспорядочно разбросаны по периметру.
И кровать…
Кровать была уничтожена, простыни были скручены и порваны на куски, разбросанные в беспорядке на полу, открывая светло-голубой матрас. Моим первым инстинктом при виде искореженных останков были моментальные тревога и беспокойство. Я был ошарашен, обеспокоен, разозлен, а Эдварда нигде не было видно.
Я осмотрел ванную – она была пуста, хотя надо признать, была в лучшем состоянии, чем спальня. Я перелез через книжный шкаф к балкону, но и там никого не было.
Я вернулся к двери и начал обыскивать дом в поисках Эдварда, и не мог решить, хочу ли его наказать или просто в полной панике за его безопасность. Но каждая комната, в которую я входил, была пустой и темной, и я наконец понял, что скорее паникую, чем злюсь.
Кухня была черной и пустой. Так же, как и столовая и общая комната. Телевизор в гостиной был выключен, хотя свет был включен, и я начал искать телефон позвонить властям, потому что не имел представления, что произошло в моем доме и куда делись мальчики.
Я опять побежал по ступенькам к телефону в моем кабинете, пытаясь успокоиться, добегая до двери и открывая ее. Кабинет был темный, как я и ожидал. Но, зайдя в комнату, я вздрогнул, увидев тело на кожаном стуле, наискосок от моего стола.
Я нащупал на стене выключатель и осветил комнату. Стул стоял спинкой ко мне на противоположном конце комнаты, но как только я увидел знакомую копну бронзовых волос, высовывающихся из-за спинки кожаного стула, меня переполнило облегчение.
И теперь… когда я знал, что он жив и дышит, почувствовал спокойствие вместе в раздражением и злостью, которых оттолкнул от себя раньше.
Я в замешательстве нахмурился над тем, что он мог делать здесь, сидя в темноте в моем кабинете.
- Ты можешь объяснить, какого черта произошло наверху? И где ошивается Эммет? – спрашивал я, пересекая комнату, самым обходительным голосом, какой только мог воспроизвести. Он не ответил, и я не встретился с ним взглядом, пока не обошел стол и не придвинул к нему стул.
Я сел с облегченным вздохом, лишенный силы от того, что нашел мой дом в таком странном состоянии, когда наконец встретился с ним глазами.
- Господи боже, Эдвард, - выдохнул я, опять приподнявшись со стула, и в мою грудь вернулась паника.
- Что с тобой случилось? – пораженный ужасом, спросил я, оглядывая его израненное лицо.
Его щека была красной, на ней проявлялся синяк от сильного удара, его нижняя губа была рассечена, и хотя она уже покрылась корочкой, это не успокоило меня. Присмотревшись, я заметил на его шее следы глубоких укусов, от которых я нервно сглотнул, и мой взгляд сосредоточился на набухших и кровавых ранках, прячущихся за его воротником.
Мой взгляд пропутешествовал от его шеи к его спутанным волосам, которые были необычно грязными и запутанными. Почему он не говорит?
Я нашел его глаза – они были красными, отекшими и невозможно темными, как будто он… плакал. Но больше всего тревожило выражение его лица, с которым он сидел на стуле и смотрел на меня в полной тишине.
Ясное и спокойное.
Его лицо было расслабленным и безмятежным, и его брови и лоб - необычно гладкими, голова слабо прислонилась к спинке стула. Я внимательно наблюдал за ним весь последний месяц и хорошо знал все выражения его лица. Это не походило ни на одно из них.
Он выглядел зловеще спокойным посреди сотен болезненных признаков, и это просто ужасало. Я медленно опять опустился на стул, и его зеленые глаза проследили мое движение неестественно плавным движением, пока все остальное его тело оставалось полностью недвижимым.
- Ты подрался? – уклончиво спросил я придушенным шепотом, поглощая больше деталей его всклокоченного появления. Но я знал, что он не делал этого. Я видел Эдварда после драк раньше, и спокойным и безмятежным он не был. Это было отличием, и он продолжал пристально смотреть на меня все с тем же спокойным выражением.
Я провел много времени в тишине, изучая его, фиксируя его повреждения в памяти для последующего лечения, пока совсем не разозлился и возмутился его полным отсутствием движения и общения.
- Пожалуйста, скажи что-нибудь? – приказал я, и в моем тоне отчетливо слышалось отчаяние, потому что он наконец почти незаметно пошевелился. Я периферическим зрением увидел, как на подлокотнике шевельнулась его рука, и с предчувствием наблюдал, как его губы приоткрылись, и он тихим хриплым голосом произнес:
- Мне нужна твоя помощь.
2015-08-21
270
