2015-08-21
253
VIII
На следующий день, еще на заре, Серж стал звать Альбину. Она спала вкомнате верхнего этажа, куда ему не пришло в голову подняться. Он выглянулиз окна и увидел, что она, встав с постели, открывает ставни. Заметив другдруга, оба звонко расхохотались. -- Сегодня ты не пойдешь гулять,-- сказала Альбина, входя к нему вкомнату.-- Надо отдохнуть... А завтра я тебя поведу далеко-далеко, туда, гденам будет очень хорошо. -- Значит, мы будем сегодня скучать,-- пробормотал Серж. -- О, какое там! Нисколько... Я стану тебе рассказывать разные истории. И они провели чудесный денек. Окна были раскрыты настежь. Параду входилк ним в комнату и смеялся вместе с ними. Наконец-то Серж вполне освоился сэтой комнатой. Он воображал, что родился в ней. Он хотел все рассмотреть ивсе себе объяснить. Гипсовые амуры, склонившиеся над альковом, забавлялиСержа до такой степени, что он влез на стул и повязал поясок Альбины вокругшеи самого маленького; это был шаловливый карапуз с задранным кверху задикоми опущенной головой. Альбина хлопала в ладоши и кричала, что он напоминаетжучка на веревочке. Потом ей стало жалко амурчика. -- Нет, нет, лучше отвяжи его!.. Так ты мешаешь ему летать. Но особенно занимали Сержа амуры, которыми была расписана стена наддверью. Он только досадовал, что не может разобрать, в какую игру онииграют: живопись сильно потускнела. С помощью Альбины он пододвинул столик,и они вскарабкались на него вдвоем. Альбина давала объяснения. -- Посмотри-ка, они бросают цветы. А под цветами видны только три голыеножки. Знаешь, мне помнится, что, когда я сюда приехала, я различала междуними еще какую-то спящую даму. Но с течением времени она стерлась. Потом они осмотрели все панно в простенках, и никаких нечистых мыслейигривая роспись будуара в них не пробудила. Картины искрошились, точнонакрашенное лицо XVIII столетия с осыпавшимися белилами; они настолькостерлись, что теперь видны были лишь колени да локти раскинувшихся всладострастной истоме тел. Слишком откровенные подробности, услаждавшиелюбовников в былые времена, в пору любви, аромат которой, казалось, ещесохранялся в алькове,-- все эти подробности исчезли; свежий воздух поглотилих и уничтожил без следа, так что комната, как и парк, стала вновьпервобытно девственной в сиянии спокойного солнца. -- Ну, да тут мальчишки чем-то забавляются...-- сказал Серж, слезая состола.--А ты умеешь играть в пятнашки, а? Альбина умела играть во все игры. Только для игры в пятнашки нужныбыли, по крайней мере, трое. Они расхохотались, но Серж возразил, что вдвоем-- лучше.всего, и они поклялись всегда оставаться вдвоем, у -- Хорошо быть у себя; никто посторонний не мешает,-- начал опятьмолодой человек, растянувшись на диване.-- А мебель тут пахнет чем-тостаринным, таким приятным... Здесь славно, как в гнездышке. Вот комната, гдеобитает счастье! Но девушка с важностью покачала головой. -- Если бы я была из пугливых,-- возразила она,-- первое время я быздесь очень боялась... Вот как раз об этом я и хочу тебе рассказать. Яслышала эту историю от местных жителей. Может быть, они все выдумали. Нослушай, она тебя развлечет! Она уселась рядом с Сержем. -- Много, много лет прошло с тех пор... Параду принадлежал одномубогатому вельможе, который поселился здесь вдвоем с очень красивой дамой.Ворота замка были всегда на запоре, стены сада были так высоки, что никтоникогда не видел даже кончика юбки этой дамы. -- Я знаю,-- перебил Серж,-- дама эта так больше и не вышла отсюда. Альбина посмотрела на него с изумлением и даже рассердилась, что онзнает ее историю. И тогда Серж вполголоса продолжал, сам удивленный, что оназнакома ему: -- Ты мне уже рассказывала об этом. Она запротестовала, но потом согласилась -- ему удалось убедить ее, чтоона уже рассказывала о даме. Но она все же закончила свою историю в такихвыражениях: -- Когда вельможа отсюда уехал, он был совсем седой. И велел заложитьвсе отверстия, чтобы кто-нибудь не потревожил дамы... Она умерла в этойсамой комнате. -- В этой комнате! -- воскликнул Серж.-- Ты мне этого не говорила...Ты, наверно, знаешь, что она умерла в этой комнате? Альбина рассердилась. Ведь она рассказала только то, что всем известно.Вельможа велел построить для незнакомки, походившей на принцессу, этотпавильон. Впоследствии прислуга из замка утверждала, что их господинпроводил в павильоне дни и ночи. Слуги часто видели, как он медленнопрогуливался по аллеям с незнакомкой, заходя в самые глухие уголки; но ни за что на свете они не согласились бы подкараулить возвращение парочки, котораяна целые недели пропадала в парке. -- Значит, она умерла здесь! -- повторил Серж. Он был поражен.-- И тызаняла ее комнату, пользуешься ее мебелью, спишь на ее кровати? Альбина улыбалась. _. ты прекрасно знаешь, что я не трусиха,-- сказала она.-- К тому жевсе это было так давно. Ведь тебе эта комната показалась такой счастливой! Они умолкли и поглядели на альков, на высокий потолок, на углы,подернутые серыми тенями. В поблекших тонах обивки было что-толюбовно-нежное. Им почудилось, что до них донесся еле слышный вздох далекогопрошлого, полный покорности и горячей признательности вздох обожаемойженщины. -- Да,-- пробормотал Серж,-- бояться нечего. Здесь так покойно. Альбина, приблизившись к нему, продолжала: -- Лишь немногие знают, что в самом саду они отыскали укромный уголок,место несказанной красоты, где они, в конце концов, стали проводить всевремя. Я это знаю из самого верного источника... Местечко это, полноепрохладной тени, затеряно в недрах непроходимого кустарника, там до тогокрасиво, что забываешь весь мир. Должно быть, там ее и похоронили. -- Это в цветнике? -- спросил Серж с любопытством. -- Я и сама не знаю, сама не знаю! -- воскликнула девушка с растеряннымвидом.-- Я искала повсюду и до сих пор еще нигде не 'нашла этой заветнойлужайки... Нет ее ни среди роз, ни в лилиях, ни на ковре фиалок... -- Может быть, она в том уголке, поросшем грустными цветами, где ты мнепоказала статую ребенка со сломанной рукой? -- Нет, нет! -- Тогда, быть может, в глубине пещеры, рядом с прозрачным ручейком,где потонула большая мраморная женщина, у которой размыло все лицо? -- Нет, нет! Альбина на минуту задумалась. А потом продолжала, будто разговариваясама с собой: -- С первых же дней я принялась за поиски. Я проводила целые дни вПараду, шарила по всем зеленым закоулкам, и все только для того, чтобыкогда-нибудь добраться до этой лужайки. Сколько я понапрасну потерялавремени, пробираясь сквозь терновник в самые отдаленные уголки парка!.. О, ябы сразу узнала этот волшебный приют по громадному дерезу, которое раскинулонад ним шатер из листьев, по его мягкой, как плюш, шелковистой траве, постенам из зеленого кустарника, через который не могут пробраться даже птицы! И она обвила шею Сержа рукою и стала настойчиво его умолять: -- Скажи: теперь мы станем искать вдвоем и найдем его... Ты такойсильный, ты будешь раздвигать сучья, и я заберусь в самую чащу. Когда я устану, ты меня понесешь; ты мне поможешьперебираться через ручьи; если мы заблудимся, ты сможешь влезть на дерево...И какая будет радость, когда мы усядемся, наконец, рядышком под лиственнойкрышей, посреди полянки! Мне говорили, что там в одну минуту люди переживаюткак бы целую жизнь... Скажи! Добрый мой Серж! С завтрашнего дня мыотправимся на поиски, перероем все заросли парка одну за другой, пока неисполнится наше желание, хорошо? Серж улыбнулся и пожал плечами. -- А зачем это? -- сказал он.-- Разве нам плохо в цветнике? Останемсялучше с цветами. Зачем искать счастья далеко, когда оно тут, рядом с нами? -- Там погребена покойница,-- зашептала Альбина, снова впадая вмечтательное настроение.-- Ее убила радость, счастье сидеть на этой поляне.Там тень от дерева зачаровывает людей до смерти... Я бы тоже хотела тамумереть. Мы легли бы рядом друг с другом, взявшись за руки, и навекизаснули, и никто бы нас не отыскал никогда. -- Нет, молчи, не огорчай меня,-- с беспокойством перебил ее Серж.-- Яхочу жить под солнцем, подальше от этой гибельной тени! Твои слова менятревожат; они еще накликают на нас непоправимую беду! Ведь, наверно,запрещено сидеть под деревом, тень которого вызывает смертоносную дрожь. -- Да, запрещено,-- торжественно заявила Альбина.-- Все местные жителиговорили мне, что это запрещено. Наступило молчание. Серж поднялся с дивана, на котором лежал. Онзасмеялся и стал уверять, что такие истории его не занимают. Солнцесадилось, когда Альбина согласилась, наконец, сойти ненадолго в сад. Онаповела его налево, вдоль глухой стены, к заброшенным и заросшим колючимтерновником развалинам; здесь некогда помещался замок; земля вокруг была ещечерна от пожарища, разрушившего стены здания. Кирпичи в зарослях полопались;обвалившиеся стропила гнили. Все это походило на нагромождение каких-тобесплодных утесов, рухнувших, потрескавшихся, одевшихся жесткими травами илианами, которые заползли в каждую скважину, точно ужи. Альбина и Сержпридумали себе забаву--обойти во всех направлениях эти развалины. Ониспускались.во все отверстия, обыскивали все закоулки, точно надеялисьпрочесть повесть былой жизни на этом пепелище. Они не сознавались в своемлюбопытстве, беспечно гоняясь друг за другом среди этих лопнувших половиц иопрокинутых перегородок, но в действительности все их мысли были заняты лишьлегендою этих руин и этой дамой, что была прекраснее дня и касалась подоломсвоего шелкового платья тех ступеней, где теперь лениво прогуливались однитолько ящерицы. В конце концов Серж взобрался на самую высокую груду обломков и сталоглядывать парк с его развернутыми повсюду огромными зелеными скатертями,отыскивая среди деревьев серое пятно павильона. Альбина, сделавшисьсерьезной, молча стояла рядом с ним. _ Павильон там, направо,-- сказала она, хотя он и не спрашивал ее.--Это все, что осталось от здешних построек... Видишь, в конце этой липовойаллеи? И снова оба замолчали. А потом, словно продолжая вслух невысказанныеими мысли, Альбина произнесла: -- Когда он шел к ней, ему надо было спускаться по этой аллее; потом оногибал те вон толстые каштаны и входил под липы... Идти ему приходилось небольше четверти часа. Серж не раскрывал рта. На обратном пути они прошли по аллее, обогнул итолстые каштаны и вступили под липовые своды. То был путь любви. На травеони старались обнаружить следы шагов, какой-нибудь оторвавшийся бантик,какой-нибудь пахнущий прошлым предмет,-- словом, какой-нибудь знак, которыйбы ясно показал им, что они--на тропинке, ведущей к радости жизни вдвоем.Наступала ночь; парк уже замирающим, "но еще громким голосом взывал к ним изглубины своей зелени. -- Погоди,-- сказала Альбина, когда они подошли к павильону.--Тыподнимись наверх только минуты через три.. И она весело побежала и заперлась в комнате с голубым потолком.Заставив Сержа дважды постучать в дверь, она, наконец, немного приоткрыла ееи встретила его старинным реверансом. -- Добрый вечер, дорогой мой сеньор,-- сказала она и поцеловалаСержа... Эта выдумка в высшей степени им понравилась. Они совсем по-ребяческистали играть во влюбленных, словно стараясь вызвать к жизни ту страсть,которая некогда умирала в этом приюте неги. Они учились ей и как будтоотвечали урок, очаровательно ошибаясь. Они не умели целоваться в губы, атолько в щеку... В конце концов они принялись, звонко смеясь, танцевать другпротив друга, не умея иначе выразить то удовольствие, которое доставляла имих любовь.IX
На следующее утро Альбина захотела с рассветом отправиться на большуюпрогулку, которую задумала еще накануне. Она весело топала ножками иговорила, что они за день не обернутся. -- Куда же ты меня поведешь? -- спросил Серж. -- А вот увидишь! Но он взял ее за руки и посмотрел ей в лицо. -- Надо быть разумными, не правда ли? Я не хочу искать ни твоейполянки, ни твоего дерева, ни твоей смертоносной травы. Ты ведь знаешь, чтоэто запрещено. Она слегка покраснела и запротестовала: она вовсе и не думала об этом.Но затем прибавила: -- Однако если мы найдем, не разыскивая, а так, случайно, неужели ты несядешь там, рядом со мной?.. Значит, ты меня мало любишь! Они отправились. Пересекли напрямик цветник и даже не остановились,чтобы посмотреть на пробуждение цветов, омывавших свою наготу росою. Утробыло совсем розовое, как улыбка прекрасного ребенка, который приоткрываетглаза, лежа на белой подушке. -- Куда ты ведешь меня? -- повторил свой вопрос Серж. Но Альбинасмеялась и не хотела отвечать. Когда же они подошли к водной глади,прорезавшей сад в конце цветника, ошеломленная Альбина остановилась. Река отнедавних дождей была еще сильно вздута. -- Нам ни за что не перейти,-- пробормотала она.-- Обыкновенно я снимаюбашмаки и подбираю юбки. Но сегодня вода будет нам по пояс. С минуту они шли вдоль берега в поисках брода. Альбина говорила, чтоэто ни к чему, что ей все переходы известны. Когда-то здесь был мост, но онобвалился, засыпав реку большими камнями; между ними вода бежит и пенится. -- Садись ко мне на спину,-- предложил Серж. -- Нет, нет, не хочу! Ты еще поскользнешься, и мы оба хлебнем воды...Ты и не знаешь, какая предательская штука эти камни! -- Садись же ко мне на спину! В конце концов она соблазнилась. Разбежалась и прыгнула, как мальчишка,так высоко, что вскочила прямо на плечи к Сержу и оседлала его. Онзакачался, и Альбина крикнула, что он еще недостаточно крепок, что онасойдет вниз. Потом она прыгнула снова, на этот раз в два приема. То былавосхитительная игра. -- Скоро ли ты кончишь? -- спросил молодой человек и засмеялся.--Держись теперь крепче! Наступает решительная минута. Тремя легкими прыжками он перескочил на противоположный берег, едвазамочив кончики ног. Однако на середине реки Альбине показалось, что онпоскользнулся. Она вскрикнула и обеими руками ухватилась за его подбородок.Но он уже был на другом берегу и мчался с нею галопом по мягкому песку. -- Эй, эй! -- кричала она, вполне успокоившись, и очень забавляласьэтой новой игрой. И он бежал, пока ей хотелось этого, топоча ногами, подражая стукулошадиных копыт. Она щелкала языком, а руками захватила две прядки его волоси тащила, и поворачивала его, как вожжами, -- направо, налево. -- Ну вот, мы и приехали! -- сказала она и легонько похлопала Сержа пообеим щекам. Альбина соскочила на землю, а он, вспотев, прислонился к дереву, чтобыперевести дух. Тогда она на него заворчала и стала грозить, что не будетухаживать за ним, если он опять заболеет. -- Вот пустяки! Мне это только на пользу,-- отвечал Серж.-- Когда комне полностью вернутся силы, я каждый день стану носить тебя на руках целоеутро... Куда ты меня ведешь? -- А вот сюда, -- ответила она, и они оба уселись под гигантскойгрушей. Они находились в старом фруктовом саду. Живая изгородь из боярышника --целая стена зелени с редкими просветами -- отделяла в этом месте часть сада,настоящий лес плодовых деревьев, к которому нож садовника не прикасался ужецелое столетие. Иные из стволов мощно раскинулись во все стороны,искривленные, согнутые ударами бурь. В других, узловатых, покрытыхнаростами, образовались такие глубокие дупла, что деревья, казалось, былиприкреплены к почве лишь гигантскими пластами своей дряхлой коры. Высокиеветви, каждый год пригибавшиеся под тяжестью плодов, разбросалидалеко-далеко непомерно длинные сучья; но даже те из них, которые былинастолько перегружены фруктами, что подломились под их тяжестью и касалисьземли, все же не переставали плодоносить, питаясь соком через надломленныеместа. Сами деревья образовали естественные подпорки друг для друга, иныесделались чем-то вроде искривленных столбов для поддержки лиственного свода.Свод этот то шел над длинными коридорами, то раскидывался легким навесом, тораспластывался почти на уровне земли, словно прогнувшаяся кровля. Вокругкаждого колосса дикие побеги образовывали целые чаши, прибавляя к старойзелени лес молодых стеблей с кислыми, изысканного вкуса плодами. Взеленоватом свете дня, струившемся, как прозрачная вода, в безмолвии мховслышен был только глухой стук от падения срываемых ветром плодов. Там были патриархи -- абрикосовые деревья, еще бодрые, несмотря на свойпреклонный возраст, с парализованным боком и целым лесом мертвых сучьев --точь в точь леса кафедрального собора; но другая сторона этих деревьев былаеще жива и молода; нежные, свежие ростки пробивали здесь их грубую кору совсех сторон. Почтенные сливы, поросшие мхом, все еще вытягивались навстречугорячему солнцу, и ни один лист на них не поблек. Вишневые деревьяобразовали целые города с многоэтажными домами, с лестницами, с площадкамииз ветвей, на которых уместились бы десятки семейств. Далее шли яблони сперебитыми хребтами, с искривленными конечностями, словно раненые великаны скорявой кожей в зелено-ржавых пятнах. Гладкие груши, вздымая вверх мачтысвоих тонких стволов, точно корабли, стоящие в гавани, испещряли горизонттемными полосами своих веток; розоватые персики, пробиваясь сквозь сумятицувсей этой чащи, казалось, пленительно улыбались с томной осанкой красивыхдевушек, заблудившихся в толпе. Были и такие стволы, которые когда-то шлишпалерами, но с течением времени свалили на землю поддерживавшие ихнизенькие подпорки. Освободившись от загородок, жалкие остатки которых ещесвисали кое-где у них на ветвях, они росли теперь на приволье, но все жесохраняли некую отличительную особенность, некое подобие благовоспитанныхдеревьев, точно бродяги, щеголяющие в лохмотьях парадного платья. Вокругкаждого ствола, каждой ветки, виясь с дерева на дерево, перебегаливиноградные лозы. Вползая наверх, эти побеги точно смеялись. На минуткузадержатся где-нибудь на высоком узловатом сучке и рассыпаются оттуда ещеболее звонкими взрывами смеха, обдавая все это море листвы блаженным хмелемвиноградных гроздий нежно-зеленого, позлащенного солнцем цвета. И плешивыеголовы важных старцев фруктового сада сами, казалось, загорались от этого ипьянели. Налево деревья росли реже одно от другого: миндальные деревья с иххрупкой листвой давали доступ солнцу, под лучами которого в земле созревалитыквы, похожие на упавшую с неба луну. На берегу ручья, прорезавшего сад,росли утыканные бородавками, терявшиеся в покровах ползучей листвы дыни, атакже глянцевитые арбузы правильной овальной формы, точно страусово яйцо. Накаждом шагу кусты смородины загораживали прежние аллеи, выставляя напоказпрозрачные кисти своих ягод, каждое зерно которых светилось на солнце, какрубин. Живые изгороди из малиновых кустов напоминали ежевику; земля жепревратилась в сплошной ковер земляники: спелые ягоды, с легким запахомванили, усыпали всю траву. Однако самый волшебный уголок фруктового сада был еще левее, у стеныутесов, начинавших отсюда свое наступление на горизонт. В этом месте землябыла горяча, как в естественной теплице, куда лучи солнца падали совсемотвесно. Сначала надо было миновать гигантские фиговые деревья -- нескладныхвеликанов, которые сонно вытягивали ветви, похожие на сероватые руки; они до такой степени заросли мохнатой листвой, чтонельзя было пройти меж ними, не ломая молодых стеблей и не отбрасывая всторону высохших. Затем путь лежал сквозь заросли толокнянки, такой жезеленой, как и громадные буксы; усеянные красными ягодами, эти кустарникинапоминали первомайские деревца, украшенные алыми шелковыми кистями. Потомследовала роща, состоявшая из боярышника, кратеуса и ююбы, по опушке которойвечнозеленой каймой стояли гранатовые деревья. Сами гранаты едва завязалисьи были величиной с кулачок ребенка; пурпуровые цветы на самых краях ихветвей походили на трепещущие крылышки островитянок-птичек, что даже непригибают травы, на которой гнездятся. И, наконец, они дошли до апельсиновойи лимонной рощи, где мощные деревья глубоко вросли в землю. Прямые стволыуходили вдаль анфиладою темных колонн; блестящие листья живописно и веселовыделялись на лазури неба, а тень их, ровно разрезанная на тоненькиепластинки, рисовала на земле множество узоров, какие бывают на ситце. Здесьтень имела особое очарование, перед которым блекнет прелесть обыкновенныхевропейских фруктовых садов. Тут господствовала теплая радость света,просеивающегося золотою летучею пылью, тут царила особая уверенность ввечности зеленого царства, сила непрерывного благоухания, какой-товсепроникающий запах цветов и другой, более весомый, аромат плодов,придававший членам тела гибкую истому, ведомую только жарким странам. -- Будем завтракать! -- воскликнула Альбина и хлопнула в ладоши.--Сейчас уже, по крайней мере, девять. Я сильно проголодалась! И она встала. Серж признался, что и он охотно поел бы. -- У, дурачина!--заявила она.--Так ты не догадался, что я привела тебязавтракать! Ого! Здесь мы с голоду не умрем, не беспокойся. Все это к нашимуслугам! И они вошли под деревья, раздвигая ветви и протискиваясь в самую гущуплодов. Альбина шла впереди, зажав юбки между коленями. Она то и делооборачивалась и спрашивала у своего спутника певучим голосом: -- А что ты больше любишь, Серж? Груши, абрикосы, вишни, смородину?..Предупреждаю тебя; груши еще зеленые, но все-таки они вкусные-превкусные! Серж решил, что будет есть вишни. Альбина согласилась, что,действительно, можно начать с них. Но когда юноша хотел в простоте душевнойзалезть на первое попавшееся дерево, Альбина крикнула ему, что надо идтидальше. Еще минут десять они пробирались сквозь невероятную чащу ветвей. Наодном дереве были ничего не стоящие вишни; на другом -- слишком кислые; на третьем они должны были созреть только через неделю.Оказывается, она знала все деревья. -- Вот, заберись-ка на это,-- сказала она, наконец, и остановиласьперед деревом, до такой степени нагруженным ягодами, что вишневые гроздьяниспадали в виде коралловых ожерелий до самой земли. Серж удобно устроился между ветками и принялся завтракать. Альбиназамолкла, и он подумал, что она влезла на другое дерево, где-нибудь внескольких шагах от него. И вдруг, опустив глаза, он заметил, что онапреспокойно лежит на спине под тем же самым деревом. Она скользнула туда и ела даже без помощи рук, отрывая губами вишни, которые дерево протягивало ейпрямо ко рту. Увидав, что ее обнаружили, Альбина долго смеялась и тотчас же началапрыгать в траве, словно белая рыбка, вынутая из воды. Опираясь на локти, онапроползла на животе вокруг вишневого дерева, продолжая срывать губами самыекрупные ягоды. -- Ты только вообрази себе, вишни меня щекочут! -- кричала она.-- Вотодна сейчас упала мне на шею! Ох, какие они холодные!.. Вишни забились мне вуши, 'в глаза, они у меня на носу,-- везде! Если бы я захотела, я раздавилабы одну и сделала себе усы... Вишни внизу гораздо вкуснее верхних. -- Скажи, пожалуйста! -- промолвил Серж и засмеялся.-- Просто тыбоишься влезть на дерево! Она так и онемела от негодования. -- Я? Я боюсь?--пролепетала она. Подобрав юбку, она прикрепила ее спереди к поясу, не обращая вниманияна то, что обнажила при этом ноги выше колен, и тотчас же, с помощью однихтолько рук, нервным движением взобралась на ствол. А потом побежала поветкам, почти не касаясь сучьев руками. У нее были повадки легкой белочки;она огибала сбоку узловатые препятствия, спускала ноги вниз и временамиудерживала равновесие только тем, что перегибала свой стан. Совсем уженаверху, остановившись на самом краю хрупкой ветки, которая угрожающетрещала под ее тяжестью, она закричала Сержу: -- Ну, что? Боюсь я влезать на деревья? -- Пожалуйста, спустись поскорее! -- в страхе умолял ее Серж.-- Прошутебя. Ты разобьешься! Но она, торжествуя, полезла еще выше. Теперь она держалась на самомкончике ветки, сидя на ней верхом, все больше наклоняясь над пустотою изахватив обеими руками по пучку листьев. -- Ветка сломается! -- вне себя закричал Серж. -- Ну и пусть себе ломается на здоровье! -- отвечала Аль бина и захохотала.-- Этим она избавит меня от труда спускаться самой. И ветка, действительно, подломилась. Но ломалась она так медленно,образуя такую длинную трещину, что могло показаться, будто она плавносклонилась до самой земли именно для того, чтобы нежно спустить Альбину натвердую почву. И Альбина ничуть не боялась; она то и дело запрокидывалась назад, вертела полуголыми ногами и повторяла: -- Это очень приятно. Едешь, точно в коляске! Серж соскочил с дерева,чтобы подхватить ее на руки. Он весь побледнел от только что пережитого волнения, и Альбина стала над ним посмеиваться. -- Но ведь мне чуть не каждый день случается падать с деревьев. И я ниразу еще не ушиблась!.. Смейся, смейся, толстый дуралей! Да, вот что, помочимне слюною шею: я оцарапалась. Он послюнил кончик пальца и провел им по ее шее. -- Вот и вылечилась! -- закричала она, убегая с резвостью уличнойдевчонки.-- Давай играть в прятки, хочешь? Она тотчас же начала игру. С криком "Ку-ку! Ку-ку!" она исчезла в гущезелени и стала прятаться в известных ей одной укромных местах, где Серж,конечно, не мог ее найти. Но игра в прятки не мешала им грабительскиопустошать сад. Завтрак продолжался во всех углах, где двое этих большихдетей преследовали друг друга. Шмыгая под деревьями, Альбина на летупротягивала руку, срывала зеленую грушу, накладывала полный подол абрикосов.А в иных тайниках она набредала на такие находки, которые заставляли еезабывать игру и, усевшись на траву, всецело предаваться еде. Вдруг онаперестала слышать голос Сержа. Тогда ей, в свою очередь, пришлось искатьего. К великому своему удивлению, чуть ли не к досаде, она накрыла его подсливовым деревом, которого она сама не знала и чьи спелые плоды издавалинежный мускусный запах. Она стала упрекать его за такое поведение. Уж несобирался ли он один всем этим лакомиться? Почему не откликался на ее зов?А, он прикидывается дурачком. Но у него, видать, тонкое обоняние: вкусныевещи он чует издалека! Особенно же она злилась на саму сливу; вот коварноедерево -- скрылось, уклонилось от знакомства с ней! Должно быть, чтоб ейнасолить, оно и выросло-то ночью. Пока она дулась, Серж не сорвал ни однойсливы и вдруг надумал сильно потрясти дерево. Сливы посыпались дождем,вернее -- градом. Они ливнем обрушились Альбине на руки, на шею, на самыйносик. И тогда она не смогла удержаться от смеха! Она стояла под этимградом, восклицая: "Еще! Еще!" И забавлялась круглыми мячикам", которыепрыгали по ней, подставляла им рот и руки, и закрытые глаза, и даже приседала на землю, чтобы показать, будто она сделаласьсовсем маленькой под их тяжестью. Целое утро они ребячились и резвились, как шалуны, попавшие в Параду.Альбина и Серж проводили здесь свой незатейливый досуг, точно школьники,вырвавшиеся на свободу,-- в беготне, криках, шутливых драках. Ихцеломудренные тела не чувствовали нечистой дрожи желания. Они были ещепросто-напросто двумя товарищами. Может быть, когда-нибудь впоследствии им ипридет в голову поцеловать друг друга в щеку, когда на деревьях больше неостанется для них лакомых плодов. Но что за прелестный уголок природывыбрали они для первых своих шалостей! Какое укромное зеленое местечко,целое ущелье с чудесным" тайничками! Тут были тропинки, по которым никакнельзя было пройти с серьезным видом,--так заразительно смеялись окаймлявшиеэти тропинки живые изгороди. В этом блаженном углу фруктового сада быломного детского и вместе с тем что-то старческое. Кусты рассыпались во всестороны, как мальчишки. Свежесть тени так и звала к себе -- утолить голод;старость же добрых деревьев походила на старость снисходительных бабушек ипочтенных дедушек. Даже в глубине зеленых мхов, среди сломанных стволов, подкоторыми приходилось пробираться ползком по коридорам листвы, таким узким,что Серж со смехом держался руками за голые ноги Альбины, ползкомпробиравшейся впереди,-- даже в этих густых зарослях нисколько нечувствовалось обычно свойственной таким местам молчаливой мечтательности.Отдыхавший и развлекавшийся парк ничем не смущал чудесного настроениямолодых людей. Когда же они устали от всех этих абрикосовых, сливовых и вишневыхдеревьев, то побежали под хрупкие миндальные деревца и там принялись поедатьзеленый миндаль величиною не больше горошины, собирая на травяном ковреземлянику и досадуя, что арбузы и дыни еще не созрели. В конце концовАльбина вскочила и помчалась во всю прыть; Серж кинулся за ней, но догнатьее не мог. Она бросилась к фиговым деревьям и начала прыгать среди ветвей,обрывая листья и кидая их через плечо в лицо своему спутнику; в несколькопрыжков промчалась она по зарослям толокнянки, сорвав по дороге и попробовавнесколько красных ягод. В чаще боярышника и ююбы Серж окончательно еепотерял. Сначала он подумал, не спряталась ли она за гранатовым деревом;оказывается, он принял за розовые ее кулачки два бутона с этого дерева. Онпобежал среди апельсиновых деревьев, под которыми было так упоительно теплои светло, что ему почудилось, будто он попал в царство солнечных фей.Посреди апельсиновой рощи он заметил Альбину. Она, не подозревая, что он такблизко, к чему-то приглядывалась, что-то разыскивала в зеленых недрах парка. _ Что ты там ищешь? -- закричал он.-- Ты ведь отлично знаешь, что этозапрещено! Она вздрогнула и слегка покраснела в первый раз за все утро. Усевшисьрядом с Сержем, она принялась рассказывать ему о счастливой поре года, когдасозревают апельсины. Тогда вся роща золотится, освещается круглыми звездами,прорезающими зеленые своды своими желтыми огнями. Когда же они, наконец, двинулись в обратный путь, Альбинаостанавливалась у каждого дикого побега и наполняла свои карманы маленькими,терпкими на вкус грушами, кислыми мелкими сливам", чтобы есть их по дороге.Эти плоды, по ее словам, были во сто раз вкуснее всего, что они пробовали досих пор. Серж должен был все это проглотить, хотя и корчил при этом ужасныегримасы. Они вернулись домой счастливые, --возбужденные. И так многосмеялись, что у них даже бока заболели. В тот вечер у Альбины не хватило силдаже подняться к себе наверх. Она так и заснула у ног Сержа, поперек егокровати, и видела во сне, что лазает по деревьям, и во сне же грызла плоды сдичков, спрятанные ею под одеяло, рядом с собою.Х
Неделю спустя снова была задумана большая прогулка по парку. На этотраз они собирались идти еще дальше налево, за плодовый сад, к широким лугам,орошаемым четырьмя ручьями. Надо было проделать несколько лье прямо потраве. Если бы они заблудились, то питались бы добычей от рыбной ловли. -- Я беру с собой нож,--сказала Альбина и показала крестьянский нож сшироким лезвием. Она напихала к себе в карманы всякую всячину: бечевки, хлеб, спички,бутылочку вина, лоскутки, гребень, иголки. Сержу было поручено взять одеяло;но в конце липовой аллеи у развалин замка юноше показалось до такой степенитяжело, что он спрятал его в трещину обрушившейся стены. Солнце палило сильнее. Альбина замешкалась со своими приготовлениями.Они шли рядышком, весьма чинно, купаясь в утреннем тепле. Чуть ли не по стошагов им удавалось пройти, не толкаясь и не смеясь. Они беседовали. -- Я ночью никогда не просыпаюсь,--сказала Альбина.-- Сегодня яособенно хорошо спала! А ты? -- Я тоже,-- отвечал Серж. Она снова заговорила: -- Что это значит--увидеть во сне птицу и разговаривать с ней? -- Ума не приложу... А что тебе говорила твоя птица? -- Ах, я уже забыла!.. Она мне говорила премилые вещи и презабавные...Посмотри вон на этот большой мак, видишь, там? Тебе его не сорвать, слышишь,не сорвать! И она пустилась во всю прыть, но Серж благодаря своим длинным ногамопередил ее и сорвал цветок. Он помахал им с победоносным видом. А она сжалагубы, ни слова не говоря, и, видимо, совсем было собралась заплакать. Он незнал, что ему делать, и бросил мак. А затем, чтобы водворить мир, предложил: -- Хочешь взобраться ко мне на спину? Я понесу тебя, как в тот раз. -- Нет, нет! Она дулась. Но не сделала и тридцати шагов, как вся залилась смехом иобернулась. Репейник вцепился ей в юбку. -- Смотри! Я думала, что ты нарочно наступил мне на платье... А ведьэто он меня не пускает! Ну-ка, отцепи меня! Когда она высвободилась, они снова пошли рядышком, как благовоспитанныедети. Альбина утверждала, что гулять так, "по серьезному", куда веселее! Онивышли в луга. Перед ними бесконечной пеленою расстилались широкие коврытрав, лишь кое-где прорезанные завесою из нежной листвы ивняка. Эти пушистыетравяные ковры отливали бархатом; они были ярко-зеленого цвета, постепеннобледневшего вдали и терявшегося на горизонте в желтом пламени солнечногопожара. Дальние купы ив казались совсем золотыми в дрожащих полосах света.Плясавшие над самым газоном пылинки горели, как искорки; ветер свободно разгуливал над этой голой пустыней, пробегал рябью потравам, как бы лаская их. На ближайших лугах, там и сям, кучками былирассыпаны целые полчища маленьких белых маргариток, точно толпы народа,кишащего на мостовой в праздничный день; эти цветки радостно и веселооживляли темную зелень дерна. Лютики походили на медные звоночки,поднимавшие звон всякий раз, как муха, пролетая, касалась их крылышком.Огромные маки, росшие поблизости поодиночке, а в отдалении --семьями,сверкая и словно треща, как красные хлопушки, напоминали донышко кубка, скоторого не сошел еще пурпур вылитого из него вина. Большие васильки кивалисвоими чепчиками с синим кружевом, какие носят крестьянки, и будто угрожаливзлететь вверх, выше мельничных крыльев, при каждом порыве ветра. Дальшепростирались ковры мохнатого бухарника, косматого донника, скатерти овсяниц,метлиц, пахучих ночных фиалок. Затем виднелись длинные тонкие воло- сы сладкой дятлины, четко вырезанные листочки трилистника, подорожник,будто размахивавший лесом копий; люцерна стлалась мягким ложем, точнопуховая подушка бледно-зеленого атласа с прошивками из лиловатых цветов.Направо, налево, прямо, впереди -- повсюду все это словно катилось поравнине, по округлой, точно плюшевой поверхности стоячего моря, и дремалопод небом, казавшимся здесь особенно безбрежным. В безмерности океана луговпопадались места с прозрачно-синей травой, как будто отражавшей синевунебес. Альбина и Серж шли тем временем прямо по лугу, по колено в траве. Имчудилось, что они идут в воде, которая хлещет их по икрам. А иногда онидействительно встречали в этом море зелени чуть ли не настоящие течения:высокие наклоненные стебли быстро переливались под их ногами. Иной раз подними оказывались спокойно дремавшие озера и водоемы: они шли по низкойтраве, в которой нога утопала по щиколотку. Гуляя, они играли, но не так,как в плодовом саду, не в разрушительную игру: наоборот, они останавливалисьсо связанными, схваченными гибкими пальцами растений ногами, как бы смакуяласку текучей воды, смягчавшей в них первобытную дикость. Альбина отошла всторону и попала в заросли гигантской травы, доходившей ей до подбородка.Виднелась только ее голова. С минуту она простояла спокойно и только звалаСержа: -- Иди же! Здесь точно в ванне. Повсюду зеленая вода! Потом, недождавшись его, она одним прыжком выскочила на дорогу, и они пошли берегомпервой речки, преградившей им путь. Это была неглубокая, тихая река,протекавшая меж двух берегов, поросших диким крессом. Она так мягко, такнеторопливо катила свои чистые и прозрачные воды, что в них, как в зеркале,отражались малейшие травинки на обоих берегах ее. Альбина и Серж довольнодолго спускались вдоль реки, обгоняя ее течение, и, наконец, достиглидерева, тень которого купалась в ленивой волне. Всюду, куда падал их взор,перед ними расстилалась вода, нагая вода на постели из трав; она раскинуласвое чистое тело, дремля на солнечном припеке чутким сном полуразвернувшегосвои кольца синеватого ужа. Наконец, они добрались до небольшой кущи ив; двадеревца росли прямо из воды; третье -- несколько сзади; стволы деревьев былиразбиты молнией и от возраста так и крошились; светлые кроны венчали ихверхушки. Тень была такая прозрачная, что своей тонкой сеткой едва задевалазалитый солнцем берег. Тем не менее, вода, которая и выше и ниже этой купыдерев текла однообразно-спокойно, возле них была подернута рябью; по еепрозрачной коже проходило волнение, точно она удивлялась тому, что по нейволочится кончик какого-то покрывала. Между ивами луг полого скатывался к воде, и маки росли даже в расщелинахстарых дуплистых стволов. Словно зеленый шатер, разбитый на трех столбах,стоял тут, на этом уединенном зеленом косогоре. -- Это здесь! Здесь! -- закричала Альбина и проскользнула под ивы. Серж сел рядом с ней, почти касаясь ногами воды. Поглядел вокруг ипролепетал: -- Ты все знаешь, тебе известны самые лучшие места!.. Мы будто бы наострове, в каких-нибудь десять квадратных футов, посреди открытого моря. -- Да, да, мы у себя! -- вскричала она и так обрадовалась, что отрадости ударяла кулачком по траве.--Ведь это наш дом!.. Теперь уж мы всеприготовим! И потом, словно осененная восхитительной мыслью, бросилась к нему и впорыве восторга закричала Сержу прямо в лицо: -- Хочешь быть моим мужем? А я буду твоей женой. Он пришел в восхищениеот ее выдумки. Ответил, что очень хочет быть ее мужем, и засмеялся ещегромче, чем она. Альбина же вдруг сделалась серьезной и напустила на себявид озабоченной хозяйки. -- Знай,--сказала она,--здесь распоряжаюсь я... Мы позавтракаем, когдаты накроешь на стол. И стала отдавать ему приказания. Он должен был спрятать все, что онавытащила из карманов, в дупло одной из ив, которое она назвала "шкафом".Лоскутки играли роль столового белья. Гребень представлял туалетныепринадлежности; иголки и бечевка должны были служить для починки платьяпутешественников-исследователей. Что же касается съестных припасов, то онизаключались в маленькой бутылке вина и нескольких засохших корочках хлеба.Правда, имелись еще и спички, чтобы варить рыбу, которую им предстоялоналовить. Накрыв на стол, иными словами, поставив бутылку посредине и разложивтри корочки вокруг, Серж позволил себе заметить, что угощение получилосьдовольно скудное. Но она только пожала плечами, как женщина, которая знает,что делает. Опустила ноги в воду и строго сказала: -- Я стану удить. А ты будешь на меня смотреть. В продолжение получасаона делала бесконечные усилия, чтобы наловить рыбок руками. Подобрала юбки иподвязала их обрывком бечевки. Двигалась она весьма осторожно и прилагалавеличайшие старания, чтобы не замутить воды. Только совсем уже подобравшиськ какой-нибудь маленькой рыбке, забившейся между камешками, Альбинапротягивала голую руку и со страшным шумом шлепала по воде, однако вытаски вала только горсть речного песку. Серж покатывался со смеху, она жеразгневанно вскакивала и кричала ему, что он не имеет права смеяться. -- Но на чем ты сваришь свою рыбу? -- сказал он в конце концов.--Дров-то ведь нет. Это привело ее в полное уныние. Да и рыба здесь вообще не ахти какая!Она вышла из воды и, даже не подумав надеть чулки, босиком побежала потраве, чтобы обсохнуть. Тут к ней вернулось смешливое настроение, потому чтотрава щекотала ей пятки. -- Ага, вот и бедренец! -- вдруг воскликнула она и опустилась наколени.-- Вот это хорошо! Сейчас у нас пойдет пир горою! Серж положил на стол большой пучок бедренца. Они принялись есть его схлебом. Альбина утверждала, что это вкуснее орехов. В качестве хозяйки домаона резала и передавала Сержу хлеб; свой нож доверить ему она ни за что нехотела. -- Я -- жена,-- отвечала она с серьезным видом на все его попыткивозмутиться. Потом она заставила его поставить в "шкаф" бутылку с несколькимикаплями вина на донышке. Ему пришлось также "подмести" лужайку, потому чтонадо было перейти из столовой в спальню. Альбина легла первая и, вытянувшисьна траве во весь рост, сказала: -- Теперь, понимаешь, мы будем спать... Ты должен лечь рядом со мной,совсем рядом. Он поступил, как она ему велела. Оба лежали в напряженных позах; ихплечи соприкасались, ноги -- также; руки были закинуты назад, под голову.Особенно мешали им руки. Они хранили важную торжественность, смотрели широкораскрытыми глазами в небо и твердили, что спят и что им хорошо. -- Видишь ли,-- прошептала Альбина,-- женатым бывает тепло...Чувствуешь, какая я горячая? -- Да, ты как пуховая перина... Но не надо говорить, мы ведь спим.Лучше будем молчать. И они долго хранили преважное молчание. Вертели головой, отодвигалисьчуть-чуть друг от друга, как будто каждому мешало теплое дыхание другого.Потом, посреди глубокого молчания, Серж внезапно произнес: -- Я тебя очень люблю. Это была любовь еще до пробуждения пола; инстинкт любви, что толкаетмальчуганов лет десяти к тому месту, где проходят девочки в белых платьицах.Раскинувшиеся вокруг просторы лугов умеряли в них легкий страх, который онииспытывали Друг перед другом. Они знали, что их видят все травы, видит инебо, лазурь которого глядела на них сквозь сетку хрупкой листвы. И это нисколько их не смущало. Ивовый шатер над их головами былпросто куском прозрачной ткани, точно Альбина развесила там свое платье. Итень неизменно была такой светлой, что не.навевала ни истомы глубоких чаш,ни тревоги затерянных уголков, этих зеленых альковов. Казалось, с самогогоризонта струился вольный воздух, благодатный ветерок, приносивший с собоювсю свежесть этого моря зелени, но которому вздымались волны цветов. А впротекавшей у их ног реке было что-то необыкновенно детское, и целомудренныйее рокот напоминал далекий голос и смех какого-нибудь товарища. Словом,нагота этой безмятежной пустыни, исполненной ясного света, представала ихвзорам в своем восхитительном бесстыдстве неведения! Беспредельное поле,посреди которого полоса дерна, служившая им первым общим ложем, быланевинна, как колыбель... -- Вот и кончено,-- сказала Альбина и поднялась,-- мы уже выспались. Он немного удивился, что так скоро. Протянул руку и потащил ее за юбку,будто желая удержать ее. Она упала на колени и со смехом дважды повторила: -- В чем дело? В чем дело? Он не знал. Глядел на нее, взял ее за локти. Потом схватил за волосы,отчего она закричала. Наконец, когда она снова встала, окунул свое лицо втраву, которая еще хранила теплоту ее тела. -- Ну, вот, теперь кончено,-- сказал он и, в свою очередь, поднялся. До самого вечера они бегали по. лугам. Они шли, куда глаза глядят,осматривая свой сад. Альбина шла впереди, принюхиваясь, точно щенок, нислова не говоря, но все разыскивая счастливую лужайку, хотя поблизости и небыло больших деревьев, о которых она грезила. Серж неловко оказывал ейвсевозможные знаки внимания: то с такой быстротой устремлялся вперед, чтобыустранить с пути слишком высокие травы, что чуть было не сбивал с ногАльбину; то с такой силой подхватывал ее под руку, помогая перепрыгнутьчерез ручей, что делал ей больно. Они очень обрадовались, когда им попалисьтри остальные речки. Первая из них бежала по каменистому руслу меж двухсплошных рядов ивняка; тут им пришлось на цыпочках пробираться среди ветвей,рискуя свалиться в какую-нибудь яму в реке. Серж прыгнул в воду первым, иона оказалась ему по колено; затем он взял Альбину на руки я перенес ее напротивоположный берег, так что она даже не замочила ног. Вторая речка, всячерная от тени, текла будто по аллее, меж двух рядов густой листвы; онамедленно струилась с легким шелестом, напоминавшим шелест атласного платья,шлейф которого ка кая-то мечтательная дама влачит за собой по лесу. Глубокую, ледянуюволнующуюся ленту воды они перешли по естественному мосту -- древесномустволу, перекинутому с одного берега на другой. Они продвигались по нему,сидя верхом, и забавлялись тем, что, опуская ноги, подымали рябь на темномзеркале стальной водной поверхности, и потом поспешно отдергивали их.пугаясь тех странных глаз, которые раскрывались в каждой капле воды, точноспящий поток внезапно просыпался. Дольше всего они задержались на последнейреке. Это была речка-шалунья, такая же, как они сами. Она то замедляла свойбег на изгибах, то стремительно катилась вниз, с жемчужным смехом ударяясь обольшие камни, то, словно задыхаясь и дрожа, искала убежища под кущейкустарника. У этой речки были самые неожиданные настроения и капризы. Ееруслом служили то мелкий песок, то скалистые пласты, то крупный гравий, тожирная глина, которую лягушки, прыгая, месили, подымая со дна какой-тожелтый дымок. Альбина и Серж в восторге шлепали пятками по воде. Разувшись,они пошли к дому прямо по дну реки, предпочитая водную дорогу луговой, иостанавливались возле каждого островка, загораживавшего им путь. Онивысаживались на островах, исследовали эти дикие места, отдыхали посредичастых высоких стволов тростника, который словно нарочно выстроил хижины дляних -- потерпевших кораблекрушение путешественников. Возвращение былопрелестное; вид берегов, оживлявшихся веселой игрою волн, был чрезвычайноживописен. Когда они вышли из воды, Серж понял, что Альбина по-прежнему чего-тоищет вдоль берегов, на островках и даже среди спящих водорослей. Емупришлось вытаскивать ее из зарослей водяных лилий, широкие листья которыхобвивались вокруг ее ног, точно драгоценные браслеты. Он ничего ей несказал, а только погрозил пальцем. И, наконец, они вернулись домой вотличном настроении после всех удовольствий этого дня, под руку, как юныесупруги, возвращающиеся с веселой прогулки. Они глядели друг на друга, икаждый из них находил своего спутника более красивым и сильным, нежелипрежде. И смеялись они сейчас совсем уже по-другому, чем утром!XI
