Книга вторая 6 страница

XVI

Очнувшись от блаженного оцепенения, Альбина и Серж улыбнулись. Онивозвращались из царства горнего света, спускались с очень большой высоты. Иони пожали друг другу руки в порыве благодарности. Пришли в себя ипроизнесли по очереди: -- Я люблю тебя, Альбина! -- Я люблю тебя, Серж! Никогда еще слово "люблю" не имело для них такого высокого смысла.Теперь оно означало все и все объясняло. Они не могли бы сказать, сколько времени еще оставались так, в тесныхобъятиях, в сладостном покое. Они испытывали полное блаженство. Они как быкупались в радости творения. Вся созидающая мощь мира была в это время вних; они точно сделались силами самой земли. Помимо того, в их счастье жилауверенность в том, что ими исполнен закон; на душе у них было светло отсознания логически, шаг за шагом пройденного пути. И, вновь обнимая Альбину своими сильными руками, Серж заговорил: -- Видишь, я исцелился, ты подарила мне все твое здоровье. Альбина же в беззаветном упоении отвечала: -- Возьми меня всю, возьми мою жизнь. Полнота жизни подступала к самым их губам. Овладев Альбиною, Серж,наконец, обрел свой пол, стал мужчиной с упругими мускулами, с мужественнымсердцем. К нему пришло то здоровье, которого ему не хватало на протяжениивсей долгой юности. Теперь он ощущал себя вполне сложившимся. Чувства егообострились, ум прояснился, он ощутил в себе силу льва, царящего надокружающей равниной, простертой под голубыми небесами. Серж встал; ноги егоотныне твердо ступали по земле, тело обрело мощь и словно гордилось всемисвоими членами. Он взял Альбину за руки, поднял и поставил рядом с собой.Она пошатнулась, и ему пришлось поддержать ее. -- Не бойся,-- сказал он,-- ты та, кого я люблю. Теперь она сталарабою. Она положила голову к нему на плечо и смотрела на него с тревожнойпризнательностью. Не рассердился ли он за то, что она привела его сюда? Неупрекнет ли ее когда-нибудь за тот восхитительный час, когда он назвал себяее рабом? -- Ты не сердишься?--смиренно спросила она. Он улыбнулся и поправил ейволосы, гладя ее кончиками пальцев, как ребенка. Она продолжала: -- Вот ты увидишь, я стану совсем незаметной. Ты даже не будешьчувствовать меня возле себя. Но ведь ты не выпустишь меня из рук? Я нуждаюсьв том, чтобы ты учил меня ходить... Мне сейчас кажется, я вовсе разучиласьдвигаться. И вдруг она стала очень серьезна. -- Люби меня всегда, а я буду повиноваться тебе, буду делать все, чтобыты радовался. Я все отдам тебе, даже самые сокровенные мои желания. У Сержа словно удвоились силы, когда Альбина стала так покорна, такласкова. Он спросил: -- Отчего ты так дрожишь? Что с тобой? В чем стану я тебя упрекать? Она 'не ответила. И только с какой-то грустью поглядела на дерево, назелень, на примятую траву. -- О, большое дитя! -- смеясь, продолжал он. -- Неужели ты боишься, чтоя буду сердиться на тебя за твой дар? Слушает, мы не совершили.ничегодурного. Мы любили друг друга, как и должны были любить... Нет, я хочуцеловать следы твоих ног за то, что ты привела меня сюда, и твои губы,соблазнившие меня, и твои груди, довершившие мое исцеление, начатое, как тыпомнишь, твоими маленькими прохладными ручками. Она покачала головой. И отвела глаза, избегая смотреть на дерево. -- Уведи меня отсюда,-- тихонько сказала она. Серж медленно повел ее.Он обернулся и долгим прощальным взглядом поблагодарил их дерево. Тени налужайке становились темнее; зелень трепетала, словно женщина, застигнутаяврасплох на своем ложе. Когда, выйдя из чащи, они вновь увидели лучезарноесолнце, еще озарявшее край горизонта, оба стали гораздо спокойнее, особенноСерж, которому в каждой твари, в каждом растении открывался теперь новыйсмысл. Все склонялось вокруг него, воздавая почести их любви. Весь сад,казалось, стал зеркалом красоты Альбины, он словно вырос, похорошел отпоцелуев своих владык. Но к радости Альбины примешивалась тревога. Она перестала смеяться и,внезапно задрожав, насторожилась. -- Что с тобой? -- спросил Серж. -- Ничего,-- ответила она, но украдкою продолжала оглядываться. Они не знали, в каком затерянном уголке парка находились. Прежде ихзабавляло брести вот так, не разбирая дороги, по прихоти случая. Но на этотраз непонятное беспокойство и смятение охватило их, и они мало-помалуускоряли шаги. Однако они все глубже и глубже забирались в гущу кустарников. -- Ты ничего не слышал? -- испуганно сказала Альбина и остановилась,вся запыхавшись. Тогда и Сержа охватила тревога, и он. стал прислушиваться; Альбина же не могла больше скрывать своего страха. -- Чаща полна голосов,-- продолжала она,-- как будто над наминасмехаются какие-то люди... Послушай, не с этого ли дерева доносится смех?А вон те травы будто зашептались, когда я коснулась их платьем! -- Нет, нет,--отвечал Серж, стараясь ее успокоить.--Сад любит нас. Еслибы он и заговорил, то вовсе не для того, чтобы пугать тебя. Разве ты непомнишь тех ласковых слов, что нашептывали нам листья?.. У тебя расстроились нервы! Это одно лишьвоображение... Но Альбина покачала головой и пролепетала: -- Я отлично знаю, что сад--нам друг... Но теперь кто-то вошел сюда.Уверяю тебя, я слышу чей-то голос. Ах, как я дрожу! Пожалуйста, уведи меня,спрячь... Они вновь пошли, приглядываясь к чаще; за каждым стволом ятя чудилисьчьи-то лица. И Альбина клялась, что вдалеке кто-то шагает, точно разыскиваяих. -- Спрячемся, спрячемся,-- повторяла она умоляющим голосом. Она вся порозовела. В ней пробуждался стыд, лицо ее мучительно пылало,кожа утратила обычную свою белизну. Серж испугался при виде этой краски наее лице и смущения в заплаканных глазах. Он хотел было снова обнять,приласкать, успокоить Альбину, но она вырвалась, показывая отчаянным жестом,что они здесь не одни. Она смотрела на Сержа и все больше краснела: онастыдилась своего расстегнутого платья, наготы рук, шеи, груди. На плечах еедрожали шальные пряди кудрей. Альбина попыталась поправить прическу, ноиспугалась, что обнажит этим затылок. Теперь каждый хруст ветки, каждыйшумок от крылышек насекомого, каждое дуновение ветерка--все заставляло еедрожать, точно нечистое прикосновение чьей-то невидимой руки. -- Успокойся же,-- умолял Серж. -- Здесь никого нет... Ты горишь, как влихорадке. Прошу тебя, отдохни хоть минутку. У нее не было никакой лихорадки, но она хотела тотчас же возвратитьсядомой. Скорее домой, чтобы никто не смел смотреть на нее и смеяться. Ускоряяшаги, она, тем не менее, успевала срывать с живых изгородей охапки зелени иприкрывать ею.свою наготу. К волосам она прикрепила ветку шелковичногодерева, руки закрыла цветочками вьюнков, зажав стебли в ладонях;.на шеюнадела ожерелье из калиновых прутиков, грудь прикрыла.листьями. -- Ты собираешься на бал? -- спросил Серж, пытаясь рассмешить ее. Но Альбина только бросила в него пригоршню сорванных листьев и тихо,испуганно ответила: -- Разве ты не видишь, что мы нагие? И он, в свою очередь, устыдился и подвязал листья к тем местам, гдеодежда его разорвалась. Между тем они никак не могли выбраться из кустов. Вдруг, •пройдякакую-то тропинку, они очутились лицом к лицу с препятствием--высокой,хмурой серой громадой. То была стена. -- Идем, идем!--закричала Альбина. И потащила его прочь. Но шагов через двадцать перед ними снова выросластена. И они побежали вдоль нее, охваченные безотчетным страхом. Всюдутемнела стена. Никаких просветов наружу, никаких щелей в ней не было. Вдруг возле какой-то лужайки стена точно обрушилась. В огромную брешь,как в окно, видна была вся соседняя долина. Должно быть, это и былоотверстие, о котором как-то говорила. Альбина, дыра, которую она заделалатерновником и камнями. Теперь здесь, словно обрывки веревок, валялись клочьятерновника, камни были далеко отброшены. Как видно, чья-то яростная рукарасширила первоначальное отверстие.

XVII

-- Ах, так я и знала! -- в невыразимом отчаянии крикнула Альбина. --Недаром я умоляла тебя увести меня!.. Серж, сжалься надо мной, не гляди! Но Серж уже не мог оторвать своих взоров от отверстия. Внизу, на днедолины, заходящее солнце заливало жидким золотом селение Арто. Село, словновидение, возникало из сумерек, уже окутавших все окрестные поля. Отчетливоразличались лачуги, построенные вразброд вдоль дороги, полные навозадворики, узкие палисадники с грядами овощей. А выше, на кладбище, выделялсятемный силуэт огромного кипариса. Красные черепицы церкви занимались пожаромпод темною колокольней, внутри которой, словно чье-то лицо, смутно рисовалсяколокол. Старый церковный дом открыл вечернему воздуху свои окна и двери. -- Сжалься,-- рыдая, повторяла Альбина. -- Не гляди туда, Серж!..Вспомни, что ты обещал всегда любить меня. Ах, будешь ли ты теперь любитьменя хоть немного?.. Подожди, дай мне закрыть тебе глаза руками. Ведь ты жезнаешь, это мои руки вылечили тебя... Нет, ты не оттолкнешь меня... Но Серж медленно отстранил ее. Она обняла его колени, а он в это времяпроводил рукой по своему лицу, словно сгоняя с глаз и со лба остатки сна.Так вот он где, тот неизвестный мир, та чужая страна, о которой он не могдумать без какого-то глухого страха. Где он уже видел эту страну? От какогосна пробуждается он, почему он чувствует, как щемящая тоска поднимается внем от чресел к груди, как она растет и душит его? Крестьяне возвращались сполей, и селение оживлялось. Мужчины, перекинув через плечо куртки, брелидомой изнуренной походкой усталых животных. На порогах домов их поджидали ижестами подзывали к себе женщины. А детишки, собравшись группами, швыряликамнями в кур. Вдоль невысокой стены кладбища, скрываясь от взоров прохожих, ползла на четверенькахмальчик и девочка, как видно, большие шалуны. Под черепичной кровлей церквиустраивались на ночлег воробьи. На крыльце церковного дома показалась синяябумазейная юбка и заслонила собою всю дверь. -- О, горе, горе! -- лепетала Альбина. -- Он смотрит, смотрит туда!..Послушай, ты ведь только что клялся, что будешь мне повиноваться. Умоляютебя, отвернись, взгляни на сад... Разве в саду ты не был счастлив? Ведь этосад отдал меня тебе! Сколько счастливых дней хранит он еще для нас! Долгое,долгое счастье сулит он нам; ведь мы теперь знаем, какое блаженство таится втой тени!.. Сквозь эту дыру сюда войдет смерть, если ты не уйдешь от стены ине уведешь меня с собою. Смотри: между нами встанет весь этот мир, эти чужиелюди. Мы здесь были совсем одни, вдали от всех, деревья сада так надежносторожили нас!.. Сад--это наша любовь. Погляди на сад, умоляю тебя наколенях! Но Серж весь дрожал. Он припоминал. Прошлое вставало перед ним.Издалека до него отчетливо доносилась жизнь селения. Он узнавал всех этихмужчин, женщин, детей; среди них был дядюшка Бамбус, мэр, возвращавшийся сосвоего поля Оливет, подсчитывая будущий урожай; возвращались домой иБрише--муж волочил ноги, жена плакалась на свою бедность; а там за стенойобнимал Розали верзила Фортюне. Серж узнал и тех двух пострелят, накладбище: бездельника Венсана и плутовку Катрину: они затевали среди могилохоту на саранчу; с ними был и черный пес Ворио, помощник их в этом деле; он рыскал среди сухой травы и совал нос во все щели между старымиплитами. Под церковной кровлей возились перед сном воробьи; самые дерзкиеспускались ниже и одним махом влетали через разбитые стекла в церковь, Следяза ними глазами, Серж припоминал их суетню под кафедрой, на ступенькахклироса, где они постоянно находили крошки хлеба. А на пороге приходскогодома стояла Тэза в своем синем бумазейном платье; она, казалось, еще большепотолстела. Тэза с улыбкой поворачивала голову к Дезире, которая со смехомвозвращалась со своего скотного двора в сопровождении целого стада. Потомобе скрылись. Тогда Серж совсем растерялся и протянул к ним рухи. -- Поздно, поздно!..--прошептала Альбина и в изнеможении опустилась наразбросанный терновник.--Ты больше не будешь любить меня. Она рыдала. А он жадно вслушивался, стараясь уловить малейший шум,доносившийся издали, и словно ожидая, чтобы чей-нибудь голос окончательнопробудил его сознание. Но вот колокол слегка покачнулся. В дремотномвечернем воздухе три удара, возвещавшие "Angelus", медленно донеслись до Параду. То былисеребристые звуки, нежные, ритмичные; зовы. Колокол казался живым существом. -- Боже мои!: -- вскричал Серж и: устал на колени, точно звон колоколасдунул его с дог. Он распростерся на земле. Он чувствовал, как эти три удара колоколапроходят у него по затылку и откликаются в сердце. Колокол зазвонил громче.И безжалостно, снова и снова, на протяжении нескольких минут, показавшихсяСержу годами, этот звон вызывал к жизни все его прошлое: благочестивоедетство, семинарские радости, первые обедни в сожженной солнцем долине Арто,где он грезил, о святом житии отшельника. Колокол всегда говорил с ним обэтом. Серж узнавал малейшие интонации этого голоса церкви,, беспрестаннозвучавшего в его ушах, точно голос нежной и строгой матери. Почему же он неслышал его ранее? Ведь некогда колокол обещал ему явление девы Марии. Недева ли Мария увлекла его в недра зелени, куда не доносился зов колокола?Если бы колокол не перестал звонить, Серж никогда бы не забыл о прошлом. Онсклонился ниже и, коснувшись бородой своих рук, испугался. До сих пор он необращал внимания на эти длинные шелковистые волосы, придававшие егонаружности какую-то животную красоту. С силой рванул он. бороду и обеимируками схватился за голову в поисках тонзуры. Но мощно разросшиеся волосызакрыли все, тонзура исчезла под густой волной длинных кудрей, спускавшихсяот лба до затылка. Голова его, некогда бритая, вся целиком заросла какой-торыжей гривой. -- Ах, ты была права,-- проговорил он и бросил отчаянный взгляд наАльбину.-- Мы согрешили и заслуживаем страшной кары... А я еще успокаивалтебя, я не слышал угроз, доносившихся к тебе сквозь, ветви. Альбина сделала еще попытку обнять Сержа и пролепетала: -- Вставай же? Бежим... Быть может, мы еще будем любить друг друга. -- Нет, у меня нет больше сил. Я споткнусь о первый же камень иупаду... Слушай, я. боюсь самого себя- Я не знаю, что за человек живет вомне. Я убил себя, и руки кои обагрены моей же кровью. Если бы ты теперьувела меня, ты вечно видела бы на моих глазах одни только- слезы. Она поцеловала его заплаканные глаза и порывисто возразила: -- Ну и пускай! Ты любишь меня? Пораженный ужасом, он ничего, не ответил. За стеной послышались тяжелыешаги, камни отскакивали под чьими-то ногами. Словно вспышка какого-тогрозного гнева надвигалась на них. Нет, Альбина не ошиблась: здесь кто-то был, кто-то смущал покойчащи своим завистливым и ревнивым дыханием, Обоим пришла в голову мысльукрыться от стыда в можжевельнике. Но брат Арканжиа уже стоял в отверстиистены. Он увидел их. Сжав кулаки, монах с минуту ничего не говорил и только смотрел на них.Альбина обхватила руками шею Сержа. Подошедший глядел на молодых людей сотвращением человека, попавшего ногой в помойную яму. -- Так я и думал,-- процедил он сквозь зубы,-- его запрятали сюда. Он сделал несколько шагов и завопил: -- Вижу вас, знаю, что вы нагие... О, что за мерзость! Разве вы зверь,что бегаете по лесу вдвоем с этой самкой? Далеко она завела вас, а?Говорите! Она увлекла вас в грязь, и вы, словно козел, обросли шерстью...Ну, сломайте же сук: пора.перешибить ей чресла! Альбина страстно шептала: -- Ты любишь меня? Ты любишь меня? А Серж, опустив голову, молчал, нопока еще не отталкивал ее. -- Счастье, что я нашел вас,--продолжал брат Арканжиа. -- Я открыл этудыру... Вы вышли из повиновения богу и.этим убили свой покой. Теперьискушение будет вечно грызть вас огненным своим зубом, и для борьбы с ним небудет у вас в руках прежнего оружия -- неведения... Ведь эта гадинасоблазнила вас, не так ли?.. Разве вы не видите среди прядей ее волосзмеиного хвоста? Один вид ее плеч вызывает отвращение... Бросьте ее, недотрагивайтесь до нее больше, это -- исчадие ада... Во имя господа бога,уходите отсюда!.. -- Ты любишь меня? Ты любишь меня? -- твердила Альбина. Но Серж вырвался, словно ее нагие руки и плечи и в самом деле обжигалиего. -- Во имя господа бога, во имя господа бога! -- громовым голосом кричалмонах. И Сержа неодолимо потянуло к отверстию. Когда же брат Арканжиа грубосхватил его и потащил за пределы Параду, Альбина, соскользнув на землю,протягивала, как безумная, руки вслед своей удалявшейся любви. Затем онаподнялась, захлебываясь рыданиями, побежала и исчезла среди деревьев,цепляясь за стволы распущенными волосами.