Семиотика дома

СЕМИОТИКА ВНУТРЕННЕГО ПРОСТРАНСТВА (ГОРИЗОНТАЛЬНЫЙ ПЛАН)

Двери и окна

Красный угол

Печь и печной угол

ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ЖИЛИЩА

Дом — на границе двух миров — частной, повсеместной жизни и жизни общества. В доме претворена оппозиция мир/дом (макрокосмос/микрокосмос). Она соответствует в модели мира пространственным оппозициям — (внешний/внутренний, неограниченный /ограниченный, открытый /закрытый).

В процессе строительства дом постепенно включался во все актуальные для данной модели мира содержательные схемы. Человеческий дом — «малый мир», созданный по правилам «большого».2[61]

В северных районах России сложился вариант крестьянского дома, не встречающийся в других районах. Здесь функция защиты дома — одна из главных семантем в традиционной культуре Русского севера, где большая часть скульптурных и живописных образов выросла из древних охранительных символов: коней, птиц, львов, единорогов. Интересно, что они получили распространение не только в домовой росписи жилища в экстерьере, но и в интерьере. Образ коня охранял посуду, инструменты, ткацкий станок, прялку, печь, углы дома, мебель и особенно часто — люльку младенца.[57] Он принимает форму ковша для питья воды или кваса, выполняет роль детской игрушки, украшает печную доску, а также силуэты конской головы можно увидеть по бокам божницы в красном углу.[58]

Влияют на особенности интерьера

1) имущественные и классовые отношения,

2) уровень развития техники и, конечно же,

3) эстетические идеалы владельца.

Последние, в свою очередь, во многом определяются общим культурным уровнем, национальными особенностями, религиозно-магическими представлениями или их отголосками. Но есть и общие закономерности, присущие интерьерам всех стран и народов. Одна из важных — пространственные характеристики. М. О. Гершензон заметил, что «в санскрите невзгода и теснота выражаются одним и тем же словом, простор и благоденствие — тоже одним».

Каждый предмет в квартире имеет определенное утилитарное назначение, но несет на себе и груз подчас довольно трудно расшифровываемой семантики. Например, гардины. В их функции скрывается древний инстинкт, заставлявший первобытного человека отгораживаться от ночной тьмы. Таким образом, гардины — воплощение того безотчетного страха перед природой, который присутствует в нас, пусть неосознанно, как наследие наших пращуров.

Интерьер как знаковая система. Вещь может выступать в качестве

этнического индикатора власти,

показателя социальной или кастовой принадлежности владельца,

выражать его конфессиональную принадлежность. В любом интерьере проступает спаянность быта и бытия. Особенно наглядно — в интерьере народного жилища, отражающего систему космологических символов. Вещь в интерьере выступает как культурный текст определенной исторически обусловленной знаковой системы, а интерьер, включающий ее, — как сама знаковая система. Помимо синхронных оппозиций для знаковой семантики бытовых явлений характерны также диахронные (исторические). Но эта знаковость прочитывается лишь определенной социокультурной группой, которая объединена пережитым общественным опытом. Семантика предметов, чаще всего проявляющаяся на бессознательном уровне, оказывается связанной с человеческим сознанием и историей культуры. Каждый человек, иногда даже не сознавая этого, включен в незримый диалог с вещами, окружающими его в интерьере и воздействующими и на него, и на ближних.

(По Байбурину)

Ориентируя жилище, человек тем самым связывает его со своими представлениями об организации мира, соотносит его с основными параметрами картины мира. С этой точки зрения жилище не просто строится: по мере его строительства, обживания оно обрастает всеми необ­ходимыми связями с человеком, с одной стороны, и с все­ленной с другой, с микрокосмом и макрокосмом. В идеале жилище должно быть соизмеримым как с микро-, так и с макрокосмом (или обеспечивать возможность перекодировок между ними).

Для того чтобы разобраться в «правилах» структури­рования горизонтальной плоскости жилища, рассмотрим прежде всего характерное для восточнославянского дома диагональное расположение печи и красного угла.⁶

Факт ориентации жилища относительно сторон света в лучшем случае фиксировался (что, впрочем, более характерно для археологических, нежели этнографических описаний).⁷ Немногочисленные попытки осмысления ори­ентации жилища неизменно сводились к практическим соображениям (освещенность жилища). Однако очевидно, что смысл ориентации жилища не сводится к вопросу его освещенности. Необходимо также учитывать то обстоя­тельство, что определенным образом ориентированное жилище позволяет человеку постоянно и однозначно ощущать свое положение в пространстве. Последнее имеет особый смысл в религиозной, ритуальной и других сферах жизни.

Например, ср. с ориентацией жилища у других народов. (Э. Лич)

Когда природная местность не может дать какого-то видимого центра, с которым увязывалось бы все остальное, культура способна легко найти замену. Например, большая часть Монголии — это безликая равнина; круглые войлочные юрты ее обитателей представляют собой мобильные, легко разбираемые конструкции. По традиции каждая юрта своим входом точно ориентирована на юг. Пространство внутри юрты поделено и образует сложную сетку — «восток/запад», «север/юг», — так что в каждой части палатки осуществлялась деятельность точно предсказуемого характера: социальная, техническая или ритуальная.

Жесткость данной модели, согласно которой ранг, статус и пол индивида точно определяют пространство, которое он или она могут занимать, была отмечена европейскими путешественниками еще в XIII в., и с некоторыми модификациями эта система продолжает действовать даже сегодня (например, в условиях советского режима). Если мы спросим: «Почему же люди поступают подобным образом?» — то ответить можно, что все человеческие существа имеют глубокую психологическую потребность в чувстве защищенности, а это чувство приходит, когда знаешь, где ты находишься. Между тем «знание того, где ты находишься» есть вопрос осознания своего социального, равно как и территориального положения.

Поэтому «карты социального пространства» мы создаем, используя в качестве модели пространство территориальное. Если это происходит, то чем однообразнее контекст реального территориального пространства, тем более жесткой и искусственной оказывается модель.

Символика, связанная с ориентацией, сравнительно больше других всегда привлекавшая к себе внимание, — это такая символика, в соответствии с которой левая рука — «дурная», «неловкая», в некотором смысле «анормальная», «злая», «грязная» (но также, возможно, и «священная»), тогда как правая рука — «справедливая», «правильная», «нормальная», «мирская» (см. [Right and Left, 1973]). Разграничения такого рода, конечно, очень распространены, но излишне упрощенные выводы на этот счет следует применять с осторожностью.

В восточнославянских жилищах

своеобразной осью ориентации как раз и является диагональ красный угол—печь. Один ее конец (красный угол) указывал на полдень, на свет, на всход, на красную или божью сторону, другой, (печь) — соот­ветственно на тьму, на заход и т. п. Важно подчеркнуть, что даже если по каким-то обстоятельствам (и прежде всего из-за особенностей планировки поселения) диаго­наль красный угол—печь отклонялась от «запрограмми­рованного» направления, тем не менее условно обозначала его (семиотическая ценность диагонали в этом случае, естественно, повышалась). Иными словами, красный угол всегда отождествлялся с востоком или югом, а угол, в котором располагалась печь, — с западом или севером. Молились на образа, помещавшиеся в красном углу, т. е. на восток. Покойника хоронили головой на восток, а перед захоронением клали на стол головой в красный угол и т. д. Человеку, знающему этот язык сигналов ориентации, не составляло труда сориентироваться в чу­жом доме, что чрезвычайно важно не только из этикет­ных соображений, но и для выработки правильной стратегии поведения. Именно благодаря этой диагонали ценностная топография жилища становилась предельно ясной: место у печи — «женское пространство», в красном углу — наиболее почетное и т, д. (см. об этом ниже). Благодаря этим ориентирам человек оказывается по­стоянно связанным с внешним миром. С другой сто­роны, вся система представлений о внешнем мире таким образом проецируется на внутреннее пространство жилища.

До появления окон жилище ориентировалось на юг входным проемом, который служил одновременно источни­ком дневного света. Археологические данные VI—X вв. свидетельствуют об ориентированности входа на юг как устойчивом признаке. Печь при этом располагалась в противоположной от входа (т. е. в северной) стороне.¹⁰

В X—XI вв. планировка претерпевает глубокие изме­нения. Печь оказывается расположенной рядом с входом, который перестает быть ориентированным на юг.¹¹ Объяс­нение этого факта можно связать с прогрессом в освеще­нии жилища. Появление окон избавило от необходимости ориентации входа на юг, куда стали выходить окна, что дало возможность выделить чистую (освещенную) половину жилища и одновременно улучшить его отопле­ние.

Диагональ печь—красный угол {«оконный», наиболее освещенный) — лишь естественное завершение эволюции противопоставления печь — источ­ник света. Религиозно-мифологический способ видения мира с его четко разработанной дихотомией (бог—дьявол; свет—тьма и т. п.-) закрепил и, насколько это было воз­можно, «использовал» эту пространственную антитезу, что выразилось в противопоставлении «языческому» центру жилища, каковым осознавалась печь, — второго центра, христианского, «красного», или «божьего», угла. Другими словами, противопоставление печь—красный угол явилось своего рода материальным воплощением русского двое­верия в структуре жилища.

Таким образом, появляется возможность говорить не только об инварианте, но и об архетипе внутренней планировки, что представляется важным, как для выявле­ния истории восточнославянского жилища, так и для изучения правил корреляции между реально существо­вавшими планировками и различными способами их сим­волического членения и осмысления.

СЕМИОТИКА ВНУТРЕННЕГО ПРОСТРАНСТВА (ГОРИЗОНТАЛЬНЫЙ ПЛАН) Двери и окна; красный угол;печь и печной угол

ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ЖИЛИЩА (чердак, жилое пространство и подполье)

Значимые элементы жилища {т. е. такие элементы, которые обеспечивают статус дома, «делают жилище жилищем») наряду со специальными конструктивными и инструментальными функциями всегда обладают и функ­цией границы. Эта функция, впрочем, присуща не только собственно границам (стенам, крыше, полу и т. п.), но и так называемым локативам (печь, стол и др.). Наиболее существенным является то обстоя­тельство, что именно с граничной функцией значимых элементов жилища связано приписываемое им в системе народных представлений экстраконструктивное содер­жание, выявлению которого будет уделено особое внимание.

С этой точки зрения вообще представляется возможным рассматривать жилище как систему границ и вычленяемых с их помощью локусов.

Границы дома призваны защитить его обитателей, изолировать от внешнего мира. Именно поэтому их семантика складывается с учетом возможности их разру­шения, вторжения стихии, неподвластной человеку. Гра­ницы внутри дома служат несколько иным целям. Они объективируют социальную структуру семьи, явля­ются выражением особенностей религиозной, ритуальной, хозяйственно-экономической и других видов деятельности человека. Соответственно несоблюдение этих границ, точнее игнорирование приписываемого им содержания, может расцениваться как нарушение правил поведения, что также может привести к нежелательным последствиям.

Таким образом, можно говорить о двух комплексах границ в жилище любого типа, различающихся не только характером сегментируемого пространства, но и харак­тером связанных с ним представлений.

К первому типу относятся границы, определяющие внешний статус дома, благодаря которым оказывается возможным существование глобального пространствен­ного противопоставления дом — окружающий мир. К их числу относятся в первую очередь стены и крыша.