Жгучая ненависть

Субботним утром Джек не спешил выбираться из-под одеяла, размышляя о том, чем же в этой глуши можно заняться в выходные дни. Петер куда-то уехал на своем велосипеде, девочка читала в гостиной. Судя по запахам, "мадам Студень" орудовала на кухне.

"Неплохо было бы устроить перекур, - лениво подумал Джек. - Жаль, что я сейчас на мели. Нужно будет потихоньку спуститься вниз, пока они все заняты своими делами, и попробовать отыскать кошелек толстухи. Думаю, там всегда можно будет разжиться мелочью". Сумочка хозяйки дома висела вместе с ее необъятным пальто, в темном углу в самом конце узкой прихожей. Джеку пришлось пробираться через завалы резиновых сапог, сумок, игрушек и собачьих мисок. Пухлый кошелек живо напомнил Джеку его владелицу.

- Джек! - раздался голос сзади. Джек замер - рука его все еще была в кармане. На другом конце прихожей господин Джарвис прикрыл за собой входную дверь и начал неторопливо снимать свою форменную куртку.

"Что же теперь будет?" - спрашивал себя Джек, медленно опуская руку вниз. Но коротышка, весело насвистывая, как ни в чем не бывало пересек прихожую, чтобы повесить свою куртку рядом с пальто жены. Джек был основательно сбит с толку, но в то же время и раздражен: "Неужели же он так глуп, что не догадывается о моих намерениях? Или же он просто боится об этом заикнуться?"

- Я хочу сегодня поработать в саду, Джек, - сказал наконец почтальон. - И мне нужен помощник, который бы сжигал весь ненужный хлам и мусор. Не возьмешься ли ты за это?

Джеку очень хотелось отказаться, но огонь был самой большой страстью в его жизни. Он невольно кивнул и нисколько потом об этом не пожалел. Джек с таким увлечением сжигал груды хлама, накопившегося у двери черного хода, в теплице и садовом домике, что и не заметил, как День подошел к концу.

"Как же здесь все запущено, если накопилось столько хлама!" - подумал он. Но когда, загудев, пламя взметнулось ввысь, он не мог оторвать от него зачарованного взгляда.

Когда начали сгущаться сумерки, они все еще работали в саду. Джек не мог припомнить ни одного дня, который принес бы ему столько радостного удовлетворения.

Ну а потом пришло воскресенье. За завтраком, жуя теплые булочки с медом, Джек заметил, что все остальные были очень нарядно одеты.

- По воскресеньям мы ходим в церковь, - пояснила госпожа Джарвис. - Пойдешь с нами?

Джек так энергично затряс головой, что казалось, она вот-вот оторвется. Он очень не любил церкви. Воспитательница в одном из того множества детских домов, где он побывал, рассказала ему однажды, что непослушных мальчиков Бог наказывает и когда-нибудь он будет гореть в аду.

Джек не боялся ада, потому что любил огонь, но к Богу относился настороженно.

- Мы ходим в маленькую зеленую церковь из листов жести, здесь, на нашей улице, - объяснила ему Дженни, дочь хозяев, - там, правда, очень интересно!

"Гневный Бог может жить не только в огромных храмах, но и в церквях из жести", - подумал Джек, скривился и опять покачал головой.

"Как это типично - нацепив воскресные наряды, бежать в церковь", - злился он, глядя им вслед.

Нужно было где-то убить это бесконечно тянущееся воскресное утро. От скуки он решил исследовать деревню. Эта идея была не так уж и плоха. Он взял на заметку три стога сена, сторожку и старый сарай. Что-нибудь из этого можно будет поджечь, если жизнь в Лонгфильде станет очень уж монотонной.

Куда бы Джек ни пошел, его взгляду неизменно открывалась одна и та же картина погрузившейся в тишину и покой деревни. На выросшего в городе Джека эта тишина наводила жуть и вскоре стала просто невыносимой. Он с облегчением перевел дух, услышав вдали веселый говор. Сгорая от любопытства он бегом завернул за угол и с разбегу влетел в толпу людей, которые, весело переговариваясь и смеясь, заняли всю дорогу. Слишком поздно Джек сообразил, что все эти люди были на богослужении в маленькой зеленой церкви, двери которой сейчас были распахнуты настежь.

Джек медленно пробирался сквозь толпу и вдруг оказался рядом с госпожой Джарвис. Она беседовала с высокой дамой с длинной шеей, которая тут же одарила Джека угрожающим взглядом и промолвила:

- Ага, так это и есть ваша новая "небольшая проблема", госпожа Джарвис.

Медленно надвигаясь на Джека, она надменно продолжала:

- Тебе действительно очень повезло, мой мальчик, что ты можешь жить в нашей замечательной деревне. Надеюсь, ты будешь хорошо себя вести.

Ответ Джека был очень неприличным. Воспользовавшись наступившим после этого ошеломленным молчанием, он бросился бежать вниз по улице.

Оказавшись под спасительной сенью пустого дома, Джек задумался над тем, что сделают с ним Джарвисы, когда вернутся домой. На память ему пришла поистине бурная сцена, когда его заставили извиниться перед тетей его приемной матери за сказанные в ее присутствии слова, подобные сегодняшним. Но при одной мысли о том, что этот невзрачный почтальон может заставить его что-то сделать, Джека разобрал смех. Сжав кулаки и приготовившись к жаркой схватке, он, расположившись в гостиной, стал ждать возвращения семьи.

Но эта семья, казалось, была сделана совсем из другого теста, чем большинство людей. Джек решил, что все семейство сошло с ума, когда они, без единого слова, едва переводя дух от смеха, ввалились в комнату.

- Ой, мамочка! - судорожно глотала воздух Дженни. - Ну ты даешь! Ты бы видела ее лицо, когда ты сказала, что очень рада, что Джек наконец-то обрел дар речи!

Госпожа Джарвис без сил опустилась на диван, вытирая выступившие слезы:

- Я думала, что она сейчас лопнет от злости.

Петер закутался в покрывало и вместо шляпы нахлобучил на голову подушку.

- Ну, если его дар речи годен лишь на это, - заговорил он, подражая голосу длинношеей дамы, - то остается лишь пожелать, чтобы он утратил его вновь и уже навсегда. Но если серьезно, Джек, - добавил он, освобождаясь от покрывала, - то не стоит считать мадемуазель Диксон типичным представителем приходящих в нашу церковь людей. Она всего-навсего старая лицемерка, которая приходит на собрания лишь для того, чтобы всех критиковать. Она никак не может смириться с тем, что папа и мама берут детей на воспитание.

Почтальон, казалось, вовсе не разделял веселого настроения своей семьи. Сейчас он печально стоял у окна.

- Мы не должны судить ее так строго, - спокойно сказал он. - Это неправильно, Джек, называть кого-либо таким словом, а особенно даму. Но она сама вела себя нетактично, и я прекрасно могу понять, что творилось у тебя на душе.

Джек отправился в свою комнату. То, что вся эта история окончилась совершенно непредвиденно этим легким укором, пробудило в нем неуверенность. Поднимаясь по лестнице, он услышал новый взрыв хохота из гостиной. Подавать этой глупой семье хоть малейший повод для веселья совсем не входило в его планы.

Прошло несколько недель, и Джек почувствовал, что веселье, постоянно царившее в этом доме, начинало действовать ему на нервы. Никогда еще в жизни он не встречался с людьми, подобными этим. В этом доме не очень-то заботились о соблюдении тишины и порядка, и тем не менее, казалось, они никогда не злились друг на друга. И вся эта шумиха с Богом... Они даже поесть не могли, не поговорив сначала с Ним, как будто и правда считали, что Он сидит вместе с ними за столом. Казалось, они и не замечали угрюмой молчаливости Джека. Они просто все время с ним разговаривали, не задавая ему при этом прямых вопросов. Этим они лишали его удовольствия презрительно отшить их.

Джек начал задумываться над тем, не ошибся ли он в своей оценке почтальона. Может быть, этот тихоня вовсе не был таким глупым, каким он его считал. От глаз Джека не укрылось то выражение, с которым смотрел на него этот человек. Он с тревогой чувствовал, как взгляд этих добрых, мягких глаз проникает во все уголки его маленького, построенного из одной только ненависти, мира.

Но больше всех остальных его раздражал Петер. Ну с чего бы этот сильный малый, далеко не последний в спорте и в учебе, забивал себе голову такими вещами, как религия? Джек еще не встречал человека покладистей, чем Петер. Немало времени у Джека уходило на придумывание всевозможных способов вывести Петера из себя. В этом он был мастер, за его плечами были долгие годы упорных тренировок. Он включал радио на всю громкость, когда знал, что Петер сидит в своей комнате за уроками; часами запирался в ванной, когда видел, что тот хотел принять душ. Утром, перед самым уходом, когда они спешили, чтобы не опоздать на автобус, он прятал его спортивную одежду или кроссовки. Тетради, библиотечные книги, ручки бедняги постоянно исчезали и находились при самых странных обстоятельствах.

Само по себе все это было не так и страшно, но если сложить все эти мелочи вместе, то они могли бы уже разозлить Петера. Каждый день Джек с нетерпением ожидал того момента, когда терпение Петера все-таки лопнет. Он знал, что Петер выйдет победителем из любой драки, но уж очень хотелось ему увидеть его разъяренным. Через две недели Джеку с глубоким разочарованием пришлось признать, что план его не удался.

"Он, должно быть, так же туп, как и его папаша, - с горечью думал Джек. - Можно подумать, что он ничего не замечает. Нужно придумать что-нибудь похлеще."

Возможность для этого представилась уже в следующую субботу. Петер должен был, как представитель их округа, участвовать в легкоатлетическом забеге графства Сассекс. Вся семья собралась присутствовать на этих соревнованиях. Джек очень любил футбол, всякую же беготню просто так, без мяча, считал напрасным занятием.

- Джек, - сказала госпожа Джарвис, - я оставила тебе обед на столе. Его можно съесть и холодным, не разогревая. Если же ты снова проголодаешься, то возьми себе что-нибудь из холодильника. Ты точно уверен, что не хочешь поехать с нами?

Джек, как всегда, лишь скорчил гримасу и повернулся к ней спиной. Через две минуты все семейство скрылось за поворотом.

"Какие же они глупые, оставить меня здесь одного! - подумал Джек. - Они же наверняка знают о моем прошлом!"

В поисках идеи он прямиком отправился наверх, в комнату Петера. Но сама мысль о том, что они ему доверяют, удержала его от того, чтобы что-нибудь там сломать или испортить. Джек выскочил в сад. Там он увидел велосипед Петера. Он стоял у стены возле двери черного хода. Велосипеда у Джека никогда не было, но он всегда о нем мечтал.

"Ну что ж, сначала немного покатаемся, а там посмотрим", - сказал он себе. Спустя минуту он уже мчался вниз по улице. Чувство, овладевшее в следующие полчаса всем его существом, было поистине незабываемо. Его охватило неописуемое возбуждение. Быть в гордом одиночестве, в мире, состоявшем, казалось, лишь из скорости, ветра и свободы - это дарило ему столько же удовольствия, как и зрелище бушующего пламени. На пути к дому в его голове пульсировала лишь одна мысль: "Хочу, чтобы у меня был велосипед! Почему у Петера должны быть его собственные родители, которые его очень любят, собственный дом, из которого его никто не выгонит, да еще и собственный велосипед, на котором он может кататься, когда только пожелает?"

Исполненный злорадством, Джек разложил костер. Он истратил уйму дров из зимнего запаса семьи Джарвисов, чтобы огонь пылал пожарче. Сжечь велосипед оказалось задачей не из легких. Джек счел дело сделанным, лишь когда в огне исчез и насос.

Когда, наконец, у гаража послышался стук двигателя старенькой машины Джарвисов, от велосипеда осталась лишь обугленная рама.

- Я сгоняю быстренько на велосипеде в деревню за бутылкой колы, мама, - услышал Джек голос Петера. Потом, через несколько минут: - Мама, а где мой велосипед? Я точно помню, что поставил его у черного входа.

Свой костер Джек развел в дальнем углу сада, у самой стены. Увидев шагающего к нему по изрытой кочками лужайке Петера, он пожалел лишь об одном: что он отрезал себе все пути к бегству.

- Где мой велосипед, Джек? - спросил Петер. В своем спортивном костюме он выглядел поистине огромным, а его мускулы были похожи на кротовые холмики на лужайке.

"Уж не хватил ли я через край?" - спросил себя Джек, когда Петер обнаружил покореженные останки сожженного велосипеда. Его лицо стало белее мела. Он сделал шаг в сторону Джека.

"Ну наконец-то! - подумал Джек с внезапным торжеством. - Безразлично, что он со мной сделает - мои усилия не пропали даром!"

Но Петер остановился, и руки его повисли, как плети.

- Я хочу тебе кое-что рассказать, - сказал он. - У меня на следующей неделе день рождения, и папа собирал деньги на новый спортивный велосипед. По дороге домой я сказал ему, что этот велосипед я хочу подарить тебе. Сжег ты не мой велосипед, а свой собственный.

Увидев боль и обескураженность в глазах Джека, он круто развернулся и пошел к дому.

Оставшись у затухающего костра в полном одиночестве, Джек горько пожалел, что Петер его не ударил. Тогда бы у него была причина ненавидеть его, а не себя. Уставившись немигающим взглядом на остатки того, что могло бы быть его собственным велосипедом, он ругал себя за свою глупость.