Артур Янов

занное с моей матерью. Теперь-то я знаю, почему я всегда каш-

лял. Всю свою жизнь я жил, давясь дерьмом, которое стреми-

лось подняться и вырваться наружу. Когдая явился в этот мир,

нуждаясь в любви, я вместо нее получил дерьмо (уже вполне

оформленное) и жил с ним все прошедшие годы. Я и сейчас

ощущаю эту массу дерьма в себе. Должен отметить, что самое

первое, что я сделал сегодня, это отпустил поводья, предоста-

вив вещам идти так, как они идут. Это очень важный момент.

Раньше я постоянно держал свое тело под неусыпным контро-

лем; другими словами, я все время находился в напряжении,

все мои органы были ригидными — то есть, ничего не чувство-

вали. Теперь же я отпустил свое тело на волю: я расслабился, я

перестал контролировать свой член, свои кишки, свою грудь.

Мне никогда даже в голову не приходило, насколько я сильно

зациклен на своем теле. Но как только я оказался способен по-

грузиться в истинное чувство, я позволил и своему телу сде-

лать то же самое, отдаться реальному чувству. Первая и самая

главная причина тому, что я всю жизнь держал под контролем

свои органы, напрягался, состояла в том, что я не желал, чтобы

хоть что-то бесконтрольно вышло из моих естественных отвер-

стий. Это «что-то» было чувством, превращенным в телесные

отходы. Теперь же, когда я открыл все шлюзы, и ничего из меня

не полилось, я просто ощутил всю ту массу дерьма, какая ско-

пилась внутри меня. Неуловимое, но частое «гмыканье», кото-

рым я грешил многие годы, была просто попыткой затолкать

назад дерьмо, которое лезло наружу из моего горла. Потом я

прочувствовал все элементы моей системы контроля: гмыка-

нье, шмыганье носом и затягивание пояса. Такая изощренная

система контроля и защиты была мною разработана, чтобы сде-

лать меня непроницаемым, ригидным и непробиваемым для

любых травм, любых обид, и, кроме того, невосприимчивым

ко всякому чувству. Теперь же, в первый раз (если быть точ-

ным, то во второй) в жизни, все защитные ворота открылись.

Теперь, когда моя энергия и мои силы не были направлены на

поддержание напряжения и ригидности, я был свободен чув-

ствовать все накопившееся во мне дерьмо. Это было, конечно,

очень мучительно.

Первичный крик 267

Мая

Это очень интересно: с каждым прошедшим днем, по мере

того как я становлюсь здоровее, все больше людей начинают

думать, что со мной что-то не так. Сменились любимые цвета,

изменился стиль одежды — все это представляется людям не

моим; моя жена говорит: «Это не тот Гэри, которого я знала».

То же самое произошло со мной после одной гигантской пер-

вичной сцены; напряжение и зажатость бесчувствия отпусти-

ли мое лицо, кожа на нем расслабилась и разгладилась. Я стал

выглядеть моложе. Буквально на следующий день знакомые

начали спрашивать, не случилось ли со мной чего, не заболел

ли я? Теперь я очень отчетливо вижу одержимость огромного

большинства людей точно знать, что именно происходит с дру-

гими (или, во всяком случае, они привыкли думать, что им это

интересно). В нашем обществе это делает межличностные от-

ношения (если их вообще можно так назвать) достаточно глад-

кими. Люди могут иметь дело друг с другом только при усло-

вии, что могут сложить вместе разрозненные части информа-

ции — черты характера и другие факты, касающиеся другой

личности, — чтобы получить об этом человеке хоть какое-то

представление. И пусть только этот человек попробует сделать

что-нибудь, что выпадает из привычного портрета — другие

сразу обвинят его в том, что он стал каким-то другим, то есть,

чужим. Единственное, что остается делать, это приоткрывать

свою новую личность очень постепенно и малыми порциями.

Мая

Начали образовываться новые связи. Первое, что я ощу-

тил — это мучительная боль в животе. Внутри меня стал рож-

даться крик (ребенок Гэри, истинный Гэри хотел появиться на

свет), но я не смог собрать все силы, чтобы породить громопо-

добный, сотрясающий землю крик. Единственное, на что я ока-

зался способен, был довольно звонкий писк. Чувствуя, что мой

организм делает все, на что он способен, и чувствуя всю силу

того крика, который рвался из меня наружу, но ощущая, что у