Артур Янов

разыгрывать драму. Теперь я больше не складываю губы в урод-

ливую сосущую трубку — стоит посмотреть, каким живым ста-

ло мое лицо. Впервые в жизни я почувствовала себя живой. Я

начала записывать происходящие со мной изменения. Все —

весь мир — обрело в моих глазах прежде непостижимую для

меня реальность. Краски стали яркими и живыми. Ландшафты

стали выглядеть так, словно они изображены великой кистью.

Я перестала взирать на мир через подзорную трубу. Слух мой

обострился, я стала плохо переносить шум. Исчезло напряже-

ния в руках, отпала необходимость все время удерживать на весу

воображаемый груз. Какое необыкновенное чувство воли! Я,

наконец, стала свободной. Я записала в дневнике: «Я расцве-

таю. Сегодня я начала выходить из кокона! Мне нравится это

чувство нового рождения в мир. Мне предстоит столь многому

научиться — прежде всего тому, что теперь — это сегодня, сей-

час. Вчера уже ушло, и ушло безвозвратно. Завтра еще не на-

ступило. Я живу сейчас». Казалось, что мне всего пять лет. Все

вокруг предстает в совершенно новом свете. Я записала: «Я на-

училась нормально глотать, потому что теперь мое горло свя-

зывает меня с миром».

Начали возникать новые первичные состояния. Я ощутила

холод моего тела. Мне было холодно, потому что я все время

ждала тепла от матери и отца. После этого ощущения, у меня

улучшилось кровообращение. Руки и ноги впервые в жизни

стали розовыми и теплыми. Во многих первичных состояниях

я переживала желание обрести любовь родителей. Арт побуж-

дал меня звать маму и папу. Я звала, и меня начинало перепол-

нять чувство — я так ждала их, но они так и не пришли. Это

чувство, страстное желание их близости не оставляло меня до

самого конца курса лечения. Каждый раз это чувство станови-

лось все более глубоким и всеобъемлющим, все более реаль-

ным. Когда я прочувствовала, что мне действительно нужно, я

перестала набивать живот едой, чтобы заполнить пустоту, воз-

никшую из-за того, что я не могла удовлетворить свою истин-

ную потребность. Поэтому-то мне приходилось так много есть,

порой доходя до обжорства — я не могла насытиться едой. Так

происходило оттого, что в действительности мне была нужна

вовсе не еда. Кроме того, я не чувствовала собственного желуд-