Голод как парадигма

Рассмотрение голода в качестве парадигмы, в качестве модели прочих

мотивационных состояний в корне неверно как с точки зрения теории, так и в

практическом смысле. Стоит задуматься поглубже, и становится очевидно, что

голод? скорее специфический, нежели общий, тип мотивации. По сравнению с

другими мотивациями голод более "изолирован" (я употребляю это слово в том

же значении, в каком его употребляли гештальт-психологи и гольдштейнианцы);

он не столь генерализован, как другие мотивации; и наконец, в отличие от

других мотиваций, он имеет под собой всем известную соматическую основу, что

вообще-то достаточно необычно для мотивации. Какие мотивы чаще всего движут

человеком? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно вспомнить какой-нибудь

день из своей жизни, восстановить в памяти мысли, одолевавшие вас. и

желания, руководившие вами на протяжении этого дня. Скорее всего, в

результате подобного интроспективного анализа вы придете к выводу, что

большинство ваших желаний было связано с приобретением одежды или нового

автомобиля, с потребностью в дружеском участии, в компании, похвале,

престиже и тому подобных вещах. Обычно мы относим эти потребности к разряду

вторичных, или культуральных, в отличие от "истинных", или первичных

потребностей, которые мы называем физиологическими нуждами. Но на самом-то

деле именно эти потребности более существенны для нас, более естественны.

Поэтому в поисках парадигмы логичнее было бы обратиться не к голоду, а к

какой-нибудь из этих потребностей.

Долгое время бытовало мнение, что все потребности построены по образцу

первичных нужд, что культуральные потребности ведут себя точно так же, как

физиологические. Но сегодня мы можем с полной уверенностью утверждать, что

это не так. Большую часть человеческих потребностей невозможно изолировать,

подавляющее большинство из них не; имеет локальной соматической основы.

Практически ни одна из потребностей не возникает обособленно, в отрыве от

других. (Если человек хочет заработать денег, это вовсе не означает, что его

радует шорох купюр и звон монет.) Почему бы нам не взять за образец

мотивации потребность такого рода, хотя бы ту же потребность в деньгах?

Вместо того, чтобы исследовать "чистое" физиологическое состояние или,

вернее, некую парциальную потребность, например, голод, было бы правильнее

углубиться в изучение потребностей более фундаментальных, вроде потребности

в любви. Сегодня, основываясь на имеющихся данных, я могу со всей

уверенностью заявить, что, сколь бы велики ни были наши знания о голоде, они

нисколько не помогут нам в понимании стремления к любви. Я возьму на себя

смелость утверждать, что глубокое познание потребности в любви может дать

нам гораздо больше для понимания мотивации как таковой (и в том числе

потребности в пище), чем непосредственное изучение голода.

В данной связи уместно вспомнить критическое отношение

гештальт-психологии к понятию простоты. Потребность в пище, на первый взгляд

куда как более простая, чем потребность в любви, на самом деле не столь

проста (160). Иллюзия простоты возникает при выборочном рассмотрении

отдельных, изолированных, относительно самостоятельных проявлений и

процессов. Но даже и в таком случае рано или поздно мы обнаружим, что

по-настоящему важные процессы в обязательном порядке динамически

взаимосвязаны со всем тем, что важно для человека в целом. Однако, если так,

то имеет ли смысл принимать за образцы потребности, столь далекие от

комплексного отражения целостности индивидуума? Может быть, причина столь

большого интереса науки к потребности в пище состоит в том, что эта

потребность легче других поддается исследованию с помощью знакомых

инструментов, традиционных (но не обязательно точных) методик, которые

изолируют, редуцируют, обособляют ее? И все-таки, если уж выбирать, какие

проблемы подлежат исследованию в первую очередь? тривиальные, но легко

разрешаемые, или же сложно постижимые, но чрезвычайно важные,? то я бы

отдал предпочтение последним.