Опыт исследования психопатологии еще раз доказывает нам, что с помощью
осознанного желания, посредством поведенческих актов, мотивированных этим
желанием, человек может реализовывать и выражать совсем иные, неосознаваемые
им желания. Поясним нашу мысль. Известно, что осознанное сексуальное
влечение и сексуальное поведение, продиктованное им,? чрезвычайно сложные
феномены, и сложны они именно потому, что за ними могут стоять различные
неосознаваемые желания. Если у одного человека сексуальное влечение может
быть обусловлено потребностью в самоутверждении, то у другого? стремлением
произвести впечатление, у третьего? потребностью в эмоциональной близости,
в дружбе, безопасности и любви, у четвертого? комбинацией нескольких или
всех перечисленных потребностей. Разные люди могут совершенно одинаково
интерпретировать свое сексуальное влечение; очевидно, что почти любой
человек скажет сам себе, что ищет сексуального удовлетворения. Но мы-то
знаем, что все далеко не так просто, знаем, что слишком часто толкование
|
|
человеком своих желаний и поступков бывает ложным, и будем стремиться к
тому, чтобы постичь те фундаментальные потребности, которые стоят за
осознанными желаниями и внешними проявлениями этих желаний. (Все
вышесказанное верно и в отношении консумматорных реакций.)
В подтверждение этого тезиса можно привести еще один аргумент.
Как известно, за одним и тем же психопатологическим симптомом у разных
людей могут стоять разные, порой диаметрально противоположные желания. Так,
например, истерический парез может быть вызван и стремлением к мести, и
потребностью в жалости, и жаждой любви, и потребностью в уважении. Анализ
осознаваемых желаний и психопатологических симптомов только с поведенческих
позиций равносилен добровольному отказу от понимания мотивации поведения.
Хочу подчеркнуть? сам по себе факт, что один и тот же поведенческий акт,
одно и то же осознанное желание могут иметь в своей основе разные мотивы,
достаточно необычен.