Фоносемантический анализ текста

Текст привлекает к себе внимание исследователей, в том числе и лингвистов, прежде всего своей содержательной стороной. Так, например, изучение частоты встречаемости в тексте таких слов, как всегда, постоянно, никогда, все, никто, исключительно, только и т.п. позволяют сделать вывод о степени догматичности автора текста (см. Ertеl 1972: 257-258). Квантитативный анализ писем, оставленных самоубийцами и лже-самоубийцами, показал, что в письмах «истинных» самоубийц существенно реже встречаются прилагательные и наречия (по сравнению с глаголами); чаще встречаются глаголы в форме императива; число слов в предложении больше, чем в письмах «ложных» самоубийц, и т.д. (см. Osgood 1959; Merten 1983: 235).

Однако и формальная сторона текста (его фонетический уровень) издавна была объектом лингвистического анализа. Здесь лингвистов, как известно, интересовали такие явления, как аллитерация, ассонанс, ритмические повторы, рифма и т.п. Лишь постепенно исследователей стала интересовать «значимость» звуков, встречающихся в тексте, – прежде всего в поэтическом тексте. Наиболее часто цитируемой из работ такого рода является статья венгерского исследователя И. Фонадя, опубликованная в 1961 году в журнале «Word» (см. Fonagy 1961). Разделив стихотворные произведения Шандора Петефи на 6 «ласковых» и 6 «агрессивных», И. Фонадь установил, что большинство звуков встречается в обеих группах текстов с приблизительно одинаковой относительной частотой. Однако частота некоторых звуков существенно отличалась в каждой из двух групп: /l/, /m/, /n/ чаще встречаются в «нежных» произведениях, а /t/, /k/ и /r/ – в «агрессивных» (см. Fonаgy 1961: 194-195). В целом такое распределение повторилось, по подсчетам И. Фонадя, в текстах Верлена, Гюго и немецкого поэта Рюккерта.

Можно полагать, что разновидностью методики И. Фонадя является методика Л.О. Лебле (см. Лебле 1976). В отличие от И. Фонадя, Л.О. Лебле не группировал поэтические тексты по коннотативным признакам, а разделил поэтому Э. По «колокола» на отрезки, равные строфе, и, как И. Фонадь, приписал каждому выделенному сегменту текста (строфе) определенное «эмоционально-смысловое содержание»: «легкая, быстрая, веселая, светлая» (1 строфа); «торжественная лирическая» (2 строфа); «тревожная, темная» (3 строфа); «скорбная, темная» (4 строфа). «Светлое» автор квалифицирует как «мажорное», а «темное» – как «минорное» (с. 88). Последующий статистический анализ всего буквенного состава поэмы показал, что «светлый, мажорный характеризуется повышенной частотой употребления i, l, m; «минорный, темный» – повышенным употреблением o, p, f; буквы a, r, k c(k) ассоциируются с признаком «сильный, энергичный» (с. 88). Эти результаты в целом хорошо согласуются с данными табл. 6-9 (см. часть 1); некоторые расхождения касаются только букв i, o (см. шкалу «приятный-неприятный»). Однако, как показывают эксперименты, где использовалась шкала света, /i/, действительно, оценивается как «светлое», а /о/ – как «темное» – см. Приложение, табл. 5.

Менее известной в отечественной лингвистике была и, к сожалению, остается книга немецкого психолога С. Эртеля «Psychophonetik» (1969); содержание одной из статей С. Эртеля изложено выше.

С. Эртель провел серию экспериментов, целью которых было изучение звукосимволических свойств текстов. Два из этих экспериментов представляются нам наиболее интересными не только по полученным в них результатам, но и с точки зрения методики «фоносемантического» анализа текста (понятно, что С. Эртель не ведал, что занимался «фоносемантическим анализом»).

В одном из экспериментов было изучено распределение «слабых» и «сильных» согласных в опубликованных письмах известных личностей ХIХ столетия. Первый этап эксперимента состоял в том, что по просьбе экспериментатора одна из его сотрудниц (но, подчеркнем, не сам экспериментатор!), основываясь на биографических данных исследуемых личностей, составила 2 списка таких личностей: 15 «динамичных» и 14 «нединамичных» личностей. В первый список вошли, в частности, К. Маркс, Р. Вагнер, А. Гумбольдт, Л. ван Бетховен, Ф. Ницше, О. Бисмарк, Г. Гейне и др. На втором этапе специально обученные и натренированные сотрудники подсчитали частоту встречаемости звуков в первых 5 строках на каждой десятой странице книги, содержащей исследуемые письма. Наконец, на заключительном этапе эксперимента С. Эртель сравнил распределение частот 10 согласных, символические свойства которых были предварительно изучены экспериментатором в психолингвистических экспериментах. К этим согласным относились 5 «сильных» (p, t, k, f, s) и 5 «слабых» (b, d, g, v, z). Предполагалось, что в письмах «динамичных» личностей будут чаще встречаться «сильные» согласные, а в письмах «нединамичных» личностей – «слабые» согласные. Эта гипотеза подтвердилась относительно большинства из 15 «динамичных» личностей. Обратный результат зафиксирован в письмах А. Гумбольдта, Л. ван Бетховена; близки к нейтральному распределению частот письма Г. Гейне и О. Бисмарка.

Во втором из привлекших наше внимание экспериментов исследовались письма 7 творческих личностей (в том числе, Гете, Гумбольдта, Штифтера и др.). В письмах изучалось распределение перечисленных выше 10 «сильных» и «слабых» согласных и 10 кратких и долгих гласных (i, e, a, o, u). На этот раз категоризации были подвергнуты не «личности», а тексты, которые были разделены по хронологическому принципу (каждые 10 лет жизни исследуемых авторов). Статистический анализ показал, что в целом частоты распределения исследуемых звуков в текстах первой и второй половины жизни творческих личностей коррелируют друг с другом, т.е. существенно не отклоняются от некоторой средней величины. Самым интересным было сравнение показателей «творческой продуктивности» личности и частоты употребления в текстах «сильных» и «слабых» звуков. Повышенное употребление сильных звуков совпадало с повышенной творческой активностью.

Что ж общего (с методической точки зрения) в экспериментах И. Фонадя и С. Эртеля? Общим, безусловно, является то, что во всех изложенных экспериментах (в том числе, и по «содержательному» анализу текста) все тексты подразделяются и противопоставляются по двум категориям: «динамичные-нединамичные», «агрессивные-нежные», принадлежащие истинным и ложным самоубийцам, догматическим и недогматическим личностям и т.п. Такой методический прием широко используется в таких науках, как биология и психология, где наряду с основной исследуемой группой объектов обязательно выделяется «контрольная» группа. Различия между методиками И. Фонадя и С. Эртеля состоят в том, что И. Фонадь в обеих противопоставленных группах текстов искал все звуки, употребление которых (по своей частоте) характеризует ту или иную группу, а С. Эртель заранее определял состав звуков, частоты которых подвергались изучению в каждой из двух групп. Назовем условно изложенную методику фоносемантического анализа текста методикой Фонадя/Эртеля.

Совершенно иным путем пошел А.П. Журавлев, который исходил из того, что «количественное выражение результатов измерения фонетического значения позволяет построить формальную процедуру анализа этого значения в поэтических текстах, в основе которой лежит сопоставление средних оценок символики звуков с отклонениями частотностей звуков в тексте от нормы» (Журавлев 1974: 99). Говоря проще, А.П. Журавлев построил методику изучения «звуковой формы» стихотворного текста на тех же принципах, что и изучение фонетического значения слова, изложенное нами в разделе 4, часть 2. Как и при измерении фонетического значения слова, под «формой» художественного текста понимается употребление «звукобукв».

Методика анализа фонетического значения текста, предложенная А.П. Журавлевым, имеет те же принципиальные недостатки, что и методика изучения фонетического значения слова: а) отбор текстов; б) интерпретация полученных результатов. По поводу первого – отбора текстов – А.П. Журавлев пишет: «анализу могут быть подвергнуты только такие произведения, в которых четко выражены или явно доминируют одна какая-либо тема, одно настроение, чувство» (там же, с. 108).

По поводу второго – интерпретации полученных результатов – А.П. Журавлев выдвигает такое условие: «необходимо, чтобы коннотативное содержание отобранных стихотворений допускало возможно более определенное интуитивное описание путем перечисления признаков лексикона» (там же, с. 108; под лексиконом имеется в виду перечень признаков, выданных ЭВМ после анализа текста).

Хотя в цитируемой монографии А.П. Журавлев довольно трезво оценивает «возможности и ограничения» своей методики (с. 112-116), в книге «Звук и смысл», как и следовало ожидать, тональность таких оценок меняется. Как и фонетическое значение слова, фонетическое значение стихотворного текста во всех приведенных А.П. Журавлевым примерах в той или иной степени гармонирует с его содержанием.

Очевидно, чтобы объективно оценить соответствие вычисленного фонетического значения содержанию текста, необходимо сопоставить не интуитивные оценки содержания текста с найденным перечнем фонетических признаков, а объективные оценки содержания текста с соответствующими фонетическими признаками.

Такая процедура осуществлена в уже цитированной нами в разделе 8, часть 1 книге Л.П. Прокофьевой.

Подвергнув автоматизированному анализу огромное число художественных текстов (русских и английских писателей XIX-XX вв.) на основе частоты встречаемости «графонов» (учитывались также различия между ударными и безударными гласными), Л.П. Прокофьева на заключительном этапе сравнила результаты автоматического анализа текста (исследовалось его «цветовые» значение) с результатами «аудиторского» анализа (информантами, т.е. аудиторами, выступали школьники старших классов гимназии). Так, например, анализ стихотворения А. Блока «Та жизнь прошла…» выглядит следующим образом (см. табл. 70).

Таблица 70