Не жизнью жить, а ритуалом храма

И про свободомыслие забыть!

Зачем служу, я сам уже не знаю,

Иного же не ведаю пути!

Я всех богов на свете почитаю,

Но милость- хоть бы одного!- найти!!!

Я им молитвы-мне тупые беды.

Я им стихи-мне прозу серых дней.

Я посвящаю им мои победы-

Меня гнобят у самых алтарей!

Вопросов много у меня в наличьи.

Но тем смешней для всех моя судьба:

Служа богам, исполнен я величья;

Егда кляну- я ниже стоп раба!!!

Величие на блага не меняю…

* * *

Урса любезно проводил Искреблу, полу-зеленого, полу -серого (как доллар, ей-богу!) Акера и остальных беглецов к своему высокому шатру. Снаружи военную скинию украшали щиты многочисленных полководцев, разбитых Урсой за его долгую карьеру.

Рядышком выстроился автопарк всевозможных колесниц: от легких охотничьих, одноместных -до тяжеленных, украшенных золотом и самоцветами парадных квадриг, служивших генералу для триумфальных въездов в покоренные города.

- Вы перенесли тяжёлые испытания. -сочувственно говорил генерал. -Посему, я думаю, что первым делом вам стоит получить…

- Ванну, еду, сон и секс? - нетерпеливо перебил его Акер.

- Благословение! -укоризненно протянул Урса.

И, выйдя из-за ширмы шатра, перед Искреблой и беглыми атонитами, предстал Эхнатон: его горящий взор, высокое чело и строгая, отеческая улыбка генерировали благодать в таком количестве, что аж булыжники умилялись.

- Слава Святому, Единосущному, Животворящему и Нераздельному Атону, всегда, ныне и присно, и во веки веков!!!-произнес он, широко благословляя преклонивших колени атонитов.

- Воистину так! -ответили они, и благоговейно протянули ему Хоругвь.

Усталость и уныние оставили религиозных диссидентов: со страхом божиим, приняв знамя веры в аскетичные длани, его святейшество Эхнатон благосклонно внимал молитвенным излияниям православных уст Искреблы, Акера и лика их соотечественников -атонитов.

Что ж, следует отдать царице должное: она знала титулы, свойства и атрибуты Пророка назубок, не то что законы города, в котором совсем недавно, почти благополучно, почти правила:

- О источниче живыя воды, истинное слово Единаго господа Атона, образ его на земле, праведный судия чад божиих, сыне Ослепительного!!! Избранник Вечноживущего творца душ и телес наших, спаситель и свет, стезя и закон наш! Се, колена сердец своих слагаем к правоходящим стопам твоим, и милосердие твое да будет отверзто на верных людех твоих!

- Солнце правды!- подвывал Акер, кланяясь и приседая, вспоминая песнопения из зачитанного до дыр молитвенника.

А Уджагорреснет и Неперихер, соревнуясь с ними в святости, благопристойно и чинно, затянули сентиментальный псалом:

-Искали мы на всех вершинах мира

Искали мы в глубинах страшных бездн

Душе покой, а сердцу -буйство пира.

И мы нашли свой смысл и путь узрели:

Се: божья Книга, славный наш Пророк-

Открыли нам блаженств златые двери!

* * *

Почему визирь не убил тут же, на месте, того, кто подал ему кадило -ни автору, ни истории неведомо.

Гормахис непредсказуем.

Особенно -в храмах.

Зато известно, что несчастный жрец-распорядитель до конца своих дней заикался и проклинал тот час, когда, принял от молодого жреца, которого он ранее никогда не видел в этом месте (неизвестным жрецом, разумеется, был ни кто иной, как принявший облик человека очередной посланный Нефтидой демон), щедрую, на золотом подносе, гору странного серого ладана. Ладана душистого, свежего, чуть ли не аппетитного….

- Вы не пострадали, ваше Высочество? -кинулась к иерофанту Нарциссина. -Моя вина…На моей земле -такое несчастье! Хотите, всех казнят????

- Не беспокойтесь. С казнями тоже не торопитесь: мало ли, что нас всех ждёт впереди, а нечем себя порадовать будет. К покушениям же на мою жизнь я давно привык…-ответствовал Гормахис.

- Привык? -подбежала Искрина. -Как к этому можно привыкнуть?

- Ну, привыкли же все, что когда-то умрут…-усмехнулся он.

Девушка печально вздохнула:

- Тебе бы беречь себя…- и вытащив платок, утёрла с его лица сажу.

- Нет, моя принцесса, нельзя мне беречь себя: отныне я оберегаю вас, ваш трон и власть.

- Но поедешь ты обратно в бронированном паланкине! -настояла Бертрери, поправляя ему парик. -И с охраной в двести тысяч копьеносцев.

- Ты с ума сошла? -возмутился Гормахис. -Хватит и ста тысяч….

Не доверяя божественного более никому, в этом оказавшемся столь опасном путешествии, паланкин понесли Имхотеп и Шанкар.

У порога дворца Нарциссины, визирь наткнулся на Искрину, которая сунула ему в руку какую-то бумагу, густо покраснела, проскользнула сквозь свиту и исчезла в свои покои.

Он, таясь от любопытного глаза Бертрери, развернул папирус:

«Я жду тебя у восточного крыла дворца, в колоннаде, в пять часов!