Синтагма – реальная единица порождения речи

В современной лингвистике главенствует концепция, согласно которой предложение строится из слов и словосочетаний и является минимальной коммуникативной единицей. Учитывая, что это закрепившиеся в науке положения, нам приходится, говоря о речевых единицах, как и при решении любого важного вопроса, например, в геометрии, в очередной раз повторять тот или иной конкретный аргумент, свидетельствующий о несоответствии рассматриваемого положения речевой практике. Неважно, что этот аргумент повторяется, важно, является ли он доказательным или нет. Такой повтор обусловлен также логикой развития науки: то, что сегодня появляется как новое научное знание, завтра становится очередным методом и приёмом в получении новых знаний. И если научное знание вызывает сомнение, то неизбежно сомнение вызовут методы и приёмы, основанные на нём. Однако вернёмся к рассматриваемым вопросам.

Что касается участия слов в формировании предложения, это утверждение восходит к традиционному взгляду на порождение речи, развившемуся в нынешнюю теорию структурных схем предложения и реализации их с помощью отдельных лексических распространителей. Наделение словосочетаний функцией построения предложений представлено во многих работах академика В.В. Виноградова и его учеников. Сторонники данной концепции квалифицируют слово и словосочетание в качестве самостоятельных номинативных средств языка, основная функция которых состоит, по их мнению, в строительстве предложений, т.е. в построении речи. Но действительно ли слово и словосочетание как единицы лексической системы языка используются в качестве готовых компонентов для построения предложений? Действительно ли это исходные единицы в речевой деятельности носителей языка? На эти вопросы однозначного ответа нет. От вполне чёткого “да” до ещё более чёткого “нет”[68].

Исходя из того, что предложения, как и текст, визуально состоят из слов, можно сделать вывод, что они на самом деле строятся из слов как минимальных номинативных единиц. Но некоторые факты, вызывая вопросы и сомнения, не позволяют согласиться с таким выводом.

Во-первых, если речь строится из отдельных слов, почему она воспринимается не на уровне отдельных слов? В соответствии с логикой она должна восприниматься на основе тех единиц, из которых непосредственно построена. Ведь именно из их значений составлено её содержание.

Во-вторых, слова в языке многозначны, а в речи однозначны. Они в отдельности семантически не идентифицируются, что отмечал А.А. Потебня. Они лишь указывают на свой когнитивный характер и смысловые возможности, которые реализуются только в конкретных ситуациях.

В-третьих, слова являются общим средством для всех носителей языка, в системе языка они имеют обобщённый характер значения, а в речи у них ситуативные значения, речь всегда индивидуальна и конкретна. Как объяснить это несоответствие значений у слов в языке и речи?

В-четвёртых, если речь образуется в результате последовательного наращения слов, то как интерпретировать те факты, когда в ней часто между рядом стоящими словами отсутствует синтаксическая и смысловая связь, что свидетельствует о разрывах словесной цепи: отдельные её звенья не связаны между собой. Вместе с тем далеко не всегда возможно появление предложения из слов, последовательно связанных грамматически и по смыслу. Например, в следующем ряду каждая словоформа имеет грамматическую и смысловую связь с обеих сторон: Работает на заводе был аквариум мой ответ не слышу. Синтаксическая и смысловая связь между рядом стоящими словами существует здесь в прямом и в обратном направлениях. Тем не менее эта словесная цепь бессодержательна и не является предложением.

В-пятых, для организации связной речи недостаточно, чтобы в ней существовали синтаксические и смысловые связи между отдельными словами, ещё должны быть связи между различными группами слов, способствующие возникновению опосредованных смысловых связей и отношений.

И последнее. Если обратиться к устной речи, как естественной, изначальной её форме, можно убедиться в том, что говорящий интонационно выделяет и разграничивает паузами в ней в качестве минимальных структурно-смысловых её единиц не отдельные слова, а единые структурно-смысловые группы слов с ситуативным значением. Именно они и являются её реальными исходными компонентами. Это опровергает тезис о структурной и смысловой самостоятельности слов в речи.

В речи реалия, ставшая актуальной, противопоставлена другим реалиям – как по сущностному признаку, так и по акцидентным признакам, свойственным только ей, благодаря которым она выделяется в кругу однотипных предметов. Таким образом, слово в речи имеет конкретное, ситуативное значение, и этим оно существенно отличается от слова в языке.

Слова используются в речи комплексно, в сочетаниях. Слово как единица языка с обобщённым значением трансформируется в речи в компонент с конкретным, ситуативным значением, но обычно не в качестве самостоятельной речепорождающей единицы, а в качестве неотъемлемого компонента лексического единства, которое становится исходной (минимальной) одномерной (недифференцированной) единицей порождения речи. Такое значение оно приобретает при сочетании с другими (уточняющими его) словами или же с целой группой слов как структурно-смысловым единством. Попасть в сферу речи слово может только в результате изменения качества своего значения. В речи оно воспринимается и оценивается не самостоятельно, не как отдельная единица наименования, а исключительно в сочетании с другими словами, как составная часть единой лексической группы – синтагмы или как отдельная единица цепочки синтагм, когда слово выполняет функцию самостоятельной синтагмы.

Синтагмы появляются в процессе речепорождения спонтанно как естественная психическая реакция на речевую ситуацию и передаваемую информацию. Отдельного слова как минимальной речевой единицы нет, а есть синтагма, структурно-смысловое объединение нескольких слов, отражающее конкретный фрагмент действительности.

Если в речи появляется речевая единица в виде отдельного слова, о чём свидетельствует её интонационное выделение и делимитация, это уже не слово, а однокомпонентная синтагма, имеющая синтаксические и смысловые связи с другими синтагмами, что и подтверждает её статус самостоятельной речевой единицы. Функции слов исчерпываются на синтагматическом уровне. Синтагмы при наращении формируют синтагматическую структуру речи и на основании своих значений составляют её содержание. В устной речи процесс речепорождения протекает на уровне синтагм, наращение которых выливается в отдельные фразы и полное сообщение. В письменной же их наращение выливается в текст, в котором последовательно выделяются предложения как способ графического оформления всех его мыслей, что способствует его грамматической и смысловой адаптации.

Что касается словосочетаний и их отношения к порождению речи, то в устной речи они вообще не актуальны ни для субъекта, ни для слушателя. Устная речь не членится её субъектом на словосочетания, что и является объективным свидетельством того, что они для неё не актуальны. При синтагматическом членении письменной речи и каждого предложения нетрудно убедиться в том, что синтагмы очень часто не соотносятся с теми словосочетаниями, которые можно обнаружить в предложениях текста. В предложении отдельные слова обычно синтаксически сочетаются с несколькими лексемами и, таким образом, входят в разные структуры словосочетаний, тем самым вызывая сомнения и многочисленные вопросы относительно речеорганизующих функций последних. Особенно это наглядно, когда синтаксически связанные слова предложения входят в разные синтагмы, образовавшие предложение. Убедительно подтвердить участие словосочетания в построении предложения и устранить возникающие сомнения представители господствующей концепции словосочетания так и не смогли. И это естественно, так как их концепция не опирается на речевую практику. К тому же они объединяют сочетания на основе как внутрисинтагматической, так и межсинтагматической связи, не замечая того, что в первом случае сочетаются слова, а во втором на основе грамматически ключевых слов объединяются синтагмы в целом.

Рассмотрим соотношение синтагм как реальных единиц речи и словосочетаний в следующем тексте (разделив его на синтагмы):

Ночь, / улица, / фонарь, / аптека, //

Бессмысленный и тусклый свет. //

Живи ещё хоть четверть века – //

Всё будет так. / Исхода нет. ///

Умрёшь – // начнёшь опять сначала, //

И повторится всё, / как встарь: //

Ночь, / ледяная рябь канала, //

Аптека, / улица, / фонарь.

Синтагмы имеют в тексте конкретные границы, и ни один их компонент (ни одно слово) не может входить одновременно в две синтагмы. В нём семнадцать синтагм как минимальных, самостоятельных структурно-смысловых блоков, границы между которыми не совпадают ни с границами между предложениями или словосочетаниями, на которые можно было бы указать на основании синтаксических связей слов. Здесь представлены однокомпонентные и многокомпонентные синтагмы.

Первая строка включает четыре однокомпонентных синтагмы, содержательная функция которых – представить конкретные фрагменты общей картины ночного города (Ночь, / улица, / фонарь, / аптека). В ней нет ни одного словосочетания. Эти синтагмы, объединяясь одна с другой, конкретизируются и передают значение бытия, сосуществования в качестве единой картины. Каждая синтагма соответствует отдельной односоставной предикативной единице. Они разделены запятыми. Однако в содержательном плане ничего не менялось бы, если бы вместо запятых стояли точки, указывая на границы между отдельными односоставными предложениями.

Вторая строка представлена синтагмой Бессмысленный и тусклый свет. Она соответствует номинативному предложению, осложнённому однородными членами. На основе её словоформ можно указать на два минимальных словосочетания: бессмысленный свет и тусклый свет. Весьма странным выглядело бы утверждение о том, что данное номинативное предложение построено именно из этих словосочетаний, хотя такое утверждение в полной мере соответствовало бы господствующей концепции словосочетания. Странность заключается в том, что слово свет представлено в двух словосочетаниях, а в тексте оно использовано один раз.

Третья строка соответствует одной синтагме, которая выполняет функцию предикативной единицы бессоюзного сложного предложения: живи ещё хоть четверть века. На основании её структуры можно назвать следующие возможные словосочетания: живи ещё (или ещё хоть четверть века?), живи четверть века, четверть века. Из каких именно словосочетаний построена данная строка – из всех названных, или только некоторых из них, – однозначного ответа не услышим. К тому же любой ответ будет неубедительным.

В четвёртой строке две синтагмы. Первая соответствует предикативной единице бессоюзного сложного предложения: всё будет так. Возможное словосочетание: будет так. Хотя данную структуру можно рассматривать и как определённо-личное предложение. Но тогда, согласно мнению представителей господствующей концепции словосочетания, её, как предикативную структуру, нельзя квалифицировать в качестве словосочетания. Очередная синтагма соответствует простому предложению: исхода нет. По той же причине (безличное предложение) и эта структура не может квалифицироваться как словосочетание.

В пятой строке тоже две синтагмы, соответствующие двум предикативным единицам бессоюзного сложного предложения: умрёшь и начнёшь опять сначала. Квалифицировать вторую синтагму как словосочетание тоже нельзя, ибо сочетание слов начнёшь опять сначала соответствует структуре определённо-личного предложения.

Шестая строка включает две синтагмы, образующие простую предикативную единицу, осложнённую сравнительным оборотом: И повторится всё и как встарь. Что касается словосочетаний, их здесь нет.

В седьмой строке две синтагмы, каждая соответствует отдельному номинативному предложению: ночь и ледяная рябь канала. Во второй синтагме можно обнаружить два простых словосочетания: ледяная рябь и рябь канала – и одно сложное: ледяная рябь канала. Если руководствоваться тезисом строительства предложения из словосочетаний, то опять-таки неясно, как всё же построено данное номинативное предложение – при помощи двух словосочетаний или всех трёх.

И наконец, к последней строке возможны два подхода. Она может иметь разные интонации. В первой строке стихотворения, знакомившей читателя с ситуацией ночного города, четыре синтагмы, последовательно акцентирующие внимание на отдельных, сосуществующих, составных фрагментах ночного города. В заключительной строке эти же фрагменты представляют уже известную, психологически единую картину, обстановку, которая в своей цельности передаёт нечто неотвратимое, вызывая не просто тоскливое, а угнетающее настроение, от которого никуда не денешься. Даже смерть не гарантирует освобождения от этого “букета” унылого однообразия, так как начнёшь опять сначала, и повторится всё, как встарь. Поэтому все три компонента в последней строке – аптека, улица, фонарь, – несмотря на то что это самостоятельные односоставные предикативные единицы, могут произноситься без пауз, отражая нечто единое в своей враждебности. Для лирического героя эти три компонента – одно целое, один психологический пресс.

Возможно и иное восприятие данной строки, когда выделяются три синтагмы, как это отмечено ранее. Но в этом случае меняются смысловые нюансы: передаётся неотвратимость и бесконечность угнетающей картины в её надоевших деталях, каждая из которых выступает в роли отдельного раздражителя. Точную (т.е. авторскую) интерпретацию фрагмента могло отразить только чтение стихотворения самим поэтом. Думается, сказанное вполне подтверждает мысль о том, что словосочетания не являются речевыми единицами и не из них составляются предложения и речь в целом.

Поэтическая речь в плане восприятия отличается тем, что у читателя могут быть свои варианты содержания, у него есть право на свою интерпретацию стихотворения. При чтении научных, учебных, публицистических или официальных текстов необходимо их точное, однозначное понимание, в то время как для поэтической речи этого не требуется. В лирических текстах читатель, выступая соавтором, ищет себя, соответствие своим мыслям, чувствам, настроениям. Поэзия даёт ему возможность самовыражения. Он ищет свой поэтический мир – с его основами, законами, интеллектуальными, духовными, этическими и эстетическими ценностями. В этом специфика значение поэтической речи.

Любой текст – сложный, многокомпонентный феномен. Его минимально предельными речевыми структурами являются синтагмы. Из них он формируется, в их единстве сохраняется и воспринимается. Осознание его синтагматической структуры способствует однозначному пониманию его содержания. В нём синтагмы характеризуются взаимообусловленностью. Даже будучи в тексте однокомпонентными структурами, они не номинативные единицы, а содержательные, коммуникативные, чем принципиально отличаются от слов как обобщённых знаменательных единиц языка и словосочетаний как гипотетических лингвистических метаструктур. В синтагме слова трансформируются в единую одномерную (недифференцированную) речевую единицу, отражающую конкретный фрагмент ситуации, которая становится самостоятельным компонентом структуры и содержания речи.

В языке как системе обобщённых средств нет места для синтагмы, являющейся ситуативной речевой единицей. Синтагма конкретна, как конкретна вообще любая речь. Поэтому попытки описать её как единицу языка, к чему призывает В.В. Виноградов[69], ведут в тупик.

Что понимает учёный под синтагмой – остаётся загадкой. В его определении статуса синтагмы и её места в кругу синтаксических единиц языка синтагма как реальная речевая структура вступает в противоречия с такими языковыми единицами, как слово (синтаксема), член предложения, словосочетание и предложение. Синтагма – это не явление языка, а результат речевого творчества. Речь индивидуальна, Синтагма как её минимальная единица тоже индивидуальна, что подтверждается, например, наличием в духовной сокровищнице народа бесчисленного множества так называемых крылатых выражений, имеющих форму синтагмы и принадлежащих конкретным авторам.

Необходимость появления категории синтагмы связана не с системой и структурой языка, а с организацией речи и её последующим восприятием. Она диктуется задачами адекватного понимания речи – и прежде всего письменной.

Связанные грамматически и по смыслу, слова представлены в речи в виде единых смысловых групп. Только в единстве определяется их смысловая роль. В речи есть и другие слова, которые непосредственно не связаны с ними, но в свою очередь образуют аналогичные группы. Эти группы, объединяясь одна с другой при помощи ключевых слов, способствуют организации как устного сообщения, так и текста. Важность их разграничения и осмысления очевидна. Из них речь формируется и на их основе воспринимается.

Изучение бесчисленных способов, приёмов и особенностей организации речи как индивидуального использования языка в процессе речевой деятельности даёт неограниченный материал для развития теории порождения речи, накопления знаний о её выразительно-стилистических возможностях, а также представляет материал для формирования и развития всех видов речевой деятельности – как продуцирующих, так и рецептивных.

Любая конкретная синтагма как основа организации речи порождается на языковом материале в соответствии с синтаксическими законами конкретного языка, отражая значительную степень соответствия этим законам. Языковой материал, его законы, правила, предписания и требования – это общее материальное и теоретическое средство для развития навыков и умений формирования синтагм, которые становятся исходными структурами в процессе организации речи.

Синтагматическая структура текста создаётся автором. Последующее членение его на синтагмы – действие, обычное для любого читателя, главная цель которого – добиться адекватного понимания. Читатель должен определить в тексте авторские синтагмы, восстановить и осознать их интонацию, в результате чего сможет правильно понять его содержание.

Что же касается синтагм, то те из них, которые несут главную информацию, опустить невозможно, независимо от их структуры, от их конструктивной роли в предложении или в речи в целом. Даже если это и не члены предложения в их традиционном понимании, а, скажем, вводные слова или обращения, которые многие синтаксисты квалифицируют в качестве факультативных, синтаксически не связанных, а потому и не обязательных для структуры предложения. Получается курьёзная ситуация: для структуры предложения эти компоненты не обязательны, а для его содержания они могут быть первостепенны. Такой научный парадокс почему-то не настораживает этих исследователей, не говоря уже о том, что он противоречит коммуникативным целям. Вспомним приводимый ранее пример А.С. Пушкина:

Простите, мирные долины, и вы, знакомых гор вершины, и вы, знакомые леса!

Если опустим выделенные жирным шрифтом так называемые факультативные компоненты – обращения, то полностью разрушим речь, её содержание и структуру, не говоря уже об уничтожении художественной выразительности.

В индивидуальной речевой деятельности синтагмы – спонтанно возникающие минимальные речевые структуры, способствующие формированию общего содержания текста. Мысли как единицы мышления и предложения как единицы речи соотносительны, но не тождественны. Например, в устном общении его участники легко устанавливают мысли и их границы, но категория предложения находится при этом вне их внимания: осознание мыслей происходит на синтагматическом уровне – на основе тех синтагм, которые составляют мысль в виде конкретной фразы.

В тексте можно изменить границы между предложениями, сохраняя неизменным его содержание, но в нём нельзя нарушить границы между синтагмами, потому что это в большинстве случаев приведёт к деформации содержания. Синтагмы строго конкретны, они не имеют в тексте структурных и смысловых вариантов и представлены в единственном (авторском) исполнении. Конкретное содержание передаётся конкретной синтагматической структурой. Вспомним занимательную фразу: Казнить нельзя помиловать. Её можно представить в виде одного предложения, но с обязательным указанием границ (запятая) между синтагмами (Казнить, / нельзя помиловать или Казнить нельзя, / помиловать). Можно представить в виде двух предложений, граница между которыми опять-таки будет совпадать с границей между синтагмами. Никаких смысловых различий не будет, независимо от того, одно это предложение или два.

В данном примере на границу между синтагмами указывает знак препинания. Намного сложнее те бесчисленные ситуации, когда границы между синтагмами не отмечены пунктуационными знаками и их приходится определять на основании общего содержания контекста. Вспомним в этой связи синтагматические варианты приводимого ранее предложения:

Очень удивили его / слова старшего брата и

Очень удивили его слова / старшего брата.

Так что в речи постоянно встречаются предложенческие структуры, которые в зависимости от их синтагматического членения передают разное содержание, в связи с чем важно установить их авторскую синтагматику.

Линейное наращение синтагм осуществляется благодаря установлению синтаксической связи между их ключевыми словами и смысловой близости синтагм. Их конкретные значения последовательно составляют содержание речи. Из синтагм формируется текст – не предложения или ещё какие-либо иные промежуточные структуры, а именно текст, цель которого - передать конкретное содержание. По мере его развития в нём выделяются предложения.

Таким образом, можно утверждать, что синтагма – реальная исходная единица речи, недифференцированная, одномерная структура, которая выступает в качестве единого компонента при организации речи и её восприятии. Из синтагм речь порождается и на их основе воспринимается.