Глава 17 Габриель не отрывал взгляда от собственных рук

Габриель тихо сидел у окна, держа в руках кружку дешевого местного пива и смотря на мирно сопящую на кровати Мэри. Чтобы заставить девушку заснуть, ему пришлось напоить ее каким-то травяным отваром, который ему посоветовала трактирщица. Как видно теперь, зелье и впрямь стоило своих денег.

Эта ночь была очень темной. Даже луны укрылись за рваными тучами, не желая проливать свой холодный свет на спящий город. Габриель одним глотком допил пшеничное и, поставив пустую кружку на подоконник, направился к двери. Мэри продолжала неподвижно лежать на кровати, не издавая ни единого звука, лишь ее плавно поднимающаяся и опускающаяся грудь давала знать, что девушка до сих пор жива. Хотя это тоже весьма относительно.

Габриелю было искренне жаль ее. Мэри Ваарис, всегда уверенная, настойчивая и дерзкая, сейчас была беспомощной девочкой, брошенной, одинокой и раздавленной. Рэл вспомнил все, что между ними было. Конечно, он понимал, что она хотела быть сильной, поэтому старалась не поддаваться чувствам и вела себя так грубо. Она хотела быть главной во всем и лучшей среди всех. Может, именно это заставило ее без колебаний провести Очищение.

А еще Габриель знал, что она любит его. Только ее любовь такая низкая, испачканная грязью, что ему самому было немного грустно думать об этом. Мэри не умела любить: ее никто не научил. Она не знала, что такое забота, самопожертвование, преданность и честность, наверное, потому она и испугалась вдруг вспыхнувших в груди чувств. Она не знала, как принять их, и обратила эту светлую нежность в грязную похоть. У Мэри вся жизнь такая – испачканная.

Хотя эта любовь была для Ваарис светом. Тем спасительным светом, который до сих пор удерживает ее душу от падения в пропасть. Эта девушка была такой же мертвой, как и Габриель. Только вот, что спасает его, он не знал. Может, какое-то предназначение, чувство невыполненного дела, в последнее время очень часто преследующее его. Наверное, только вера в собственную важность как человека не позволяет ему сломаться.

Бретонец тихо закрыл дверь, повернув в замке ключ. Уйти Мэри отсюда одной он не позволит, мало ли, что взбредет ей в голову. Ночной Коррол был таким тихим и спокойным, что шум шагов разлетался по всей округе, уносясь куда-то вдаль, постепенно затихая. Габриель остановился перед церковью. Он поймал себя на мысли, что все чаще думает о Богах, будто они способны помочь ему. Так глупо. Габриель, неужели ты настолько перестал верить в себя, что просто нуждаешься в помощи?

Он вновь почувствовал давящую слабость во всем теле, невыносимо обжигающую пустоту внутри, способную разорвать на части. Хотелось просто безвольно упасть и подохнуть от собственной никчемности. С трудом взяв себя в руки и отогнав все эти мысли, Габриель все-таки вошел в дом Касты.

На полу у входной двери остался лежать обагренный кровью меч Ваарис, брошенный ею здесь. Этот меч отнял жизни всех, кто был так дорог Габриелю. Бретонец четко видел, как лезвие пронзает хрупкое тело Леонсии, разрывает сонные артерии Агарну, вспарывает грудь Тавэла… От этих образов, возникших в голове, Габриель почувствовал удушающую тошноту. Путаясь в собственных мыслях, он медленно поднялся на второй этаж.

Тело Касты лежало на столе: Мэри убила ее, когда писательница занималась своим любимым делом. Желтые листья пергамента окрасились в темный, практически черный цвет, а кровь изредка еще капала на разноцветный ковер, засыхая на нем бесформенным пятном.

Напротив мертвой Касты сидела женщина в темных одеждах. Это была Аркуэн. Ее лицо не отражало совершенно никаких эмоций, эльфийка мрачно, с какой-то задумчивостью во взгляде крутила в руках гусиное перо, макая его в кровь, словно в чернила, и наблюдая, как капли срываются вниз на оставшиеся чистые листы.

- Здравствуй, Габриель, - не отрываясь от своего странного занятия, поздоровалась Уведомитель. – По правде говоря, я ожидала прихода своегó Душителя.

- Зачем… - Рэл запнулся, понимая, что не в силах совладать с собственным голосом. – Зачем ты потребовала этого от нее?

- Мне был отдан приказ.

- Неужели ты веришь, что среди этих людей был предатель?

- Нет, - честно призналась альтмерка, наконец, поднимая на Терребиуса пустые глаза.

- Тогда зачем?

- Мне был отдан приказ, - вновь повторила зеленоглазая, ничуть не изменив интонацию.

Габриель остановил взгляд на трупе. Прерывая затянувшееся молчание, он все же спросил:

- Аркуэн, неужели ты настолько бездушна?

- Бездушна… Да, Рэл, это самое подходящее слово. Я настолько бездушна.

- Я не верю в это, Аркуэн. Тебе сейчас так же больно…

Альтмерка промолчала. Она могла солгать, но, казалось, Габриелю она позволяла узнать о себе чуть больше, чем остальным.

- Уйди отсюда, - скорее приказал, нежели попросил бретонец, с трудом отрывая взгляд от трупа. – Я сожгу тела.

- Не утруждай себя. У меня есть знакомые личности, которые быстро тут все приберут.

- Чтобы их всех расчленили, по частям вынесли в темных мешках из города и сбросили в озеро на корм рыбам? – Рэл впервые так разозлился на эльфийку. Она даже немного испугалась такой неожиданности.

- Я не позволю тебе сжечь тут все.

- Позволишь! Я спалю тут все к дагоновой матери!

- Ты переходишь черту, - Аркуэн была вынуждена тоже повысить голос.

- Знаешь что? Плевать. Плевать мне на Братство, на все эти догматы, на Ситиса и на тебя мне тоже плевать. Хочешь – останови меня. Тогда здесь станет одним трупом больше. В отличие от тебя, у меня еще осталось хоть какое-то подобие души.

Эльфийка резко встала, видимо, желая ответить еще более гневной речью, но потом вдруг остыла, опустив взгляд и даже как-то померкнув. Похоже, Габриель задел ее за живое, ему даже стало немного совестно за все, что он только что наговорил.

- Валяй, - безразлично бросила она, собираясь уходить. – Сжигай тут все. Можешь весь город в Обливион отправить.

Бретонец промолчал.

- И да, Габриель, - Уведомитель обернулась у самой двери, ее голос прозвучал печально. – Мэри… как она?

- Плохо, - в руке Габриеля вспыхнуло магическое пламя.

Не ответив, альтмерка скрылась за дверью.

Огонь. Всепоглощающий, беспощадный, дикий огонь. Он охватывал все вокруг, пожирал, подобно голодному зверю свою добычу, пронзая ее острыми клыками. Он напоминал огромного дракона, размахивающего сильными крыльями. Он полыхал на сером камне, танцуя свой безумный смертоносный танец. Он сжигал все. Четыре безжизненных тела, лежащие рядом, постепенно обращались в пепел.

Габриель, стоя перед ними, уже не понимал ничего. Огонь кружил вокруг безумным вихрем. Габриель сам сгорал в этом огне. Он сам был огнем. Магическое пламя змеями обвивало его руки. Он посмотрел на них, так же, как недавно смотрела Мэри. Он увидел кровь. На этих руках была свежая алая кровь, яркая, насыщенная, как лепестки анемона. Рэл не знал, чья это кровь, не знал, скольких он убил этими руками. Со счета он сбился очень давно.

Пламя окружило его теплым атласом, уничтожив почти все в этой продрогшей комнате.

Габриель не отрывал взгляда от собственных рук.

На них была его кровь.

Он с ужасом посмотрел перед собой. Увидел лишь черный пепел, вокруг которого все еще носилось пламя в поисках новой цели.

Вот и все.

Больше ничего не осталось.

Больше никого не осталось.

Только обгоревшие каменные стены, почерневшие от дыма, только тонны пепла под ногами. Только бесконечный холодный огонь вокруг. Через мгновение даже он исчез.

Габриель очнулся на полу посреди черной остывшей золы. Сгорело все. Все, что было в этой комнате, поглотило пламя. Сил подняться у Габриеля не было. Он бездумно смотрел вперед, жалея, что сам не сгорел в этом огне и не задохнулся от дыма. Ему вдруг стало интересно, если бы он не защищал себя заклинанием дыхания, которым обычно пользуются под водой, он умер бы? А если бы он и себя облил маслом, то тоже сгорел бы в собственном пламени?

Он опять закрыл глаза. Уже ничего не хотелось видеть.

***

Габриель вернулся в трактир уже после полудня. Он не знал, сколько времени находился в Убежище, но сейчас время для него вообще потеряло всякое значение. Поднявшись на второй этаж, он открыл дверь в комнату и осторожно зашел, боясь разбудить Мэри. Девушка уже не спала. Она снова плакала, совершенно не в силах сдерживаться, но, заметив Габриеля, все-таки попыталась взять себя в руки. Рэл не понимал, как можно так долго плакать. Лицо имперки опухло от слез, и это ее совсем не красило. Рэлу было ее искренне жаль.

Габриель молча сел рядом с ней, совершенно бесстрастно смотря в ее покрасневшие глаза. Она еле заметно нахмурилась. Запах дыма ей, видимо, совсем не нравился.

- Я считала это простым контрактом, - неожиданно сказала она, потупив взгляд. – Думала, я могу убить любого и остаться равнодушной.

- Перестань думать об этом.

- Я предала их. А ведь это была моя семья.

- Мэри, хватит. Не думай об этом, - он положил ладонь на ее холодную руку. – Ты и так всю ночь плачешь.

Она промолчала, потому что не думать о таком было невозможно. Габриелю было больно смотреть на эту девушку. Он хотел бы ее возненавидеть, но отчего-то наоборот испытывал к ней какие-то теплые чувства. Она осталась единственным напоминанием о Братстве, единственным, что у него осталось. Он вдруг возненавидел сам себя за то, как обращался с ней. Она была для него эгоистичной стервой, но он никогда не пытался понять, почему она была такой.

Мэри словно прочла его мысли:

- Габриель… ты… когда-нибудь сможешь простить меня?

- Нечего тут прощать. Ты сделала то, что должна была.

Сказать «все нормально» у него язык не поворачивался. Он, оставив ее одну, спустился вниз, в бар. В этот час тут было очень мало народу, и это стало единственным, что сейчас порадовало бретонца. У него ужасно болела голова, он уже практически ничего не соображал. Трактирщица же, напротив, соображала очень хорошо и без лишних вопросов налила Габриелю очередную кружку пива. Он кивком поблагодарил ее.

Через несколько минут она все-таки спросила:

- Что у вас случилось-то?

- Лучше тебе не знать.

- Выглядишь ты не очень хорошо, - Таласма и себе налила какой-то выпивки.

- Не помню, когда спал последний раз.

- Дурак.

Габриель часто останавливался в этой таверне и Таласма его очень хорошо знала. Видимо, она проявляла искренний интерес к проблемам своего постоянного гостя, а не просто искала повод поболтать.

- А с девчонкой твоей что?

Рэл только шумно выдохнул, сверля взглядом темный напиток.

- Ладно, не буду приставать. Но если понадобится помощь или совет, то ты всегда можешь обратиться ко мне. Я готова выслушать, - помолчав, она добавила: - В отличие от большинства, я умею хранить секреты.

- Ты даже имени моего не знаешь.

- Я знаю, что ты неплохой парень, и мне этого достаточно, - она просто пожала плечами.

- Спасибо, - отстраненно ответил бретонец, только чтобы поддержать разговор.

- Так я и вправду ничем не могу помочь?

Габриель допил горькое пиво:

- Если только у тебя есть хотя бы самое простое зелье, восстанавливающее магические силы.

Каджитка издала какой-то странный звук притворного удивления. Она, похоже, за годы своей работы уже ничему не удивлялась по-настоящему.

- Нет, прости. Такого нету.

- Досадно.

- Кого поджарил?

Габриель бросил на трактирщицу безумный взгляд. Перед ним снова появился этот бешеный, всепожирающий огонь, превращающий в пепел все, что было для него так дорого.

- Эй, ты в порядке? – Таласма выглядела очень обеспокоенной.

- Да. Конечно. Пойду прогуляюсь.

Кажется, теперь эта добродушная трактирщица будет избегать встречи с Рэлом. Он немного напугал ее своим до ужаса безразличным ко всему состоянием. Он сам не мог понять, что с ним происходит. То ли это из-за заклинания, выжавшего из него все соки, то ли из-за смерти друзей, то ли из-за того, что он видел, как их тела сгорают в кошмарном пламени. А это зрелище не для слабонервных. Он прекрасно осознавал происходящее, мог трезво мыслить, но им завладела такая апатия, что он больше был похож на хорошо сохранившегося зомби.

Рэл вышел на задний двор «Дуба и патерицы». Здесь не было людей, даже шум с главной улицы практически не доходил досюда. Габриель опустился на землю под какое-то высокое старое дерево и посмотрел на синее небо, покрытое белыми облаками, слово пятнами краски. Листва шумела, шепча какие-то ей одной ведомые слова. Даже во всей этой безмятежности было что-то тревожное. Рядом послышались чьи-то легкие шаги. Габриель даже не смог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это.

- Рэл, не обижайся, - это снова Аркуэн. – Но ты-то не будь тряпкой.

- Я в порядке.

Аркуэн села рядом, не боясь запачкать свои дорогие брюки. В этой эльфике была какая-то красота, до сих пор не отпускавшая бретонца, но если бы альтмерка продолжала оставаться для него загадкой, он, может, и впрямь полюбил бы ее. Аркуэн привязалась к нему, и он прекрасно знал это. Она была разочарована, когда Люсьен сделал Габриеля своим Душителем, но перечить Лашансу не осмелилась. Его, похоже, многие боялись.

В этой эльфийке сочетались мягкость и какая-то необыкновенная безграничная злоба. Наверное, именно поэтому она вызывала такие противоречивые чувства.

Противоречия, противоречия, противоречия… последнее время они слишком часто преследуют Габриеля. Он понятия не имел, что от него хотят остальные, ему не давали покоя мысли о том, что Дафна и Матье с детства готовили его к Темному Братству. Да, он был уже уверен, что так и было. Матье. Странный человек. Может, все Уведомители такие противоречивые. Этот ассасин был… злым. Нет, он относился к Габриелю как к родному сыну, только вот любви в этом человеке не было. И Габриель абсолютно не понимал, как Дафна могла выйти замуж за него. Хотя тетушка его тоже не без странностей.

- Рада, что у тебя хватило ума не сжигать дом, - голос Аркуэн вырвал его из размышлений. - Что с Убежищем?

- Тренировочному залу требуется срочный ремонт.

- Рэл, хватит терзать себя мыслями, - она сказала то, что хотела сказать. – Они все мертвы, и этого не исправить.

Он только сейчас посмотрел на нее:

- Я в порядке, Аркуэн, - уверенно повторил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Просто для заклинания понадобилось сил чуть больше, чем я предполагал.

- Так выпей пару зелий, - Габриель не нашел, что ответить. – Хватит обманывать самого себя, Габриель.

- Знаешь, а ты права. Надо браться за работу, а не тратить время на пустые размышления. Наверняка Люсьену не понравилось то, что я бесследно исчез из Чейдинхола.

- Для начала выпей это чертово зелье и поспи хотя бы пару часов. А Люсьен… он должен был ожидать подобное, когда сделал тебя своим Душителем.

Аркуэн встала на ноги, бросив какой-то презрительный взгляд на бретонца. Конечно, таким он ей не нравился. А ему не понравился этот взгляд. Слишком многое в нем было скрыто.

- А мне, пожалуй, надо поговорить с Мэри, - она отряхнула одежды от пыли.

- Не доведи ее до окончательного срыва.

- За кого ты мне принимаешь, Габриель? У меня все-таки еще есть душа.

Да, он очень сильно задел ее своими словами. Даже не попрощавшись, альтмерка скрылась за углом дома.

Денег на зелье у Габриеля не оказалось: он потратил последние на комнату в таверне и на травяной отвар для Мэри. Ему не хотелось снова видеть ее. Может, он боялся после всего этого смотреть ей в глаза. В таверну возвращаться тоже не хотелось.

Рэл так и заснул в саду под звон колоколов, разлетающийся по всему городу.

***

Фаррагут встретил Габриеля недоброжелательным холодом каменных полуразрушенных стен. Этот форт стоял так близко к городу, но его все равно забросили, точно так же как и остальные. Это было странно. Наверное, крестьяне не растащили тут все, потому что это место стало Убежищем Люсьена. Теперь даже лесные звери старались обходить Фаррагут стороной.

Габриель не знал, чего ждать от Уведомителя; от такого человека можно было ждать всего, что угодно. Он мог разозлиться, мог, напротив, сказать, что Рэл поступил правильно, а мог вообще никак не отреагировать. Нужно было быть готовым к любому из вариантов.

Открыв крышку люка, Габриель спустился вниз. Люсьен был здесь, он сидел в своем кресле и, сцепив пальцы в замок, смотрел в одну точку. Пожалуй, только такого варианта Габриель не учел. По правде сказать, его немного напугал этот безумный, какой-то фанатичный взгляд Уведомителя.

- Люсьен?

- Здравствуй, Габриель, - имперец оторвал взгляд от одному ему известного объекта и посмотрел на Терребиуса. – Насколько я понимаю, Очищение проведено. Тот кошель на столе твой, все-таки я должен платить своему Душителю за работу.

Габриель, который такого варианта и не предполагал, забрал деньги, нисколько не расстроившись таким исходом дела.

- И что теперь? – с позволения Лашанса Рэл сел рядом.

- Теперь? Теперь мы должны закончить то, что начали с Дамиром. Больше ждать нельзя. Честно, после столь долгого затишья, я даже сам стал сомневаться в том, что предатель до сих пор жив.

- А с чего ты взял, что тот, с кем мы имеем дело сейчас, именно тот, кого искал отец?

- Поверь мне, это один и тот же человек.

- Так откуда такая уверенность?

- Он обезглавливает.

- В смысле сносит…

- Да, сносит голову с плеч.

- Хорошо. То есть плохо. И как мы будем действовать? С чего начинать?

- Для начала я должен тебе обо всем рассказать. Может быть, что-то тебя удивит, а что-то тебе не понравится.

- Я слушаю.

- Мы работали с твоим отцом очень долго. Были братьями, не просто коллегами по работе, а братьями. Знаешь, друга лучше у меня не было. Хотя это уже отступление. Так вот, поскольку Дамир был моим Душителем, я давал ему ряд контрактов, но видеться с ним мне доводилось редко из-за вечной занятости, поэтому я оставлял письма с именами жертв в различных тайниках по всей провинции. Так делают практически все Уведомители. Мне такая система казалась довольно практичной и безопасной. Я ошибся. Одним прекрасным вечером Дамир пришел меня навестить, что меня немного обескуражило, потому что обычно мнé приходилось выслеживать его по всей провинции.

Люсьен ненадолго замолчал, вновь о чем-то задумавшись. Габриель поторопил его:

- И зачем он пришел?

- Сказал, что убил двух Братьев. Я тогда даже не знал, как реагировать на эти слова. Но Дамир все вовремя объяснил: он выполнял мои приказы. Он еще очень удивился тому, что я стал писать на другом пергаменте другим почерком. А потом каким-то образом узнал, что заказанный ему каджит был одним из нас.

- Как поступила Черная Рука?

- Поначалу никто не догадался, что убийство братьев совершил Дамир. Но Братство всегда обо всем узнает.

- Так как поступил Слушатель?

- Прямых улик против Дамира не было, и никто не решался ничего предпринимать, даже Слушатель: все-таки Дамир был моим Душителем. Конечно, поползли слухи, конечно, были те, кто распространял их в каких-то своих целях. Только вот мы вовремя начали собственное расследование, и это сбило Руку с толку. Сначала мы старались держать все в тайне, но от Братства ничего невозможно скрыть, - Лашанс выдержал выразительную паузу, вспоминая давно прошедшие события. На этот раз Габриель не стал его торопить. – Вычислением предателя, в основном, занимался твой отец, это позволяло ему долгое время скрываться от Руки, потому что он никогда не оставался на одном месте. Наверное, даже дома не появлялся.

Габриель кивнул, подтверждая эти слова. За год до смерти отец действительно практически не виделся с семьей, объяснял это большим количеством работы и срочными неотложными делами. Зато в это время Дафна зачастила к ним. Габриель боялся этой женщины. Она и сейчас-то внушала ужас.

Люсьен продолжил:

- Я же в это время приглядывался к остальным Уведомителям. Думаю, младшие Братья вряд ли знали о том, каким способом Дамир получал от меня контракты, поэтому подставил нас кто-то из Руки. Только вот кому это было выгодно?

- Ты хочешь сказать, что проведенное сейчас Очищение не имело смысла? – Рэл хотел, чтобы этот вопрос прозвучал обычно, без капли боли и сожаления, но, кажется, у него не получилось.

- Боюсь, что да. Но разве объяснишь это Слушателю, который даже не подозревает, что сегодняшние убийства и убийства восьмилетней давности совершил один и тот же человек?

- Почему все тогда решили, что предателем был именно мой отец?

- Двух братьев убили до того, как я назначил Дамира своим Душителем, но он на тот момент уже был в Братстве. А когда он умер, убийства вдруг прекратились, что и породило такую мысль. Я же тогда подумал, что на поле боя остался и настоящий предатель, только вот никто из Братьев больше не погиб в сражении.

- Но тогда зачем нужен был такой большой перерыв, чтобы начать убивать Братьев снова?

- Я тоже хотел бы это знать, - Люсьен вдруг поднялся и, подойдя к стоящему в дальнем углу серванту, достал бутылку Тамики. – Знаешь, что меня действительно беспокоит? То, что недавние убийства могут списать на тебя.

- Или тебя, - мрачно ответил Рэл, принимая из рук Уведомителя полный кубок.

Люсьен сделал глоток:

- А теперь, собственно, о деле. Тебе стоит немного рассказать о брумской битве. Разумеется, перед столь масштабным сражением графиня Нарина Карвейн не могла не обратиться за помощью к… профессиональным воинам. Поскольку сохранение Тамриэля было также в интересах Братства, Черная Рука решила принять в этом участие. Я хочу сказать, что на поле боя находились не только твой отец с Дафной. Там были все Старшие, разве что кроме Аркуэн.

- Я не знал.

- А я говорю тебе это не для общей справки. Перед самым боем Дамир сказал мне только три слова: «Я нашел предателя». Но вот о том, кто это, предпочел умолчать.

- Он узнал, кто подставлял вас? – это была, наверное, самая приятная новость за сегодня.

- Узнал. Этот огонь победы в его глазах я запомнил очень хорошо.

- Но почему… почему он не назвал имя?

- Боялся, что я выпущу кишки этой крысе еще до того, как закончится битва.

- Значит, предатель действительно из Черной Руки…

- Я более чем уверен в этом. Потому что твоего отца убили не дреморы.

Габриель задумчиво посмотрел в кроваво-красный напиток, наполняющий дорогой кубок. Почему-то бретонец не удивился словам Люсьена. Где-то в глубине души он всегда знал это. Такого превосходного фехтовальщика, как его отец, просто не мог убить какой-то низший даэдра.

- Я видел его рану, - Лашанс говорил об этом, как о чем-то повседневном, будто его совсем не волновала участь лучшего друга. Габриеля немного задело такое хладнокровие. – Такую нельзя нанести дреморским клинком. Просто нельзя. Дамира убил тот, кого он так долго искал, его убил предатель. Я могу точно сказать это.

- И как нам вычислить его? – Рэл решил уйти от темы ближе к делу. Люсьен, кажется, понял это.

- Если бы я мог однозначно ответить на этот вопрос. Скажу только, что у твоего отца было собственное мифическое убежище, о месторасположении которого даже я не знал. Уверен, там мы сможем найти ответы на все, только вот само убежище найти практически невозможно.

Габриель никогда не слышал об этом. Но он не был бы Терребиусом, если бы не мог найти то место, которое последний год заменяло отцу дом. Бретонец поставил на стол пустой кубок.

- Я займусь этим. Если у отца и впрямь было что-то подобное, то я это найду. Любыми способами.

- Габриель, только не смей привлекать к этому Дафну. Дамир однажды уже посвятил ее в свои планы, и ничего хорошего из этого не вышло.

- Думаешь, она может быть предателем?

- Я скажу только, что не полностью доверяю ей.

- Все нормально. Я и сам не доверяю ей.

Габриель не исключал возможности, что именно Дафна могла быть предателем. Только вот она действительно скорбит по брату. Непохоже, что она могла убить его.

- Люсьен, можно задать тебе один вопрос?

Лашанс тихо хмыкнул:

- Надеюсь, по делу.

- По делу. Почему за столько лет ты так и не смог найти предателя?

- Видишь ли, Габриель, мне не хватало одной маленькой детали. У меня не было убийств.

- Мне стоит знать что-то еще? – почему-то Рэла не покидало ощущение, что Лашанс знает куда больше, чем говорит.

- Думаю, пока что нет. Я не хочу навязывать тебе свою точку зрения. Ты посмотришь на все это трезвым взглядом. Конечно, Дамира ты не заменишь, но, может, сможешь пройти его путем.

- Я постараюсь сделать все возможное. В этом ты можешь не сомневаться.

На лице Лашанса промелькнула тень улыбки. Это даже немного удивило Габриеля.

- Ты сделаешь даже невозможное, Терребиус, - Люсьен пожал ему руку.

Рэл не ожидал услышать эти слова. Похоже, Дамира уважал не только собственный сын. Это был настолько честолюбивый, сильный и уверенный в себе человек, что им, наверное, восхищался каждый в Братстве. Габриель безумно скучал по нему. Жаль, что он лишился отца в таком раннем возрасте.

Оставив Люсьена в одиночестве, Рэл вышел из форта и направился к городу. Гарпия звонко цокала новыми подковами по дороге, отбивая неровный ритм. Это было невероятно гордое и красивое животное. Габриель уже любил эту лошадь.

Он понятия не имел, как сможет отыскать убежище отца. Их дом в Лейавине, насколько он знал, уже давно был продан, и пытаться найти там хоть какие-то вещи, которые раньше принадлежали семье Терребиус, - глупое и неплодотворное занятие. Хотя если ничего лучше Габриель не придумает, то он займется именно этим.

Спрашивать Дафну он, разумеется, не будет, но вот обыскать ее дом, пожалуй, стоит. Все-таки больше половины их имущества сейчас хранится в ее подвале. Может, удастся найти там что-то из вещей отца. Конечно, шанс отыскать во всем этом хоть какой-то намек на месторасположение убежища минимален, и все-таки это первое, в чем стоит попытать удачу.

Красное солнце уже клонилось к горизонту. В Чейдинхоле было красиво вечером, город словно светился под закатными лучами, скользящими по неровной поверхности Корболо. Было необычайно тихо. Слышалось только пение птиц и редкие всплески воды в реке. Небо, переливающееся розовым, было безоблачным и чистым, отчего казалось выше и больше, чем обычно. Почему-то нельзя смотреть на небо и думать о плохом. Если поднять глаза вверх, мир вдруг приобретет другую окраску, более чистую и светлую.

Рэл отчего-то улыбнулся. Улыбнулся, хотя все это давалось ему с большим трудом. Прошлое, которого он даже не знал, сейчас затянуло его, словно в глубокий омут, из которого уже никогда не выбраться. А ведь Габриель даже подумать не мог о подобном исходе, когда принял предложение Аркуэн вступить в Темное Братство. Он даже не знал, что его отец был ассасином. Вот уже действительно ирония судьбы.

Интересно, знала ли мать обо всем этом? Не мог же отец постоянно ей лгать. Вообще Габриель не представлял, как член Темного Братства смог завести семью. С такой жизнью на серьезные отношения обычно не хватает времени. Поэтому отец так редко появлялся дома. Сейчас Рэл понимал, что практически ничего не знал о своих родителях, когда был маленьким. Они были удивительными людьми. Мать, несмотря ни на что, любила своего мужа. Любила так, как умеют любить немногие. Она всегда была верна ему, всегда готова была месяцами ждать его возвращения домой. И она так часто плакала, когда он возвращался живым. Габриель больше не встречал людей, которые умели бы плакать от счастья.

А его отец? При своей-то работе он мог настолько глубоко чувствовать, что до сих пор не верилось, что он мог отнимать жизни невинных людей. Это был очень добрый человек, только, в отличие от мамы, он никогда не ходил в церковь. Теперь Рэл понимал, почему.

Габриель поднял взгляд к возвышающемуся над ним собору. Может быть, воспоминания о родителях толкнули на это бретонца, но он, словно завороженный, медленно поднялся по узким ступенькам и открыл деревянную дверь.

В часовне Аркея было прохладно, как будто нагретый за день воздух не проникал сюда. Здесь все дышало собственным воздухом, пропитанным миртом и запахом дыма от сгорающих свеч. Этот запах пробуждал столько воспоминаний, что у Рэла закружилась голова. Вся его жизнь мелькала перед глазами разноцветными кадрами, заставляя еще глубже погрузиться в собственные мысли.

Здесь никого не было: в столь поздний час все уже разошлись по домам. Рэл, вспомнив о том, как они с матерью тоже каждый день молились Девятерым, сел на одну из лавочек, освещенных различными цветами, которые отбрасывали проходящие через витражи последние лучи солнца. Габриель посмотрел на образ Святого Джулианоса, почему-то именно этого бога он почитал больше остальных и именно его считал своим покровителем. Сейчас об этом было даже смешно думать. Покровительство, защита, помощь. После смерти родителей, после того, как он начал убивать людей, после того, как умерли его друзья, те, к кому он действительно привязался, Габриель уже ни в каких богов не верил. Нет ни Девятерых с Ану, ни Даэдра с Ситисом.

- Я вижу, тебя терзает что-то. Могу я помочь тебе, брат?

Рэл резко обернулся, услышав этот нежный женский голос. От испуга он даже вздрогнул, потому что в первый момент спутал служительницу с другой девушкой.

- Леонсия?!

Альтмерка невинно и непонимающе посмотрела ему в глаза:

- Я напугала тебя? – на ее губах мелькнула еле заметная улыбка.

- Ты? Нет, что ты. Просто я обознался, прости, – Габриелю вдруг стало ужасно стыдно за то, что он действительно сначала испугался.

Эльфийка села рядом, убрав с глаз прядь светлых, практически белых, как у Леонсии, волос. Нет, эта служительница не была похожа на Оргистр. В голубых, словно лед, глазах альтмерки не было ни капли ненависти и жестокости, они были такими светлыми и добрыми, что вряд ли эта девушка вообще выходила на улицу, чтобы посмотреть, какой ужас творится за стенами этой церкви. В этой служительнице все было таким спокойным, чистым, она напоминала ясное небо, смотря на которое, нельзя думать о плохом.

Рэл невольно отметил красоту альтмерки. Она была стройна, изящна, с милым, слегка вытянутым лицом, которое аккуратно обрамляли светлые блестящие локоны волос. Огромные глаза, смотрящие так наивно и как-то по-детски честно, придавали служительнице какую-то неземную святость.

Габриель поспешил отвести взгляд, понимая, что пялиться на служительницу церкви не очень хорошо.

- Так что же мучает тебя? Не бойся поделиться своим горем: вдвоем нести любую ношу гораздо легче.

Габриель с трудом выдавил из себя улыбку:

- Да все нормально. Уверяю тебя.

Эльфийку, кажется, опечалил такой ответ:

- Зачем ты улыбаешься, обманывая самого себя? Если бы ты мог видеть, насколько горька твоя улыбка…

Габриель не ожидал подобной реакции. Ему вдруг действительно стало немного страшно, потому что обычно никто не отвечает такими честными словами на подобные «улыбки». Эта служительница читала его по одному лишь взгляду, что не могло не настораживать. Попробуй, солги ей…

- Я не хочу делиться этой болью с кем-то. Тем более, прости, с девушкой.

- Ты боишься, - она наконец-то отвела взгляд, который Габриель уже не мог выдерживать на себе. – Это вполне естественно.

- Я не боюсь, - он с досадой усмехнулся. – Просто не вижу смысла рассказывать все тебе.

- Твоя боль – это смертельный яд. Его можно проглотить, заставить растекаться по венам, чтобы он добрался вместе с кровью до сердца и разрушил тебя изнутри. А можно разделить с кем-то, чтобы доза не была смертельной. Решать тебе.

- Ты пытаешься вывести меня на исповедь?

- Я пытаюсь помочь тебе.

- То, что ты хочешь от меня услышать, считается ужасным грехом.

- Боги простят любого, кто искренне сожалеет о совершенных грехах.

- Только беда в том, что я не сожалею об этом.

Альтмерке пришлось подумать несколько секунд, прежде чем ответить на эти слова:

- Значит, я хочу услышать совсем не это. Тебя мучает что-то другое. Ты запутался, тебе больно. Так позволь мне помочь.

Габриеля начинала пугать эта эльфийка. Он чувствовал, как какое-то странное чувство, то ли гнев, то ли отчаяние, начинает вскипать в нем. Он понимал, что больше не выдержит ни минуты этого разговора и либо сорвется и накричит на эту служительницу, чтобы уже отстала наконец, либо все-таки обо всем расскажет ей и тогда точно попадет за решетку.

- Я не хочу обсуждать это, - он все-таки повысил голос.

Ее это ничуть не смутило:

- Сколько же лет ты хранил в себе все случающиеся с тобой несчастья, что перестал доверять людям?

- Уже не помню.

- Восемь.

- Чего? – он даже посмотрел на нее, окончательно запутавшись. Ее взгляд ничуть не изменился, но в нем промелькнула какая-то светлая печаль.

- Восемь лет.

Габриель понял, что ему не хватает воздуха. Именно восемь лет назад умер отец. Именно восемь лет назад он начал терпеть собственную боль и притворяться, что все хорошо, чтобы не расстраивать мать. Именно восемь лет назад это начало входить в привычку.

- Я… не смогу, - его голос звучал слишком глухо и неестественно. - Не смогу рассказать тебе о том, что случилось.

- Ты прав, если думаешь, что будет еще больнее. Боль, она как засевший в груди наконечник стрелы. Его можно не вытаскивать, тогда рана затянется, боль утихнет, но это острие все равно будет давить на сердце и рано или поздно убьет тебя. А можно вытащить. Думаю, ты на собственном опыте знаешь, настолько это болезненный и мучительный процесс. Но, согласись, потом эта боль проходит, кровотечение останавливается, и тогда тебе становится намного легче.

- Шрамы все равно остаются.

- Шрамы не болят.

- Чего ты хочешь?

Она внимательно посмотрела в его серые глаза, словно заглянула в самую душу. От этого взгляда стало еще больнее: он был таким искренним и сильным, что сопротивляться ему просто невозможно. Этот взгляд завораживал своей чистотой. Габриелю вдруг показалось, что все это с ним уже происходило. Он смотрел на себя, будто со стороны, и не мог понять, в чем же дело. Он начинал чувствовать, что больше и впрямь не может держать все в себе.

- Я хочу, чтобы ты перестал страдать от собственной боли, - теплая ладонь эльфийки легла на его руку. - Расскажи мне все, Габриель.

Сердце грубо стукнулось о грудную клетку и, казалось, вдруг резко замерло на месте.