Глава 9. Лечение разговорами

История Берты Паппенгейм, рассказанная Фрейду Брейером еще до женитьбыпервого, произвела на него очень большое впечатление. Именно Фрейд убедилБрейера опубликовать этот случай - это произошло значительно позже, в 1895году, - когда они совместно писали книгу "Этюды по истерии", с которойначалась карьера Фрейда. Паппенгейм упоминалась там под вымышленным именем"Анна О.", вскоре приобретшим известность. Предполагают, что Брейер еевылечил и тем самым навел Фрейда на мысль о создании психоанализа. Ее настоящее имя стало известно лишь тогда, когда Эрнест Джонс написалбиографию Фрейда в 1950-х годах. Это вызвало негодование семьи, потому чтоБерта Паппенгейм впоследствии стала известной феминисткой и общественнымдеятелем, и они хотели запомнить ее именно такой. С тех пор обнаруживаютсявсе новые сведения об этом случае, о которых Фрейд мог знать, а мог и неподозревать. Существует целая школа, занимающаяся научным описанием жизниАнны О. В работах приверженцев этого направления показано, как Фрейдиспользует ее болезнь в своих целях: так он и работал. Впервые Брейер упомянул о Берте 18 ноября 1882 года: это зафиксированов письме Фрейда Марте, написанном на следующий день. Как ни странно, Мартабыла с ней знакома. После того как Берман Бернейс упал мертвым на улице в1879 году, Зигмунд Паппенгейм - отец Берты - стал опекуном Марты. Паппенгеймы были известным семейством евреев-ортодоксов. Берта родиласьв Леопольдштадте в феврале 1859 года, приблизительно в то время, когдаФрейды приехали туда вместе с трехлетним Зигмундом. Правда, Фрейды снималиквартиру, а Паппенгеймы жили в особняке. Позднее Паппенгеймы переехали надругую сторону канала, в Девятый округ. Что знал Фрейд об их прошлом, намнеизвестно. Берта не интересовалась религией, но активно сопротивляться решениямсемьи в религиозных вопросах не могла. Наверняка она получила обычноерелигиозное образование, включавшее в себя подготовку к браку, в том числеправила приготовления пищи и многочисленные инструкции, касающиеся женскойгигиены. Ее светское образование, которое, скорее всего, продолжалось дошестнадцати лет, включало современные языки, потому что кроме немецкого оназнала английский, французский и итальянский. Она ездила верхом, играла нафортепиано, посещала концерты и театр и в общем вела светский образ жизни,про который впоследствии говорила, что он состоял из скучных пустяков,служащих для того, чтобы "убить время". Ни лечение, которое она получала, ни психологические наблюдения,сделанные Брейером по ее поводу, похоже, ни в малейшей степени не учитывают,что она могла быть умной и своевольной женщиной, страстной натурой, котораяпыталась с помощью болезни изменить ненавистную ей жизнь. Подобный диагнозмог бы быть поставлен в двадцатом веке, но никак не в девятнадцатом. Ближевсего к нему приближалось замечание Брейера о "монотонной семейной жизни",из-за которой у нее оставались излишки энергии, способствующие развитиючрезмерно сильного воображения. Ее болезнь, описанная Брейером в книге "Этюды по истерии", выражаласьдовольно странно. Все началось в июле 1880 года, когда ей был двадцать одингод, с усталости и галлюцинаций. Семья проводила то лето в Ишле, курорте сгрязевыми и серными ваннами, которые так любил император и его семейство.Отец Берты серьезно заболел (у него была инфекция легких), и Берта каклюбящая дочь настояла на том, чтобы провести у его постели всю ночь. Симптомы заболевания Берты начали проявляться в то же время, что иболезнь ее отца. Одна из ее галлюцинаций заключалась в том, что вместо егоголовы она увидела череп. Когда к ним должен был приехать хирург из Вены иБерта поздним вечером ждала его возле отца, она увидела, как ее пальцыпревращаются в змей, и ее руку парализовало. Галлюцинация исчезла, когдараздался гудок поезда, на котором приехал хирург. Она рассказывала Брейеру об этих галлюцинациях, и попытки их вспомнитьстали частью лечения. Ее история осложняется тем, что почти все события вней относятся к личной жизни Берты. Она испытывала все новые перепадынастроения, видела грезы, которые, в свою очередь, становились частьюистории болезни. В 1380 роду у Берты появился заметный симптом - тяжелыйкашель, - и именно поэтому в ноябре этого года семья обратилась к Брейеру. С 11 декабря по 1 апреля 1881 года она лежала в постели с головнымиболями, нарушениями зрения, параличом и странными периодами изменениясознания, когда она не могла выражаться грамматически правильно иобъяснялась на смеси из нескольких языков. Брейеру пришло в голову, чтопричиной может являться какое-то органическое заболевание, и он предположил,что это может быть туберкулезный менингит. Этот диагноз он не смогподтвердить и предпочел отнести случай к универсальной истерии. Некоторыеученые все еще утверждают, что она могла страдать от физическогозаболевания, возможно, заразившись от отца. Брейер посещал пациентку каждый день и обнаружил, что после обеда онастановится сонной и впадает в некое подобие транса, который он назвалсамогипнозом. В этом состоянии она рассказывала ему о своих фантазиях -"печальных историях", часто о больной девушке. Она называла эти встречи"прочисткой дымовой трубы" и утверждала, что это ее "лечение разговорами".Состояние Берты улучшалось. Мы не знаем, почему Брейер не занимался своими многочисленнымипациентами, а проводил долгие часы у кровати Берты и слушал ее, или почемуон решил, что ей необходимо уделить так много внимания. Один исследовательрассчитал, что Брейер провел с Бертой тысячу часов. В 1880-х годах, когдацарило научное мировоззрение, к психическим болезням обычно относилисьгораздо пренебрежительнее. Подобный неторопливый "психологический" подходбыл чужд западной медицине, согласно которой человек может быть либосумасшедшим, либо нормальным. Паппенгейм побывала не в одной частнойклинике, но эти бесконечные разговоры оказались самым главнымтерапевтическим средством. Если бы ее родители не могли оплачивать лечение иБрейер не был заинтересован в проведении эксперимента, ее болезнь выгляделабы совсем по-другому. Течение болезни Берты зависело от лечения, которое онаполучала. 1 апреля 1881 года (в день дураков - совпадение или важная деталь) онавстала с постели, но 5 апреля, после смерти отца, состояние Берты резкоухудшилось. Наступил очередной кризис с новыми галлюцинациями в виде черепови скелетов. Берта не могла говорить по-немецки (вместо этого онаиспользовала английский) и в течение периодов "отсутствия" не узнаваланикого, кроме Брейера. В какой-то момент ему даже пришлось кормить ее.Анорексия, приступы гнева и галлюцинации усугубились, к ним добавилисьпопытки самоубийства. Дважды Брейер отправлял Берту в санаторий "Инценсдорф"под Веной. Метод лечения разговорами применял только Брейер, и когда тот навремя уезжал, она отказывалась слушаться других врачей. Берта получала явное облегчение от рассказов обо всем, что с нейпроисходило, но Брейер заметил, что можно добиться более явноготерапевтического воздействия. Одним из многочисленных симптомов еезаболевания была затрудненность глотания воды. Под самогипнозом Бертавспомнила, что видела, как ее "спутница", англичанка, позволяла своей собаке("отвратительному существу!") пить из стакана. Рассказав про это Брейеру,Берта избавилась от симптома. Это заинтересовало Брейера, и он стал уделятьбольше внимания ее воспоминаниям. Зимой 1881-1882 годов болезнь перешла в критическое состояние. Бертастрадала от психического расстройства, при котором она как будтосуществовала в двух измерениях: в настоящем и в прошлом. В "прошлом" онамогла заново со всеми подробностями переживать события, происходившие с нейза год до того. Предположительно, ее мать находила подтверждения этихвоспоминаний в своем дневнике. Брейер целые месяцы разбирался внагромождении историй и прослеживал каждый симптом в обратномхронологическом порядке. Это означало, что он шел от каждого проявлениясимптома к предыдущему, пока не достигал момента, когда симптом появился впервый раз. После этого симптом исчезал. Все они были связаны с отцом Берты.По-видимому, его болезнь или отношения с Бертой были первопричинойзаболевания. Объяснение этому так и не было найдено. Возможно, истерия Бертыбыла способом избежать неприятной обязанности ухода за отцом. "Симптомы" нельзя назвать очень разнообразными. Один из них - "глухота,вызванная испугом от шума". Брейер обнаружил тридцать семь повторенийсимптома, который, как выяснилось, был вызван приступом удушья у отца Берты."Пациентка не слышит, как кто-то входит, будучи поглощена своими мыслями" -этот симптом встретился сто восемь раз, а появился тогда, когда ее отецвошел в комнату, а Берта этого не услышала. Какое бы подтверждение ни давалдневник матери, едва ли в нем содержалось сто восемь записей об этомсимптоме. Лечение продолжалось до июня 1882 года, когда Берта достигла моментапоявления болезни, видения черепа. После этого (как сообщает Брейер вподробном описании случая, вошедшем тринадцать лет спустя в книгу "Этюды поистерии", написанную совместно с Фрейдом) она освободилась от"многочисленных проблем", хотя "полное психическое равновесие восстановилосьзначительно позже. Но после этого она стала совершенно здорова". Если бы не Фрейд, Брейер мог бы и не рассказать об этом случае. Он неимел привычки публиковать психологические истории болезни. Именно Фрейдубедил его сделать это, потому что видел в болезни Берты Паппенгейм важнуютему: влияние памяти и возможность ее использования для понимания и леченияистерии. Его фраза из книги "Этюды по истерии" стала знаменитой и то и деловстречалась в других его работах, пусть и рядом с более подробнымивыкладками: истерики преимущественно страдают от воспоминаний. Случай Паппенгейм можно назвать очень необычным, у него нет аналогов.Ни у одного человека ни до этого, ни после не наблюдалось подобныхсимптомов. И тем не менее историю Анны О. считали классическим случаемистерии, а ее саму невротичкой, управляемой бессознательными силами, которыеманипулировали ею и всеми, кто ее окружал (именно она потребовала назначения"лечения разговорами", а не Брейер). Этот случай явно уникален во всейлитературе по истерии. Почему-то очень немногие задумываются о том, что этаисключительность сводит на нет его полезность для теории*. * Миккель Борч-Якобсен (1996) отрицает истинность всей этой истории,считая ее частью "обширной антологии небылиц", созданных психоаналитиками.Источником идей он считает Карла Гансена, популярного артиста-гипнотизера,который выступал в Вене в 1880 году. Паппенгейм и Брейер использовали этиидеи для болезни Берты и ее лечения. Фрейд же со своим богатым воображениемиспользовал эту запутанную историю в собственных целях. Без сомнения, оба исследователя, но особенно Фрейд, видели в этомслучае то, что хотели видеть. В 1882 году, когда лечение якобы подошло кконцу, Фрейд знал от Брейера, что Паппенгейм далеко не в хорошем состоянии.В августе 1883 года он писал невесте, что, по словам Брейера, та "совсемплоха" и Брейер надеется, что она умрет и "бедняжка избавится от страданий". Говоря о том, что ее выздоровление заняло "значительное время", Брейерв какой-то степени прикрывает себя и в то же время создает впечатлениеустойчивого улучшения. На самом деле у Паппенгейм образовалась зависимостьот лекарств, которые использовались немецкими психиатрами в 1860-х годах, -хлоралгидрата и морфия. Их Брейер изначально прописал пациентке для леченияневралгии. Этот факт, равно как и многие другие, не был опубликован. После того как в июне 1882 года Берта была избавлена от "многочисленныхпроблем", как писал Брейер, она "уехала из Вены и некоторое времяпутешествовала". В действительности она просто была в Швейцарии, в клинике"Бельвю" в Кройцлингене, куда устроил ее Брейер. Она пробыла там до октября,почти все время страдая от невралгии и почти тех же психологических проблем- перепадов настроения, неспособности говорить по-немецки, периодов"отсутствия". Все это начало открываться после 1970-х годов, когда на однойфотографии Берты были найдены остатки адреса фотографа и определили город,рядом с которым была расположена клиника в Кройцлингене. Главный врач клиники, Роберт Бинсвангер, подозревал, что Паппенгеймпритворяется. Брейер настаивал, что это не так, "даже если отдельные моментыневерны". В объемной (хотя и очевидно незаконченной) истории болезни,которую он приготовил для Бинсвангера, нет ни слова о воспоминаниях Бертыгодичной давности. Он рассказал об этом Бинсвангеру на отдельной бумаге ("ееповедение изо дня в день зависело от событий, происходивших в тот же деньровно год назад"), не придавая этому особого значения. Возможно, именноФрейд с его всепоглощающим интересом к памяти, подтолкнул Брейера к тому,чтобы подчеркнуть важность этого явления в "Этюдах по истерии" двенадцатьлет спустя. После Кройцлингена в течение следующих пяти лет Паппенгейм не менеетрех раз была в санатории "Инценсдорф". Каждый раз ее выписывали с одним итем же диагнозом: "истерия". Брейер явно был очень увлечен процессом лечения Берты. Позднее Фрейд вчастных беседах говорил, что Брейер был неравнодушен к своей пациентке. Егожена начала ревновать, и Брейер решил завершить лечение. Еще до этого, какпредполагают, у Паппенгейм начались воображаемые "истерические" схватки, чтовызвало у Брейера панику, и тот повез жену в Венецию на второй медовыймесяц, где была зачата их дочь Дора. Несомненно, Брейер нравился Паппенгейм. Фрейд писал Марте в октябре1883 года, что это угрожает браку Брейера, а Марта испугалась, что такое жеможет случиться с ней и Зигмундом. (Он успокоил ее, отвечая: "Для того чтобытакое случилось, нужно быть Брейером".) Но история о беременности женыБрейера не может быть истинной, потому что Дора родилась в марте 1882 года,за три месяца до того, как закончилось лечение Паппенгейм в Вене. Это даетнекоторым исследователям возможность предположить, что вся история об"истерических родах" фальшива, а Фрейд рассказывал ее лишь для того, чтобыпоказать, что Брейер не мог справиться с сексуально подавленной молодойженщиной. Брейер писал, что в сексуальном смысле Паппенгейм "удивительнонеразвита" и, по его мнению, в ее галлюцинациях секс не играет никакой роли.У Фрейда была другая точка зрения. В "Этюдах по истерии" он выражает легкуюдосаду, что этот случай "совершенно не был рассмотрен наблюдателем[Брейером] с точки зрения сексуального невроза, и теперь его невозможноиспользовать в этих целях". Фрейд намекает (и это ему выгодно), что Брейерне смог достичь успеха с Анной О., потому что не хотел браться засексуальную сторону болезни. Без сомнения, Фрейд придерживался именно такого мнения, если не в тотмомент, то позднее. Вполне вероятно и то, что некоторые проблемы в жизниПаппенгейм имели сексуальный характер. В 1895 году Фрейд ничего не могсделать. Когда книга вышла в свет, его идеи о неразделимости секса и психикиеще не оформились, и в любом случае Брейер занимал доминирующее положение,что не позволяло Фрейду углубиться в любимую тему. Впрочем, Брейер заметил,как показывают записи из Кройцлингена, что Паппенгейм "никогда не любиланастолько, чтобы это могло вытеснить ее чувство к отцу. Скорее, ее чувство котцу вытесняло все остальное". Такая страстная привязанность к отцу сегодня кажется болеезначительной, чем в то время. Есть предположения, что Берта, в детстве быласовращена и в результате страдала от раздвоения личности (это считаютраспространенным последствием). Доказательств этому не найдено. Что касается Фрейда, болезнь Берты Паппенгейм помогла ему собратьданные, которые можно было истолковать, используя всю силу воображения. Еслипозже он и подгонял факты под свои идеи, так же он поступал и в любых другихслучаях, убедив себя, что цель оправдывает средства. Двадцать лет спустяФрейд описал этот случай. В его описании говорилось, как "однажды [Брейер]обнаружил, что патологические симптомы некоторых невротиков имеют смысл. Наэтом открытии основан метод лечения с помощью психоанализа". Этоподразумевало, что лечение Анны О. было успешным. Фрейд, зная, что это нетак, возможно, тем не менее возразил бы, что важно не то, вылечилась БертаПаппенгейм или нет, а то, какой это вклад внесло в изучение невроза. У Фрейда была яркая точка зрения на человеческую природу. Его мысльпостоянно озарялась вспышками интуиции, догадками о том, почему мыстановимся такими, какие мы есть, и как нам лучше справиться со своиминедостатками и измениться. Он не позволял никаким фактам становиться на путисвоих откровений и хотел, чтобы в нем видели провидца. Он достиг своей цели.Его видение мира во многом повлияло на весь образ мысли человечества. Ноданные, которые он использовал, особенно в ранний период работы, вызываютудивление. История с Анной О. довольно подозрительна. Йозеф Брейер, осторожный и методичный, сделал не такие далеко идущиевыводы из этого случая. Для него тесные отношения с пациенткой, необходимыедля такого лечения, а также понимание того, что лечение не удалось,означали, что он не собирается больше повторять подобных экспериментов.Брейеру (оставившему слабый след в истории) не хватало страсти кприключениям. У Фрейда (известного большинству людей) ее было более чемдостаточно. Для него и для движения, которое он намеревался создать, Анна О.стала важнейшим мифом. Ее история, свидетельство о том, в какие игры можетиграть с человеком его разум, стала для Фрейда подарком судьбы. Он даже могутверждать, что она вылечилась. Это не более чем романтическая ложь, потомучто Берта сама выбрала путь общественного деятеля и занималась (что,возможно, показательно) девочками-сиротами и вопросами международнойпроституции. И все же трогательная история об измученной молодой женщине и очудесном излечении разговорами (предшествовавшем веку психотерапии) живет посей день.