Уход героя

..но маленькая случайность нарушает ход вещей, разрушает рассчитанный план, когда в кинотеатре, куда Наталья впервые вытащила нашего героя, разыгрывается шахматная партия, и Лужин восклицает: «"Абсолютно невозможное положение фигур"…»

Изгоняемая проекция сознания начинает просыпаться под странный шум в пиджачной подкладке. Лужинские интересы, как-то: рисование, пишущая машинка, география, чтение, – некогда занимавшие его, однажды убраны в сторону. Однажды.

Пустое место в сознании Лужина начинает заполняться, он догадывается, что вокруг него сгущаются оловянные тучи. Которые однажды. Пока ещё ничего страшного не происходит, но присутствие такой опасности его настораживает. Лужин вновь собирается вступить в неоконченную, покинутую им, игру, как эквилибрист балансирующий меж трёх миров.

И однажды это пограничное состояние было нарушено случайной (для человека) и запланированный (для Лужина) встречей со школьный товарищем на одном вечере. Враг не попал в пласт детства, посредством пласта реального, к чему Лужин не был готов.

«Но не сама встреча была страшна, а что-то другое, – тайный смысл этой встречи, который следовало разгадать. Он стал по ночам напряженно думать, как бывало думал Шерлок над сигарным пеплом, – и постепенно ему стало казаться, что комбинация еще сложнее, чем он думал сперва, что встреча с Петрищевым только продолжение чего-то, и что нужно искать глубже, вернуться назад, переиграть все ходы жизни от болезни до бала.»

И к чему пришёл Лужин? К началу, к партии с Турати. Ему выдалась возможность доиграть, или даже переиграть её. Слабые стены стеклянного дома, выстроенного Натальей, в одночасье рухнули. Лужин вновь был втянут в игру другим человеком, неким посредником по фамилии Лужин.

Партия разыгрывалась сама по себе, и Лужину оставалось только следить за действиями соперника, которые повторяли что-то давно забытое. А тут как назло приехала дама из России с сыном – факсимиле маленького Лужина, и шум в подкладке оказался карманной шахматной доской. Всё это складывалось, и наконец:

«Комбинация, которую он со времени бала мучительно разгадывал, неожиданно ему открылась, благодаря случайной фразе, долетевшей из другой комнаты. В эти первые минуты он еще только успел почувствовать острую радость шахматного игрока, и гордость, и облегчение, и то физиологическое ощущение гармонии, которое так хорошо знакомо творцам… …Как в живой игре на доске бывает, что неясно повторяется какая-нибудь задачная комбинация, теоретически известная, – так намечалось в его теперешней жизни последовательное повторение известной ему схемы.»

Параллели были несомненны, лужинский король был загнан в угол, а все сильные фигуры оставались на другом конце доски, и ему пришлось подтягивать их на защиту одинокого чёрного короля.

Воедино эти параллели собрал Бартон Джонсон в книге «Миры и антимиры Владимира Набокова»: «На самом деле эти параллели гораздо более сложные, чем кажется Лужину. Его побег «домой» с матча Турати параллелен его детскому побегу с железнодорожной станции; чернобородый психиатр – крестьянину с чёрной бородой, который уносит его с чердака; Бурлин – Петербургу; многолюдный благотворительный бал с бывшим одноклассником – школе; и советская гостья с её маленьким угрюмым сыном – его тёте и самому маленькому Лужину. … комбинационные повторение его существования до шахмат.» И это доказывает, что шахматный мир существовал до Лужина, и, вероятно, будет существовать после него и без него.

Озадаченный Лужин, боясь новых параллелей, начинает разрабатывать защиту.

От каждой встречи, каждого события он ждал подвоха или ловушки. И средой этому было – одиночество. Наталья «знала, что нужно спешить, что каждая пустующая минута лужинской жизни – лазейка для призраков.» Она находит новый интерес для Лужина, чтобы оттянуть время до их поездки заграницу, – советские газеты. Но Лужин уже думает лишь шахматными образами, и ни новости с родины, ни перемена места не могут ему помочь.

«"...Вся деятельность исчерпывается коренным изменением и дополнением, которые должны обеспечить..." – ровным голосом читала жена. "Построение любопытное, – думал Лужин. – Ферзь черных совершенно свободен", "...проводит четкую грань между жизненными интересами, причем нелишним было бы отметить, что ахиллесова пята этой карающей длани..." "Против угрозы на аш-семь у черных есть очевидная защита", – думал Лужин и механически улыбнулся оттого, что жена, прервав на миг чтение, вдруг сказала вполголоса: "Не понимаю". "Если в этом плане, – продолжала она, – рассматривать их дальнейшие планы...". "Ах, какая роскошь",– мысленно воскликнул Лужин, найдя ключ к задаче – очаровательно изящную жертву, "...и катастрофа не за горами",– докончила статью жена и, окончив, вздохнула.»

И выводом всему вышесказанному служит одна заветная фраза:

«И что было Лужину до всего этого? Единственное, что по-настоящему занимало его, была сложная, лукавая игра, в которую он –непонятно как – был замешан. Беспомощно и хмуро он выискивал приметы шахматного повторения, продолжая недоумевать, куда оно клонится.»

Наконец, наш герой находит неординарное решение – надо совершить непредвиденный поступок, тогда соперник будет в заблуждении и этим он, Лужин, сможет воспользоваться. Это был ход наудачу, запуганный возможностью всё новых повторений, он решился на очередной побег.

Но его побег потерпел фиаско, когда у дома Лужина ждал Валентинов, его шахматный отец. С этой встречей в голове Лужина всё встало на свои места: «Ключ найден. Цель атаки ясна. Неумолимым повторением ходов она приводит опять к той же страсти, разрушающей жизненный сон. Опустошение, ужас, безумие.» Игра завела Лужина в тупик. На этом сопротивление Лужина окончилось. Он сдался. «Да и что он мог предпринять теперь? Его защита оказалась ошибочной.» – пишет Набоков.

Эпилог

"Единственный выход, – сказал он. – Нужно выпасть из игры".

Мы должны трактовать самоубийство Лужина не как поражение, но как побег. Однако не как побег труса, а как побег человека, которому больше ничего не осталось. Его гений победил его самого, он не совладал с миром в который он попал. И вот вопрос: он был так мал, что ему не хватило сил, или он был так велик, что был к этому не готов?

«Неповторим как будто был тот далекий мир, в нем бродили уже вполне терпимые, смягченные дымкой расстояния образы его родителей, и заводной поезд с жестяным вагоном, выкрашенным под фанеру, уходил жужжа под воланы кресла, и Бог знает, что думал при этом кукольный машинист, слишком большой для паровоза и потому помещенный в тендер.»

В этом была аллегория всей жизни Лужина, для которой он был слишком огромен, но прежде всего – для себя.

Используемая литература:

1. «Владимир Набоков. Собрание сочинений русского периода в пяти томах. Том второй», изд. «Симпозиум», Санкт-Петербург. 2009г. 784 стр.

2. «Владимир Набоков. Собрание сочинений русского периода в пяти томах. Том пятый», изд. «Симпозиум», Санкт-Петербург. 2008г. 832 стр.

3. «Владимир Набоков. Собрание сочинений американского периода в пяти томах. Том пятый», изд. «Симпозиум», Санкт-Петербург. 2004г. 704 стр.

4. «Дональд Бартон Джонсон. Миры и Антимиры Владимира Набокова» изд. «Симпозиум», Санкт-Петербург. 2011г. 352 стр.,

5. Владислав Ходасевич «Защита Лужина» изд. «Возрождение». Париж, 11 октября 1930г.

6. «Александров В.Е. Набоковипотусторонность: метафизика, этика, эстетика» Санкт-Петербург, изд. «Алетейя». 1999г. 314с.