Бельгия, и затем Эльберфельд, Германия

Получив письмо от моей соотечественницы, госпожи Елены Блаватской, в котором она сообщала мне о плохом состоянии своего здоровья и упрашивала меня приехать посмотреть ее в Эльберфельд, я решил предпринять эту поездку. Но поскольку состояние моего собственного здоровья вынуждало меня соблюдать осторожность, я предпочел сделать остановку в Брюсселе (в городе, который я едва знал), чтобы передохнуть, ибо жара стояла невыносимая.

Я покинул Париж 24 августа. На следующее утро я встретил в Гранд отеле в Брюсселе госпожу Глинку... дочь... русского посла... и почетную фрейлину русской императрицы. Узнав о том, что я направляюсь в Эльберфельд, чтобы повидать госпожу Блаватскую, с которой она была знакома и которую очень уважала, она решила поехать со мной. Мы провели вместе целый день, решив отправиться утром на девятичасовом поезде.

В 8 часов, полностью подготовившись к отъезду, я пошел в комнату госпожи Глинки и обнаружил ее пребывающей в состоянии глубокой задумчивости. Все ее ключи, которые она постоянно носила с собой в маленькой сумочке и которые находились в этой самой сумочке, когда она вчера ложилась спать, ночью куда-то пропали, хотя дверь была заперта на замок. Таким образом, весь ее багаж оказался закрытым и она не могла уложить ни одну из тех вещей, которые носила и использовала в данный момент. Нам пришлось отложить отъезд до часу дня и вызвать слесаря, чтобы тот открыл самый большой чемодан. Когда его открыли, все ключи нашлись на самом дне этого чемодана, в том числе и ключи от него самого, скрепленные, как обычно, со всеми остальными ключами.

Из-за этого недоразумения у нас оказалось свободным все утро, и мы договорились совершить прогулку, но внезапно на меня напала какая-то слабость, и я почувствовал непреодолимое желание пойти поспать. Я извинился перед госпожой Глинкой... прошел в свой номер и повалился на кровать. Но заснуть мне не удалось, и я просто лежал с закрытыми глазами, в полном сознании, и вдруг увидел перед своими закрытыми глазами ряд изображений неизвестных мне мест, которые отложились в моей памяти в мельчайших подробностях. Когда это видение завершилось, моя слабость пропала, и я пошел к госпоже Глинке... которой рассказал, что со мной произошло, и подробно описал те картины, что я наблюдал.

Мы отправились в дорогу на одночасовом поезде, и вдруг примерно после получаса пути госпожа Глинка... которая смотрела в окно, сказала мне: "Поглядите, вот один из ваших пейзажей!" Я сразу же узнал его, и в течение всего дня до самого вечера я с широко открытыми глазами наблюдал все то, что видел утром с закрытыми. Я был рад, что описал подробно все мои видения госпоже Глинке... Дорога от Брюсселя до Эльберфельда мне совершенно незнакома, поскольку я впервые в жизни был в Брюсселе и в этой части Германии.

По прибытии вечером в Эльберфельд мы сняли комнаты в отеле и поспешили в дом герра Гебхарда навестить госпожу Блаватскую. В тот же вечер члены Теософского общества, которые пребывали там вместе с госпожой Блаватской, показали нам две прекрасные написанные маслом картины, на которых были изображены Махатмы... Мория и Кут Хуми работы художника Шмихена. Портрет М. произвел на нас особенно большое впечатление, и неудивительно, что, возвращаясь в отель, мы говорили о нем и его лицо представало перед нашими глазами. Госпожа Глинка... сама может рассказать то, что она наблюдала в течение этого вечера[31].

А вот что произошло со мной.

Устав от поездки, я прилег и погрузился в безмятежный сон, как вдруг меня пробудило ощущение чьего-то теплого дыхания. Я открыл глаза, и в тусклом свете, который проникал в комнату через три окна, увидел перед собой фигуру высокого человека, одетого в длинное белое ниспадающее одеяние. Одновременно я услышал или почувствовал голос, который велел мне, я не знаю, на каком языке, хотя я прекрасно понял его, зажечь свечу. Тут я должен пояснить, что я совершенно не испугался и остался абсолютно спокоен, я лишь чувствовал учащенное сердцебиение. Я зажег свечу, и когда я это делал, заметил мимоходом по своим часам, что было около двух часов. Видение не исчезало. Передо мной стоял живой человек. И я узнал прекрасный оригинал того портрета, который нам показывали этим вечером. Он присел на стул около меня и начал говорить. Он говорил долго... Среди прочего он рассказал мне, что для того, чтобы я мог видеть его в его астральном теле, мне пришлось испытать на себе большую подготовительную работу и что последний урок был мне преподан тем утром, когда я увидел с закрытыми глазами пейзажи, которые мне предстояло впоследствии увидеть в действительности. Затем он сказал, что я обладаю большой магнетической силой, которая теперь начала развиваться. Я спросил его, как мне обращаться с этой силой. Но он, не ответив, пропал.

Я был один, дверь моего номера была закрыта. Я решил, что у меня была галлюцинация, и даже сказал сам себе с испугом, что начинаю сходить с ума. Не успела эта мысль прийти мне в голову, как я снова увидел этого достойного человека в белой одежде. Он покачал головой и сказал мне улыбаясь: "Будь уверен в том, что я - не галлюцинация и что твой разум тебе не отказывает. Блаватская завтра при всех докажет тебе, что мой визит был реальностью". Затем он исчез. Я определил по своим часам, что было три часа ночи. Я потушил свечу и немедленно погрузился в глубокий сон.

На следующее утро, когда мы с госпожой Глинкой... подошли к госпоже Блаватской, первое, что она сделала, спросила с загадочной улыбкой: "Ну как вы провели ночь?" - "Очень хорошо, - ответил я и добавил: - Вы ничего не хотите мне сообщить?" - "Нет, - сказала она, - я лишь знаю, что с вами был Учитель с одним из своих учеников".

В тот же вечер мистер Олькотт нашел у себя в кармане небольшую записку, о которой все теософы сказали, что она написана почерком М.: " Конечно, я был там, но кто может открыть глаза того, кто не видит? ".

Это был ответ на мои сомнения, поскольку я в течение всего дня старался убедить себя в том, что это была всего-навсего галлюцинация, и это здорово рассердило госпожу Блаватскую.

Я должен заметить, что после моего возвращения в Париж галлюцинации и странные происшествия, окружавшие меня, совершенно прекратились.

ЛОРА С. ХОЛЛОУЭЙ^[72]