Классификация памятников и выделение андроновской культурной общности

Проводившаяся на протяжении 30 лет работа по сбору, систематизации и интерпретации банка андроновских данных была завершена мною в 1981 г. в монографии <Классификация и периодизация памятников андроновской куль­турной общности». Основные результаты ее были опубликованы в ряде статей [Кузьмина, 1982; 1985а; 1986а; Кузьмина, Мерперт, Шилов, 1981] и нашли отражение в книге «Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня» [Кузьми­на, 19866].

Большое внимание было уделено анализу металлических изделий, служащих, наряду с псалиями (см. раздел «Транспорт») опорой хронологии. Выводы, пол­ученные на основании классификации главных датирующих категорий: двулез-вийных ножей (рис. 29, 30), копий (рис. 32 А, Б), кельтов (рис. 31) и украше­ний (рис. 33) расходятся с некоторыми заключениями Н.А.Аванесовой [1979; 1991]. Она рассматривала металл в отрыве от культурно определяющих при­знаков - погребального обряда и керамики. Это привело к неверному, с моей точки зрения, определению типа ряда памятников и ошибочной датировке не­которых изделий, в особенности, — ножей.

С 1981 г. раскопано много новых памятников. Их материалы дают уникаль­ную для гуманитарной науки возможность верифицировать предложенную кон­цепцию.

Важнейшее значение имеют, на мой взгляд, раскопки уникального по со­хранности поселения Аркаим [Зданович, 1992] и подобных ему памятников на Урале, а также открытие в Волго-Донском регионе могильников потаповского типа с захоронениями воинов-колесничих (Потаповка, Утевка VI, Власовский, Пичаевский, Кондрашкинский) [Винников, Синюк, 1990; Моисеев, 1990; Пря-хин, 1992; Васильев и др., 1992]. Найденные в них колесничные кони, псалии

и комплекты вооружения аналогичны синташтинским и петровским, что под­тверждает выдвинутые ранее предположения о выделении новокумакского го­ризонта, о его датировке XVII—XVI вв. до н.э. и об участии в процессе станов­ления этих комплексов западных компонентов: абашевского, полтавкинского и катакомбно-многоваликового [Смирнов, Кузьмина, 1977].

Для выяснения исторических судеб населения федоровского типа весьма существенны новые находки в комплексах типа Синташты сосудов протофедо-ровского типа на поддоне, вазообразного профиля с орнаментом из косых тре­угольников и треугольных фестонов, а также открытие в Центральном Казах­стане большого числа памятников, отражающих различные формы взаимодей­ствия федоровского и алакульского типов [Ткачев, 1987; 1989; 1991], что под­тверждает правомерность высказанной ранее идеи о синхронном развитии ала­кульского и федоровского комплексов, формирующих андроновскую общность.

Наконец, раскопки поселения Кент [Варфоломеев, 1987; 1988; 1991], дав­шего богатый вещевой материал, подтверждают датировку памятников алексе-евского типа XII—IX вв. до н.э., сосуществование алексеевской и дандыбаевской керамики и, главное, активизацию в эту эпоху контактов с земледельцами юга Средней Азии, откуда поступала керамика, сделанная на гончарном круге, от­крытая вплоть до Алтая [Кирюшин, Иванов, Удодов, 1990].

Все это служит верификацией предложенной в 1981 г. схемы классификации андроновских памятников, что позволяет использовать ее как основу реконст­рукции исторических судеб племен евразийских степей II тыс. до н.э.

Работа проводилась в следующей последовательности.

I. Был создан банк археологических данных. Это — материалы более 400 могильников и поселений всего ареала (карты I, II), (из которых около 100 памятников разных регионов Урала и Казахстана обследовались и 25 раскапы­вались мною), а также более 100 памятников Средней Азии (карта III), (из которых 30 обследовано или раскопано при моем участии). Остальные матери­алы из раскопок, а также клады и случайные находки, изучены мной по музей­ным коллекциям, хранящимся в ГИМе, Государственном музее Востока, Музее антропологии МГУ в Москве, Отделе истории первобытной культуры и в От­делении Средней Азии Отдела Востока ГЭ и в МАЭ в Санкт-Петербурге, в исторических и историкокраеведческих музеях, археологических лабораториях Университетов и Пединститутов городов Оренбурга, Орска, Челябинска, Тро­ицка, Сыктывкара, Перми, Ижевска, Уфы, Нижнего Тагила, Екатеринбурга, Тюмени, Тобольска, Омска, Барнаула, Кемерова, Красноярска, Новосибирска и ИИФФ СО РАН, в Этнолого-археологическом музее Томского университета, в музеях Актюбинска, Уральска и Эмбы, в Алма-Ате в Центральном музее Казахстана, Археологическом музее АН Казахстана, в музеях Искусства и Ин­ститута геологии АН Казахстана, в музеях и археологических лабораториях Караганды, Петропавловска, Семипалатинска, Усть-Каменогорска, Джамбула, Чимкента, в Бишкеке - в музеях истории Кыргызстана, Искусства Кыргызста­на, ИИАЭ АН Кыргызстана, в Пржевальске, в Ташкенте — в музеях Истории Узбекистана, Искусства Узбекистана, Кафедры истории геологии САГУ, в Са­марканде — в музеях Истории Узбекистана, Афрасиаба, Института археологии

Схема I. Техника нанесения андроновского орнамента.

АН Узбекистана, в Бухаре, Нукусе, Хиве, Термезе, Фергане, в Душанбе - в музеях Истории, Краеведческом, Этнографии, ИИАЭ АН Таджикистана, в Аш­габате — в музеях Истории Туркменистана, Искусства и ИИАЭ АН Туркмени­стана и в Музее Истории в Мерве. Изучались и коллекции Музея истории Украины и Института археологии в Киеве, ИИАЭ АН Татарстана в Казани, Пединститута, Университета и Краеведческого музея в Самаре, наконец, неко­торые коллекции школьных музеев и частные собрания (считаю своим прият­ным долгом выразить глубокую благодарность музейным сотрудникам, способ­ствовавшим работе в музеях, и коллегам, регулярно представлявшим возмож­ность знакомиться с новыми неопубликованными материалами). Кроме того, были просмотрены сибирские и центральноазиатские коллекции в Историче­ском музее в Хельсинки, в музеях Гиме, Сен-Жермен и Чернуши в Париже.

Были использованы также материалы архивов ИА РАН СССР, ЛОИА, ИИМК, ИИАЭ АН Казахстана и ряда музеев, личные архивы О.А. и Б.Н. Граковых, МЛ.Грязнова, С.С.Черникова и В.С.Сорокина, особенно ценные в связи с тем, что часть оригиналов ныне утрачена или депаспортизована.

Значительная часть материалов получена в результате исследований автора, начатых в 1958 г. С 1959 г. Еленовский отряд Оренбургской экспедиции под руководством автора обследовал в Еленовском микрорайоне на Южном Урале более 50 памятников, в том числе Еленовский и группу Ушкаттинских рудни­ков и комплекс производственных мастерских, поселений, могильников, на ряде которых были проведены раскопки (поселения Ушкатта I, II, VIII, IX, Киимбай, Купухта, Байту, Шандаша, Турсумбай, могильники Ушкатта, Агакен-сай, Байту I, II, Купухта, Шандаша I, II, Турсумбай и др. [Кузьмина, 1962а; 19636; 1964а; 19646; 1965а и др.]). Нами были осуществлены также разведки в Западном Казахстане, Оренбургской, Челябинской и Курганской областях на Урале, при которых было открыто или вторично обследовано около 100 памятников и были проведены раскопки в могильниках Эмба, Кожумберды, Туктубаево Кинзер-ский, Алакуль, поселение Черноречье [Кузьмина, 19616; 1969; 1973а и др.]. Начиная с 1961 г. нами проводились исследования в экспедициях, работавших в Средней Азии: в Таджикистане под руководством М.М.Дьяконова и А.М.Ман­дельштама, в Узбекистане под руководством Я.Х..Гулямова, в Туркмении под руководством А.М.Мандельштама, А.А.Марущенко и В.И.Сарианиди. Автор знакомился также с раскопками, проводившимися П.Н.Кожемяко в Киргизии, Н.Г.Гор6уновой в Фергане, Б.А.Литвинским в Таджикистане, М.А.Итиной в Хорезме и др.

Полученные андроновские материалы были систематизированы.

II. Разработана единая сумма (банк) признаков, необходимых и достаточных для систематизации материалов всего ареала.

Учитывая, что классификация восточноевропейских и сибирских культур строилась В.А.Городцовым и С.А.Теплоуховым на основании погребального об­ряда, который рассматривается как важнейший культурно- и этнодиагностиче-ский признак, выделены следующие признаки: 1. Типы надмогильных сооруже­ний; 2. Типы могильных ям и перекрытий; 3. Ориентировка; 4. Обряд кремации

или ингумации и поза; 5. Другие признаки обряда; 6. Сопутствующий инвен­тарь; 7. Жертвоприношение животных; 8. Тризна (рис. 1; 57).

Учитывая, что технология ручного гончарства в значительной мере опреде­ляет форму сосуда, а традиционная техника, принципы построения декора и мотивы орнамента являются важнейшими этническими индикаторами и служат основой вычленения культур, этапов, локальных вариантов и типов, выделены следующие признаки: 1. Техника формовки сосуда и его форма по Е.Е.Кузьми­ной; 2. Примеси в глине; 3. Характер обработки поверхности; 4. Принцип построения декора по С.В.Иванову [1963] и С.В.Зотовой [1965]; 5. Элементы орнамента по М.Н.Комаровой [1962]; 6. Размещение элементов по зонам и их сочетания; 7. Техника нанесения орнамента (табл. I; рис. 2; 12; 13).

В основу анализа положены закрытые комплексы погребений всего ареала. Они классифицированы по единой системе, после чего проведена корреляция признаков погребального обряда и керамики, и памятники, характеризующиеся устойчивым сочетанием суммы признаков, объединены в типы.

Далее керамика из могильников сопоставлена с поселенческой и последняя распределена по типам. Под типом мы вслед за Ю.Н.Захаруком [1981] пони­маем «универсальную классификационную единицу как для выделения в пре­делах небольшой территории генетической их цепочки, относящейся к разному времени, так и для выделения синхронных групп типов памятников на терри­тории одной археологической культуры».

III. Памятники каждого типа картографированы и выделены локальные ва­
рианты.

IV. Определена относительная хронология каждого типа на основании: 1.
Стратиграфии погребений и поселений; 2. Построения сквозных типологиче­
ских рядов; 3. Взаимовстречаемости типов; 4. Синхронизации с определенными
этапами других культур по взаимовстречаемости и импортам в закрытых ком­
плексах и установлен абсолютный возраст каждого типа по единой системе
длинной хронологии, разработанной для степей С.В.Киселевым [1960],
Н.Я.Мерпертом [1961а], А.И.Тереножкиным [1965] и В.С.Бочкаревьм, и согла­
сованной с европейской схемой Г.Мюллер-Карпе [Muller-Karpe, 1959; 1960;
1980] и В. фон-Брюнна [Brtmn, von, 1959], длинной хронологией Китая, а для
юга Средней Азии — по системе В.М.Массона [1956; 1959], основанной на
длинной хронологии Гиссара III (использование дат андроновских памятников,
полученных методом С¹⁴, некорректно, ввиду их крайнего разброса).

V. В результате проведенного анализа выявлены чистые типы памятников:
петровский, алакульский, федоровский, и большое число смешанных, а также
срубно-андроновские памятники в Магнитогорском и Приуральском регионах
и в Средней Азии.

Памятники петровского типа локализуются в Приуралье, на Урале, в Се­верном и Центральном Казахстане (карта IV; рис. 14). Это погребения могиль­ников Новый Кумак, Ибрагимово, Степное I, Троицк, Царев Курган в г.Курга-не, Чаглинка, Графские Развалины, могильники Раскатиха, Николаевка II, Вер­хняя Алабуга, Берлик I, II, Петровка, Бактениз, Аксайман, Кенес, Новониколь­ское, Улюбай, позднепетровские Нуртай, Сатан, Актобе I, II, Красная Круча и

поселения Аркаим, Семиозерное, Кулевчи III, Желкуар, Конезавод III, Петров­ка II, Боголюбово, Новоникольское I, Амангельды I, Кеноткель V, Икпень I.

Семиозерное — однослойный памятник. Особняком стоят поселение и мо­гильники Синташта I, II, в которых представлена керамика, отсутствующая на других памятниках, — протофедоровского типа [Лентовский, 1929; Формозов, 1951а, с.120,121; Семенов, 1956а; Матвеева, 1962; Стоколос, 19626; Сальников, 1962а, с. 41; 1967, с. 33; Потемкина, 1969; 1983а; 19836; 1985; Зданович, 1973а; 1973в; 19746; 1975; 1976а; 1983; 1988, с. 22-57, 71-86; 1989; 1992; Зданович Г., Зданович С, 1980; АО.1973, с. 132, 133,175, 176; 1974, с.144-147, 484,485; 1975, с.168, 169, 205; 1976, с. 510; 1977, с.513-514; 1978, с. 161, 162, 268, 530, 532; 1979, с.137, 138, 228, 433; 1930, с.434, 436, 442; Генинг, 1975а; 1977; Смирнов, Кузьмина, 1977; Евдокимов, 1980а; 1984; Виноградов, 1982; 1983; Иванов, Исмагилов, 1981, с. 133; Ткачев, 1987, 1991].

Погребальные памятники трех типов (рис. 1): детские бескурганные (Рас-катиха, Петровка) и могильники, состоящие из небольшого числа невысоких земляных курганов с одной-двумя центральными ямами и иногда с детскими захоронениями в индивидуальных малых ямах по кругу (типы I₁ и I₂). Могилы большие, иногда с уступом, с деревянными конструкциями и перекрытиями, часто обмазанными глиной, и со следами огня; в Центральном Казахстане есть захоронения в каменных ящиках. Погребения на спине с поднятыми коленями или на боку слабо скорченные, ориентировка неустойчива, чаще запад и севе­ро-запад, а также восток и северо-восток. В могиле, на перекрытии или в жертвеннике — кости животных. Выделяется группа могил с захоронением ко­лесниц, запряжных (иногда взнузданных) коней и богатого набора вооружения и черепов и ног крупного и мелкого рогатого скота (рис. 35; 62).

Петровские комплексы стратиграфически следуют за катакомбными (Новый Кумак) и перекрыты алакульскими (Царев Курган, Новый Кумак, Степное I, Кенес, Графские Развалины, Новоникольское, Петровка II, Кулевчи III) или федоровскими (Новоникольское, Икпень I) и датируются XVI в. до н.э. по псалиям, аналогичным микенским (рис. 36; 37); архаичные формы псалиев и металлических изделий предсейминских типов (рис. 29; 30; 33; 39) позволяют допускать понижение даты до XVII в. до н.э.

Петровские ножи-кинжалы, тесла, копья с несомкнутой втулкой генетически восходят к абашевским и типологически предшествуют алакульским. Сходны с абашевскими однолезвийные ножи-струги, костяные навершия, височные под­вески в полтора оборота, браслеты с несомкнутыми концами, очковидные под­вески, убор из соединенных бусами и пронизками подвесок и блях. Бронзовые бородавчатые бусы из Синташты, Алабуги и Графских Развалин находят соот­ветствия на Северном Кавказе и в позднекатакомбных комплексах Подонья [Братченко, 1976]. Топоры с бойком из Синташты и Березовки подобны экзем­пляру из Малиновского могильника займищенского этапа приказанской куль­туры XVI в. до н.э. по А.Х.Халикову [1969]. Каменные стрелы с усеченным основанием восходят к катакомбным [Братченко, 1989] и известны в комплек­сах КМК, абашевских и раннеприказанских. Каменный топор из Красной Кручи архаичен и близок некоторым фатьяновским [Крайнев, 1972, с.57] катакомб-

ным [Братченко, 1976, рис. 72, 16], КМК (погребение в Хащевом) [Ковалева и др., 1979, рис. 3, 2], абашевским (Подклетинский могильник, Шиловское поселение) [Пряхин, 1976 рис.9, 25; 1977, рис.8, 1] и отчасти раннесрубным (Подстепки, Кордон Деркульский) [Агапов, 1977, рис.1; Rykov, 1927, рис.17], что определяет его дату не позднее середины II тыс. до н.э. Каменные булавы и стрелы имеют широкий диапазон бытования, но не противоречат предлагае­мой датировке.

Памятники петровского типа входят в единый хронологический новокумак-ский горизонт XVII—XVI вв. до н.э., следующий за катакомбным и раннеаба-шевским, включающим родственные потаповские комплексы Башкирии (Аль-мухаметово), Поволжья (Алексеевский II, Поталовка, Утевка VI) и Подонья (Власовский, Пичаевский, Кондрашкинский) [АО. 1977, с. 150,198; 1980, с.133; Потемкина, 1983а; Винников, Синюк, 1990; Моисеев, 1990; Пряхин, 1992; Ва­сильев и др., 1992].

Алакульский тип представлен в регионах Челябинском и Тобольском (мо­гильники Алакуль, Черняки I, II, Исакове, курган 15, Царев Курган, Баклан-ское, Чурилово, Камышное, Субботино, Алексеевка, Перелески, Евгеньевка, Чи-столебяжье), Уйско-Увельском (Черноозерье I, Березовский, Степная Коммуна, Бирюкове), Магнитогорском (Башня Тамерлана); Северо-Казахстанском - в степной зоне (погребение у Кокчетава, Ефимовка, Боровое, курган 1, Нурмам-бет) и в лесостепной (Семипалатное); нами выделены чистые алакульские по­гребения в Западно-Казахстанском регионе из числа кожумбердинских (погре­бение в г.Орск, Никель, Ульке I, Актюбинск Полигон и Птицефабрика, Эмба), в Центрально-Казахстанском — из числа атасуских, ранее рассматривавшихся казахстанскими исследователями суммарно как локальный вариант алакульских (Батькин Паек, Егиз-Койтас, Былкылдак III, Карасай, Бегазы, ограда 1, Кара-бие, Тас-Булак, Алгабас, у совхоза Кирова (карты I, II; рис. 15, 16, 59,60)).

За последние годы в Сары-Арке исследованы могильники, которые А.А.Тка­чев [1987; 1991] относит к алакульскому типу: Копа, Копа I, Ащи-Озек, Нур-кен, Ташик, Шапат, Майтан и к позднеалакульскому: Бозинген, Ижевский I. До полной публикации материалов делать окончательные выводы затруднитель­но, но выявленные на этих памятниках сосуды федоровского типа и смешаные, а также пристройки к ограде и случаи кремации позволяют предполагать, что часть комплексов относится к атасускому типу по моей периодизации.

Алакульские могильники содержат до нескольких десятков сооружений (рис. 1); в лесостепной зоне — грунтовых курганов, в степной - курганов с каменным кольцом из вертикальных плит и колец (типы I_2, I₂; ПА; ША). В центре сооружения — одна большая могильная яма; в лесостепи вокруг нее — иногда детские погребения впускные или с досыпкой (I₂); в степи — изредка впускная детская могила внутри кольца. Выявлен детский грунтовый могиль­ник (Бакланское).

Могилы прямоугольные, в лесостепи - грунтовые со срубом (I) или обклад­кой деревянными плахами, в степи — чаще каменные ящики (II). Перекрытия: деревянный накат или настил, в степи — каменные плиты и без перекрытий. Захоронения по обряду ингумации, средне скорченные на левом, редко — на

правом боку. Ориентировка общеандроновская западная, реже - юго-западная; исключения отмечаются: в челябинском варианте — южная и неустойчивая, в магнитогорском — северная, в тобольском и сольилецком — восточная, что от­ражает влияние срубного обряда. Известны парные разнополые, редко - одно­полые захоронения и погребения матери и ребенка. В головах — два сосуда, редко — больше, в детской могиле — иногда один.

Женщины часто захоронены в парадном уборе: платье, расшитом бляхами, раковинами, клыками, бронзовыми и ластовыми бусами, с браслетами и перст­нями на руках, нитками бус на перевязи сапожек, височными привесками или серьгами, накосниками (рис. 33). При мужчинах изредка — бронзовый нож (рис. 30) и оружие (рис. 39,40): втульчатое копье, каменные, костяные и брон­зовые стрелы, каменный или бронзовый топор, булава или тесло.

Характерная черта ритуала — жертвоприношение в могиле, на перекрытии или у края насыпи шкуры с черепом и ногами коня, реже — быка или барана. Известны захоронения собак (Алакуль, Чистолебяжье, Черняки). В Алакуяе и Майтане есть захоронения пар коней колесничной запряжки с псалием. Встре­чается тризна в виде нескольких сосудов и костей животных.

Отмечаемые между алакульскими памятниками отличия обусловлены: 1. Спецификой природной зоны и проявляются в архитектуре жилищ и имитиру­ющих их погребальных сооружений (наличие каменных конструкций в степях); 2. Влиянием субстратных и соседних культур и проявляются в отклонениях в ориентировке могил, примесях в тесте керамики, деталях формы горшков, пре­обладании и специфическом распределении элементов по зонам, господствую­щих приемах орнаментации. Сочетание этих признаков служит основой выде­ления локальных вариантов: челябинского, тобольского, уйско-увельского, маг­нитогорского, северо-, западно- и центрально-казахстанского (рис. 4).

Памятники алакульского типа восходят к петровским, связываясь с ними по основным культурно-определяющим признакам — погребальному обряду, тех­нологии, форме и орнаменту керамики, доказывающим их прямую генетиче­скую преемственность (табл. I; рис. 3), а также признакам культурно-хозяйст­венного типа: хозяйству, жилищу, металлическим изделиям, украшениям, пса-лиям. Выделяется большая группа переходных комплексов: Пятимары, Гераси-мовка I, Березовский, Степное, Кулевчи VI, Раскатиха, Кенес, Ульке I, Орск, Красная Круча, Нуртай, содержащих горшки переходных типов, в том числе с ребром под венчиком, и архаические типы ножей (рис. 30): Ульке I, Никель, Красная Круча и топоров (рис. 39): бронзового (Березовский) и каменных (Красная Круча, Кокчетав, Пятимары).

Хронология памятников алакульского типа устанавливается на основании: 1- Стратиграфии а) погребений: Царев Курган - основная могила петровская, алакульские — впускные; Кенес и Графские Развалины — петровские могилы перерезаны алакульскими; б) поселений Новоникольское, Петровка II и Кулев­чи III: алакульские постройки прорезают петровский слой, а в первом и втором Перекрыты слоем финальной бронзы. 2. Срубно-алакульских связей: а) выяв­ления срубно-алакульских могильников в контактной зоне (Новобелогорка, Ге-Расимовка I, II, Бурдыгино, Спасское I, II, Агаповка II, Малый Кизил I, II); б)

находок алакульских сосудов и их имитаций в срубных могильниках II этапа (Ново-Баскаково, Комсомольский III и IV, Бикешевский IV, Пестровский, Тав-лыкаево III и IV в Башкирии, Староивановка, Золотая Нива в Самарском Поволжье [Морозов, Пшеничнюк, 1976, рис.3, 2,3, 4, 1—3,9, 5, 2, 6—10; Зудина, 1981, рис. 2, 2, 4, 3, 2, 4, 6, 5, 6; Кузьмина, 19876]); 3. Находок в закрытых комплексах алакульских погребений надежно датированных по сквозным типо­логическим рядам металлических вещей: топоров широко-вислообушных (Ца­рев Курган, Евгеньевка, Бозинген), тесел (Орск, Эмба), копья (Орск), двулез-вийных ножей с выемками в основании (Царев Курган, Евгеньевка, Перелески, Субботино, Орск, Боровое, Семипалатное, Майтан, Бозинген), ножей с напаян­ной рукоятью (Черняки, Нурмамбет), относящихся к сейминскому хронологи­ческому горизонту и представляющих как по типологии, так и по технологии (преимущественно литые в двустворчатых формах) дериват петровских и про­тотип позднебронзовых (рис. 29, 30, 32, 39, 40). Они датируются XV—XIV вв. до н.э. на основании аналогий в восточно-европейских культурах, хронологизи-рованных по европейской шкале. XV—XIV веками до н.э. датируется также бляха Алакуля и бесшипные дисковидные псалии Алакуля и Новоникольского, сопоставимые с псалиями Подунавья типов Тосег и Ватина (рис. 37, 39).

Федоровский тип представлен на Урале (Федорове, Нурбаково, Ново-Бу-рино, Большая Караболка, Смолино, Сосновский, Синеглазово, Сухомесово, Исаково - курганы 2-8, Туктубаево, Урефты, Кинзерский, Уразаевский II), в Северном (Боровое, Обалы, Биырек-Коль, Калачевский, Бурлук, Алыпкаш, Павловка, и, видимо, Кошкарбай, Кеноткель, Соколовка), Центральном (Бугу-лы I, Канаттас, Сангру II, Акшатау, Байбала I, Косагал, Ботакара, Джамантас, Дандыбай - ограды 2-8, часть могил Жиланды), Восточном Казахстане (Ма­лый Койтас, Караузек, Сарыколь I, II, Жанажурт, Зевакино, Беткудук, Белока-менка, Джартас, Предгорное, Семипалатинские Дюны и, видимо, часть могил Каная, Караджал, Облакетка, Кызылтау), в Павлодарском Прииртышье (Акмо-ла, Лебяжье), на Верхней Оби (Змеевка или Красный Яр, Хомутинка, Шипу-нова, Иконникова, Ближние Елбаны XII и XIV, Ордынское, Новоалександров-ка, Нижняя Суетка, Елунино, Грязново, Кытманово, Ур, Еловка II, Вахрушево, Михайлонка, Преображенка III, Сопка 2, Большепичугана и др.), Верхнем Ени­сее (Андроново, Орак, Ужур, Пристань, Соленоозерная, Сухое Озеро, Новая Черная II, III, Ярки I, II, Усть-Ерба, Каменка II, III, Ланин Лог, Подкунинский, Ашпыл, Кадат и др.), на Тянь-Шане (Арпа, Пригородное, Иссык-Куль), на Памире (Кзыл-Рабат, Кокуйбель-су, Южбок) и в Среднеазиатском Междуречье (погребение Тандырйул, поселение и сборы у совхоза Кирова, Джиликуль, Ка-рабура, Саксанохур) (карты I— III; рис. 19-22, 41).

Могильники содержат от 10 до нескольких десятков сооружений (иногда до 150): земляных курганов часто с круглой или квадратной оградой, сложенной цистовой кладкой, реже — из плит на ребро, оград (типы I; ПА, ПБ; IIIA, ШБ; IV), а также курганов с досыпками и смыкающихся оград (типы V—VIII (рис 1)); есть грунтовые могильники (Обь). Известны детские могильники (Ярки, Сухое Озеро Iа), в том числе грунтовые (Елбаны, Змеевка) и особые курганы (Новая Черная III, 24).

В центре сооружения - одна большая квадратная или прямоугольная грун­товая могила с цистой, срубом, обкладкой плахами, каменным контуром, ре­дко—с ящиком; перекрытия: каменная плита, деревянный накат или без них.

Погребения совершены по обряду кремации на стороне и ингумации, сожже­ние абсолютно господствует на Урале; в Северном, Центральном и Восточном Казахстане и в южной Сибири могильники биритуальны, в детских могилах здесь преимущественно трупоположения. Ориентировка могил общеандронов-ская — запад, иногда — юго-запад. На востоке известны парные разнополые погребения и захоронения матери и ребенка. В могиле — два сосуда (редко — больше, в детских - иногда один), на Урале часто глиняное блюдо. Украшения: височные кольца с узким приемником или раструбом и единичные круглые бляхи (рис. 33); другой инвентарь встречается крайне редко за исключением поздних периферийных могильников.

Характерная черта ритуала — помещение в могиле нескольких ребер, ре­же - лопатки коня, иногда - быка или барана; находки их черепов и ног -редкое исключение. Известны захоронения собак (Федорово, Сухомесово, Кин-зерский, Сухое Озеро, Усть-Ерба).

По сочетанию специфических признаков выделяются локальные варианты: уральский, северо-, центрально-, восточно-казахстанский, обский, енисейский, среднеазиатский (рис. 6). По мере удаления от Центрального Казахстана чис­тота комплексов уменьшается, преобладают субстратные элементы, особенно отчетливо выступающие на Енисее (Усть-Ерба, Сухое Озеро, Новая Черная), где традиции предшествующей окуневской культуры проявляются в конструк­циях оград, форме квадратных сосудов и орнаментах.

Памятники федоровского типа, рассматривавшиеся К.В.Сальниковым как ранний, а НААванесовой и Г.Б.Здановичем как поздний этап андроновской культуры, нам удалось разделить на две разновременные группы (рис. 5).

Стратиграфическое соотношение федоровского и алакульского типов не ус­тановлено ни разу, если не считать спорной стратиграфии Кипели. На поселе­нии Новоникольское федоровский слой залегает над петровским и под алексе-евским и по Т.С.Малютиной [1991] синхронен смешанному федоровско-ала-кульскому; в Атасу, Усть-Кенетае, Родионовке и других — под алексеевским, в Корчажке V — под ирменским; в Икпени в нижней части зольника преобладает позднепетровская посуда, в средней — федоровская, в верхней — алексеевская [Ткачев, 1991]. На возможность ранней даты федоровских памятников намека­ют нестратифицированные находки федоровских сосудов на памятниках пет­ровского типа (Петровка, Кулевчи, Синташта). В Синташте есть посуда, кото­рая может рассматриваться как протофедоровская (вазообразный профиль, ко­сые треугольники, свисающие фестоны). В Усть-Ербе афанасьевский фрагмент найден в засыпи федоровской могилы, а в карасукской могиле есть федоров­ский горшок. В Сухом Озере федоровская циста перекрыта вторично исполь­зованной окуневской стелой; на поселении Иткуль федоровский слой перекры­вает самусьский; в Преображенке III федоровские могилы прорезают кротов-ский слой и перекрыты ирменскими курганами. Следовательно, в Сибири па-

мятники федоровского типа сменяют культуры афанасьево, окунево, кротово и самусь и перекрываются карасукско-ирменскими комплексами.

Раннефедоровские памятники датируются XV—XIV вв.до н.э. на основании:

1. Технологии и типологии немногочисленных металлических изделий — ножей
с выемками (рис. 30, 41), аналогичных алакульским и срубным (Урефты, Кой-
тас, Семипалатинские Дюны), браслетов с плоской спиралью, аналогичных ала­
кульским (Субботино), кованых височных колец и блях (рис. 33); 2. Находок
федоровской керамики вместе с кельтами, ножами, втульчатыми копьями, яв­
ляющимися продукцией федоровских металлургов Восточного и Центрального
Казахстана, в доандроновских памятниках Западной Сибири самусьской и кро-
товской культур (рис. 41): Самусь, Преображенка III, Сопка 2, Елунино; 3.
Находки на поселении Карлуга трехдырчатого стержневидного псалия, анало­
гичного экземплярам культур Тосег и Оттомани [Muller-Karpe, 1980, табл. 290,
А26, 291, А21]; 4. Находки на поселении Коркино уникального каменного то­
пора — секиры (рис. 39), лезвие которого сочетает признаки топоров I и IV из
Бородинского клада; 5. Участия федоровских племен в формировании тазабагь-
ябской и вахшской культур Средней Азии; 6. Сооружения федоровских могил
с кремацией под насыпями синхронных алакульских и срубно-алакульских кур­
ганов и находок в закрытых комплексах алакульских могил федоровских гор­
шков или наоборот (Черняки II, 1/3, 4/4, Субботино 2/4, 3; Урефты 13; Нур-
баково 2, 3; Исаково 1, 2, 4, 5; Семипалатное, Сухомесово, 3; Сосновка 1;
Кинзерский 1, 32; Бурлук, Алыпкаш, Спасское I, 1, 2/5, 4; Спасское И, 1;
Агаповка 2/5, 4/1, 7) обнаружения в могильниках II этапа срубной культуры
(XV—XIV вв. до н.э.) Приуралья, Поволжья, Подонья и Украины федоровских
сосудов и их имитаций.

Для позднефедоровских могильников (Туктубаево, Смолино, Уразаевский

II, периферийный Кинзерский, Приплодный Лог, Биырек-Коль, Сангру II,
Зевакино, Предгорное, Еловка II, Ближние Елбаны, Суетка, Кытманово, ени­
сейские) специфичны длинные курганы и смыкающиеся ограды (типы V, VI,
VII,VIII), содержащие несколько последовательных захоронений, на востоке
иногда в мелких и узких могилах, камерах на горизонте, в ящиках с контрфор­
сами; сосуды II типа с нарушенными пропорциями и нависающим туловом;
нарушение зональности декора, сместившегося ниже конструктивных зон и
иногда выполненного в две зоны; обеднение, деградация и десемантизация ор­
намента; банки II типа с широким дном, узким горлом и бедным декором или
без него; на периферии ареала иногда - богатый набор инвентаря.

Позднефедоровские памятники датируются XIII в. до н.э. и позже на осно­вании: 1. Стратиграфического положения под слоем финальной бронзы на по­селениях; 2. Находки федоровского горшка в карасукской могиле (Усть-Ерба); соотношения с более поздними впускными могилами или пристроенными огра­дами: карасукскими (Орак, видимо, Кытманово), еловско-ирменскими (Еловка, Елунино) и ранне-железного века с ножами VIII—VII вв. до н.э. (Зевакино), которые служат для федоровских terminus ante quem; 3. Металлических изде­лий, представляющих развитие федоровских по технологии (высокооловяни-стые бронзы, литые в двух- и трехстворчатых формах) и типам, имеющим

аналогии в карасукской культуре и кладах эпохи поздней бронзы: ножи с ром­бическим перекрестием, с уступом или продольным ребром (Зевакино, Еловка (рис. 30)), ножи однолезвийные (Еловка), стрелы с короткой втулкой (Смоли-но, Биырек-Коль, Еловка), бляшки с петелькой (Еловка, Орак, Сухое Озеро), зеркала с петелькой (Сухомесово [?], Бугулы, Елбаны), копье с прорезями и серпы с закраинами (Предгорное), браслеты с конической спиралью (Сангру, Александровка, Кытманово, Еловка, Суетка), восьмерковидные бляхи (Еловка), литые височные кольца (Еловка, Орак) и др. (рис. 33); 4. Сочетания с черка-скульскими сосудами (Туктубаево, Приплодный Лог); 5. Влияния бегазинской архитектуры на конструкцию могильных сооружений (Приплодный Лог); 6. Находок в слое позднесрубных поселений Поволжья IV этапа; 7. Синхрониза­ции с земледельческими комплексами позднего (моллалинского) этапа Намазга VI по совместным находкам позднефедоровской и гончарной керамики в Се­верном Казахстане на поселении Павловка и в Средней Азии в погребениях Тандырйул, Кумсай и Дашти-Кози и на поселениях Кангурт-Тут и Тегузак, а также в Афганистане на поселении Шортугай (рис. 48, 52, 24—33).

Систематизация материала позволила выделить два чистых типа памятников

— алакульский и федоровский и установить их синхронность на основной части
ареала. Выявленные между ними различия в конструкции погребальных соору­
жений (курган, ограда из плит на ребро - цистовая ограда), могил (сруб, ящик

— циста); обряда (ингумация — кремация); жертвоприношения животных (за­
хоронение коней или их шкур с черепом и ногами — только ребер) и, что
особенно важно, — в технологии изготовления, форме и принципах орнамента­
ции керамики (подлеп лент снаружи - изнутри, плечо с уступом - округлое;
орнамент по прямой сетке - по косой; штамп гладкий и крупнозубчатый -
мелкозубчатый (табл. I, рис. 2, 11—13)), имеют принципиальный характер, не
позволяя считать алакульский и федоровский типы генетически связанными
этапами одной культуры и, учитывая этнографическую значимость двух различ­
ных традиций гончарства и погребального обряда, заставляют признать их дву­
мя независимыми линиями развития, отражающими специфику двух генетиче­
ски различных групп населения, трактуемых нами, однако, в отличие от
В.Н.Чернецова и его последователей, не как разноэтничные иранская и угор­
ская, а как близкородственные, принадлежащие единой этнической общности,
на что указывает единство большинства этнически значимых признаков: об­
щность многих типов погребальных сооружений, западная ориентировка могил,
трехчастная конструкция горшков, трехзонный декор, общие орнаментальные
элементы и пр.

На большей части андроновского ареала, наряду с алакульским и федоров­ским типами, выделяются многочисленные комплексы, в которых в разных сочетаниях выступают элементы федоровской и алакульской традиций. В отли­чие от К.В.Сальникова, Н.А.Аванесовой и Г.Б.Здановича, признававших сме­шанные памятники кожумбердинского типа доказательством перехода от одного этапа к другому, мы рассматриваем их как свидетельство процессов интеграции и ассимиляции, проходивших в разное время на разных территориях и привед-

ших к разным результатам. Синкретические памятники отличаются значитель­ным локальным своеобразием, что позволяет классифицировать их на типы.

Сольилецкий тип алакульской линии развития локализуется в Южном При­уралье (могильники Увак, Мечет-сай, Пятимары, Близнецы, Краснопартизан-ский, Ветлянка, Ветлянка IV, Долгое Песчаное озеро) (карта I; рис. 24); грун­товые курганы с центральными большими могилами, перекрытыми каменными плитами или деревянным накатом; ингумация головой на запад, реже юго-запад; Мечет-сай, Ветлянка IV — по одной кремации; Ветлянка — грунтовой могиль­ник; Увак, курган 15 — 19 погребений, в основном детских, под одной насыпью; в могильнике Ветлянка IV — большая могила в центре и многочисленные мо­гилы на периферии, что отражает влияние срубного обряда, как и ориентировка на северо-восток. При погребениях изредка — кости овцы, коровы, в Ветлянке IV в могиле с колесницей (?) — кости коня [Горбунов, Денисов, Исмагилов, 1990]; в керамике примесь раковины и песка, расчесы на поверхности сосуда, отражающие влияние срубной традиции; горшки часто с зауженным горлом (вариант Б), с уступом и без; орнамент по венчику, шейке и плечику (реже -с пропуском зоны шейки), по прямой, реже косой сетке; специфический орна­мент — лента из соединенных ромбов (рис. 24). Тип формируется очень рано, о чем свидетельствуют сосуды с нависающим венчиком и могилы с уступом, и датируется, начиная с XVI в. до н.э., в основном XV—XIV вв. до н.э. по находкам каменного топора бородинского типа (Пятимары), архаичного ножа и копья сейминского типа (Близнецы), ножа, стрел кремневых, костяной и брон­зовой со свернутой втулкой, костяной пронизки (Увак), ножа, кремневой и костяных стрел (Ветлянка IV (рис. 30, 32, 39)).

Кожумбердинский тип алакульской линии развития локализуется в Запад­ном Казахстане (карта I; рис. 23а, б; 24): могильники Турсумбай I, II, Еленовка II, Шандаша I, II, Купухта, Байту I, II, Атакен-сай, Ушкатта, Тасты-Бутак, Бугет II, Кожумберды, Киргильда I, II, Тулайкин Аул, Новый Аккерман, Ха-барное I, II, Кунакбай-сай, Урал-сай, Почтовый Пост, поселения Джарлинского и Еленовского микрорайонов, Тасты-Бутак; курганы с кольцом и кольца (типы НА, ША), а в поздних — смыкающиеся ограды (VIIA); грунтовые могилы и ящики; ингумация головой на запад, реже — юго-запад; угли; сочетание черепов и ребер животных; синкретическая технология гончарства (на матерчатом шаб­лоне и ленточная); горшки как с уступом, так и без; орнамент нанесен по прямой и по косой сетке с пропуском зоны шейки; специфический прием — косая штриховка орнаментальных лент; штамп гладкий крупно-, средне- и мел­козубчатый. Тип длительно эволюционирует: выделены памятники раннего -ушкаттинского и позднего — шандашинского этапов [Кузьмина, 1963г; 1965а]. Тип датируется, начиная с XVI в. до н.э., в основном XV—XIII вв. до н.э. по ножам (рис. 30): Кожумберды, Кумак, Купухта, поселения Ушкатта и Шандаша; по стреле (Тасты-Бутак), по псалиям (поселение Тасты-Бутак (рис. 39)) и находкам керамики и украшений в срубных комплексах II и III этапов в По­волжье [Кузьмина, 19876] и на тазабагъябских поселениях Кокча 15, 16, Джан-бас 34 [Итина, 1977, рис. 24, 39, 40, 57, 59].

Атасуский тип алакульской линии развития локализуется в Центральном

Казахстане (Атасу, Айшрак, Былкылдак I, И, Мурза-Шоку, Ельшибек, Аксу-Аюлы, Жиланды, Жаман-Узен II, Бес-Оба, Алтын-Тобе, Нуркен, Балакты (кар­та II)). Могильники Бозинген и Ижевский I отнесены А.А.Ткачевым [1991] к позднеалакульскому этапу; причисление Э.Ф.Усмановой [1987] могильников Айшрак и Балакты к чисто алакульским спорно ввиду наличия ярких федоров­ских черт в этих комплексах. Для атасуского типа характерны большие могиль­ники, содержащие до нескольких десятков сооружений (Айшрак — 100); смы­кающиеся круглые, овальные и прямоугольные ограды (IVA, VIIA, VIIIA), часто с двумя или несколькими ящиками в центре; ингумация головой на запад, юго-запад; отдельные случаи кремации; сочетание двух гончарных традиций (рис. 25): формовка сосудов алакульским методом с наложением лент с напу­ском наружу и подлепкой дна снизу и федоровским методом с наложением лент с напуском внутрь и подлепкой кольцевого поддона к округлому дну. Типы сосудов разнообразны: с уступом на плечике и без, с широким или суженным горлом (варианты А и Б), часто с высоким венчиком и иногда с кольцевым поддоном. Орнамент по венчику, шейке и плечику по прямой и чаще по косой сетке. Мотивы декора и сочетания раппортов разнообразны, штриховка орна­ментальных лент горизонтальная. Тип датируется XV—XIII вв. до н.э.: а) по стратиграфии поселения Копа, где атасуский слой перекрыт позднебронзовым; 6) по технологии и типологии ножей (Былкылдак, Алтын-Тобе (рис. 30)), стрел (Айшрак, Жаман-Узен И, Карасай II), браслетов с выступающими спиралями (Айшрак), непосредственно предшествующих позднебронзовым; лапчатых под­весок (Аксу-Аюлы), аналогичных карасукским; орнаменту круглых блях, ими­тирующих бактрийско-маргианские печати (рис. 39). Установление связей с земледельческими культурами юга Средней Азии отражает находка лопаточко-видной булавки в Айшраке.

В Центральном Казахстане известны только федоровские чистые комплексы. Памятники же позднепетровские и алакульские содержат отдельные федоров­ские элементы. Центральноказахстанские комплексы эпохи бронзы крайне мно­гообразны, отражая различные сочетания федоровского и алакульского компо­нентов (что иногда затрудняет их четкую классификацию) и лишены гомоген­ности, присущей памятникам сольилецкого и кожумбердинского типов. По-ви­димому, это свидетельствует о том, что на Южном Урале и в Западном Казах­стане процесс ассимиляции закончился рано (в конце XVI в. до н.э. на основе комплексов типа Синташты?) и вновь сформировавшееся население эволюци­онировало в XV—XIII вв. до н.э. В Центральном Казахстане активное взаимо­действие различных групп населения происходило на протяжении длительного времени, принимая разнообразные формы. Эта историческая ситуация, вероят­но, обусловлена рудными богатствами региона, особенно оловом, привлекавши­ми сюда многочисленные племена. В любом случае новые материалы Централь­ного Казахстана, бывшего крайним восточным форпостом взаимодействия фе-доровских и алакульских племен, с неоспоримостью подтверждают вывод о различном генезисе этих двух групп населения.

Амангельдинский тип алакульской линии развития локализуется в Север-ном Казахстане (Амангельды, Петропавловск, Айдабуль, Куропаткино (карта

II)): курганы земляные с кольцом и ограды с пристройками (IA, IIА, VA); срубы; ингумация головой на запад; черепа и ноги животных; горшки с уступом и без; орнамент часто с пропуском на шейке, выполнен по косой, реже — по прямой сетке; штриховка лент горизонтальная, штамп гладкий, средне- и мел­козубчатый, шагающая гребенка; специфические высокие треугольники, зигзаг на шейке. Тип датируется XIV—XIII вв. до н.э. по псалию (Айдабуль (рис. 39)) и стрелам (Амангельды).

Таутаринский тип федоровской линии развития локализуется в Южном Казахстане (Таутары, Куюкты (карта II)): квадратные, прямоугольные, иногда круглые ограды (VI, VIII, III); грунтовые могилы, кремация, редко — ингума­ция; сочетание двух гончарных традиций (рис. 27): горшки с уступом и без; орнамент по прямой и косой сетке; специфичен негативный декор, орнамент деградировавший. Тип датируется XIII до н.э. и позже по цистовой кладке на глиняном растворе (Куюты), характерной для предбегазинской архитектуры, карасукской лапчатой подвеске (Таутары), сосудам, подражающим гончарной керамике позднего этапа Намазга VI.

Семиреченский тип синкретический, локализуется в Семиречье и Фергане (карта III; рис. 26). Тип формируется в результате скрещения федоровского (Арпа, Пригородное, Иссык-Куль) и алакульского (стоянка у Беловодской кре­пости). К раннему этапу относятся могильники Капал с преобладанием ала-кульских черт в керамике, и Мыншункур III, IV, Таланты I, II, Куйган И, Каракудук с преобладанием федоровских черт (цистовая кладка, биритуаль-ность, наличие, наряду с сосудами с уступом, горшков без уступа вазообразной формы на поддоне и широкогорлых мискообразных). В могильнике Мыншун­кур найдено типично федоровское височное кольцо с изображением пары ко­ней, аналогичных сейминским, определяющее дату этапа XV—XIV вв. до н.э. Оснований для выделения этих памятников в особую семиреченскую культуру [Карабаспакова, 1991, с. 13, 14] нет.

Позднюю группу семиреченских памятников составляют могильники Таш-Тюбе II, Таш-Башат, Беш-Таш, Джазы-Кечу, Джал-Арык, Кулан-сай, Алакуль, Кара-Кудук, Вуадиль, Арсиф, Карамкуль, поселение Джал-Арык. Характерны, смыкающиеся ограды с пристройками (типы VII, VIII) и наброски, могилы ¹ грунтовые, с ящиками, контурами и цистами с глиняной обмазкой, биритуаль-ность с преобладанием кремации; техника гончарства смешанная, встречаются горшки позднефедоровского типа с нависающим туловом и изредка горшки с уступом; декор без соблюдения зон только по венчику или плечику гладким, редко-крупнозубчатым штампом; большая часть сосудов без орнамента. Тип датируется XII—IX вв. до н.э. на основании забутовок и глиняной обмазки могил аналогичных бегазинским; находок однолезвийного ножа (Таш-Тюбе), стрелы со скрытой в гулкой (Вуадиль), характерных для эпохи поздней бронзы, и совместной встречаемости с керамикой чустской культуры, датируемой по иранским параллелям

Локальный вариант составляют могильники северо-восточного Семиречья, выделенные в две группы [Карабаспакова, 1987; 1989]: I - Бигаш, Аксай, Са-ганды, в которых отмечены квадратные и трапециевидные ящики бегазинского

типа, преобладание ингумации, сосуды бегазинских форм с бедной орнамента­цией; в Саганды найдена бляшка с петелькой; II — могильники Арсан, Биен 13, поселение Биен — погребальные сооружения разнообразны, выявлены могилы со спуском; сосуды с раздутыми боками с воротничковыми венчиками и бедным орнаментом, с налепными валиками, с ногтевыми вдавлениями, сеткой, жемчу­жинами, круглыми налепами, характерными для бегазинского и донгальского комплексов; на поселении Биен найдена гончарная керамика. Комплексы дати­руются X—VIII вв.до н..э. и отражают сильное воздействие пришлого дандыбаев-ского (карасукского по своему происхождению) населения в предсакскую эпоху. Таким образом, классификация материалов позволяет выяснить сложные исторические процессы автохтонного развития, миграции и интеграции. По-ви­димому, продвижение во второй четверти II тыс. до н.э. алакульцев с запада в Центральный Казахстан вызвало миграцию части федоровцев в Восточный Ка­захстан и Южную Сибирь. Другая часть федоровцев была ассимилирована ала-кульцами, и в результате интеграции сформировались синкретические типы, причем сложение сольилецкого и кожумбердинского типов произошло очень рано, а в Центральном Казахстане длительные контакты были разнохарактер­ными, что обусловило пестроту памятников атасуского типа.

♦ ♦ *

Выявление на основной и большей части андроновского ареала многочис­ленных памятников синкретических типов, объединяющихся в неразрывную цепочку, дает основание вслед за А.А.Формозовым говорить о существовании андроновской культурной общности. Эти классифицированные андроновские материалы служат источниковой базой для анализа материальной культуры андроновских племен.

Актуальность задачи изучения последней определяется тем, что развитие производственных процессов обусловливает совершенствование орудий труда, которые составляют основную часть производительных сил общества, прогресс которых лежит в основе исторического процесса и в значительной мере опре­деляет общественные отношения. Значение анализа материальной культуры обусловлено к тем, что в недрах андроновской пастушеской культуры, принад­лежавшей к хозяйственно-культурному типу (ХКТ) степей, совершился пере­ход к кочевому типу хозяйства, что явилось важнейшей инновацией в культуре Старого Света. Поэтому комплексное рассмотрение культурнохозяйственного типа этого региона представляет первостепенный интерес для выявления спе­цифики палеоэкономического развития и выяснения предпосылок становления яйлажного, а затем кочевого скотоводства в Евразии, что обусловило динамику и интенсивность освоения новых территорий. По мнению английского ученого Д..Тойнби, посвятившего свой труд «Исследование истории» философии исто­рии и оказавшего огромное влияние на развитие различных современных исто­рических школ, именно степные народы были катализатором всех процессов в истории цивилизации. Изучение динамики скотоводческого хозяйства поможет оценить эту концепцию.

49

В контексте данной работы определение этнической культуры основывается на трактовке, развитой Э.С.Маркаряном [1973а; 19736] и СААрутюновым [1989] вслед за Л.Уайтингом: этническая культура есть совокупность внебио-логически выработанных взаимосвязанных и передаваемых от поколения к по­колению механизмов и способов человеческой деятельности, направленных на приспособление к определенной экологической нише в целях воспроизводства этнического коллектива.

Прогресс экономики определялся суммой факторов: стихийной сменой эко­логических условий (в том числе циклических колебаний климата и увлажнен­ности, доказанных теорией А.В.Шнитникова) и антропогенными факторами — истреблением природных ресурсов, истощением, засолением и опустыниванием почв в результате экстенсивных методов земледелия и скотоводства, и, наконец, ростом популяции, вступавшим в конфликт с ресурсами экологической ниши.

Прогресс производства осуществлялся эволюционным путем. Инновации имели место в любом традиционном обществе, но их число было невелико, а их внедрение осуществлялось медленно и охватывало небольшие коллективы. Однако в эпохи, когда все или многие неблагоприятные факторы вступали во взаимодействие, это приводило к кризису традиционной экономики. Выход из кризиса мог быть осуществлен в результате либо смены территории всем насе­лением или его частью (миграции), либо кардинального перехода к новым способам хозяйствования.

По-видимому, в древнейшие периоды истории человечества глобальные кри­зисы и резкие смены в экономике были обусловлены в первую очередь при­родными катаклизмами.

Важнейшей инновацией явился переход в IX—VIII тыс. до н.э. к произво­ дящему хозяйству, названный Г.Чайлдом неолитической революцией.

Некоторые инновации в истории цивилизации вызывали поток новых изо­бретений и вели к коренной смене культуры. Доместикация растений и живо­тных привела к оседлости и возникновению долговременных стационарных поселений, что, в свою очередь, вызвало в социальной сфере трансформацию семейных и родовых структур, а в области идеологии и искусства - становле­ние архитектуры, аграрного календаря и земледельческих культов. Появление в IV—III тыс. до н.э. парной запряжки животных и рала стимулировало изо­бретение колеса и по цепной реакции — гончарного круга; использование горна для обжига керамики было связано с распространением искусственных сплавов металлов и их отливкой в литейных формах. Эти инновации объясняются по­вышением термического потенциала общества, который рассматривается как главнейший фактор в истории человечества.

Кризис побуждал общество к интенсивному поиску выхода из ситуации и активизировал изобретательство, создавая условия для развития интеллекта и ускоренной ротации инноваций. С другой стороны, внедрение инноваций, по­вышение производительности труда, увеличение прибавочного продукта высво­бождали у коллектива часть времени для интеллектуальной деятельности и позволяли выделить группу профессионалов - жрецов и художников. Культур­ные изобретения закреплялись идеологически, включались в мифологическую систему и находили воплощение в искусстве, что приводило к кардинальному

переоформлению всего облика культуры. Поэтому целесообразнее говорить не только, а в некоторые эпохи и не столько о социально-экономическом прогрес­се, но скорее об интеллектуально-экономическом развитии общества. Представ­ляется, что определяющая, а в некоторые эпохи и опережающая роль идеоло­гии, интеллектуальной деятельности в развитии общества до сих пор недоста­точно оценивалась в отечественной науке.

Комплексный анализ материальной культуры дает возможность выяснить прогресс производства не только путем изучения самих орудий труда, но и путем изучения характера производственных процессов. В основу предлагаемой классификации положен технологический принцип. Технология производства рассматривается как условие формообразования, ибо способ изготовления пред­мета в значительной мере обусловливает специфику его формы. Метод корре­ляции технологии и формы изделия был применен нами при классификации металлических изделий, псалиев и керамики [Кузьмина, 1966; 1980а; 1985а; 1986а; 19866].

Изучение технологии древних производств и орудий труда дает возможность установить весь комплекс материальной культуры как целостной системы, включающей элементы, обусловленные принадлежностью к определенному ХКТ, приспособленному к конкретной экологической нише, а также функцио­нально не обусловленные элементы и технологию производств, составляющие специфику традиционной культуры. Последние выступают как этнические ин­дикаторы, позволяющие объективно проследить культурную преемственность и перейти к этнической реконструкции. Именно поэтому в основу анализа этно-генетических проблем положены данные о материальной культуре племен анд-роновской общности, данные же об идеологических представлениях и социаль­ной структуре, интерпретация которых субъективна и зависит от принятой этнической атрибуции культуры, использованы лишь для верификации пол­ученных этногенетических построений.

Использование материальной культуры как основы для этногенетических реконструкций осуществляется: 1. Путем построения сквозных диахронических типологических рядов для каждой категории, что позволяет проследить преем­ственность в сфере культуры и производства, включая этнически значимые элементы культуры (керамика, костюм) и функционально не обусловленные производственные процессы, т.е. ретроспективным методом установить генети­ческую преемственность разновременных археологических культур и связать их с этнографической живой культурой; 2. Путем соотнесения, совмещения мате­риальной культуры изучаемого древнего этноса, реконструированной на осно­вании данных языка и письменной исторической традиции, с конкретной архе­ологической культурой или культурами определенного культурно-хозяйствен­ного типа, бытовавшего в определенной зоне Евразии. Ретроспективный метод изучения андроновской материальной культуры ставил задачу сопоставления ее с хронологически следующей культурой ираноязычных савроматских и сакских племен и этнографией иранских и индоиранских народов, что диктует включе­ние этого круга источников. Метод совмещения ставит задачу реконструкции культуры древних индоиранцев по данным языка и письменной традиции, что Диктует включение в источниковую базу и этого круга источников.

ГЛАВА I