Горное дело, металлургия и металлообработка

Горное дело - это добыча и рафинирование руды; металлургия - выплавка металла из руд; металлообработка - отливка и ковка металлических изделий.

На территории андроновской культурной общности известно множество ме­сторождений медных руд, золота и касситерита, из которого выплавляли олово. На ряде рудников есть и древние горные выработки. Однако лишь немногие из них могут быть уверенно признаны андроновскими. Месторождения, пригодные Для эксплуатации в эпоху бронзы, должны были удовлетворять двум требова­ниям: содержать выходы минералов на поверхность, что позволяло легко раз­ведать и разрабатывать их; содержать окисленную руду, которую было нетрудно выплавлять. Добыча меди из сернистых руд первоначально была, видимо, не­возможна, так как она предполагает предварительное получение штейна и тем­пературу выплавки 1300°, что было выше достигнутого андроновцами термиче­ского потенциала и стало возможно только в эпоху поздней бронзы. Критерием отнесения рудника к андроновской культуре служат находки в древнем карьере или отвале андроновской керамики или орудии. К сожалению, в большинстве случаев андроновские орудия и посуда уничтожены при расширении выработок в последующие эпохи. Это создает большие трудности при определении време-

ни начала разработок. Косвенным, но весомым аргументом установления анд-роновского возраста рудника является тождество состава руды месторождения и руды и выплавленного металла на андроновском поселении.

Описания древних горных выработок составлялись путешественниками и геологами, начиная с П.С.Палласа [1780] и И.И. Лепехина [1802]. Сводки дан­ных о древних рудниках были составлены для Алтая М.П.Грязновым [1935], для Средней Азии - М.Е.Массоном [1930а; 19306; 1934; 1936; 1953], Б.АЛит-винским [1950] и О.И.Исламовым [1955], для Киргизии - В.Ф.Сургаем [1951]. Новым шагом в изучении древнего горного дела явились работы в Казахстане геологов В.А.Пазухина [1926], Б.М.Чудинова [1936], К.И.Сатпаева [1967], Л.П.Левитского [1941], Ф.В.Чухрова [1950], Д.Хайрутдинова [1955] и особенно Н.В.Валукинского [1948; 1950], которые не только описали рудники и коллекционировали случайные древние предметы, но и обследовали близле­жащие поселения рудокопов. Их данные обобщены АХМаргуланом [1970, с.З-30; 1973, с.3-24].

Важные исследования андроновского горного дела были проведены в 1935 и 1937 г. в Восточном, а в 1938 г. — в Северном Казахстане С.С.Черниковым [1948, с.13—33; 1949; 1960, с.118—136]. Им были обследованы древние выра­ботки и открыты находящиеся вблизи них поселения металлургов и собран большой материал на памятниках, что позволило датировать некоторые место­рождения и реконструировать процесс добычи и обработки руды; впервые были сопоставлены химические анализы руды и металлических изделий.

В 1950—1954 гг. несколько древних выработок Урала были осмотрены Н.П.Кипарисовой [Сальников, 1967, с.275-277, рис.41]. В 1949 г. А.А.Формо­зов [1951а, с.118—119] обследовал открытые геологами Еленовский и Ушкат-тинский рудники и находящиеся рядом с ними поселения рудокопов и оценил значение Еленовского микрорайона для изучения андроновской культуры. С 1959 по 1967 г. велось систематическое изучение Еленовского металлургиче­ского очага [Кузьмина, 1962а; 19626; 1963а; 19636; 1964а; 19646; 1965а; АО. 1866, с.113—114], были проведены раскопки на поселениях и относящихся к ним могильниках и выявлены многочисленные следы металлургического и ме­таллообрабатывающего производств.

Принципиально новым этапом в изучении андроновской металлургии стали работы Е.НЛерныха [1970]. В 1967—1968 г. им было проведено обследование древних выработок на Урале и в Приуралье и впервые начато систематическое целенаправленное изучение состава древнего металла и его сопоставление с рудами известных месторождений, что позволило выделить химические группы металла, связать ряд из них с древними рудниками, выявить металлургические центры и установить их продукцию. И.В.Богдановой-Березовской было начато изучение химического состава металла Средней Азии. На основании типологи-ческой классификации металлических изделий и данных об их составе были намечены очаги металлургии и металлообработки в Средней Азии [Кузьмина 1966; 1967; Kuzmina, 1991].

В последние годы В.Д.Рузановым [1982а; 19826; 1987] проведено исследо-вание бронз чустской культуры и отчасти степного металла Средней Азии

А.Д.Дегтяревой [1985] изучена коллекция бронз Казахстана и Семиречья, до­стоинством ее работы является анализ технологических процессов. Особое зна­чение имеют комплексные работы по обследованию древних рудников и посе­лений металлургов Атасу и Мыржик в Центральном Казахстане [Алексеев, Кузнецова, 1980; 1983; АО. 1981, с.429-430; Кузнецова, 1987; 1989а; 19896; Кадырбаев, 1983; Жауымбаев, 1984а; 19846; 1987; Курманкулов, 1988].

В результате работ геологов и археологов выявлен ряд андроновских медных рудников. На западе это Еленовка и Ушкатта (химическая группа ЕУ), продук­ция которых достигала 50,43% западноандроновского металла и шла на экспорт, составляя 24,6% металла срубников [Черных, 1970, с.38, 40, табл. 5. рис.30]. Андроновский возраст древних рудников доказывается, во-первых, находками рядом с карьерами и на обогатительных площадках анадроновской керамики и каменных орудий; во-вторых, обнаружением на поселениях микрорайона кусков руды, шлаков, капель меди и бронзовых изделий, изготовленных, по заключе­нию ЕЛ.Черныха, из еленовской руды [Кузьмина, 1962а; 19626; 1963а; 19636; 1964]; в-третьих, тем, что ограды андроновского могильника Еленовка сложены из кусков отработанной породы близлежащего карьера [Формозов, 1951а, с.118-119; Кузьмина, 1962а; 19626; 1963г, с.129; 19646; Сальников, 1967, с.275]. Андроновцы использовали также руду южноуральских месторождений Бакр-Узяк у Магнитогорска, группы Учалинских, месторождения по реке Уй Таш-Казган (химическая группа ТК). Разрабатывались и месторождения груп­пы Зау: Никольское, Поляковка, Нарали и, возможно, Вознесенское, и также Медная Гора к югу от Миасса и, безусловно, Кичигинское (Усть-Кабанское) месторождение на горе Тушкан; руда из месторождения на реке Увелька [Саль­ников, 1967, с.177; Григорьев, 1988] найдена на андроновском поселении Чер­няки III [Черных, 1970, с.40-45,111, рис.32]. К.В.Сальников [1967, с.275—277, рис.41] упоминает еще ряд древних рудников, отнесение которых к андронов-ской культуре вызывает сомнения у Е.Н.Черныха [1970]; датирующих вещей на этих рудниках не найдено, рудник Ургун не может быть андроновским, так как там нет окисленных руд [Черных, 1970, с.43]. По заключению Е.Н.Черныха [1970, с.48] андроновцы разрабатывали также месторождения медистых песча­ников (химическая группа МП) Каргалинское в 90 км к северо-западу от Орен­бурга и Соль-Илецкое, где найдены слитки меди вместе с андроновскими гор­шками [Попов, 1964, с.262, рис.46]. В Северном Казахстане открыты древние горные выработки на медь Уро-Тюбе и Ащилы, где найдены каменный молот и кайло, аналогичные орудиям, обнаруженным на соседних андроновских посе­лениях [Черников, 1948, с.20, 21, 28]. Крупнейшим центром добычи меди был Центральный Казахстан, где известны богатейшие месторождения окисленных полиметаллических руд и находки кусков самородной меди весом до несколь­ких центнеров [Пазухин, 1926; Сатпаев, 1929а; 19296; Валукинский, 1948; Чух-ров, 1950]. К андроновскому времени может быть отнесено начало разработок древних рудников в районе Джезказгана: Кресто, Петро, Златоуст, на реке Джезды и другие, откуда происходят многочисленные каменные орудия и фраг­менты керамики и рядом с которыми располагаются поселения андроновских металлургов Милыкудук, Айнаколь, Соркудук, Кулман [Сатпаев, 1929а; Валу-

кинский, 1950 Маргулан, 1973, с.3-24; 1979, с.233-254; Жауымбаев, 1984а; Кузнецова, 1989а; 19896], где найдено множество орудий горного дела и следов обработки металла. Большая часть керамики на поселениях Джезказган при­надлежит к алексеевскому типу, что позволяет отнести функционирование это­го центра в основном к последней четверти II тыс. до н.э. и послеандроновской энохе. В андроновскую эпоху началась разработка богатого полиметаллического месторождения Кенгазган, что доказывается находками в отвалах карьера ка­менных орудий горного дела и андроновской керамики и сходством химическо­го состава меди, выплавленной из Кенказганской руды, с составом шлаков и металлических изделий большого поселения Атасу, расположенного в 80 км и очевидно работавшего на базе этого месторождения [Алексеев, Кузнецова, 1980, с.4-8; 1983; Кузнецова, 1987; Кадырбаев, 1983]. Другим рудным источником Атасу был рудник Сарыбулак в 20 км к западу от поселения. У карьера найдены шлаки, каменные орудия и керамика [АО. 1978, с.5, 36; Жауымбаев, 1984а, с.114—117, рис.1; 19846; 1987, с.109]. Несомненен андроновский возраст мес­торождения Алтын-Тюбе, руда которого по составу сходна с несколькими им­портными срубными изделиями [Черных, 1970, с.17]. Рядом с рудником Ал­тын-Тюбе, на котором обнаружена керамика, находятся поселение и ограда эпохи бронзы [Жауымбаев, 1984а, с.117-119, рис.2, 3; 1987, с.109, НО]. Боль­шая группа древних рудников сосредоточена в районе Каркаралинска — Мей-зек, Жерадыр, Сырымбет. Калмактас, последнее наверняка использовалось ан-дроновцами, так как оно богато самородной медью: на нем найдены глыбы меди весом 600-700 кг [Чухров, 1950, с.50; Маргулан, 1972, с.5]. Вероятность раз­работок рудников на р. Токраун в Северном Прибалхашье — Кенелы, Соркудук и Кайрактас — подтверждается концентрацией вокруг них андроновских посе­лений рудокопов [Хайрутдинов, 1955; Маргулан, 1972, с.18]. В Прибалхашье на руднике Тесик-Тас найдены каменные молоты и клинья и посуда алексеев-ского типа [Жауымбаев, 1987, с.110]. В Восточном Казахстане известно не­сколько десятков древних медных рудников; добыча меди андроновцами осу­ществлялась на месторождении Карчига, где найдены каменные и бронзовые орудия и керамика [Черников, 1949, с.38-39; 1960, с.118]. В Западной Сибири, кроме алтайских, зарегистрированы месторождения самородной меди в Кузнец­ком Алатау, где встречены крупные самородки; самородная медь есть и в бас­сейне Томи [Косарев, 1974, с.24], но доказательства использования ее андро­новцами отсутствуют. Месторождения меди выявлены также на Енисее, где открыты и древние горные выработки [Лев, 1934], правда, достоверно андро-новские находки на них мне не известны. Андроновцами использовались также среднеазиатские месторождения. В Центральных Кызылкумах в горах Букан-тау и Тамды-тау открыты древние выработки, а неподалеку в урочищах Беш-булак и Мынбулак — стоянки металлургов, где найдены следы медеплавильного производства и шлаки, а также керамика как тазабагьябская, так и алакульская и федоровская, что доказывает эксплуатацию месторождений андроновцами [Итина, 1961, с.84; 1977, с.136]. Важный район добычи меди находился в Ну-ратинских горах к северу от Зеравшана — Нурата, Лянгар. Месторождения полиметаллических и окисленных руд и многочисленные древние выработки

есть к северу от Ленинабада в Карамазарских горах [Литвинский, 1963, с.170]: Учкатлы-Мискан, Кансай, Адрасман (на последнем найдено кремневое копье, датирующее начало разработок бронзовым веком). Большая группа рудников Алмалыка [Массой, 1936], где добывали самородную медь и полиметаллические руды, относится к средневековью, но начало разработок Алмалыка в эпоху бронзы подтверждается находкой медного ножа и открытием скорченного по­гребения на Кургашинском участке. Месторождения медных песчаников и са­мородной меди в Фергане находятся в Наукате, на их базе, видимо, работали металлурги кайраккумских стоянок, что подтверждается сходством состава кай-раккумских бронзовых изделий с рудой этого месторождения [Литвинский, 1963, с.170; Кузьмина, 1966, анализ № 79]. Рудники, в том числе с древними выработками, известны в Семиречье: на р.Чу, в Таласской долине (Акташ), у Кетмень-Тюбе, на Иссык-Куле, в районе Алма-Аты и Арпы [Массон, 1930а, с.44; 19306, с.35; 1936, с.12].

Принципиальное значение для развития металлургии у андроновцев имело то, что они были главными, если не единственными, поставщиками в евразий­ских степях олова, необходимого для производства бронзы. Месторождения касситерита, из которого добывают олово, известны в Центральном Казахстане. Месторождение Атасу было источником олова для поселения Атасу, что доку­ментируется единством диагностических примесей в руде [Кузнецова, 1987, с.44]. Древние выработки есть и на руднике Калаи-Казган в Северной Бетпак-Дале [Маргулан и др., 1966, с.269; 1973. с.5], а также на р.Ишим и в горах Кокчетау [Маргулан, 1972. с.25]. Богатейшие оловянные рудники находятся в Восточном Казахстане в Калбинских и Нарымских горах. Древнейшие из них -Мынчункур (разработка андроновцами подтверждается находкой керамики, ка­менной литейной формы ножа и долота), Чердояк (обнаружены андроновская керамика и каменный инструмент рудокопов), Карагоин (найдены посуда и два ножа эпохи поздней бронзы) и др. [Черников, 1949, с.10-36, табл. VII, XII, 3, 4, XIII]. На Иртыше есть и россыпные месторождения касситерита [Черников, 1960. с.135]. Несколько месторождений россыпного касситерита зарегистриро­вано в бассейне р.Томи [Косарев, 1974, с.24], но находки древних изделий, подтверждающих эксплуатацию их андроновцами, не известны. Богатые залежи касситерита имеются в Средней Азии: на Центральном Тянь-Шане и в районе Иссык-Куля, на Зеравшанском хребте — Такфан, в Зерабулакских горах у Са­марканда - Чангалли и Кочкарлы и особенно богатое месторождение Карнаб к западу от Самарканда, на древних выработках которого найдено много арха­ичных каменных орудий рудокопов, что позволяет отнести начало эксплуатации к эпохе бронзы [Литвинский, 1950; 1954]. Наличие месторождений олова обус­ловило расцвет бронзолитейного производства у андроновцев, способствовало установлению активных связей с другими племенами и обеспечило выдающу­юся роль андроновцев в степях.

Андроновцы разрабатывали также месторождения золота, как рудные, так и россыпные. На Урале, в Башкирии, оно добывалось на Кусеевском руднике, где найдены каменные полированные орудия [Сальников, 1967, с.278-279]. Нео­бычайно богат золотом был Северный Казахстан [Чухров, 1950, с.17—25]. У

Борового добывалось россыпное золото, рудники находились в районе Степня­ка (Сталинский, Бес-Тюбе, Аульная Площадь). Их безусловный андроновский возраст доказывается тем, что рядом с выработками находятся поселения, с которых происходят коллекции андроновской и в основном позднеандронов-ской (алексеевской) керамики, металлических изделий и каменных орудий [Чу-динов, 1936, с.37—40; Черников, 1948, с.14—19]. Золотоносные жилы и само­родное золото есть и в Центральном Казахстане. Здесь известно большое число древних рудников: в районе Каркаралинска (Алтынсу, Алабуга, Кызыл-Эспе, Акчагыл, Акжал, Мурзашокы; в районе Боян-Аула - Алтын-Казган, Алтынтас, в районе Караганды - Жосалы, Кушокы, Кеншокы, в горах Улутау - Акшокы, Соркудук, Косколь, Обалы, в Прибалхашье — Саяк и многие другие [Чухров, 1950, с.4. 54; Маргулан, 1972, с.17—18]; часть из них могла разрабатываться уже андроновцами, в пользу чего свидетельствуют находки каменных орудий в выработках и топография андроновских поселков, находящихся неподалеку от древних рудников. В Восточном Казахстане рудное золото добывалось на Ка-занчункуре, разрабатывались и россыпи на Иртыше, что подтверждается наход­ками многочисленных андроновских бронзовых изделий [Грязное, 1935, с.192, 193; Черников, 1960, с. 118—119]. Богата золотом Средняя Азия. Россыпное золото мыли в Фергане на реках Сох, Кассансай у Узун-Ахмата (где найден бронзовый нож), на р. Нарын (где в Уч-Кургане обнаружен бронзовый топор). В горах у Ташкента россыпное золото добывали на реках Ангрен и Чирчик, древний возраст промывки доказывает находка в золотоносном слое Чимбай-лыкского клада и андроновское захоронение Искандер на реке Чирчик вблизи месторождения. Много золота несут стекающие с Памира реки Зеравшан, Вахт и Кафирниган. Письменные сведения о его добыче относятся к античной эпохе, но, вероятно, его стали извлекать еще в бронзовом веке, что подтверждается, во-первых, найденным в Дарвазе на прииске кладом, состоящим из топора, долота и копья, во-вторых, этимологией древнеиранского названия реки Зерав­шан — «Рассыпающая золото».

Андроновцы добывали серебро и свинец. Их, например, применяли в Семи­речье: в Таш-Тюбе найдены серебряные височные кольца и свинцовые бусы. Иногда свинец искусственно добавляли к меди. На серебро-свинцовых рудни­ках древние выработки есть в Центральном Казахстане в Берккаре и Кызыл-Эспе [Маргулан, 1972, с.29, 30], но использовали ли их андроновцы — неизве­стно. Богатые месторождения полиметаллов, содержащих много серебра и свин­ца, находятся в Средней Азии: Лашкерек на р. Ангрен [Исламов, 1960] и особенно Карамазар, где на выработках Кансай найдены каменные орудия ру­докопов, в том числе - «мотыги» андроновского типа. В Киргизии на серебро-свинцовом руднике Джол-Сай встречен медный нож [Исламов, 1960, с.188]. В Таласском Алагау есть месторождения галенита, из которого получают свинец [Литвинский, 1954, с.24. 25]; их разработка андроновцами подтверждается на­ходками медного ножа и кирки из рога марала.

Андроновцы, особенно в Средней Азии, использовали также сурьму. Ее употребляли для изготовления украшений (бусина в Кайраккумах) и при леги­ровании меди для получения твердого сплава. Месторождения антимония, из

которого получают сурьму, есть на р. Кашка-Дарья у Шута, на Зеравшанском хребте у Маргузарских озер, в Фергане на р.Сох и Шах-и Мардан. Но о наход­ках там андроновских вещей мне неизвестно.

В рудниках, на обогатительных площадках и на поселениях рудокопов най­дены орудия горного дела. Они однотипны по всему ареалу. Из грубо обрабо­танного камня делались клинья, отбойнику весом до 40 кг, кайлы с выемками для привязывания, так называемые мотыги, кирки, молоты, топоры, употреб­лявшиеся при проходке, и многочисленные рудодробилки, песты и ступки для измельчения руды; из рога марала делали легкие кайлы для разработки россы­пей, из ребер животных - орудия для выемки мягкой породы, из лопаток -совки [Кривцова-Гракова, 1948, с.104, рис.28. 4; Черников, 1970, с:126, табл. XXIV, 1-3, LXVIII, 7; Кызласов, 1965, с.165-168, рис.1-3; Маргулан и др., 1966, с.268-269, табл. XXIII, XXXII, XXXIII, XL, XLIII, XLVII, XLVIII, 1979, с.238—247, рис.126,160,2.162-165,173,179-182; Виноградов, 1983, с.13; Гри­горьев, 1988, с.47—51; Кузнецова, 19896, с.119]. Из бронзы изготовлялись кир­ки и кайлы. В качестве орудия проходки, вероятно, использовались и андро-новские топоры с гребнем, и кельт с Бес-Тюбе, лезвия которых деформированы от ударов о твердую породу [Рындина и др., 1980, с.160].

Способ добычи всех минералов был одинаков. Судить о характере и разме­рах древних выработок, а соответственно и о количестве добытой руды, затруд­нительно, так как большая часть андроновских карьеров была расширена при последующих разработках. Представление об андроновском горном деле можно составить только на основании тех месторождений, эксплуатация которых за­вершилась в эпоху бронзы.

Существовали рудники открытые и закрытые (рис. 28). Абсолютно господ­ствовали открытые рудники: тип I — большие круглой или овальной формы карьеры; тип II — узкие длинные канавы; тип III — несколько мелких ям. Все типы одновременны, различие формы выработок обусловлено спецификой за­легания рудного тела на месторождении.

К типу I принадлежат, например, рудники: Еленовский — площадью 46x37 кв.м, глубиной до 4 м; Бакр-Узяк — 55x35 кв.м, глубиной 3 м [Черных, 1972, с.77]; Уро-Тобе - 32x17 кв.м, глубиной до 9 м [Черников, 1948, с.20, рис.7]; Айранбай - 45x50 кв.м; Петро - 16-18x8-10 кв.м. глубиной 2 м; Кре-сто II - 30x10 кв.м, глубиной 4 м [Маргулан и др., 1966, с.267]; Сарыбулак, выработка 5—35,7x13,9 кв.м, глубина 2,5—3 м; Алтын-Тюбе — от 17—20x9— 10 кв.м до 20x20 кв.м. и 27x15 кв.м., глубиной 1—3 м [Жауымбаев, 1984а, с.115, 117, рис.2]. В Центральном Казахстане многие карьеры значительно крупнее, например, величина Кенгазгана 500х 100 кв.м [Алексеев, Кузнецова, 1980, с.4-8].

К типу II принадлежат рудник Ушкатта I, представляющий канаву длиной 130 и шириной 12—20 м. Степняк, где канавы простирались одна за другой вдоль жилы на несколько сот метров в длину, Сталинский рудник, где несколь­ко узких скважин располагались параллельно [Черников, 1948, с.15, рис. 3, 6], Саяк, где 85 ям простиралось на один километр, Тесиктас — 16 овальных ям, вытянутых цепочкой. Джезказган, где длинные канавы тянулись цепочкой на

4—5 км [Маргулан, 1972, с.19], Алтын-Тюбе, выработка — 9—33 х 2—3 м [Жа-уымбаев, 1984а, с.117. рис.2].

К типу III, представляющему небольшие ямы диаметром 5—10 м, принадле­жат, например, рудники Ушкатта II, III, IV, 14 выработок Устр-Кабанского рудника, Бес-Тюбе, Кресто III, Ащилы [Черников, 1948, с.21, рис.8; Маргулан и др., 1966, с.267] и многие выработки Сарыбулака и Алтын-Тюбе [Жауымбаев, 1984а, с.115-117].

Закрытые рудники были представлены вертикальными шахтами-ямами и закрытыми штольнями. Тип IV — шахты-ямы, идущие, сужаясь, на глубину до 30 м, иногда ступеньками, в глубь круто падающих жил, известны на место­рождениях касситерита, например, в Карагоине, Мынчункуре, а также в Цент­ральном Казахстане (Алабуга) [Черников, 1970, с.121, табл. XX, 1, 3, XXI, 1,3]. Во избежание обвалов древние рудокопы оставляли целики — перемычки из невыработанной породы, делившие разрез на отсеки. Тип V — закрытые штоль­ни — коридоры, заложенные со склона холма горизонтально или наклонно. Небольшая штольня в виде узкого лаза зафиксирована на р.Ушкатта, такая же небольшая шахта, в которой можно было работать только лежа, была на Кусе-евском руднике [Сальников, 1967, с.278]. Подбои есть в Джезказгане, в Петро, Златоусте и др. [Маргулан и др., 1966, с.268]. В Алтын-Тюбе обнаружена шахта глубиной 2 м с устьем 2x1 кв.м [Жауымбаев, 1984а, с.117, рис.3]. Большие по размеру выработки этого типа изучены С.С.Черниковым [1949, рис. 2,8; 1970, с.122, табл. XXII] на оловянных рудниках, например, в Чердояке и Карагоине. Многочисленные штольни и шахты глубиной до 30 м зафиксированы в Цент­ральном Казахстане: Джезказган, Кызыл-Эспе, Кенгазган, Каражал и др. [Мар­гулан, 1972, с.19], но нет данных, чтобы утверждать, что современная форма выработок обусловлена андроновской проходкой, а не более поздней. Для без­опасности местами оставлялись целики невыработанной породы в виде колон­ны; в Казанчункуре зарегистрированы крепи из каменных плит [Черников, 1970, с.123, табл. XIX, 2]. Несмотря на крепи, в шахтах случались обвалы: скелеты рудокопов неоднократно встречены в древних выработках [Лев, 1934, с.21].

Для проходки андроновские рудокопы пользовались способом пожога: следы огня заметны на стенках древних выработок. Перед забоем разводили костер, раскаленную породу поливали водой, отчего она трескалась и становилась до­ступной для работы каменными и медными орудиями [Черников, 1948, с.24]. Добытую породу сортировали рядом с рудником на специальных площадках: обогащенные куски руды откалывали, пустую породу сваливали в отвал по краям карьера, а позже заполняли ею выработанные участки рудника. Далее производилось первичное обогащение руды: на особых обогатительных площад­ках, расположенных на берегах водоемов, руду дробили и промывали. Такие площадки открыты в Еленовке, Ушкатте, на Степняке, у Сталинского рудника, Аульной площади, в Бес-Тюбе [Черняков, 1948, с.16, 18, 19], в Джезказгане, в Кресто и Златоусте и др. [Маргулан и др., 1966, с.268]. В Центральном Казах­стане на месторождениях, расположенных в пустынной местности, для промы­вания руды сооружались специальные плотины из врытых на ребро камней для

задержания паводковых вод (Коргантас, Керегетас, Жетьшшокы, Кушокы, Ал-тынсу, Соркудук, Таскудук, Милыкудук, Кипчакпай) [Маргулан, 1979. с.263— 270]. Промытую руду доставляли на поселения и складывали в особые ямы. Они открыты в Челкаре, Милыкудуке; ямы диаметром до 3 м и глубиной 1 м обложены каменными плитами и заполнены измельченной рудой [Маргулан, 1979, с.237].

Выплавка металла осуществлялась в поселках. Остатки плавки открыты на памятниках всех типов по всему ареалу. Яркие следы металлургического про­изводства зафиксированы уже на ранних поселениях петровского типа. Много­численные шлаки найдены на Синташте [Григорьев, 1988, с.51], шлаки, камен­ные орудия металлообработки — в Кулевчи III [Виноградов, 1982, с.97, 98], металлургические печи — в Аркаиме [Зданович, 1989, с.184] и на других ук­репленных поселениях Приуралья. Рудным источником изделий Новокумак-ского комплекса были месторождения медистых песчаников [Смирнов, Кузь­мина, 1977, с.38], использование которых характерно для полтавкинских и абашевских племен [Кузьминых, Агапов, 1989, с.191—195].

С середины II тыс. до н.э. основными источниками сырья становятся корен­ные месторождения Урала и Казахстана и медь вытесняется бронзой. На всех еленовских поселениях многочисленны шлаки, капли меди, куски руды, другие следы бронзолитейного производства. В Еленовке и Турсумбае открыты двух­камерные очаги. На Шандаше плавка велась в специальном производственном помещении, где нами найдены шлаки и литейная форма ножа на очаге, соеди­ненном с узкими канавами, вымощенными плитками и заполненными золой и шлаком; к канавкам подведены наклонные узкие каналы, в которые, вероятно, вставлялись сопла. Последние найдены на поселениях Ушкатта II, Ново-Бури-но, Садчиково [Кузьмина, 1962а, с.13, 19626; Сальников, 19596, с.180, рис.5,2; Кривцова-Гракова, 1951, с.176]. В Сарафанове рядом с костром выявлены скоп­ления руды, каменный пест и две ямы 8x3 кв.м и 2,6 х 1,4 кв.м глубиной 1,5—1,7 м, заполненные углистыми прослойками прокаленной глины и кусоч­ками руды, а на другом участке - двухкамерный очаг 6x3 кв.м глубиной 0,2 и 1,6 м, заполненный прокалом и слиточками металла [Чебакова, 1975, с.92, 93, рис. I, IV]. В Бурли в Акмолинской области, расчищена яма с ошлакованной глиной и шлаками [Черников, 1960, с.128]. Печи-медеплавильни открыты на федоровском поселении Новоселове VII в Западной Сибири [АО. 1974, с.230]. В Алексеевке у землянки № 1 находились четыре кучи древесного угля, скоп­ления шлаков и тигли и рядом — яма со шлаками, а в землянке № 6 - углистые кучи и скопления шлаков и руды в соседнем зольнике [Кривцова-Гракова, 1948, с.105, 106]. Следы металлообработки зафиксированы в Северном Казахстане в Петровке II и Новоникольском I [Зданович, 1988, с.41, 53], в Восточном Ка­захстане - в Малокрасноярке [Черников, 1960, с.43; ИК ССР, с.117].

Наиболее многочисленны следы бронзолитейного производства в Централь­ном Казахстане. На поселении Энтузиаст I в жилище 1 алакульского типа исследована трехкамерная бронзолитейная печь с каменным сводом и рядом найдены фрагменты глиняных литейных форм, руда, шлаки, капли металла [Ткачев, 1987, с.31; 1991, с.8]. На поселении Кент эпохи поздней бронзы в

жилище 8 открыты очаг и печь: облицованная каменными плитами яма 1x0,7 м, глубиной 0,4 м. Аналогичная производственная печь размером 1,8x0,9 м глуби­ной 0,55 м есть в жилище на позднебронзовом поселении Упаис [Варфоломоеев, 1991, с.8, 12]. На поселении Мыржик начала 1 тыс. до н.э. также выявлены производственные комплексы, в том числе большая плавильная печь с произ­водственными отходами [Кузнецова, 1987, с.44; Курманкулов, 1988]. Анализ шлаков и металла показал, что руда добывалась в Кенказгане. На поселении Бугулы почти к каждому жилищу примыкает мастерская. На поселении Карка-ралинское открыты остатки горна для плавки руды, шлаки свинца и меди, литейные формы, тигли, каменные абразивные орудия для заточки бронзовых предметов. Следы металлургического производства зафиксированы на поселе­нии Суукбулак; здесь найдены шлаки свинца (?) весом до 5 кг [Акишев, Агеева, Пацевич, Маргулан, 1956, с. 105]. На поселениях Айнаколь, Соркудук, Милы-кудук, расположенных рядом с Джезказганским месторождением, собраны мно­гочисленные орудия горного промысла, литейные формы, открыты медепла­вильные горны — круглые ямы диаметром 3—4 м, глубиной 1—2 м, содержащие уголь, шихту и капли меди - в Милыкудук - 15 плавильных печей, в Сорку­дук — 8 [Валукинский, 1948; Маргулан, 1979, с.233].

Самые яркие металлургические комплексы исследованы на поселении Атасу (рис. 28, V). Во многих жилищах выявлены очаги с канавками-дымоходами и двух- или трехкамерные очаги, а также более сложные конструкции. В жилище 4 есть постройка площадью около 10x5 кв.м. углубленная на 1 м. В ее центре расположен горн — яма диаметром 0,4 и глубиной 0,6 м, заполненная углем, золой, шлаками, обгорелыми костями, кизяком, деревом. Рядом с горном най­дены слитки меди весом 1,5 кг, куски руды, медные шлаки, плитки [Маргулан и др., 1966, с.209—210]. В другой мастерской (жилище 21) открыты производ­ственный круглый гончарный горн и двухкамерный очаг с медными шлаками. Раскопками 1976 г. зафиксирован комплекс медеплавильных ям с воздуходув­ными каналами и канавками, заполненными рудой [АО. 1976, с.518-519]. Вся площадь поселения Атасу изрыта рвами, канавами, ямами, связанными с метал­лообработкой, на поверхности много руды, шлаков, слитков меди, рудодроби-лок. Производственные комплексы группируются в центре поселка. М.К.Ка-дырбаев [1983, с.139—141, рис.2] подчеркивает, что печи поселения Атасу име­ли разную конструкцию, обусловленную различным функциональным назначе­нием. Древесный уголь получали на очагах. Для предварительного обжига руды устраивались большие обмазанные глиной ямы диаметром 2 м, глубиной 1,5 м с воздуходувным канатом. Плавку руды на шлак и штейн осуществляли в печах с углублением на дне. Для выплавки металла сооружали в яме плавильную печь, перекрытую каменными плитами и обмазанную глиной. К печи вел ды­моходный канал глубиной 0,15—0,2 м, длиной до 8—12 м. Для рафинирования черновой меди и выплавки окисленной руды использовали двухкамерные очаги с камерой для тигля и устьем-поддувалом, известные на многих андроновских поселениях, в том числе в Еленовском микрорайоне, а также в Туве и Хакассии [Сунчугашев, 1975].

Медь в плавильном очаге стекала вниз, может быть, в сосуд. Сосуды с

приставшими медными шлаками есть в Ушкатте II, Киимбае, Спасском, Ново­селове. Металл застывал в виде плоской круглой лепешки диаметром 10-20 см, весом 3—5 кг. Такие слитки найдены в Степняке [Черников, 1960, с.129], Соль-Илецке [Попов, 1964, с.262], видимо, в Атасу, у Каргалинских и Бердян-ского рудников [Сальников, 1951а, с.126; Маргулан и др., 1966, с.212], в Бо-рыбасе (сборы М.Н.Клапчука); на многих еленовских поселениях есть отколо­тые куски таких лепешек, из которых выплавляли орудия. Обломки шлаков от таких лепешек были найдены в Алексеевке и в Кипели [Кривцова-Гракова, 1948, с.106; Сальников, 1951а, с.128]. Аналогичные круглые медные лепешки известны в срубной культуре [Кривцова-Гракова, 1948, с.106].

Для улучшения качества металла к меди искусственно добавляли олово, получая сплав бронзы, отличающийся большей твердостью. В Средней Азии и изредка в Центральном Казахстане применяли также сплавы с сурьмой, свин­цом и цинком. Иногда касситерит прибавляли к медной руде уже в процессе плавки меди, сразу получая бронзовый слиток [Черников, 1960, с.130; Богда­нова-Березовская, Наумов, 1962, с.205; Кузнецова, 1987, с.44]. Чаще же слитки содержат чистую медь — значит, олово вводили при отливке изделия. Метал­лообработка часто производилась на тех же производственных очагах, что и обжиг керамики. На это указывают находки в мастерской Шандаши и у очага Ушкатты керамических шлаков вместе с медными, сосуды из Ушкатты и из Алакуля с приставшими каплями меди.

Изделия изготовлялись ковкой и литьем (рис. 58, 1; 61). Для украшений применялись также тиснение и чеканка. Использовались одностворчатые и главным образом двустворчатые литейные формы, сделанные из камня и глины. В эпоху поздней бронзы несомненно существовали бронзовые формы: такова том-ская матрица. Глиняные формы употребляли металлурги срубной и самусь-ской культур. В западноандроновском ареале и, видимо, в Восточном Казахста­не преобладали каменные формы, в Северном и Центральном использовались и глиняные. Последние особенно часто встречаются на памятниках эпохи поз­дней бронзы [Сальников, 1951а, с.128; Зданович С, 1979, с.12]. Трехстворчатые формы появились только в конце эпохи бронзы. В такой форме отлита, напри­мер, бляшка Шамшинского клада [Рындина и др., 1980, с.168]. Каждая форма предназначалась для отливки одного предмета. Матрицы для производства не­скольких вещей, характерные для кладов литейщиков Украины, на андронов-ской территории не столь распространены, но известны, особенно в эпоху поз­дней бронзы (Кундравинская, Александровская, Малокрасноярская, Алексеев­ская) [Сальников, 1967, с.52, 15 (серповидные ножи и долотце); Черников, 1960, табл. XXXVIII, 1 (стержни), XVI, 1-4 (нож и долото); Кузьмина, 1966, табл. III, 10 (два тесла); Евдокимов, 1975а, рис. 6,8 (тесло с уступом и булавка)].

Редко применялась отливка украшений по восковой модели. При формовке втульчатых и проушных предметов использовали вставной стержень - сердеч­ник. Для нагревания и разливки металла по формам служили чаши на поддоне: Кипель, Еленовка, Камышное I [Потемкина, 1982, рис. 2, 10] и глиняные или каменные льячки в виде чаши с вертикальной или горизонтальной ручкой,

найденные на поселениях Ушкатта II, Камбулат I, Алексеевка, Замараево, у приисков на р.Курчум [Чебакова, 1975, с.99, рис.4, 3; Кривцова-Гракова, 1948, с.106, рис. 32; Сальникова, 1951а, с.128; Максимова, 1959, с.126, рис. 9].

Отлитое орудие подвергалось дополнительной обработке: лезвие расковыва­лось и затачивалось, литейные швы заглаживались. По данным Н.В.Рындиной у тесла с Эмбы обух был упрочнен, а лезвие расковано при невысокой темпе­ратуре [Кузьмина, 1958, с.92]. В Шамшинском кладе (рис. 43а) эпохи поздней бронзы Семиречья зафиксированы различные способы производства изделий: горячая ковка ножа, шила и крючка; отливка по восковой модели булавки; литье в односторонних формах серпов и бляшки, в трехстворчатой форме — бляшки со шпеньком, в двухстворчатых формах — остальных изделий; исполь­зование сердечников при отливке проушных топоров, долота и кельта [Кожом-бердиев, Кузьмина, 1980, с.140-150; Рындина и др., 1980, с.159-170].

С.С.Черников [1951, с.140—161] по материалам Северного и Восточного Казахстана доказал, что андроновцы создали специальные рецепты составления сплавов определенного типа в зависимости от функционального назначения отливаемых изделий. Для ударных орудий (кирок, пешней) и для серпов нужен мягкий пластичный нехрупкий металл, поэтому эти орудия изготовлялись из чистой меди или бронзы с низким - до 2-3% - содержанием олова. Для рубящих колющих и режущих предметов (кельтов, тесел, долот, шильев, стрел, копий, кинжалов, ножей) требуется твердый металл, поэтому для них исполь­зовали высокооловянистые бронзы с содержанием олова от 5 до 15% (в сред­нем — около 7%). Украшения также содержали высокий процент олова [Мак­симова, 1959, с.126]. Точно так же в Семиречье, судя по анализу Шамшинского клада, в ударных орудиях концентрация олова составляет 6,5—7,5%, орудия режущего действия (серпы) отличаются пониженным его содержанием — от 1,7 до 5%, большинство украшений содержит 5—6,5 олова [Рындина и др., 1980, с.158, 164, 167—169]. Та же закономерность прослеживается в западноандро-новском металле. По данным таблиц Е.Н.Черныха [1970, табл. III] высока концентрация олова (5,8-16%) в топорах и долотах (анализы № 620, 1534, 4767), серпы же (анализы № 402, 629, 633, 1451, 3275, 3276, 6884) сделаны из низкооловянистой бронзы или меди. Повышенным содержанием олова отлича­ются украшения. В бляшках и браслетах обычно содержится от 6—8 до 17% олова (анализы № 609-613, 630, 635, 850, 851, 854, 855, 857, 858, 1441-1447, 2136,3269, 3270, 3877,4593, 5038; исключение составляют только № 631,1434, 1436, 4592). Высокое содержание олова отмечено и в браслетах могильника Тасты-Бутак [Богданова-Березовская, Наумов, 1962, с.202]. Среди украшений, использовавшихся срубниками Поволжья, изготовленных из еленовского и вол-гоуральского металла, 75% относится к оловянистым бронзам [Кореневский, 1977, с.49, табл. 2].

А.Д.. Дегтярева [1985, с.12—16] показала, что андроновские металлурги раз­работали оптимальные технологии изготовления металлических изделий с уче­том соответствия режимов термической и механической обработки составу сплава и функциональному назначению изделия. Основная масса орудий труда производилась из бронзы, содержащей 1—12% олова, путем литья с последую-

щей доработкой всего изделия (степень обжатия 20—40%) и упрочением рабо­чей части горячей ковкой (степень обжатия 70—80%). Простые по форме ору­дия: шилья, крючки, долотца ковали из литых заготовок. Оружие — копия кинжалы, стрелы — отливали из высокооловянистой бронзы, включавшей 7-25% олова, и затем лезвие проковывали вгорячую для упрочнения (степень обжатия 20—40%). Украшения: зеркала, бляшки получали в односторонних формах; браслеты, серьги, бусы, некоторые бляшки расковывали вхолодную из литой заготовки. Для повышения пластичности, необходимой при доработке орудий и оружия, широко использовали гомогенизирующий отжиг при темпе­ратуре 700-800°.

Технология металлообработки была единой по всему андроновскому ареалу и достигла расцвета в эпоху поздней бронзы, когда температурные режимы, приемы механической обработки и составление сплавов были стандартизирова­ны [Кузьмина, 1966]. Однако в бронзолитейном производстве выявляются и локальные различия. Концентрация олова падает по мере удаления от место­рождений касситерита. В Восточном Казахстане в изделиях содержится от 7 до 15—18% олова [Черников, 1960, табл. 4], причем легированы все изделия ⁶⁶. В Северном Казахстане олово отмечено в пяти шестых анализов [Черников, 1948, табл.Ш]. В западноандроновском металле его значительно меньше: всего 62%, причем в волго-уральской химической группе две трети изделий сделаны с искусственной добавкой олова, в еленовско-ушкаттинской группе — менее по­ловины; еще меньше его в срубном металле — всего около трети предметов отлито из оловянистой бронзы [Черных, 1970, с.16, 21, 22, 111]. По С.Н.Коре-невскому [1977, с.49, табл.2] оловом легировано только 35% орудий, изготов­ленных из металла группы ВК, и треть изделий из еленовско-ушкаттинской меди [Кореневский, 1977, табл. I]. Это доказывает, что олово было очень дорого на западе и поступало из Восточного Казахстана и может быть частично из Центрального Казахстана и Средней Азии.

В бронзолитейном производстве использовалась в основном руда близлежа­щих месторождений: на поселениях Еленовского микрорайона — еленовская, на Атасу - кенказганская, на Кайраккумских стоянках - наукадская и т.д. Это позволяет ставить вопрос о выделении на территории андроновской общности нескольких самостоятельных локальных очагов металлургии и металлообработ­ки [Кузьмина, 1966, с.92-94]. Доказательством существования очага служат: 1. Наличие месторождений меди, пригодных для эксплуатации в эпоху бронзы; 2. Следы разработки этих месторождений андроновцами; 3. Сходство состава ме­талла изделий с рудой месторождений; 4. Следы металлургии и металлообра­ботки на поселениях; 5. Распространение в пределах очага определенного огра­ниченного набора типов металлических изделий, иногда включающего специ­фические для данного очага типы. К сожалению, андроновский металл изучен не равномерно, информация о составе руды многих древних выработок не си­стематизирована, методика части доступных анализов бронз устарела, а новей­шие анализы пока опубликованы не полностью, что делает выводы о выделении андроновских очагов предположительными и нуждающимися в дальнейших коррективах.

Предварительно намечаются еленовский очаг в Приуралье, руда которого характеризуется примесями серебра, сурьмы и мышьяка [Черных, 1970, с.22, рис.9, 21]; североказахстанский, в руде которого есть золото, но нет мышьяка, и нет или мало сурьмы, свинца и никеля; центральноказахстанский, в рудном сырье содержащий примеси свинца, железа, марганца, а также цинка, серебра, мышьяка, сурьмы, кобальта и никеля [Кузнецова, 1989, с. 100]; восточноказах-станский, характеризующийся повышенным содержанием свинца и особенно сурьмы и отсутствием золота и никеля [Черников, 1951, с.142, 150, табл. I, II]; семиреченский, в котором отмечается высокое содержание никеля, свинца, мышьяка, а также висмута, серебра и сурьмы [Копылов, 1955; Кузьмина, 1966, с.109, НО; Рындина и др., 1980, с.154, рис.1] ⁶⁷, ферганский, специфику кото­рого составляет наличие цинка при высоком содержании сурьмы, свинца, мышьяка, серебра и висмута [Кузьмина, 1966, с.107; Рузанов, 1982] и, наконец, очаг среднеазиатского междуречья, в андроновских изделиях которого много свинца, сурьмы и мышьяка [Рындина и др., 1980, с.157]. Вероятно выделение в будущем металлургических очагов в Сибири, прежде всего — на Алтае. Для каждого очага характерен определенный набор типов металлических изделий, в том числе специфических [Черников, 1960; Кузьмина, 1966], а также излюб­ленные производственные традиции [Дегтярева, 1985, с.18—22]. В каждом из намечающихся очагов господствуют бронзовые изделия со сходным химическим составом, соответствующим по наличию или отсутствию сопутствующих эле­ментов руде местных месторождений. Однако даже на памятниках вблизи руд­ников присутствуют изделия из импортного металла. Так, в еленовском мик­рорайоне, наряду с господствующей еленовской медью, встречен металл групп ВК и ВУ [Черных, 1970, табл. III, № 1433, 1435, 1437-1439, 1441, 1445, 1449, 1452]. Еще более пестрый состав металла отмечается на памятниках, располо­женных вдали от рудников. В могильнике Тасты-Бутак присутствуют изделия трех типов сплавов, а также уникальные предметы, один из которых по наличию индия, специфичного для руд Алтая, может быть признан алтайским импортом [Богданова-Березовская, Наумов, 1962, с.203-206, табл.6]. Импортным, отлич­ным по составу, является один предмет Шамшинского клада [Рындина и др., 1980, с.154].

Таким образом, в отличие от гончарства, металлургия у андроновцев не была домашним промыслом. Металлургическое производство выделилось в особую отрасль, работавшую на удовлетворение потребностей не только общины, но и на обмен. Еленовско-ушкаттинский металл по данным Е.Н.Черныха [1970, с.112, рис.30, табл. I—V] шел на экспорт на многие сотни километров (карта V). Его использовали как в среде родственных андроновских племен: западно-казахстанских (Хабарное), сольилецких (Увак, Мечет-сай), челябинских (Ала-куль, Черняки II, III, Кипель, Ново-Бурино), смешанных срубно-андроновских (Герасимовка), так и у носителей других культур: приказанской (VII Лебеди-новская стоянка), поздняковской (Борисоглебский могильник) и особенно срубной, где изделия из еленовского металла распространены от Башкирии (поселение Береговское) до Калмыкии (Элиста), достигая Подонья (Ильмен, Мазурка) и особенно многочисленны на памятниках Поволжья (Яблоновка.

Политотдельское, Аткарск, Бережновка, Ровное, Молчановка, Потемкино, По-кровск, Скатовка, Карамыш, Чардым), будучи характерными прежде всего для покровских комплексов. НЛ..Членовой [1983а, с.56] на основании наших дан­ных и анализов Е.Н.Черныха составлена карта распространения изделий из руды ЕУ и золота. Распространялся вне андроновской территории и металл других очагов. К сожалению, малочисленность публикаций состава изделий и сопоставлений с рудами месторождений Казахстана не позволяют очертить аре­ал их продукции. Предположительно в срубном металле выделяется небольшая группа оловянистых бронз Алтынтюбинского месторождения под Карагандой [Черных, 1970, с.17]. Возможно, из Семиречья поступал металл волго-ураль-ской группы. Алтайский металл достигал Западного Казахстана [Богданова-Бе­резовская, Наумов, 1962, с.206].

Данных, подтверждающих, велся ли обмен слитками или готовыми издели­ями, нет. Видимо, имело место и то, и другое. Малочисленность на срубных поселениях Поволжья слитков и следов металлообработки, типологическое сходство срубных изделий, особенно украшений, с западноандроновскими, как будто указывают на то, что во взаимоотношениях со срубниками преобладала торговля изделиями. Напротив, на большинстве андроновских поселений, даже расположенных вдали от месторождений, например, в Синташте, Кипели, Но-во-Бурине, Бахтинском, Алексеевке [Сальников, 1951а, с.127, 128; 1967, с.337; Кривцова-Гракова, 1948, с.104—107], обычны находки литейных форм, капель меди, шлаков и даже кусков руды, хотя и не столь многочисленные, как в микрорайонах рудников, но с несомненностью указывающие на то, что метал­лообработка осуществлялась каждой общиной для удовлетворения своих нужд.

По уровню горнодобывающего, металлургического и металлообрабатываю­щего производства андроновцы опережали соседние племена Евразии, являясь поставщиками для них слитков, готовых изделий, а также навыков обработки металла, о чем свидетельствует распространение в северных андроноидных культурах андроновских типов изделий.

Подсчеты количества добытого андроновцами металла более, чем условны, так как, во-первых, в древности использовали большое количество самородной меди и золота, которое нельзя учесть; во-вторых, известны не все месторожде­ния, разрабатывавшиеся древними; в-третьих, не известны масштабы работ в рудниках, функционировавших в железном веке. Поэтому приводимая В.А.Па-зухиным [1926, с.143] цифра С.Бола для Джезказгана - 100 тыс. т выплавлен­ной меди — ничего не дает для суждения о масштабах андроновского произ­водства. Для месторождения Кенказган, на базе которого работали бронзоли-тейщики поселения-Атасу, размер добычи оценивается в 800 тыс. т руды, что составляет 30—50 тыс.т выплавленной меди [Алексеев, Кузнецова, 1980, с.4—8; АО. 1981, с.429— 430]. Более вероятны подсчеты размеров добычи касситерита в Восточном Казахстане, поскольку он разрабатывался там только в бронзовом веке. С.С.Черников [1960, с.135] считает, что было выдано "на-гора» 130 т олова в руде, что, учитывая разработку месторождений в течение примерно 500 лет, составляет 130—160 кг ежегодной добычи. Г.Н.Щерба [1951] оценивает

общий размер добычи олова, считая и россыпи, в 400 т, что составляет 10 т готовой бронзы в год.

Проблема организации труда андроновских металлургов дискуссионна. С.С.Черников [1960, с.132—136] полагал, что разработки месторождений велись только летом маленькими родовыми группами в 8—10 человек, причем в узких забоях использовали детский труд. Однако для больших месторождений Еле-новки и Центрального Казахстана, на базе которых работали целые группы поселков металлургов, эти данные нуждаются в существенных уточнениях; раз­мах работ здесь, несомненно, был значительно больше. Г.Б.Зданович [1989] полагает, что уже петровское население XVII-XVI вв. до н.э. обитавшее рядом с уральскими рудниками в укрепленных поселениях типа Аркаима, достигло стадии городской цивилизации с присущей ей специализацией выделенного ремесленного производства. Действительно, успехи петровских и потаповских племен в металлообработке и применение ими конных колесниц обеспечили их господство в Евразийских степях и высокий уровень их культуры, обусловив­ший начало стратификации общества. Однако специфика скотоводческого хо­зяйства и бескрайность степных просторов привели к тому, что дальнейшее развитие их культуры пошло по экстенсивному пути. В области металлургии и металлообработки прогресс производства осуществлялся не за счет повышения производительности труда путем роста специализации ремесленников и разде­ления труда в отрасли, а за счет внедрения новых технологий: замены меди бронзовым сплавом, разработки рецептуры сплавов в зависимости от функци­онального назначения изделия, создания оптимальных термических режимов и методов проковки готовых отливок. Все эти инновации быстро распространя­лись по всему андроновскому ареалу, и прогресс производства осуществлялся путем стандартизации технологий. Высказанное Э.Ф.Кузнецовой [1987, с.44]и А.Д.Дегтяревой [1985, с.20] предположение о выделении металлообработки в самостоятельную отрасль ремесла и создании территориально обособленных кланов мастеров со специализацией ремесленников внутри кланов (разделение на горняков, металлургов-литейщиков и кузнецов) не подтверждается андро-новскими материалами XV-XII вв. до н.э.

Существенный прогресс в металлургическом производстве был достигнут в эпоху поздней бронзы. В это время андроновские племена начали использовать не только окисленные, но и сернистые руды, что требовало введения дополни­тельной стадии обработки - выплавки шлаков и штейна и получения черновой меди, для чего необходимо повышение температурного уровня. Это потребовало совершенствования конструкции металлургических горнов и создания специа­лизированных типов печей, таких как открытые на Атасу. О существенном прогрессе металлообработки свидетельствуют и создание новых типов сплавов: медь+свинец+олово, медь+сурьма+олово, медь+мышьяк+олово [Кузнецова, 1987], и использование трехстворчатых литейных форм, и изобретение новых типов оружия и орудий труда с более высоким КПД. Все эти достижения предопределили развитие металлообработки в эпоху раннего железа: большин­ство типов металлических орудий труда, кинжалов, стрел явились прототипами изделий, использовавшихся саками и скифами. Ими унаследованы и многие

технологические процессы и приемы, а само внедрение железа было закономер­ным результатом достижений эпохи поздней бронзы.

На существенные изменения в степях в XII—IX вв. до н.э. указывает появ­ление в это время кладов бронзовых изделий. Представлены клады двух типов: семейные и клады литейщиков [Кузьмина, 1966, с.98]. Семейные клады (Брич-мулла, Турксиб, Садовое, Сукулук, Иссык-Куль, Шамши, Туюк и др.) содержат находившиеся в употреблении разнотипные предметы, бывшие семейной собст­венностью (рис. 43а, б; 61). Появление этих кладов отражает процесс имуще­ственной стратификации позднеандроновских племен. Попадание кладов в зем­лю свидетельствует о напряженной обстановке в степи, участившихся военных столкновениях, что подтверждается и распространением в эту эпоху многочис­ленных новых типов наступательного оружия и появлением псалиев, употреб­лявшихся воинами-всадниками. Все это — свидетельство единых процессов, связанных с переходом к кочевому скотоводству и усилением социальной и имущественной дифференциации позднеандроновских племен.

Второй тип — клады литейщиков. Они содержат металл, заготовки, литей­ные формы и однотипные изделия, иногда отлитые в одной матрице. Пример клада литейщика — Сукулук И, включавший серпы. Появление этих кладов указывает на выделение металлообработки в особую отрасль ремесленного про­изводства и ее клановую организацию [Черных, 1972, с.183—194]. Однако в отличие от Подунавья и Северного Причерноморья [Черных, 1976], где найде­ны десятки кладов литейщиков, на всей андроновской территории находки кладов этого типа представляют редкое исключение. Следовательно, металлур­гическое производство у позднеандроновских племен оставалось по преимуще­ству общинным промыслом, хотя и очень развитым и работавшим на экспорт. Характер расположенных рядом с рудниками поселений указывает, что добычей и обработкой руды занимались равноправные общинники, жившие в открытых неукрепленных поселках в больших домах, практически не различавшихся по богатству и принадлежавших большесемейным общинам. Данных о разделении труда между рудокопами, металлургами, кузнецами и ювелирами нет. Судя по найденным в микрорайонах вблизи рудников на каждом поселении в каждом жилище многочисленным кускам руды, шлакам, каплям и слиткам меди, литей­ным формам и абразивам, представители каждой большесемейной общины сами добывали руду, обогащали ее, приносили в поселок и здесь выплавляли металл и затем на тех же очагах отливали бронзовые орудия и украшения, причем те же горны использовались для обжига керамики. Следует подчеркнуть, что, как и во всех андроновских поселках, на поселениях металлургов найдены кости животных, свидетельствующие о занятии скотоводством, посуда местной выдел­ки и следы других домашних промыслов, доказывающие, что в андроновском обществе обработка металла была не единственным занятием металлургов, т.е. металлургия и металлообработка еще не достигли стадии специализированного ремесла.

Организация производства у андроновцев существенно отличается от того, что известно для государств Передней Азии. Различна была техника производ-

153 I

ства: на Кавказе, в Передней Азии и на юге Средней Азии широко применялась отливка по восковой модели с утратой формы. Это требовало больших трудо­вых затрат профессионала-ремесленника, но позволяло делать уникальные ве­щи по индивидуальному заказу. В Евразийской степи господствовал другой прием: отливка в составных литейных формах многоразового использования. Это производство не требовало ни больших трудовых затрат, ни высоких про­фессиональных навыков и позволяло в массовом масштабе тиражировать изде­лия на экспорт.

Иными были и методы организации горнодобывающего производства. Ин­тересно сравнить еленовско-ушкаттинский или джезказганский металлургиче­ские центры с копями царя Соломона на горе Тимна [Rothenberg, 1962, с.9— 43], где разработки велись в X в. до н.э. для нужд Иерусалимского храма. Там было вскрыто несколько выработок длиной 50-300 м и глубиной 10-30 м:, проходка, как и у андроновцев, велась открытым способом, хотя есть и гори­зонтальные штольни. Каменные орудия горняков по типам совершенно анало­гичны андроновским [Rothenberg, 1962, c.I, XII, XIV]; сходны и обогатительные площадки рядом с рудниками, и очаги для выплавки руды на поселениях ме­таллургов, расположенных в нескольких километрах от рудников. Однако сами поселки носят совершенно иной облик. Дома отличаются крайней бедностью, они невелики или разделены перегородками на маленькие помещения; площадь двух главных поселков обведена оборонительными стенами с башнями; харак­тер фортификационных сооружений позволяет думать, что они воздвигнуты не столько для защиты от внешних врагов, сколько для наблюдения за подневоль­ными горняками-рабами. Еще более существенны отличия разрабатывавшихся египтянами рудников на Синае. Гора была прорезана многочисленными галере­ями, шедшими на разных уровнях и соединявшимися между собой, в которых работали сотни рабов [Garland, Bannister, 1927]. Такие масштабы разработок должны были удовлетворить непомерные запросы знати и жречества и были возможны только в государстве, где по приказу фараона трудились рабы. В других переднеазиатских обществах металлургией и металлообработкой занима­лись особые кланы или выделившиеся из общины, но подчиненные храму или государю ремесленники, в среде которых, судя по лингвистическим данным, в III—II тыс. до н.э. произошла специализация и выделились горняки-рудокопы, медеплавильщики, кузнецы и ювелиры [Черных, 1972, с.183-184, 192]. При Хаммурапи существовали наппаху — черновой кузнец («раздувающий в горне огонь»), гур-гурру — медник-литейщик, наппах-хураси — медник-кузнец. Эти лингвистические данные хорошо согласуются с археологическими: метал­лографический анализ изделий анауской культуры Южной Туркмении, принад­лежащей к периферии переднеазиатских земледельческих культур, показал, что не только во второй половине II тыс. до н.э., но уже в III тыс. до н.э. метал­лообработка анаусцев была узкоспециализированным выделившимся ремеслом, в котором существовало разделение труда [Терехова, 1975, с.41, табл. 3]. Еще раньше происходит узкая профессиональная специализация мастеров-металли­стов в Месопатамии [Магуоn, 1949].

В этой связи интересно отметить, что в древних индоиранских языках не зафиксировано общей развитой терминологии, отражающей узкую специализа­цию в металлургическом производстве. По заключению М.МДьяконова [1961, с.60, 61, 362, 363] в Авесте нет данных о существовании выделенного ремесла. Слово ремесленник — huti упомянуто лишь однажды (Ясна XIX,17), различные обозначения мастеров-металлургов отсутствуют [Geiger, 1882, с.388. 479, 480]. У индоевропейских народов распространены чкузнечные мифы», причем боги-кузнецы занимают видное место в пантеоне, равноправное с другими высшими богами, что отражает высокое и равноправное положение металлургов в реаль­ном обществе древних индоевропейцев. Эти лингвистические и мифологические данные скорее соответствуют характеру андроновского металлургического про­изводства, но отнюдь не переднеазиатского. В этой связи интересен и факт заимствования названий металлов в финно-угорских языках из индоиранских [Барроу, 1976, с.28, 29; Joki, 1973]. Финно-угорская прародина большинством исследователей локализуется в лесной зоне Евразии по сторонам Урала, где металл археологически засвидетельствован впервые только со второй половины II тыс. до н.э. и по типам воспроизводит срубно-андроновский [Fodor, 1976, с.64], из чего следует, что андроновцы, передавшие навыки металлообработки и названия металлов финно-уграм, были индоевропейцами, скорее всего - ин-доиранцами.

Андроновский металл распространялся не только в тайгу, но и на юг. Ана­лизы металла позволяют уточнить пути распространения андроновцев в Сред­ней Азии с севера на юг, а не наоборот. В эпоху поздней бронзы на юге Средней Азии, в Туркмении, на смену развивавшейся в течение тысячелетий земледель­ческой культуре Анау, принадлежащей к переднеазиатскому кругу, приходит культура эпохи варварской оккупации. Ее металл, изученный по материалам поселения Яз-депе, принципиально отличается от анауского: 1. По составу (примесь германия и кобальта и в половине анализов — цинка), что указывает на смену источников сырья; 2. По характеру сплава (высокооловянистая бронза вместо анауской мышьяковистой бронзы и чистой меди) и 3. По типам изделий, аналогичных срубно-андроновским. Металл сходного состава и тех же типов (стрела, дротик и серп) обнаружен к северу от оазисов на стоянках степной бронзы, что указывает на уничтожение традиций анауской металлообработки носителями степных культур, имевшими рудную базу в северных областях [Кузьмина, 1966, с.90, 91. 104]. Металл андроновского производства характер­ных типов и состава (высокооловянистая бронза) доставлялся также на юг Таджикистана к носителям бишкентской (вахшской культуры); сходные типы изделий зафиксированы и у земледельцев Южной Бактрии [Виноградова, Кузь­мина, 1986, с.147] (рис. 53).

Таким образом, анализ горного дела, металлургии и металлообработки анд­роновцев не подтверждает гипотезы о миграции населения во второй половине II тыс. до н.э. из Передней Азии и не противоречит индоиранской атрибуции андроновских племен.