Науки о природе и науки о культуре

Освещение данного вопроса связано с проблемой классификации и содержания наук. Проблемы классификации наук, предпринятые, в частности, Вильгельмом Дильтеем (1833-1911), привели к отделению наук о духе и наук о природе. В работе «Введение в науки о духе» философ различает их, прежде всего, по предмету:

q Предмет наук о природе составляют внешние по отношению к человеку явления. В них ученых интересуют наблюдения внешних объектов как данных естественных наук. Таких понятий как жизнь, экспрессия, понимание нет ни в природе, ни в естественных науках.

q Науки о духе погружены в анализ человеческих отношений, внутренних переживания. Здесь мы окрашиваем наши представления о мире нашими эмоциями, природа же молчит, словно чужая. Дильтей уверен, что обращение к «переживанию» является единственным основанием наук о духе. Автономия наук о духе устанавливает связь понятий «жизнь», «экспрессия», «понимание». Жизнь и переживание объективируются в институтах государства, церкви, юриспруденции и пр. Важно также, что понимание обращено в прошлое и служит источником наук о духе.

Вильгельм Виндельбанд (1848-1915) предлагает различать науки не по предмету, а по методу. Он делит научные дисциплины:

q Номотетические, предполагают установление общих законов, регулярности предметов и явлений.

q Идеографические — направлены на изучение ин­дивидуальных явлений и событий.

В общем смысле номотетический метод (от греч. nomothetike, что означает «законодательное искусство») направлен на обобщение и установление законов и проявляется в естествознании. Согласно различению природы и культуры, общие законы несоразмерны и несоотносимы с уникальным и единичным существованием. Отсюда следует вывод о том, что номотететический метод не является универсальным методом познания и что для познания «единичного» должен применяться идеографический метод.

Название идеографического метода (от Греч, idios— «особенный», grapho — «пишу») ориентирует на то, что это метод исторических наук о культуре. Суть его в описании индивидуальных событий с их ценностной окраской. Среди индивидуальных событий могут быть выделены существенные, но никогда не просматривается их единая закономерность. Тем самым исторический процесс предстает как множество уникальных и неповторимых событий, в отличие от заявленного номотетическим методом подхода к естествознанию, где природа охватывается закономерностью. В истории идеографический метод противопоставляют принципу историзма, и он часто применялся в исследованиях позитивистского направления.

Эти два вида науки есть отклики средневековых споров номиналистов и реалистов. Те утверждения, которые слышны со стороны идеографических наук (в частности, что единичное есть основа общего и последнее вне его не существует), суть аргументов номиналистов, для которых именно единичное, может быть положено в основу истинного познания.

Однако внешняя противоположность природы и духа не в состоянии дать исчерпывающее основание всего многообразия наук.

Генрих Риккерт (1863-1936), развивая выдвинутую Виндельбандом идею о разделении номотетических и идеографических наук, приходит к выводу, что различие вытекает из разных принципов отбора и упорядочивания эмпирических данных. Деление наук на науки о природе и науки о культуре в его знаменитом одноименном произведении лучше всего выражает противоположность интересов, разделяющих ученых на два лагеря.

Для Риккерта центральной является идея, что данная в познании действительность имманентна сознанию. Безличное сознание конституирует природу (естествознание) и культуру (науки о культуре):

q Естествознание направлено на выявление общих законов, которые Риккертом интерпретируются как априорные правила рассудка.. Естествознание свободно от ценностей,

qКультура и индивидуализирующее понимание истории есть царство цен­ностей. История занимается неповто­римыми единичными явлениями. Указание на ценность сугубо важно.

Риккерт выделяет три Царства: которым соответствуют - Методы

1. действительность, постижение

2. ценность, объяснение

3. смысл; понимание, истолкование.

Науки о культуре, по мнению Риккерта, распространены в таких сферах, как религия, церковь, право, государство и даже хозяйство. И хотя хозяйство можно поставить под вопрос, Риккерт определяет его так: «Технические изобретения (а следовательно, хозяйственная деятельность, которая является производной от них) обыкновенно совершаются при помощи естественных наук, но сами они не относятся к объектам естественнонаучного исследования».

Применительно к современной ситуации, и в точных - номологических науках, ориентирующихся на регулярность и повторяемость, и в индивидуализирующих - идеографических науках, присутствует доли истинности.

Например: Риккерт, выделял, что общее и единичное не просто противопостав­ляются, что было бы наивно, но предстают дифференцирование, т.е. в различении видов общего и единичного. В естественных науках отношение общего к единичному — это отношение рода и индивида (экземпляра). В общественных исторических науках единичность как бы представляет, репрезентирует собой всеобщность, выступая как проявленная наглядным образом закономерность. Индивидуальные причинные ряды — таковы цель и смысл исторических наук.

Сциентизм и антисциентизм

Сциентизм. Культ науки в XX в. привел к попыткам провозглашения науки как высшей ценности развития человеческой цивилизации.

Сциентизм	Антисциентизм
С. – это (от лат. scientia— «знание, наука») идеология «чистой, ценностно-нейтральной большой науки».	А. – антитеза сциентизму
Приветствует достижения НТР, модернизацию быта и досуга.	А. Видит отрицательные последствия НТР.
Кри­терии научности распространяются на все виды человеческого знания и человеческого общения.	Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы челове­ческой жизни делает ее бездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизма отрицает жизненный мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений.
Наука оказывается высшей культурной ценностью. Отыскивая аргументы в свою пользу, привлекают свое знаменитое прошлое, когда наука Нового времени, опровергая путы средневековой схоластики, выступала во имя обоснования культуры и новых, подлинно гуманных ценностей.	Требует ограничения экспансии на-уки, возврата к традиционным ценностям и способам деятельности
Они совершенно справедливо подчеркивают, что наука является производительной силой общества, производит общественные ценности и имеет безграничные познавательные возможности.	Очень выигрышны аргументы антисциентистов, когда они подмечают простую истину, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало счастливее и стоит перед опасностями, источником которых стала сама наука и ее достижения. Следовательно, наука не способна сделать свои успехи благодеянием для всех людей, для всего человечества.
Сциентисты видят в науке ядро всех сфер человеческой жизни и стремятся к «онаучиванию» всего общества в целом. Только благодаря науке жизнь может стать организованной, управляемой и успешной.	В отличие от сциентистов антисциентисты считают, что понятие «научное знание» не тождественно понятию «истинное знание».
Сциентисты намеренно закрывают глаза на многие острые проблемы, связанные с негативными последствиями всеобщей технократизации	Антисциентисты прибегают к предельной драматизации ситуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития человечества, привлекая тем самым большее число своих сторонников.
	Серен, Кьеркегор, Г. Маркузе, Б.Рассел, М.Полани

Однако и в том, и в другом случае Сциентизм и антисциентизм выступают как две крайности и отображают сложные процессы современности с явной односторонностью.

Ориентации Сциентизма и антисциснтизма носят универсальный характер. Они пронизывают сферу обыденного сознания независимо от того, используется ли соответствующая им терминология и называют ли подобные умонастроения латинским термином или нет. С ними можно встретиться в сфере морального и эстетического сознания, в области права и политики, воспитания и образования. Иногда эти ориентации носят откровенный и открытый характер, но чаще выражаются скрыто и подспудно.

Экзистенциалисты во всеуслышание заявляют об ограниченности идеи гносеологической исключительности науки:

qВ частности, Серен Кьеркегор противопоставляет науку, как неподлинную экзистенцию, вере, как подлинной экзистенции, и, обесценивая науку, засыпает ее вопросами. Какие открытия сделала наука в области этики? И меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов? «Суть сократовского незнания, — резюмирует подобный ход мысли С. Кьеркегор, — в том, чтобы отвергнуть со всей силой страсти любопытство всякого рода, чтобы смиренно предстать перед лицом Бога».

q Изобретения науки не решают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человеку духовность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, дух останется при своем, с призывами веры. «Главное возражение, выдвигаемое Кьеркегором против естественных наук (а в действительности против позитивистского Сциентизма), состоит в следующем: «Возможно ли, чтобы человек, воспринимая себя как духовное существо, мог увлечься мечтой об естественных науках (эмпирических по содержанию)?» Естествоиспытатель — человек, наделенный талантом, чувством и изобретательностью, но при этом не постигающий самого себя. Если наука становится формой жизни, то это великолепный способ воспевать мир, восхищаться открытием и мастерством. Но при этом остается открытой проблема, как понимать свою духовную суть».

Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против Сциентизма в концепции «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит мно-гообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека, говорят о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем, что узкий частичный специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, — это не только представитель технических профессий. В подобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

Бертран Рассел, ставший в 1950г. лауреатом Нобелевской премии по литературе, в поздний период своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов.

Майкл Полани — автор концепции личностного знания — подчеркивал, что «современный Сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов».

Крайний антисциентизм приводит к требованиям ограничить и затормозить развитие науки. Однако в этом случае встает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно растущего населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются «проекты» будущего развития человечества.

Дилемма Сциентизм — антисциснтизм предстает извечной проблемой социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития. Положение интеллектуала сложное. По мнению Э. Агацци, она состоит в том, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять Сциентизму».

Против. Пафос предостережений против наукиусиливается, как это ни парадоксально, именно в эпоху Просвещения. Жан-Жаку Руссо принадлежат слова: «Сколько опасностей, сколько ложных путей угрожают нам в научных исследованиях! Через сколько ошибок, в тысячу раз более опасных, чем польза, приносимая истиною, нужно пройти, чтобы этой истины достигнуть?.. Заниматься науками — пустая трата времени.

Русская философская мысль также не остается вне обсуждения вопроса о недостатках науки. Н.П. Огарев (1813-1877) уверен, что «наука не составляет такой повсеместности, чтобы движение общественности могло совершаться исключительно на ее основании; наука не достигла той полноты содержания и определенности, чтобы каждый человек в нее уверовал».

Другая часть критических замечаний сыплется на науку со стороны эзотерически ориентированных мыслителей. П.Д. Юркевич (1804—1860), например, усматривает второстепенность, подсобность и зависимость науки от более главенствующего мира скрытых духовных постижений.

Суждения русских философов, в частности Н. Бердяева (1874-1948), Л. Шестова (1866-1938), С. Франка (1877-1950), занимают особую страницу

в критике науки.

За Условно. Бердяев по-своему решает проблему Сциентизма и антисциентизма, замечая, что «никто серьезно не сомневается в ценности науки. Наука — неоспоримый факт, нужный человеку. Но в ценности и нужности научности можно сомневаться. Наука и научность — совсем разные вещи. Научность есть перенесение критериев науки на другие области, чуждые духовной жизни, чуждые науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно. Научность предполагает существование единого метода...

Л. Шестов метко подмечает, что «наука покорила человеческую душу не тем, что разрешила все ее сомнения, и даже не тем, что она, как это думает большинство образованных людей, доказала невозможность удовлетворительного их разрешения. Она соблазнила людей не своим всеведением, а житейскими благами, за которыми так долго бедствовавшее человечество погналось с той стремительностью, с какой измученный продолжительным постом нищий набрасывается на предложенный ему кусок хлеба.

В условиях цивилизации особняком стоит вопрос о феминистской критике науки. Феминизм заговорил о себе в XVIII в., поначалу акцентируя юридические аспекты равенства мужчин и женщин, а затем в XX в. — проблему фактического равенство между полами. Представители феминизма указывают на различные схемы рационального контроля по отношению к мужчинам и женщинам, на постоянный дефицит в восстребованности женского интеллекта, организаторских способностей и духовности. И хотя истории известно немало имен женщин-ученых, проблема подавления женского начала в культуре, науке и политике весьма остра. Симона де Бовуар в своей знаменитой книге «Второй пол» (1949) показала, что общество культивирует мускулинное начало как позитивную культурную норму и уязвляет феминное как негативное, отклоняющееся от стандартов.