Центры интересов техники

Сначала казалось, что любую и каждую вещь можно усовершенствовать с помощью философского исследования. Тем не менее некоторые сферы инте­ресов привлекли к себе особое внимание «виртуозов»* Это были те сферы, где темы новой философии соприкасались с наиболее явно ощутимыми потреб­ностями распространения ремесел н мануфактуры. Прежде всего это была разработка астрономии, существенно необходимой для плавания в океанах, и в частности для разрешения проблемы нахождения долготы. С ней была неразрывно связана также и проблема истинного устройства и действия сол­нечной системы, которая хотя и была к этому времени признана, но ей еще не было дано физического объяснения. К тому же именно астрономия обеспе­чивала наилучшую сфгру для нового математического объяснения вселен­ной. Решение, к которому в конце концов пришел Ньютон, справедливо рас­сматривалось как величайший триумф новой науки.

Однако нельзя было допустить, чтобы эти интересы того времени затмили собой другие развивающиеся явления, которые в конечном счете оказались, по меньшей мере, столь же важными, В числе этих последних были оптика и теория света, которые благодаря телескопу были тесно связаны с астроно­мией и благодаря микроскопу—с биологией. Кроме того— пневматика, где технические приемы, разработанные в связи с открытием пустоты, должны были иметь в конечном счете такое громадное промышленное значение. Вопрос о пустоте также являлся центром философской полемики, восходившей еще к древним грекам. Новые, полученные экспериментальным путем, доказатель­ства ее существования помогли возродить атомистическую гипотезу Демо­крита. Возрожденная атомистическая, или корпускулярная, теория оказа­лась первым ключом к рациональным, количественным объяснениям в области химии, до тех пор остававшейся областью одних только технических рецептов и мифических объяснений. Химия в свою очередь была связана с началами физиологии. Все такие вопросы, как природа крови, функции легких, деятель­ность нервов и мускулов, а также процессы пищеварения, были предметом обсуждения и экспериментирования в духе новой материалистической фило­софии. Этот круг вопросов не выходил за рамки проблем, доступных для пони­мания отдельных людей того времени, лучшим доказательством чему, без­условно, служат их жизнь н труды. Наиболее выдающимися среди них бы­ли Роберт Бойль и бывший в течение некоторого времени его ассистентом Роберт Гук.

Роберт Бойль

Достопочтенный Роберт Бойль родился в 1627 году в Лисморе. Он был седьмым сыном и тринадцатым по счету ребенком Ричарда Бойля, первого герцога Коркского, свирепого и удачливого стяжателя, жившего во времена королевы Елизаветы и умножившего свои угодья незаконным захватом чужих земель⁴-⁶⁷ Молодой Роберт провел годы, в которые юношество обычно осо-

* Термин «виртуозы» автор берет в его Гпереноспоы значении, понимая под этим людей, достигших совершенства или необыкновенного мастерства в каком-либо деле.— Прим. перев.

254

Рождение современной науки

бенно восприимчиво ко всему доброму и злому, в пуританской атмосфере Женевы, где, подобно своим современникам Паскалю и Стено, подпал под влияние религии. Однако в отличие от Паскаля это не сделало его против­ником науки, а заставило стремиться использовать ее для поддержки откро­вения св. писания. Отчасти по этой причине, отчасти же потому, что в течение всей своей жизни он был тяжело больным человеком, Бойль вел аскетиче­ский образ жизни, не принимал участия в гражданской войне, посвятив себя новой экспериментальной философии и отдав ей свое крупное состояние. Он сотрудничал в «невидимой коллегии» в Оксфорде и был одним из первых ини­циаторов создания Королевского общества, где в 1680 году ему был предложен пост президента, по он отклонил это предложение ввиду своих сомнений отно­сительно клятвы. Бойль, несомненно, представлял собой центральную фигуру в Королевском обществе начального периода его существования, подобно тому как Ньютон был центральной фигурой в период его расцвета. Перу Бойля принадлежит множество сочинений на религиозные и научные темы. Наи­более известными его трудами, если не считать работы об «Упругости воздуха», были «Святой любовник», «Химик-скептик» и «Безуспешность экспериментов». В результате раннего увлечения Бойля атомистической теорией появился его эпохальный труд о пустоте и газовые законы. Позже он уже не достиг таких успехов, отчасти из-за недостаточного математического и эксперимен­таторского искусства, но главным образом потому, что пытался объяснить химические проблемы неприменимыми к ним механическими теориями, не ожидая, пока будет накоплено достаточное количество фактов для разреше­ния их сколько-нибудь иными средствами. Его интересы распространялись также на физиологию и медицину, где у него было еще меньше надежды на значительные достижения. Тем не менее он заражал своими увлечениями и энтузиазмом других ученых, и многими из своих успехов в следующем сто­летии наука была обязана тем, что ее вдохновил Бойль. В лице Бойля мы можем видеть соединение пиетистского и филантропического аспектов новой науки. В нем сочеталось желание показать славу бога, открывающуюся в его творениях, со стремлением помочь своим ближним, и он фактически стал членом правления Бермудской и Ост-Индской компаний для того, чтобы претворить в жизнь свои планы обращения язычников в христианскую веру Однако в отличие от средневековых пиетистов он показал себя в осуществле­нии этих целей крайне практичным человеком. В своем памфлете «Да будут блага человечества умножены проникновением естествоиспытателя в ремес­ла»⁴-^{1 !} Бойль писал:

«...Я закапчиваю это замечанием, что поскольку вы, как я надеюсь, уве­рены в том, что экспериментальная филоссфия может не только сама выиграть от проникновения в ремесла, но и в свою очередь содействовать их разви­тию, то благотворное влияние, которое она может на них оказать, является не последним средством, с помощью которого естествоиспытатель может использовать ее для расширения могущества человека. Ибо тот факт, что надлежащее управление различными ремеслами, совершенно очевидно, должно явиться заботой общественности, доказывается теми многими доныне дей­ствующими английскими писаными законами об управлении ремеслами дубиль­щиков, обжигальщиков кирпича и различными другими профессиями меха­ников, снизойти до которых не погнушались законодатели, чтобы разрабо­тать очень подробные правила и инструкции».

Роберт Гук

Бойль во многих отношениях представлял собой противоположность своему первому помощнику и неизменному другу Роберту Гуку. Если один из них был дворянином, снизошедшим до науки, то другой—бедняком, для которого наука, когда он ею занимался, была средством к существованию. Гуку, сыну священника с о. Уайт, удалось устроиться служителем в кол-

Научная революц ия

ледже Ориеля в то самое время, когда Бойль перебрался в Оксфорд. Он вскоре же привязался к нему и фактически делал для него, вероятно, всю его аппа­ратуру и проводил большинство его экспериментов по изучению пустоты и га­зов. Бойль, безусловно, показал себя не весьма блестящим эксперимента­тором после того, как Гук от него ушел. Когда было основано Королевское общество, Гук был назначен его куратором по экспериментам, и одновре­менно с выполнением своих тяжелых обязанностей он ухитрялся пополнять свой скудный и нерегулярный заработок, руководя реконструкцией лондон­ского Сити после знаменитого пожара 1666 года.

Если бы Гук имел более обеспеченное общественное положение и не стра­дал от своего уродства и хронических болезней, он не был бы таким обидчи­вым, мнительным и сварливым человеком и его выдающаяся роль в истории науки получила бы полное признание. Если Бойль представлял собой душу Королевского общества, то Гук был его глазами и руками. Он был величай­шим физиком-экспериментатором до Фарадея и, подобно ему, не имел мате­матических способностей Ныотона и Максвэлла. Гук интересовался меха­никой, физикой, химией и биологией. Он изучил упругость и открыл то, что называется законом Гука, кратчайшим в физике: ut tensio sic vis (растяжение пропорционально силе); он изобрел круговой пружинный маятник, применение которого сделало возможным создание точных часов и хронометров; он напи­сал «Микрографию», первый систематизированный обзор микроскопического мира, включающий и открытие клеток; Гук применил телескоп для астроно­мических измерений и изобрел микрометр; вместе с Папеном он подготовил почву для создания паровой машины.

Его величайший вклад в науку, только сейчас начинающий получать признание,—это провозглашение им оригинальной идеи о всеобщем законе квадрата и всемирном тяготении. Здесь, как мы видим, он был превзойден блестящими математическими достижениями Ныотона, однако в настоящее время становится ясным, что лежащие в основе их физические идеи принад­лежали Гуку и что он был совершенно несправедливо обойден в признании его заслуги в выдвижении этих идеи (стр. 263). Жизнь Гука служит иллюстра­цией тех возможностей и трудностей, которые встречал на своем пути талант­ливый экспериментатор XVII века. Она также наглядно показывает, какие огромные запасы изобретательности и научной проницательности тысячеле­тиями скрывались в мозгу и руках мастеров-естествоиспытателей,