Глава пятая. Формирование и развитие буржуазных концепций соотношения права и закона 2 страница

Выступая против схоластики и спекулятивного априо­ризма и обосновывая теорию индукции и эмпирический метод исследования природы (включая сюда и «природу человека»), Бэкон писал: «Человек, слуга и истолкова­тель природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не может» 16.

В качестве видного государственного деятеля Англии (он занимал, в частности, должности генерал-атторнея, члена Тайного совета при Якове I, а затем и лорда-кан­цлера в 1616—1621 гг.) Бэкон всемерно содействовал усилению централизованной власти и укреплению пози­ций короля. Вместе с тем он выступал за регулярный созыв парламента, деятельность которого могла бы в из­вестной степени противостоять чрезмерному абсолютизму королевской власти.

Заметное внимание Бэкон уделял работе по сбору и систематизации английского права и созданию свода за­конов Англии.

Хотя в своей практической (юридической и государ­ственной) деятельности сам Бэкон не раз нарушал зако­ны ", но в работах его настойчиво проводится идея за­конности. В произведении Бэкона «Великое восстановле-

15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 2, с. 142.

16 Бэкон Ф. Соч. М., 1972, т. 2, с. 12.

17 Так, используя свое влиятельное служебное положение, он ока­

зывал противозаконное давление на органы юстиции и склонял

их к решениям в угоду правящей монархии. В этих же целях

он ущемлял полномочия судов «общего права» и усиливал по-

зпции «суда справедливости», находившегося под администра­

тивным влиянием. Бэкон, будучи лордом-канцлером, и сам пред­

стал в 1621 г. перед судом и был осужден за целый ряд зло­

употреблений (в том числе за взяточничество). Обвинения про­

тив себя он признал полностью. Вскоре он был освобожден от

наказания, но блестящая карьера его оборвалась окончательно.

 

ние наук» имеется даже специальный раздел с характерным названием: «Образец трактата о всеобщей справедливости, или об источниках права, в одной главе, в форме афоризмов» 18.

В своем правопонимании Бэкон по преимуществу ориентирован на позитивное право и его источники, характеристику их юридических свойств, достоинств и недостатков. Особое внимание уделяется законам и их месту среди других источников положительного права, во­просам правотворчества и применения права, а также роли суда.

Как это видно уже из названия упомянутого трактата, проблема «всеобщей справедливости» трактуется Бэконом в юридическом плане, в плоскости надлежащих качеств позитивного права, его источников и т. д. «В граждан­ском обществе,— пишет он,— господствует или закон, или насилие. Но насилие иногда принимает обличье за­кона, и иной закон больше говорит о насилии, чем о пра­вовом равенстве. Таким образом, существуют три источ­ника несправедливости: насилие как таковое, злонамерен­ное коварство, прикрывающееся именем закона, и жестокость самого закона» (Афоризм I).

Приведенное положение свидетельствует, в частности, о том, что Бэкон проводит различие между законом по существу (справедливым законом, противостоящим наси­лию, включающим в себя принцип «правового равенства» и выражающим требования «всеобщей справедливости») и формальным законом (законом лишь по «обличью», форме, названию, словом — несправедливым, насильствен­ным, антиправовым законом). Данное принципиальное различие играет в его суждениях ту же роль, которую в других учениях (до и после него) играет та или иная версия различения права и закона19: речь во всех этих

18 См.: Бэкон Ф. Соч. М., 1971, т. 1, с. 507—536. Ссылки на положе­

ния этого трактата в дальнейшем будут приводиться в самом

тексте в виде указания на нумерацию соответствующих афо-

' ризмов.

19 Естественно-правовое значение такой бэконовской характеристи­

ки вакона, как справедливость, отчетливо видно из следующих

'его слов: «В то же время в высшей степени правильно то, что

люди обладают уже от природы некоторыми нравственными по­нятиями, сформированными иод влиянием естественного света и естественных законов, такими, как добродетель, порок, сира-■ ведливость, несправедливость, зло» (Бэкон Ф. Соч., т. 1, с. 539).

 

подходах по сути дела идет о тех необходимых крите­риях, чертах и качествах (обобщенно говоря — правовых свойствах), которыми должен обладать закон (и вообще все позитивное право, все его источники).

Именно к справедливым законам относится бэконов-ская характеристика закона — одна из самых образных и точных в истории учений о законе: «законы — якори государства» (Афоризм LXXIII).

Наличие отмеченного различения в правопонимании Бэкона тем более важно подчеркнуть, что в силу своего метода и преимущественного интереса к вопросам пози­тивного права он оказал заметное влияние на проникно­вение опытного и эмпирически ориешированного пози­тивистского метода в юриспруденцию, на становление позитивистской правовой науки и вообще на развитие буржуазного юридического позитивизма, представители которого, напротив, принципиально отвергают такое раз­личение.

Характеризуя законы в качестве «главной силы и ору­дия» для достижения «счастья граждан», процветания общества и прочности устоев власти, Бэкон признает, что большинство законов неспособны к выполнению этих целей. «Поэтому,— пишет он,— мы хотим по мере наших возможностей показать, что некоторые законы должны стать своего рода «законами законов», и определять, что в каждом отдельном законе хорошо и что плохо» (Афо­ризм VI). Под этими «законами законов» по существу имеется в виду теория законов, учение о законе как ис­точнике позитивного права.

Основные требования, которым должен отвечать закон, формулируются так: «Закон можно считать хорошим в том случае, если смысл его точен, если требования его справедливы, если он легко исполним, если он согласуется с формой государства, если он рождает добродетель в гражданах» (Афоризм VII).

Касаясь дел, в отношении которых имеются пробелы в законодательстве, Бэкон считает, что такие дела должны рассматриваться только судами высшей инстанции. «Ведь право дополнять закон и расширять границы его приме­нения или же смягчать его действие,— подчеркивает он,— мало чем отличается от права издавать законы» (Афо­ризм XXXVII).

Он выступает за весьма осторожное обращение к су­дебным прецедентам как источнику права, что вполне

 

естественно при его явно отрицательном отношении к судейскому правотворчеству. Превращение судьи в зако­нодателя характеризуется им как произвол. «Судьям,— пишет он,— надлежит помнить, что их дело «jus dicere», а не «jus dare» — толковать законы, а не создавать и издавать их. Иначе будет похоже на ту власть, какую присваивает себе римская церковь, которая под предлогом толкования Писания не останавливается перед добавле­ниями и изменениями, находит там то, чего нет, и под видом охраны старого вводит новое» 20.

Помимо составления свода законов (куда должны вой­ти законы, составляющие общее право, а также осново­полагающие законы или статуты, сборники описаний про­цессов и приговоров) Бэкон придает важное значение подготовке вспомогательной литературы к данному своду, в том числе институций (курсов по наиболее сложным вопросам правовой науки), словаря юридической терми­нологии, исследований о юридических нормах и прин­ципах, выводимых из самого права, сборников «юридиче­ских древностей» (т. е. сочинений историко-правового профиля и предшествующих своду правовых источников), разного рода «сумм» (кратких систематических изложе­ний юридического материала по определенным разделам и темам для помощи в первичном ознакомлении с пра­вом), собраний всевозможных процессуальных формул по каждому разделу права.

В целом можно сказать, что бэконовские суждения о свойствах позитивного закона, о том, каким должен быть позитивный закон (и иные источники позитивного права), являются теоретико-правовой конкретизацией и позитив­ной экспликацией представления о должном законе, ле­жащего в основе его концепции различения права и за­кона и находящего свое выражение в идее необходимости специальной теории закона (учения о «законах законов»)..

Значительная новизна и глубина бэконовского подхода состоит в осознании необходимости концепции различения права и закона и в использовании потенциала и смысла (эвристического, гносеологического, методологического, аксиологического) данной концепции именно примени­тельно к теории позитивного права. Такой бэконовский перевод проблематики различения права и закона в тео-

20 Бэкон Ф. Соч. т. 2, с. 476—477.

207.

 

рётичёсКуй плОсКоСтЬ вместе С тем убедительно демон­стрирует то важное обстоятельство, что данное различе­ние находится йе где-то вне теории позитивного нрава, а является существенной предпосылкой и необходимым составным моментом самой этой теории. Без того или иного варианта подобного различения невозможна сама теория права, как таковая, и подход к позитивному пра­ву неизбежно остается дотеоретическим и нетеоретиче­ским — по преимуществу юридико-догматическим коммен-тированием, толкованием и классификацией позитивного права.

Г. Гроций

Обстоятельное изложение проблем соотношения права и закона содержится в систематическом учении голланд­ского юриста Гуго Гроция (1583—1645) о естественном праве. Данная проблематика освещена им в его знамени­том труде (вышел в свет в 1625 г.) «О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права» 21.

Предметом специального исследовательского интереса Гуго Гроция являются правовые проблемы международ­ных отношений и, главным образом, войны и мира. Встающие при этом ключевые вопросы — может ли ка­кая-либо война быть справедливой, что может быть в войне справедливо — являются, согласно Гроцию, по сво­ей сути правовыми вопросами, требующими предваритель­ного выяснения того, что же такое право вообще и в чем, в соответствии с этим правопониманием, состоит право войны и мира. Поясняя такой подход к теме «право вой­ны и мира», Гроций пишет: «Ибо право здесь означает не что иное, как то, что справедливо, при этом преиму­щественно в отрицательном, а не в утвердительном смыс­ле, так как право есть то, что не противоречит справед­ливости. Противоречит же справедливости то, что про­тивно природе существ, обладающих разумом» ".

21 См.: Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также прин­ципы публичного права: Пер. с лат. A. JI. Саккетти. М,, 1956.

г: Там же, с. 68.

 

Гроций развивает теорию права на основе рационали-стической концепции естественного права, многие положе­ния которой по своему социально-историческому смыслу в правовой форме выражали прогрессивные требования буржуазных преобразований феодальных порядков и были взяты на вооружение представителями формирующейся буржуазной политико-правовой идеологии.

В своем правовом учении Гроций, следуя Аристотелю, делит право на два вида — право естественное и право волеустановленное. «Наилучшее деление права в приня­том значении,— признает он,— предложено Аристотелем, согласно которому, с одной стороны, есть право естест­венное, а с другой — право волеустановленное, которое он называет законным правом, употребляя слово «закон» в более тесном смысле. Иногда же он называет его уста­новленным правом. То же различие встречается у евреев, когда они выражаются точно, называя право естествен­ное «митсвот», а право установленное «кукким», причем первое слово евреи-эллинисты передают греческим словом «справедливость», а второе — греческим словом «повеление»» 23.

Волеустановленное право, имея своим источником волю (человеческую или божественную), соответственно делится на право человеческое и право божественное. Человеческое право, в свою очередь, подразделяется Гро-цием на: 1) внутригосударственное право, 2) человеческое право в узком смысле (по сравнению с внутригосударст­венным правом) и 3) человеческое право в широком смысле.

Внутригосударственное право определяется Гроцием: как право, которое исходит от гражданской власти. Речь идет здесь о так называемом позитивном праве (граждан­ских законах). «Власть гражданская,— пишет он,— гос­подствует в государстве. Государство же есть совершен­ный союз свободных людей, заключенный ради соблюде­ния права и общей пользы» 24.

Позитивное право, таким образом, трактуется Гроцием с позиций договорной теории государства и внутригосу­дарственного права. Концепция договора (соглашения, союза) здесь выражает представление о волевом (воле-установленном) характере гражданского сообщества и

" Там же, с. 71. 24 Там же, с. 74.

2<ЭЭ

 

гражданских законов. Цель договора, Которым учрежда­ется государство,— соблюдение права и общей пользы.

К взаимному общению и заключению такого договора людей побуждает сама их природа — «.мать естественного права» 25. Характеризуя в этом русле связь естественного права с внутригосударственным правом, Гроций пишет: «Матерью же внутригосударственного права является само обязательство, принятое по взаимному соглашению, а так как последнее получает свою силу от естественного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права» 2S.

Сам принцип соблюдения договоров (в том числе и договора об установлении государства и, следовательно, также государственных законов) диктуется естественным правом, ибо, замечает Гроций, необходимо, чтобы между людьми существовал какой-нибудь порядок взаимных обя­зательств. В этом естественно-правовом принципе коре­нится источник внутригосударственного права, сама воз­можность его бытия и соблюдения. Конкретный же до­говор об учреждении государства (общественный договор) выступает как непосредственное добровольное соглашение и обязательство соблюдать право и общую пользу. «Ибо,— пишет Гроций,— те, которые вступили в какое-нибудь сообщество или подчинялись одному или многим, тем са­мым или дали словесное обещание, или же должно пред­положить, что в силу природы самой сделки они молча­ливо обязались последовать тому, что постановит боль­шинство членов сообщества или же те, кому была вруче­на власть» ".

Пользу, ради которой учреждаются сообщество и по­рядок подчинения, Гроций называет поводом для возник­новения внутригосударственного права. Причем, по гро-цианской договорной теории государства и права, законо­датель, связывая с установлением тех или иных законов определенную пользу, должен постоянно исходить из об­щей пользы членов сообщества.

Внутригосударственное право изменчиво во времени и различно в разных местах (сообществах). Само по себе оно «лишено какой-либо научной системы, подобно про­чим понятиям о единичных вещах» 28. И только благода-

 

ря учению о естественном праве (и, следовательно, о необходимых связях между неизменным правом, обуслов­ленным самой природой, и изменчивым внутригосударст­венным волеустановленным правом) можно, по мысли Гроция, придать юриспруденции форму и характер науч­ной, собственно теоретической дисциплины29. «Многие до сих пор,— замечает он,— предпринимали попытку при­дать этой отрасли научную форму, но никто не сумел сделать этого, да, по правде говоря, это и невозможно было выполнить иначе, как тщательно отделив то, что возникло путем установления, от того, что вытекает из самой природы; на подобное обстоятельство до сей поры как раз и не было обращено должного внимания. Ибо ведь то, что вытекает из природы вещи, всегда пребывает тождественным самому себе и потому без труда может быть приведено в научную форму; то же, что возникло путем установления, часто изменяется во времени и раз­лично в разных местах, а потому и лишено какой-либо научной системы, подобно прочим понятиям о единичных вещах» 30.

Эта идея Гроция, реализуемая им самим в виде уче­ния о неизменном естественном праве, составляющего «естественную, неизменную часть юриспруденции», имеет и гораздо более широкое, общеметодологическое значение, состоящее в указании на то, что юриспруденция как нау­ка и научная система права имеет дело не с зависящим от произвольных усмотрений, единичным, преходящим и случайным в изучаемых правовых явлениях, а, напротив, с чем-то объективным и необходимым, постоянным (неиз­менным, пребывающим) и существенным, словом — с тем, что, философски говоря, составляет объективную природу и сущность права, а в словоупотреблении Гроция обозна­чается как «то, что вытекает из природы вещи» и «всегда пребывает тождественным самому себе».

Очевидные с точки зрения последующего развития фи­лософии и теории права недостатки (прежде всего мета­физического характера) в формулировке и особенно в реализации данной идеи не должны затушевать ее цен-

29 Примечательно, что устремления Гроцня — при всей специфике

его подхода и словаря — по своему теоретико-концептуальному

и логическому смыслу созвучны современным поискам именно

в системе нрава отправных научных основ и принципов для си­

стематизации законодательства.

30 Гроций Г. Указ. соч., с. 52.

 

ные (в методологическом и общетеоретическом отноше­ниях) моменты и рациональный смысл. И сегодня, во мно­гом вслед за Гроцием, можно сказать, что наука о праве должна выражать объективную природу права, то тож­дественное (неизменное) в изменчивых правовых явле­ниях, что составляет их сущность, поскольку без этого, как справедливо полагал Гроций, не может быть ни науч­ной юриспруденции, ни научной системы права. Распро­странение представлений о диалектическом развитии не только на явления, но и на их сущность не отвергает объективного, необходимого и относительно (поскольку для диалектического подхода нет ничего абсолютного) устойчивого (самотождественного) характера сущности права — с той принципиально важной, с точки зрения исторического материализма, поправкой, что сама эта ме­тодологическая и гносеологическая проблематика право-понимания должна найти свою конкретизацию примени­тельно к социально-исторически изменяющимся типам права.

Волеустановленное человеческое право в более узком (по сравнению с внутригосударственным правом) смысле, согласно Гроцпю, бывает различного характера и охваты­вает веление отца (отцовское право), веление господина (господское право) и т. п. Это право хотя и не исходит от гражданской власти, но подчиняется ей.

Волеустановленное же человеческое право в более ши­роком (чем внутригосударственное право) смысле —это, по Гроцию, «право народов, а именно то, которое полу­чает обязательную силу волею всех народов или многих из них» 31. Существование такого права, согласно Гроцию, «доказывается тем же способом, как и существование не­писаного внутригосударственного права, а именно — фак­том непрерывного соблюдения и свидетельством сведущих лиц. Ибо, по верному замечанию Диона Хризостома, это право есть „приобретение времени и обыкновения". По это­му предмету для нас наиболее полезны славные состави­тели летописей» 32.

Волеустановленное божественное право имеет, по Гро­цию, своим непосредственным источником волю бога. Опосредованно и косвенно влияние бога сказывается и на естественном праве, так как бог признается творцом

31 Там же, с. 74.

32 Там же, с. 75. Дион Хризостом — греческий ритор I в.

 

природы, в том числе разумной природы человека. Но по­рядок (принципы и правила этого порядка) природы и, следовательно, естественного права, уже не подвластен богу, автономен от него, находится вне сферы действия божественного права.

Со ссылкой на Плутарха и Анаксарха Гроций дает следующее пояснение правового (т. е. справедливо-обяза­тельного) смысла божественного права: «не потому бог желает чего-нибудь, что предмет его воли справедлив, но оно потому справедливо, то есть обязательно по праву, что такова воля божества» 33.

Божественное право, отмечает Гроций, было препода­но или всему человеческому роду в целом, или одному на­роду. Поясняя первый случай, Гроций говорит о том, что закон божий был трижды дан человеческому роду (сразу же после создания человека, после потопа и, наконец, Христом ради полного искупления людей). Второй случай имеет в виду дарование божьего закона еврейскому наро­ду (так называемые законы Моисея). Гроций подчерки­вает: этот закон обязателен лишь для израильтян и не связывает тех, кому он не дан. С этих позиций он крити­кует «ложное мнение, будто бы вне иудейского закона нет спасения» 34.

Право (любое право) обладает, согласно Гроцию, та­ким необходимым отличительным признаком, как обяэы~ вающая сила. «Во всяком случае,— замечает он,— необ­ходима обязанность, ибо советы и какие бы то ни было иные наставления, не имеющие обязательной силы, не заслуживают названия закона или права» 35.

Наличие такой обязательной силы (которую, разуме­ется, никак нельзя сводить лишь к официальной силе и властному принуждению, имеющим особое назначение и связанным с позитивным правом) у права — важное и в то же время само собой разумеющееся обстоятельство в правовом учении Гроция. Возможность различий в харак­тере, источниках, формах проявления обязательной силы права у разных его видов (в словоупотреблении Гроция)

33 Там же. Здесь, между прочим, весьма выразительна сама ха­

рактеристика справедливости как того, что обязательно по

праву.

34 Там же, с. 77.

35 Там же, с. 70. Здесь слово «закон» употребляется в широком

смысле (в значении обязательного правила вообще), а не «в бо­

лее тесном смысле» положительного (юридического) закона.

 

свидетельствует об односторонности юридико-позитивист-ского правопонимания, сводящего действительно необхо­димое свойство права — его обязательную силу — лишь к государственно-принудительной силе и в соответствии с этим признающего правом лишь государственное нормо­творчество (позитивное право); вместе с тем официально-властная принудительность при таком позитивистском подходе по сути дела оказывается не только единствен­ным критерием права, но также и единственным источни­ком правотворчества, единственной правообразующей силой.

Своеобразная обязательная сила присуща, согласно Гроцию, и естественному праву, которое определяется им следующим образом: «Право естественное есть предписа­ние здравого разума, коим то или иное действие, в зави­симости от его соответствия или противоречия самой разумной природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым; а следовательно, такое дей­ствие или воспрещено, или же предписано самим богом, создателем природы» 36.

Гроций поясняет, что действия, к которым относится подобного рода предписание, суть сами по себе должные или недозволенные, поэтому они с необходимостью призна­ются предписанными или воспрещенными самим богом; этим признаком естественное право, по Гроцию, отлича­ется не только от человеческого права, но и от права, установленного божественной волей, так как последнее предписывает или воспрещает не то, что само по себе и по самой своей природе есть должное или же недолжное, но то, что вменено в обязанность именно в силу самого предписания и что недозволено лишь в силу воспрещения.

Естественное право, согласно Гроцию, неизменно. Причем эту неизменность он стремится интерпретировать в рационалистическом, антитеологическом духе, так что в целом можно сказать, что в толковании Гроция естест­венное право автономно и его правила носят рацио-нату­ральный (нетеономный) характер. Естественное право, подчеркивает он, «столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим богом. Хотя божественное всемогу­щество и безмерно, тем не менее можно назвать и нечто такое, на что оно не распространяется... Действительно, подобно тому как бог не может сделать, чтобы дважды

ай Там же, с. 71.

 

два не равнялось четырем, так точно он не может зло но внутреннему смыслу обратить в добро... Ибо так же, как бытие вещей, после того как они возникли, и способ их существования не зависят ни от чего иного, не за­висят и свойства их, с необходимостью вытекающие из их существа; такова же и порочность некоторых действий при сравнении их с природой существ, одаренных здра­вым разумом. Надо полагать, что и сам бог судит о себе согласно этому же правилу...» 37.

Само естественное право остается неизменным, но из­меняются те отношения, на которые оно распространяет­ся. Это и создает, согласно Гроцию, обманчивую види­мость изменения самого естественного права. Кроме того, замечает Гроций, есть некоторые правила естественного права, которые предписывают что-нибудь не прямо и не­посредственно, а в расчете на известный порядок вещей. Например, общность имущества была естественна до тех пор, пока не была введена частная собственность; точно так же осуществление своего права силой было естествен­но до установления гражданских законов. «Так, напри­мер,— объясняет Гроций,— право собственности в том виде, как оно существует в настоящее время, установлено волею человека; и, однако же, раз оно установлено, то в силу естественного права преступно похищение против воли чужой собственности; оттого, по словам юриста Пав­ла, воровство воспрещено естественным правом...» 38

Естественное право в собственном смысле, согласно Гроцию, относится только к людям, поскольку лишь они являются существами, восприимчивыми к праву и от при­роды способными к тому, чтобы руководствоваться общи­ми началами. Приписываемая некоторым животным справедливость имеет, скорее, переносный смысл. «Впро­чем,— пишет он,— самый образ действий, установленный естественным правом, свойствеп нам наряду с другими животными, как, например, воспитание потомства. Тогда как, напротив, то, что свойственно исключительно нам, как, например, богослужение, не имеет никакого отноше­ния к природе права» 39.

Гроций обращает внимание на наличие двух способов доказательства существования естественного права: 1) до­казательство априори (из первых начал), которое состоит

 

 

37 Там же, с. 72.

38 Там же, с. 71.

39 Т

Там же, с. 73.

 

в обнаружении необходимого соответствия (или несоот­ветствия) какой-нибудь вещи с разумной и общежитель­ной природой; 2) доказательство апостериори (от след­ствий), состоящее в установлении естественного права путем отыскания того, что признается таковым у всех или, по крайней мере, у наиболее образованных народов. Этот второй способ, по словам Гроция, не обладает совер­шенной достоверностью, но лишь некоторой вероятностью, коренящейся в положении о том, что общераспространен­ное следствие (в том числе и авторитетные признания мыслителей разных эпох и пародов) предполагает исход­ную всеобщую причину (и общий смысл).

Особое значение общего согласного мнения о наличии естественного права обусловлено тем, что в случае с естественным правом, по Гроцию, речь идет как раз об общих началах, присущих разумной природе человека. И наличие общего мнения (и однотипных суждений) по данному специфическому предмету свидетельствует о существовании общего смысла, присущего разумной при­роде человека (корню естественного права) и проявляю­щегося в признании естественного права. В этой связи Гроций приводит высказывания целого ряда авторов (Ге­раклита, Аристотеля, Цицерона, Сенеки, Плутарха, Иоси­фа Флавия, Квинтилиана, Тертуллиана, Андронника Ро­досского и др.) о роли согласованного общего мнения в деле выяснения истины и обнаружения естественного права. Так, уже Цицерон утверждал, что «согласие всех народов в чем-нибудь должно считаться доказательством естественного права» 40.

Причем, освещая эту проблематику, Гроций следует указанию Аристотеля о том, что свойственную человеку природу (как основу естественного права) необходимо наблюдать в тех, в ком эта природа хорошо развита (в нравственном и интеллектуальном отношениях), а не в тех, в ком она недоразвита или извращена. В соответ­ствии с этим Гроций и делает оговорку об особой роли признания естественного права у образованных народов. В этой связи Гроций приводит ряд выразительных сужде­ний своих предшественников. В частности, он присоеди­няется к словам Порфирия о том, что «некоторые народы одичали, огрубели и потому не следует оценку их нравов нелицеприятными судьями вменять в укор человеческой

10 Там же, с. 74.

 

природе»". Такова позиция и Андронника Родосского: «У людей, одаренных правым и здравым умом, соблюда­ется незыблемо так называемое естественное право. Тем 5ке, чей дух болезнен и расстроен, все кажется иначе, и у них ничто не согласуется с предметом»". Так же и Юстин исключает мнение тех, «кто одержим злыми духами или под влиянием дурного воспитания, извращен­ных установлений и несправедливых законов утратил естественные понятия» ".

Значительное внимание Гроций уделяет полемике с теми, кто отвергает естественное право. Ярким вырази­телем такой позиции был Карнеад (214—129 гг. до н. э.), представитель академического скептицизма и критик стоицизма.

В духе воззрений ряда софистов Карнеад утверждал, что «люди установили в свою пользу права, различающие­ся сообразно нравам и изменяющиеся с течением времени; естественного права нет вообще, так как люди и все жи­вые существа стремятся по природе лишь к своим выго­дам; следовательно, или справедливости вовсе нет, или если и есть какая-нибудь справедливость, то она есть ве­личайшая глупость, ибо глупо заботиться о чужой выго­де и вредить себе» ".

Критикуя этот подход, Гроций отмечает, что право не может быть сведено к одной лишь пользе и выгоде. Право в собственном смысле слова, по Гроцию, «состоит в том, чтобы предоставлять другим то, что им уже принадлежит, и выполпять возложенные на нас по отношению к ним обязанности» ".