Взаимопомощь государств в области уголовного права

I. Распространение действия уголовного закона
на преступные деяния, учиненные вне пределов территории

80. Отмежевав все учиненное на нашей территории, а потому и подлежащее действию наших законов, и обращаясь к преступным деяниям, совершенным вне ее, мы должны разделить их на две категории: а) учиненные на территории государств, входящих в общий международный союз, и б) учиненные вне такой территории, в свободном открытом море или на суше.

По отношению к последней группе, как было уже указано, мы можем находиться в правовых отношениях лишь тогда, когда эти преступные деяния могут рассматриваться как учиненные на нашей фиктивной территории-на наших кораблях, нашими войсками, в пределах нашей консульской юрисдикции; во всех прочих случаях место права занимает сила: расправа потерпевшего, государственные репрессалии*(553). Но современное правовое сознание, интересы государственной и общественной жизни перестают удовлетворяться такой защитой и мало-помалу расширяют правоохрану и на некоторые другие случаи, предоставляя ее или союзу многих, или нескольких государств, или отдельному государству, сообразно со свойствами интереса, вызывающего такую защиту.

По отношению к международной охране всего ранее таковую вызвала необходимость прекратить торг живыми людьми. Еще на основании Конвенции 1840 г., подтвержденной и расширенной Брюссельской конвенцией 2 июня 1890 г., каждой из договаривающихся сторон дозволено преследовать по своим законам виновного в торге неграми, где бы он ни был захвачен, допуская и конфискацию самого судна, приспособленного к таковой торговле. Конвенция подвергает ответственности даже приготовительные действия к торгу, например вооружение корабля для такого торга, некоторые действия, посредственно содействующие торгу, например ввоз оружия и т.д.

В нашем действующем праве это положение вошло в ст.493*(554), наказывающую каторгой продажу или передачу в рабство или в неволю, торг, а равно и участие в торге неграми, и исправительным домом - приготовление или вооружение судна для торга, с конфискацией служившего или приготовленного для такого торга судна, причем виновные подлежат ответственности по этой статье, где бы ни было совершено или обнаружено это преступное деяние.

Такая же международная охрана установлена по отношению к пиратам или морским разбойникам. На этом основании, предусмотренное в п.3 ст.578 учинение разбоя на открытом море подвергает ответственности не только наших подданных, виновных в этом деянии, но и всякое другое лицо.

Далее, на основании Конвенции 1884 г. об охране международного телеграфного кабеля виновный в повреждении такового наказывается по ст.546 и 555, если повреждение совершено и не в пределах России, а в открытом море, и притом безразлично, нашим подданным или иностранцем, на нашем судне находящимся. Кроме того, на основании той же конвенции в Уложение внесено специальное постановление ст.391 - о нарушении управляющим судном, занимающимся проложением или исправлением морского кабеля, правил о сигнализации, и ст.392 - о неисполнении требований предосторожности лицами, приближающимися к месту исправления или проложения кабеля, причем в последнем случае виновными могут быть не только наши подданные, но и иностранцы*(555).

К случаям охраны, не имеющей вполне международного характера и относящейся лишь к применению наших уголовных законов вне пределов территории*(556), принадлежит ст.365, говорящая об ответственности корабельщика нашего морского судна, виновного в неисполнении правил об удалении за пределами России с судна служащих в судовой команде; далее, предусмотренное прежде в Уложении, а теперь перенесенное в Устав о сельском хозяйстве, основанное на Законе 1878 г., нарушение правил о ловле моржей, тюленей и вообще животных этого вида*(557); постановления о нарушении правил о котиковом промысле и т.д.

Число таких случаев внетерриториальной правоохраны несомненно будет расти, так как трудно представить, почему рядом с запретом торга черными людьми не воспрещается такая же в известных отношениях торговля желтыми - китайскими кули или даже и белыми - женщинами, сбываемыми на международных рынках в дома разврата.

81. Другую группу составляют преступные деяния, учиненные в пределах государств, входящих в международный союз. Конечно, все учиненное на такой территории наказывается по законам того государства, где оно учинено, и так как в силу признанной в международных отношениях суверенности отдельных государств мы не можем вмешиваться в отправление юстиции в других государствах, какой бы интерес для нас ни представляло то или другое преступное деяние, кем бы ни было оно учинено, против кого бы оно ни направлялось, то, казалось бы, этим твердо установленным принципом устраняется возможность коллизии законов различных государств по поводу одного и того же преступного деяния.

Но в действительности подобная коллизия возникает в силу возможности передвижения преступника из одного государства в другое: нам нетрудно себе представить, что лицо, учинившее преступное деяние в Германии, бежит к нам или даже, при известных условиях, будет препровождено к нам правительством Германии или иной какой-либо державы, куда преступник успел убежать по совершении им преступного деяния.

Что можем мы сделать по отношению к такому лицу?

Для всякой страны представляется в этом случае несколько возможностей. Мы можем или вовсе не допускать такое лицо в Россию или впустить в наши пределы; далее, впустив его в Россию, мы можем или оставить его безнаказанным, или судить его за учиненное им, или выдать для суда и наказания другой державе.

Каждое государство имеет право определять условия, на которых оно допускает въезд и пребывание иностранцев на своей территории; оно может воспретить въезд целой категории лиц или отдельным лицам, подобно тому как оно может, в видах общественной безопасности, выслать иностранцев из территории в отдельности или хотя бы и массами, насколько все это не нарушает специальных трактатов, заключенных между отдельными государствами558, или общепризнанных международных отношений (Abweisung и Ausweisung, renvoi и expulsion) *"Отозвание и изгнание (нем., фр.).". Но также несомненно, что это право, в интересующем нас отношении, представляется совершенно недостаточным. С одной стороны, государство не может отказать, по общему правилу, в приеме своих подданных, бежавших из другого государства или к нам пересланных; с другой - и относительно иностранцев эта мера несомненно недостаточна, как скоро, например, прежняя их преступность будет обнаружена после прибытия в наши пределы. Во всяком случае, впрочем, это недозволение переступать пределы государства, высылка иностранцев в интересах безопасности, не затрагивая непосредственно карательной деятельности государства и применяясь нередко к лицам, не входящим в класс преступников, входят всецело в право международное*(559).

Остаются, следовательно, меры второго порядка. Признать безнаказанным всякого преступника, переступившего наши пределы, признать нашу страну священной землей для воров, мошенников и убийц всех наций, понятно, немыслимо при современных международных отношениях: такое положение одинаково противоречило бы и идее карательной государственной деятельности, и практическим интересам всякого цивилизованного государства; а потому признание подобной безнаказанности бежавших к нам преступников может быть допущено, как мы увидим далее, лишь в исключительных случаях.

Таким образом, в значительном большинстве случаев, нами разбираемых, государство должно или судить и наказать виновного по нашим законам, или выдать его.

82. Остановимся прежде всего на вопросе о праве суда, вопросе, заслуживающем внимания как ввиду существующих споров в доктрине относительно оснований и объема этого права, так и ввиду совершенного разногласия в этом отношении законодательных постановлений*(560).

Так как в этих случаях речь идет о праве и обязанности государства наказывать преступника, находящегося на его территории, то понятно, что в основу всего этого учения должны быть положены интересы данного государства; вопрос должен быть рассматриваем с точки зрения задач карательной государственной деятельности. Но эти интересы могут быть поставлены или как исключительный критерий, или же, наравне с ними, дополняя их, выдвигаются интересы союза государств, интересы международные. Отсюда деление теорий по данному вопросу на две основные группы, названные Молем: одни - теориями эгоистическими, выходящими исключительно из идеи отдельного государства, а другие - теориями космополитическими, принимающими в расчет и интересы международные*(561).

Наиболее простую постановку вопроса из теорий первой группы дает теория территориальная*(562). Карательная власть государства простирается до пределов его территории, на этом пространстве она господствует исключительно, по ту сторону границы она не имеет никакого значения. Закон действует в пределах территории, но притом только в территории. "Из необходимости индивидуализирования права по государственным территориям, - говорит Кестлин, - следует, что государство в своей области не может признать действующим никакого другого закона, кроме собственного, в котором выражается его индивидуальная правовая определенность; но по тем же основаниям оно должно признать исключительную индивидуальность каждого другого государства". Уголовный закон государства, замечают другие сторонники этого воззрения, как и вообще законы, относящиеся до права публичного, обладают в двояком отношении безусловной силой: с одной стороны, положительной - для каждого, находящегося на государственной территории, с другой - отрицательной, исключая силу всяких правовых постановлений, которые не признаны как закон, данными государствами; а так как каждое государство должно признавать все другие государства равноправными членами международного общения, должно признавать за каждым такие же суверенные права, на какие оно само имеет притязания, то поэтому ни одно государство не может требовать, чтобы его уголовные законы имели силу за пределами его территории; иначе оно потрясет правоосновы других государств, а вместе с тем и свои собственные. Поэтому уголовные законы имеют в пределах территории безусловную силу, а за пределами - никакой. Из действия этих основных положений изъемлется только частное право в силу его собственной природы; но право уголовное, относясь к области прав публичных, не допускает никаких отступлений.

Так как преступное деяние предполагает наличность нескольких элементов: во-первых, лицо, посягающее на охраненный интерес, во-вторых, сам интерес, на который учиняется посягательство, и в-третьих, само посягательство, - то вследствие различных отношений, в которых стоит каждый из этих моментов к общему понятию о территориальных пределах закона, создаются подразделения этого воззрения.

Большинство сторонников территориальной теории отождествляют место учинения преступного деяния с местом пребывания субъекта, а потому признают то деяние учиненным на территории страны, виновник коего в момент учинения находился на территории данной страны, все равно, был ли он подданный этой страны или иностранец, постоянно или временно там пребывающий.

Другая группа определяет территориальный характер преступного деяния по месту пребывания охраненного интереса в момент преступного посягательства, а потому считает наказуемым, на основании местных уголовных законов, всякое преступное деяние, объект коего в момент посягательства находится в пределах государства.

Наконец, третья группа соединяет оба условия и допускает применимость местного уголовного закона как в том случае, когда субъект в момент преступного деяния находился в пределах государства, так и в том, когда виновник находился за границей, но посягал на предмет или объект, материально пребывающий в пределах территории.

Но, конечно, нетрудно видеть, что все различие этих оттенков сводится к различию толкований понятия о территориальности преступного деяния, а все они сходятся в одном общем условии, что наказуемы по законам страны преступные деяния, учиненные в пределах территории, т.е. ими утверждается положение, в существе, как видно из предшествующего изложения, бесспорное, но во всяком случае имеющее само по себе только отрицательное значение по отношению к вопросу наказуемости деяний, учиненных вне пределов страны. Вторая же часть основного положения, что закон действует только в пределах территории, остается бездоказательной и в его отношении к тому, что совершается за пределами территории; данная теория может быть названа теорией безнаказанности, так как из нее вытекает только один ответ: никакое деяние, учиненное за пределами страны, не может быть наказано по местным законам.

В те эпохи, когда международные сношения представлялись крайне ограниченными, когда переход из одной страны в другую был возможен только в исключительных случаях, такая система могла не вызывать практических затруднений; но ныне ее последовательное проведение представляется невозможным.

Нетрудно видеть, что при такой постановке вопроса не только воры и мошенники, учинившие преступные деяния в сопредельных государствах, могут безнаказанно стекаться к нам и оставаться вне всякого преследования, пока не потребуют их выдачи, но мало того, в таком положении окажутся и те лица, которые посягали за границей на наши интересы или на права наших подданных. Русский подданный, виновный в убийстве русского же подданного в Германии или участвовавший в заговоре против государственного строя России или в подделке русских денежных знаков, может затем прибыть в Россию и остаться вне всякого преследования, так как, во-первых, едва ли какая-либо иностранная держава потребует выдачи такого лица, а во-вторых, такая выдача была бы нарушением господствующего ныне в международных отношениях принципа невыдачи собственных подданных.

Если же стать на точку зрения специализированных территориальных теорий, то практические пробелы выступят еще нагляднее, так как по первой теории останутся безнаказанными даже те, которые, будучи за границей, участвовали в преступлении, учиненном в России, а по второй, наоборот, останутся безнаказанными пребывающие в России участники преступлений, учиненных за границей, а равно все вообще виновные в посягательствах, учиненных, например, в пределах России против государственных или вообще публичных интересов другого государства.

Поэтому сторонники территориального принципа, чтобы избежать указанных выше практических последствий, прибегают к разного рода обходам. Так, Кестлин говорит: "Требования международного мира выполняются тем, что государство выдает другому государству всех тех лиц, которые на территории последнего учинили преступное деяние, а если виновный - собственный подданный, то это государство наказывает его во имя того государства, которое имеет право на наказание (Bestrafung in Namen des berechtigten Staats ubernimmt). Невыдача собственных подданных оправдывается тем, что государство к своим согражданам находится в более близких (ursprunglicherer) отношениях, чем иностранные державы. При этом во всяком случае применяется более мягкий закон: иностранный - потому, что только он нарушен виновным; собственный-потому, что, применяя закон более строгий, нежели тот, который само государство признает справедливым, оно отрицало бы собственное правосознание".

Но нетрудно видеть, что оба суррогата недостаточны. Выдача непригодна потому, что помимо собственных подданных, которые по современным международным отношениям не выдаются, и относительно иностранцев она всегда зависит от доброй воли другого государства; там, где преступление непосредственно затронуло интересы того государства, в коем оно учинено, можно с вероятностью предполагать, что это государство потребует выдачи; но там, где этого нет? Если австриец убил проезжавшего через Пруссию русского подданного и бежал к нам, если германский подданный участвовал, положим, в заговоре, составившемся для отделения от России вооруженной силой прибалтийских губерний, или участвовал в подделке российских денежных знаков, то можно думать, что выдача таких преступников не будет потребована и виновный спокойно будет проживать в России.

Еще неудовлетворительнее указание на возможность суда этих лиц во имя другого государства. На каком юридическом принципе покоится это положение? Каким образом верховная власть одного государства, в лице своих органов, явится представительницей другого государства в отправлении правосудия? Почему же в таком случае эти органы не будут применять исключительно иностранные уголовные законы, материальные и процессуальные и т.д.? На все эти вопросы не существует ответа, так как и само положение объясняется только невозможностью при нынешних международных сношениях стоять на территориальной почве. Не даром же ни одно современное государство и даже Англия не решились ограничиться применением этого начала*(563).

Территориальная теория, последовательно проводимая, приводит к следующим положениям: каждый государственный уголовный закон действует в пределах государственной территории, а потому всякое преступное деяние, учиненное в пределах территории, подлежит его действию, всякое преступное деяние, учиненное за пределами территории, безусловно не подлежит его действию. Неудобства этого второго вывода привели к попыткам расширить область действия местного уголовного закона, и притом в двояком отношении: или ввиду тех лиц, к которым обращается уголовный закон со своими требованиям (теория национальная), или ввиду тех интересов, которые закон берет под свою защиту (теория реальная).

"Уголовный закон, - говорит Бернер (Wirkungskreis), - обязывает всех граждан данного государства лично, а не только территориально, не только во время пребывания в территории этого государства. Это положение вытекает из самой природы уголовного закона. В уголовном законе государство указывает те деяния, которые оно признает антигражданскими, несовместимыми с понятием гражданина государства: туземец, несмотря на свое пребывание за границей, не перестает быть туземцем, гражданином государства, коего он подданный, а потому он не может совершать деяния, которые противоречат идее гражданства; он не может совершать за границей того, что на родине служит к умалению гражданской чести. Метко говорит Цахариэ, что ограничение действия уголовного закона территорией покоится на бессмысленном предположении, что законы даются для территории, а не для лиц, на ней живущих". К этому главному доводу Бернер прибавляет и еще одно соображение, что с отъездом за границу даже фактически не разрушается связь подданного с отечеством, так как он пользуется покровительством и защитой дипломатических агентов своей страны, а пользуясь охраной представителей родины, он должен подчиняться и ее требованиям.

Бар*(564), нападая на теорию Бернера с той точки зрения, что она не дает надлежащего основания даже для ответственности туземцев, учинивших за границей преступные посягательства, но не против туземного, а против иноземного государства, свою национальную теорию мотивирует таким образом: карательная власть государства имеет дело с преступными деяниями как проявлениями преступной воли; поэтому к применению уголовного закона прежде всего уполномочено то государство, на территории коего проявилась преступная воля; но так как каждое деяние является продуктом всей личности, то пока существует нравственная связь между личностью и государством, до тех пор проявление карательной деятельности государства не устраняется только потому, что конкретное проявление преступной воли произошло не на территории государства. При такой постановке данного учения вопрос о том, против каких благ было направлено проявление преступной воли, против отечественных или иностранных, не имеет никакого значения для наказуемости.

Но во всяком случае общее положение всех теоретических попыток этой группы выражается в том, что закон уголовный, как и всякий публичный закон, имеет обязательную силу для подданных данного государства, где бы они ни находились. Поэтому лицо, не исполнившее веления отечественного закона, подлежит установленной им ответственности.

Но такая доктрина, с одной стороны, крайне расширяет объем карательной власти государства, а с другой - все-таки не дает удовлетворительного ответа на все возникающие при этом вопросы.

Признавая принцип личной подчиненности имеющим равное значение с подчиненностью территориальной, эта доктрина создает для каждого лица, находящегося вне пределов своего государства, крайне трудное положение, так как для него имеют равно обязательную силу, во-первых, законы местные и, во-вторых, законы отечественные. Но какой же из этих законов имеет главное, какой - субсидиарное значение? Как должны быть разрешаемы случаи коллизии между ними, в особенности когда обязанности, налагаемые ими, несходны между собой или, может быть, даже противоположны?

Далее, последовательно проводя эту доктрину, пришлось бы допустить ответственность наших подданных и за все маловажные деяния, учиненные ими за границей, хотя бы эти деяния и были полицейского характера; а между тем такого вывода не решаются сделать сторонники этого взгляда, хотя и в ущерб последовательности. Так, Бернер прибавляет, что установленные им правила не применяются к чисто местным полицейским предписаниям, которые могут быть нарушаемы только лицами, находящимися на территории; что, таким образом, в тех законодательствах, которые держатся трехчленного деления, ответственность не должна быть допускаема за нарушения; подобное же положение высказывает и Бар, причем оба они твердых юридических оснований для подобного изъятия не дают.

С другой стороны, и по этой теории не только иностранец, убивший за границей иностранца и бежавший к нам, останется безнаказанным, но такая же безнаказанность будет существовать и для того иностранца, который за границей участвовал, например, в подделке русских ассигнаций, в заговоре для ниспровержения русского правительства и т.д. Чтобы пополнить этот пробел, приходится так же, как и при теории территориальной, прибегать к фиктивным основаниям наказуемости. Так, Бернер говорит: наказывать иностранца за преступное деяние, учиненное за границей, должно не наше государство, а то, кому принадлежит это право в силу территориального или национального принципа. Но если это государство не воспользуется принадлежащим ему правом наказания и тем лишит наше государство или наших подданных надлежащей карательной охраны, то для нашего государства по отношению к такому иностранцу, безнаказанно посягнувшему на его интересы, возникает естественное право, или, как говорит он в своей монографии, право обороны или самопомощи. Очевидно, что подобное положение только доказывает несостоятельность всего учения: оборона немыслима против уже совершившегося преступления, а представив себя в состоянии естественном или догосударственном, мы можем вывести из него основание для применения мести, а не для права на наказание.

Третья попытка ищет основания наказуемости в объекте посягательства, в юридических признаках правоохраняемых интересов; если государство берет известный интерес под защиту своих законов, то всякое посягательство на него, все равно, учинено ли в пределах государства или за его пределами, был ли виновником посягательства туземец или иностранец, должно быть рассматриваемо как посягательство на охраняющую этот интерес норму, а потому и должно быть наказуемо*(565).

Очевидно, что и этому воззрению можно сделать тот же упрек, как и предшествующему - установляя такое положение, что всякое посягательство на юридически охраненный интерес одинаково нарушает как уголовный закон места учинения подобного посягательства, так и уголовный закон той страны, на благо коей учинено это посягательство, эта доктрина не дает твердой опоры для разрешения случаев коллизии законов или же заставляет прибегать к каким-либо посторонним соображениям, не вытекающим из основного принципа и нередко даже противоречащим ему: за границей, в Германии, убит русский подданный; виновный подлежит наказанию одинаково как по германским, так и по русским законам; если мы представим себе, что он судился и был наказан в Германии, а затем прибыл в Россию, то почему он не может быть снова судим и наказан у нас? Посягательство, учиненное им на нашу карательную норму, не погашено. Почему государство, имея право своими уголовными законами охранять благо своих подданных от преступных посягательств, не может вмешиваться в проявление уголовной юстиции в той стране, где посягательство учинено, и в то время, когда виновный находится еще на месте учинения преступного деяния?

С другой стороны, основное положение этой доктрины, что всякое посягательство на охраненный нашими нормами интерес будет наказуемо по нашим законам, несравненно неопределеннее, чем принцип национальный. Нетрудно сказать, кто должен считаться нашим подданным и, следовательно, всегда отвечать по нашим законам, но несравненно труднее определить объем интересов, охраняемых нашими законами. Какой интерес, положим, охраняется ст.449 Уложения, карающей предумышленное убийство? Жизнь человека, и притом безразлично, русского подданного или иностранца, так как предумышленное убийство француза, учиненное немцем в Петербурге, будет наказано по той же ст.449. Но если это так, то, значит, убийство француза, учиненное в Париже французом, как посягательство на жизнь человека, будет также посягательством на охраненный нашим законом интерес. Еще с большим правом можем мы дать такое широкое толкование, положим, ч.3 ст.424, карающей за подделку иностранных кредитных билетов и т.д., т.е. мы должны перейти на почву космополитического решения вопроса, и притом в самой широкой его форме. Если же мы заменим понятие объекта как "блага, охраняемого нормой", понятием "блага, принадлежащего государству", то мы создадим совершенно своеобразное понятие о принадлежности государству благ личных и имущественных его подданных. Почему недвижимая собственность, принадлежащая русскому подданному на Рейне или на острове Уайте, будет благом, принадлежащим России, а имение в Волынской губернии, принадлежащее какому-нибудь германскому подданному, перестает быть благом, принадлежащим России, как скоро посягательство на него учинено за пределами России?

Наконец, теория реальная неполна уже и в том отношении, что она не дает основания для наказуемости туземцев за преступные деяния, учиненные за границей, но против иностранного государства. Оттого-то важнейшие представители этого воззрения и вынуждены комбинировать ее с теорией национальной. "Руководящим принципом для уголовной юрисдикции государства, - говорит Роланд, - служит следующее положение: государство уполномочено карать все посягательства на его собственные правовые блага и на чужеземные юридические блага, как скоро последние посягательства учинены его подданными; источником, из коего государство черпает основание своего карательного права, в первом случае - принадлежность государству юридического блага, во втором - принадлежность к государству преступника". Таким образом, анализ норм по их цели и содержанию ведет к установлению объема лиц, обязанных повиновением этим нормам. Повиновением запретам и приказам государства обязан всякий, где бы он ни находился, настолько, насколько он способен к нарушению этих велений*(566).

Главный недостаток всех изложенных выше теорий эгоистических заключается в неверности или, правильнее, неполноте основного положения: вопрос о пространстве действия уголовного закона не может быть разрешен с точки зрения исключительно интересов индивидуального государства. Общность культурных целей, преследуемых современными государствами, многообразное единение экономических и социальных интересов сопредельных держав заставляют внести существенные изменения в понятие международных юридических отношений; заставляют заменить лежащий в их основе принцип розни и противоположения принципом общности и солидарности. Эта международная общность интересов сделалась уже необходимым элементом в конструкции международных торговых и гражданских правоотношений; она уже несомненно принята в области процесса; она выдвигается ныне мало-помалу и в области права уголовного, так что уже и новейшие сторонники реального принципа - Биндинг, Роланд и Лист должны были в своей аргументации нередко становиться на почву международного уголовного права*(567).

Поэтому более правильную постановку вопроса дают так называемые космополитические теории, хотя некоторые из них, благодаря своей неопределенности, впадают в другую крайность.

Зачатки космополитической или универсальной теории встречаются еще у криминалистов начала нынешнего столетия, например у Грольмана, но формулирована она была впервые Бульмерингом в его монографии о праве убежища, 1853 г., и в особенности фонМолем в его труде "Международное учение о праве убежища".

Отправная мысль этой теории такова: правовой порядок есть общее достояние всех государств, есть всеобщий правовой порядок, а потому задача каждого государства состоит в содействии всеми своими силами установлению возможно совершенного правового порядка в мире. Преступное деяние есть нарушение этого, охватывающего все государства, правового порядка. Государство не выполнит свою задачу доставлять, насколько для него возможно, праву победу над неправом, если оно ограничится только оказанием юридической помощи другим государствам в борьбе с преступниками; напротив того, оно обязано само осуществлять карательную деятельность относительно преступных деяний, безотносительно к тому, где, кем и против кого оно было учинено; государство должно осуществлять всемирное правосудие. Всякое государство может наказывать или выдавать за всякое преступное деяние, где бы оно ни было учинено, во имя единой юстиции и единого права. Всякое государство, в фактическом обладании коего находится преступник, имеет не только право, но и обязанность его наказать: посягнувший на одного члена международного общения посягает на весь организм.

Но в такой всеобъемлющей форме эта теория допускает одно весьма крупное возражение: положенное в основу его предположение об общности юридических интересов отдельных государств покоится на предположении о тождестве политического и социального строя всех государств, чего в действительности, конечно, мы не находим.

Поэтому уже Моль существенно ограничил это учение, признавая обязанность международной защиты только по отношению к юридическим интересам, общим всем государствам, и исключая возможность подобной охраны по отношению к посягательствам, имеющим национальный характер: таковы, например, посягательства политические, религиозные, в особенности полицейские. Сверх того, по мнению Моля, существенным условием выполнения международных уголовных обязанностей является выдача преступников; поэтому он так резюмирует свою, как он называет, посредствующую теорию: "Государство принимает на себя обязанность содействовать восстановлению правового порядка и вне его территории, как скоро без его содействия такое восстановление представляется затруднительным. Это содействие, смотря по обстоятельствам, может заключаться или в принятии предупредительных мер, или в наказании... Наказание или будет применяемо собственными судами государства, на основании его законов, или будет осуществляемо путем выдачи преступника тому государству, права которого были нарушены. Первая система будет применяться по отношению к преступным деяниям, учиненным подданными государства, содействующего охране; выдаваемы же будут подданные государства, где было совершено преступное деяние, или подданные третьего государства, но только в том случае, когда они обвиняются в посягательствах на права частных лиц".

Еще большие ограничения космополитического принципа выставляют другие позднейшие его защитники. Так, Ортолан говорит, что "право государства наказывать за преступные деяния, учиненные вне его пределов, по отношению к его подданным представляется безусловным, а по отношению к иностранцам требует наличности следующих условий: 1) чтобы преступное деяние принадлежало к числу наиболее тяжких и 2) чтобы подобное деяние было учинено относительно подданного наказывающего государства. Во всех прочих случаях право изгнания иностранца из своих пределов или право выдачи его могут служить вполне достаточной социальной гарантией".

К теории космополитической, хотя несколько и по другим основаниям, примкнул ныне и проф. Гельшнер*(568). Государство, говорит он, призвано устранять и сглаживать противоположение частной воли правовым нормам; эта обязанность не зависит ни от места, где учинено преступное деяние, ни от блага, на которое посягает виновный, а только от воли, из которой оно проистекает. Как скоро преступник находится на нашей территории, мы не можем рассмотреть его неправомерную преступную волю как правомерную; то обстоятельство, что данное преступное лицо является у нас общником нашего правового порядка, создает для нашего государства право преследовать его за учиненное им где бы то ни было преступное деяние*(569). Осуществление этого права будет иметь практические ограничения: во-первых, в различии законодательств отдельных государств и, во-вторых, в возможности для каждого государства применять только свои уголовные законы. Каждое государство по справедливости и, так сказать, по природе правоуполномочено к наказанию всяких преступных деяний, хотя бы учиненных за его пределами, и только по соображениям целесообразности, ввиду неудобств процессуальных, оно может заменить суд выдачей или даже простой высылкой за пределы государства.

83. Настоящий вопрос, и по моему мнению, не может быть разрешен исключительно с точки зрения теорий эгоистических, без присоединения к учению о защите национальных интересов соображений о значении карательной деятельности государств в сфере международных отношений*(570).

Охрана государственных, общественных и частных интересов дает содержание, определяет цель и установляет условия карательной деятельности государства. Осуществляя эту задачу, государство определяет круг запрещенных деяний, требует подчинения всех и каждого своим велениям под угрозой уголовной ответственности за неисполнение и, наконец, действительно применяет уголовное взыскание к нарушителям своих велений. Если бы мы могли представить государство, замкнутое в себе, отделенное от прочих государств китайской стеной, то эта его задача получила бы безусловно национальную окраску: государство охраняло бы только свои интересы, карало бы только своих подданных за неисполнение его велений, имело бы дело только с преступными деяниями, учиненными на его территории.

Но подобного замкнутого государства мы ныне не можем себе и представить: это была бы фикция, лишенная всякой реальной почвы, а потому и не пригодная ни для каких юридических построений. Вспомним, какое количество иностранцев проживает в России, сколько русских находится за границей, а потому прежде всего наше правосудие не может игнорировать ни посягательства, учиненные в наших пределах на иностранцев, проживающих в России, ни посягательства, учиненные ими у нас. С другой стороны, преступные деяния, учиненные в чужих странах, разнообразно, прямо или косвенно, могут вредить и вредят нашим интересам. Подделка наших ассигнаций за границей весьма не безразлична для нас ввиду того, что эти ассигнации перейдут и к нам, что появление их на иностранных денежных рынках причиняет прямой ущерб нашему кредиту; крупное мошенничество, вызвавшее несостоятельность какого-нибудь торгового дома в Гамбурге, может произвести несостоятельность наших торговых фирм; убийство или изувечение за границей лица, семья которого находится в России, может причинить не только нравственное, но и материальное разорение этой семьи и т.д. Наконец, нельзя забывать, что общность культурной жизни, сходство нравственных правил создает возможность для преступных деяний, в особенности для тяжких преступлений, вызывать далеко за пределами их совершения если не материальное, то нравственное потрясение: взрыв адской машины в Бременской гавани, стоивший жизни столь многих жертв, злодейское убийство, учиненное в Париже Тропманом, вызывают в Петербурге не менее удручающее нравственное настроение, как и убийство, учиненное в Тифлисе или Владивостоке.

Эти условия современной международной жизни заставляют каждое государство, включенное по своей культуре в общий союз государств:

1) сознавать себя членом международного общения, стоящим в известных отношениях к другим государствам, а потому, благодаря этому общению, имеющим известные права и несущим известные обязанности по отношению к другим государствам общенародного союза;

2) участвовать, более или мене активно, в разного рода международных предприятиях, направленных к поддержанию и развитию интересов промышленности, торговли, науки и т.д.;

3) наконец, изменять, ввиду своих международных отношений, объем и содержание всей охранительно-карательной деятельности.

Это изменение, имеющее прямое отношение к разбираемому вопросу, проявляется в трояком виде:

интересы иноземного государства и его подданных ставятся при известных условиях наравне с туземными;

туземные интересы получают значение международных, т.е. ставятся, также при известных условиях, под охрану законов других государств;

создаются международные или общечеловеческие интересы, пользующиеся охраной всех отдельных государств.

Сообразно этому расширению области правоохраны:

во-первых, изменяется объем карательной деятельности государства относительно преступных деяний, учиненных на его территории. Государство не только признает наказуемыми все преступные деяния, учиненные иностранцами на его территории, но и все посягательства, направленные на иностранцев, находящихся на его территории; мало того, государство берет под свою защиту даже блага иностранных подданных, в момент посягательства не находившихся в пределах нашей территории, а равно блага или интересы общественные или государственные иноземных держав, как скоро преступные посягательства против них были учинены на нашей территории. В определении Правительствующего Сената по делу Иегера (реш. 92/59), в коем возбуждался вопрос о праве проживающего за границей иностранца возбуждать в установленном порядке в наших судебных местах дела об оскорблении или опозорении в газете, издающейся в России, было высказано, что хотя законы создаются для потребностей страны, но современные условия государственной жизни настолько изменили и расширили само понятие о потребностях страны... что представление об иностранце и его интересах, как о чем-то враждебном или чуждом интересам страны, не находит более выражения в современных законах. Общность интересов промышленных, торговых, умственных по необходимости побудила расширить область государственной охраны и под защиту карательных законов поставить в некоторых случаях наравне с интересами туземцев и интересы иностранцев*(571);

во-вторых, создается уголовно-охранительная деятельность по отношению к преступным посягательствам, учиненным за пределами территории, и притом в двояком направлении. Прежде всего: а) в интересах нашей страны, ради правоохраняемых наших интересов, которым причиняется вред или которые подвергаются опасности в силу подобных внетерриториальных преступных посягательств; таковы посягательства на права и блага наших подданных, проживающих за границей, посягательства на права лиц, в момент посягательства пребывающих в пределах нашей территории, а равно на пользующиеся юридической охраной наши интересы государственные и общественные, насколько, конечно, посягательства двух последних категорий, по свойству самих благ или по условиям преступной деятельности, возможны и вне пределов нашей территории, причем для ответственности за подобные посягательства безразлично, кем они учинены-нашим подданным или иностранцем. Далее, б) в интересах других держав, входящих в международный союз; таковы посягательства на интересы иностранных государств или иностранцев, все равно, учинены ли эти посягательства нашими подданными или иностранцами.

При современных условиях государственной жизни первичной, а потому и нормальной формой охраны является охрана территориальная, преследование преступных деяний, учиненных в пределах государства. Поэтому и посягательства, учиненные за пределами нашего государства, хотя бы и направленные против нашего государства или наших подданных, подлежат уголовному преследованию прежде всего по законам и властью той страны, где преступное деяние было учинено. Таким образом, право государства преследовать деяния, учиненные вне пределов его территории, является правом субсидиарным или, в исключительных случаях, альтернативным по отношению к законам места учинения.

Осуществление такого субсидиарного карательного права предполагает два условия:

С одной стороны, необходимо, чтобы преступник находился в таком положении, чтобы к нему могла быть применена наша карательная власть, то есть чтобы преступник во время суда и применения к нему наказания находился на нашей территории.

С другой стороны, также необходимо, чтобы государство, имеющее преимущественное право на суд и наказание, т.е. государство места учинения преступного деяния: а) или не могло осуществить своего карательного права, потому что преступник тотчас по совершении преступного деяния бежал на нашу территорию; б) или не хотело осуществить этого права, не возбуждая преследования, хотя виновный оставался на его территории после учинения преступного деяния и только впоследствии уже явился на нашу территорию; в) или, наконец, проявленная тем государством охранительная деятельность представляется, с точки зрения наших интересов, недостаточной, когда, например, тяжкое посягательство на наш государственный строй, на нашу государственную организацию облагается, по законам места учинения этих деяний, слишком маловажными взысканиями.

Как можно видеть из предшествующего изложения, государство может пользоваться своим субсидиарным правом или ради собственных интересов, оставшихся без надлежащей охраны, или в интересах сохранения дружественных отношений с той державой, где было учинено преступное деяние и откуда преступник убежал к нам, или же, наконец, ради общих интересов справедливости, требующих, чтобы тяжкие преступные посягательства, в особенности посягательства на права личности, не остались без наказания, т.е. требующих применения субсидиарного права по основаниям этическим.

Далее, государство может или воспользоваться этим своим правом, или ограничиться той охраной, которую дают законы места учинения. В последнем случае государство может оставить вовсе без преследования прибывшего к нему преступника и выдать его для суда и наказания тому государству, в коем преступное деяние было учинено. В этом отношении выдача является, несомненно, суррогатом права суда.

Это субсидиарное карательное право для своего практического осуществления должно покоиться на реальном основании, т.е. на прямо и положительно выраженном велении надлежащей авторитетной воли. Как было указано выше, выражением этой воли при современном государственном строе является закон. Следовательно, и охрана интересов, вызываемая международными отношениями государства, должна также найти свое прямое выражение в законах уголовных.

Относительно преступных деяний, учиняемых в пределах территории иностранцами или против иностранцев, это выполняется двояким путем. Или государство дает такое определение известным преступным деяниям, что они прямо по составу своему объемлют все случаи этого рода; так, например, постановления об убийстве, телесных повреждениях, краже и т.п. во всех кодексах конструированы так, что под действие соответственных статей подойдет и убийство иностранца или кража, учиненная иностранцем. Или же, если государство считает невозможным признать вполне тождественными, по условиям наказуемости, посягательства на однородные интересы туземные и иностранные, оно дает относительно подобных случаев особые постановления, как, например, в ст.134 нашего Уголовного уложения.

Относительно же посягательств, учиненных за пределами территории, первый из указанных выше приемов ни в каком случае, конечно, применяем быть не может, т.е. ни в каком случае постановления нашего Уголовного уложения сами по себе, без особого указания на то законодательной власти, на деяния этого рода распространяемы быть не могут. Для нашего действующего права это вытекает из ст.4 и след.

Таким образом, распространение действия нашего уголовного закона на преступные деяния, учиненные за пределами государства, совершается: 1) путем трактатов, заключаемых двумя или более государствами; таковы, например, трактаты об охране международных подводных телеграфов, о мерах предупреждения заразительных болезней, о перевозке взрывчатых веществ и т.д., или же 2) путем специальных постановлений по сему предмету, вносимых в уголовные законы, постановлений, определяющих объем и условия применения субсидиарного карательного права; таковы в действующем Уложении ст.9-12.

И в том и в другом случае вытекающее из его международных отношений право государства наказывать за преступные деяния, учиненные за пределами государства, покоится на его собственной воле, выраженной в его уголовном законе или в утвержденном им трактате. Поэтому, как справедливо замечает Биндинг, государство может осуществлять свое карательное право только тогда, когда преступник находится в его власти, и в определении ответственности его судебные органы могут руководствоваться только отечественными законами, так как только по отношению к ним они являются управомоченными органами; применение иноземных законов, хотя бы в силу фикции представительства, не только практически невозможно, но и теоретически не имеет за собой никаких юридических оснований.

При такой постановке вопроса не может быть и речи о нарушении судом и наказанием преступников, учинивших преступные деяния за границей, суверенитета других государств. Каждое государство имеет полное и неоспоримое право карать все преступные деяния, учиненные на его территории, и никакое другое государство не может вмешиваться в эту его карательную деятельность; но вопрос совершенно изменяется, когда преступник бежал в другое государство; государство, в коем учинено преступное деяние, может обратиться с требованием о выдаче бежавшего, но оно отнюдь не может вмешиваться в юридические отношения, возникающие между преступником и государством, в котором он нашел убежище. Нарушением суверенитета было бы отрицание права государства наказать бежавшего в его пределы преступника, а не признание такового права. Установление в уголовных законах правил об ответственности за преступные деяния, учиненные за границей, заключает в себе, в сущности, определение объема и условий наказуемости деяния в пределах территории.

Точно так же упрек в том, что признанием за государством права наказывать преступные деяния, учиненные за пределами государства, создается неразрешимая коллизия уголовных законов, местного и иностранного, всего менее относится к изложенной выше универсальной теории. Как скоро мы будем рассматривать это право не как простое проявление карательной власти государства, связующей подданных государства, где бы они ни находились, или охраняющей национальные интересы, где бы на них ни посягали, а будем рассматривать это право только как субсидиарное, создающееся в силу международного общения государств, то коллизия становится не реальной, а мнимой. Мы будем применять субсидиарное карательное право только в том случае, когда местные законы не действуют или не могут действовать*(572).

Наконец, специально против применения нашего уголовного закона к иностранцам, учинившим преступное деяние за границей, делают то возражение, что таким образом мы применяем к действиям человека - преступника такой закон, который он не мог и не должен был знать и которому, следовательно, он не был обязан подчиняться. Но это возражение прежде всего одинаково относится ко всем теориям, допускающим наказуемость преступных деяний, учиненных за границей. Иностранец, за границей посягающий на охраняемые нашими законами блага, так же мало имеет возможности и обязанности ознакомиться с нашими законами, как и посягающий на блага иноземного государства; да можем ли мы требовать такого знакомства и от русского подданного, долгие годы пребывающего в Париже или, еще более, родившегося и воспитанного за границей, может быть, даже не понимающего по-русски? Далее, идя последовательно, мы должны на подобном основании допустить такую ненаказуемость и для иностранца, учинившего преступное деяние тотчас по прибытии в Россию; очевидно, что и он в два или три дня не мог ознакомиться с чуждыми законами, на чуждом ему языке. Но все это возражение становится не только непрактичным, но и неверным, как скоро мы обратимся к учению о знании запрещенности деяния как условия вменяемости. Таким условием является знание о преступности, а не о наказуемости деяния и ее размерах, знание о бытии запретительной нормы, а не знание уголовного закона, в котором эта норма воплотилась. Может ли иностранец, учинивший в Париже поджог, убийство, кражу и т.д. и бежавший в Россию, в случае привлечения его к ответственности ссылаться, в свое оправдание, что он не знал, что такие деяния считаются в России преступными? Не будет ли подобная система оправдания слишком наивной? Данное возражение может иметь значение при определении объема деяний, за которые могут быть привлекаемы к ответственности иностранцы, но не для решения вопроса в принципе.

84. Обращаясь к рассмотрению постановлений отдельных законодательств по данному вопросу, мы встретим между ними также весьма существенные различия, причем большинство весьма ограниченно допускают уголовное преследование преступных деяний, учиненных за пределами страны. Так, Кодекс французский только после Закона 27 июня 1866 г. установил ответственность французов за преступления или проступки, учиненные за границей, а иностранцев наказывает только за весьма немногие преступления, направленные против Франции, и лишь по некоторым специальным законам - за нарушения*(573). Столь же ограниченными представляются постановления Бельгийского уложения и Закона 17 апреля 1878 г., допускающего, впрочем, преследование иностранца за преступление, учиненное им за границей, но в соучастии с бельгийцем, а Кодекс германский, даже после Новеллы 1876 г., сохранил в §4 как бы руководящее положение, что "за преступления и проступки, учиненные за границей, по общему правилу не возбуждается уголовное преследование", а затем устанавливает ответственность германских подданных - а) безусловно за мятеж и измену (Hoch und Landesverrath), подделку денежных знаков, преступления или проступки по службе дипломатической за границей и за некоторые специальные нарушения*(574), а затем б) условно за все прочие преступления и проступки, а именно: если они воспрещены по законам места учинения и учинивший не был за них привлечен к ответственности. Иностранец же может отвечать только в случаях, указанных выше для немецких подданных под литерой "а"; и, сверх того, в других случаях, если виновный по учинении деяния сделался германским подданным. Далее пошла в смысле принятия космополитического принципа Германия в Законе о взрывчатых веществах 1884 г. Весьма близко по своим началам к Германскому уложению стоит Голландский кодекс, допускающий ответственность иностранцев только за учиненные ими за пределами Голландии посягательства на ее государственные интересы, с прибавлением еще случаев морского разбоя. Гораздо далее, приближаясь к космополитической теории, идет Австрийское уложение, а из новых - Венгерский кодекс, определяя ответственность не только туземцев, но и иностранцев запреступления и проступки, учиненные за границей, как скоро эти деяния воспрещены по законам места учинения и виновные не были за них судимы и наказаны и не могут подлежать выдаче; преследование возбуждается только по предложению министра юстиции. Такую же систему проводит Итальянскоеуложение, ставя объем и условия преследования деяний, учиненных за границей, в зависимость от размеров установленного за эти деяния по Итальянскому уложению наказания, а равно и Норвежский проект*(575). Напротив того, крайним представителем теории территориальной и поныне является Англия, допускающая ответственность только за убийство, а равно и Североамериканские Штаты.

Наш Свод законов ставил общее положение, что "российские подданные, в других государствах пребывающие, в случае уголовных преступлений судятся и наказываются по законам той страны, где ими учинено преступление" (ст.189 по изд. 1842 г.), а затем для русских подданных, бежавших после совершения преступления в Россию или нам выданных, Свод допускал широкую ответственность, а именно за все преступления так же, как если бы они были совершены в пределах России.

Уложение о наказаниях 1845 г. развило и систематизировало эти положения, и его постановления могут быть изображены в виде следующей схемы.

┌───────────────────────────────────────────────────────────────────────┐

│ Преступные деяния,, учиненные за пределами России: │

├────────────────────┬─────────────────────────┬────────────────────────┤

│ │1) против прав державной│ │

│ │власти России; │ │

├────────────────────┼─────────────────────────┼────────────────────────┤

│русским подданным │2) против целостности,│наказуемы (ст.173) │

│ │безопасности и благосос-│ │

│ │тояния России; │ │

│ │3) против прав российских│ │

│ │подданных, │ │

│ │1) против верховной влас-│ │

│ │ти того государства, в│ │

│ │котором он находился; │ │

│ │2) против прав подданных│наказуемы (ст.174) │

│ │того государства или ино-│ │

│ │го иностранного государс-│ │

│ │тва, │ │

│ │1) против прав державной│ │

│ │власти России; │ │

│иностранцем │2) против прав российских│наказуемы (ст.172) │

│ │подданных, │ │

│ │против иностранного госу-│не наказуемы, за исклю-│

│ │дарства или иностранцев │чением тех деяний, о ко-│

│ │ │торых заключены с иност-│

│ │ │ранными государствами│

│ │ │международные договоры│

│ │ │(ст.172, примеч.)*(576) │

└────────────────────┴─────────────────────────┴────────────────────────┘

Объем ответственности по Уложению 1845 г. за деяния, учиненные за границей, представлялся весьма неопределенным. Ответственность допускалась только за преступления в смысле Уложения 1845 г., т.е. за посягательства на права, но не за посягательства на постановления, ограждающие права, т.е. не за полицейские нарушения; отступление допущено только по Закону 1893 г. Далее, из посягательств на права отдельных граждан почитались ненаказуемыми посягательства на права иностранцев, совершенные иностранцами, поскольку (по Закону 1893 г.) не содержалось иных постановлений в трактатах.

При государственных преступлениях самый широкий объем установлен относительно наказуемости посягательств русских подданных на интересы Российского государства, так как в этом случае они наказывались за посягательство не только на государственный строй, но и на целостность, безопасность и благосостояние России; следовательно, благодаря неопределенности редакции, под эти постановления могли быть подводимы и посягательства на порядок управления и даже на права и доходы казны. Во всех прочих случаях были наказуемы только посягательства на державные права государства, т.е. посягательства на ниспровержение существующего в данной стране государственного порядка. При этом закон наш наказывал подобные попытки независимо от формы правления, против которой они направлялись.

В общем, Уложение 1845 г. в своих постановлениях всего ближе подходило к теории реальной, но Закон 1899 г. внес значительную примесь теории космополитической.

По действующему Уголовному уложению схема ответственности представляется несколько в ином виде:

│ Преступные деяния, учиненные за пределами России: │

├────────────────────┬────────────────────────────┬─────────────────────┤

│ │тяжкое преступление или пре-│наказуемы │

│ │ступление │ │

├────────────────────┼────────────────────────────┼─────────────────────┤

│русским подданным │проступок,, если есть особые│наказуем │

│ │о том договоры │ │

│ │тяжкое преступление │наказуемо │

│ │преступление, коим виновный│наказуемо │

│ │посягал на право российского│ │

│ │подданного или на имущество│ │