III. Ограничение и лишение свободы 1 страница

 

237. Центром современной карательной системы является лишение свободы. Оно заняло то место, которое в древнейшем периоде принадлежало денежным взысканиям, а позднее - смертной казни и телесным наказаниям.

В полном своем объеме лишение свободы означает уничтожение всякой возможности располагать собою и своими действиями, в частности, возможности двигаться. Такой вид лишения свободы, в виде прикования к стене или помещения в каменные мешки и т.п., мы встречаем в древнем и средневековом праве, но ныне подобные карательные меры исчезли из кодексов, сохраняясь разве только в виде дисциплинарных тюремных взысканий, как, например, прикование на цепь, связывание. Поэтому ныне и доктрина, и законодательства понимают под лишением свободы только ограничение, более или менее значительное, свободы распоряжаться собою, но не полное ее отнятие.

Сообразно с объемом этих ограничений теория и разделяет лишение свободы на виды, которые, по моему мнению, могут быть сведены к трем: 1) надзор, 2) удаление и 3) заключение. При этом такие виды применяются или отдельно, или совместно, служа основанием целой группы смешанных форм наказания.

Надзор*(2060). Отдача под надзор полицейских органов или других учреждений заключается не в одном только усиленном наблюдении за жизнью и деятельностью поднадзорного, но сопровождается для него и рядом других, более или менее существенных, ограничений, например, выбора места жительства, права переезда и т.д., а потому и составляет не одну только предупредительную меру, но и действительное наказание, хотя и назначаемое преимущественно в виде дополнительной меры.

Необходимость таких дополнительных мер оправдывается соображениями двоякого рода. Во-первых, интересами самого преступника, находящегося по выходе из тюрьмы весьма часто в крайне затруднительном положении, а потому нуждающегося в материальной поддержке; во-вторых, интересами общественного спокойствия и безопасности, основанными на том, что современное устройство тюрем не дает вполне достаточной гарантии общественной безопасности по отношению к лицам, освобожденным из заключения, и, естественно, вызывает необходимость особенно тщательного надзора за этим классом со стороны полицейских властей.

В силу этой разнородности и даже, отчасти, противоположности задач, правильная организация надзора и представляла всегда весьма значительные затруднения для законодателей, как это особенно можно видеть из поучительной истории этого института во Франции*(2061). Возникнув в эпоху Великой революции, по Декрету XIII года, надзор пережил там много изменений. По Кодексу 1810 г. всякий отбывший наказание лишением свободы, начиная от rйclusion, по требованию правительства или заинтересованного третьего лица (по Закону 1812 г.), а прежде и по собственному почину, мог представить залог хорошего поведения, сумма которого определялась судом при постановлении приговора, и тем избежать надзора. Лицо, не внесшее залога, отдавалось под надзор полиции, которая могла ему воспретить жительство в определенной местности или указать местожительство; в последнем случае полиция получала безграничное право посещать арестанта и делать у него обыски. Нарушение запрета влекло за собою заключение в порядке административном на все время надзора. Закон 1832 г. отменил эти постановления, сохранив только ограничение выбора места жительства, а Декрет 1851 г. возобновил систему code pйnal, но без права заменять надзор залогом и с допущением, в случае нарушения правил надзора, депортации в административном порядке. Республика Законом 1870 г. отменила действие Декрета 1851 г., а Законами 23 января 1874 г. и 15 августа 1875 г. создала новую, довольно сложную систему надзора, устранившую, между прочим, пожизненность надзора, но оказавшуюся также недолговечной. Закон 27 мая 1885 г. отменил отдачу под надзор полиции и заменил ее (ст.19) запрещением осужденному пребывать (de paraоtre) в местах, в коих cиe будет ему воспрещено правительством до его освобождения*(2062), причем это воспрещение (linterdiction de sejour), так же как и надзор, почитается наказанием и не может превышать 20 лет. Нарушение этого предписания влечет за собою тюремное заключение не свыше 5 лет*(2063).

Англия ввела Биллями 1869 и 1871 гг. правила о надзоре как дополнительном наказании, сходные с французской системой, требуя от всех отбывших наказаниe за корыстные преступления или освобожденных условно заявки полиции о месте жительства и его переменах и даже предоставляя полиции право задерживать поднадзорное лицо по первому подозрению, а для рецидивистов установив специальные наказания за некоторые проявления дурного поведения, как, например, за снискание себе пропитания бесчестным способом, за сокрытие перед судом имени и места жительства и т.д. Рядом с этим Англия сохранила и древненемецкую систему ручательства в хорошем поведении (recognizances)*(2064), на основании коей суд, приговаривая кого-либо к наказанию, может вместе с тем взять с него залог или потребовать поручительства в том, что он не будет нарушать общественного мира, под угрозою потери залога.

По Германскому уложению в определенных в законе случаях суд, постановляя приговор, может предоставить право высшей местной полицейской власти учредить за виновным после отбытия наказания особый надзор. Этот надзор может быть учрежден полицией только по соглашению с управлением тюрьмы и на срок не долее 5 лет со дня освобождения. Надзор выражается в том, что поднадзорному запрещается жить в известных местах и обыски у него делаются без всяких ограничений; поднадзорные подлежат некоторым ограничениям в занятии известными промыслами; иностранцы же в этих случаях могут быть высылаемы за границу. Кроме того, приговаривая к аресту за некоторые маловажные проступки, как, например, за нищенство, бродяжество, проституцию (§ 361, N 3-8), суд может предоставить полицейской власти право по окончании срока наказания поместить виновных в работные дома или употребить их на общественные работы на срок не свыше 2 лет*(2065).

Трудность правильного устройства надзора не служит еще достаточным основанием к полному исключению его из числа карательных мер, в особенности в тех государствах, в которых, как у нас в Poccии, реформа тюрем находится в зародыше, а патроната почти не существует.

Как указано выше, необходимость особого полицейского надзора объясняют двоякого рода интересами: общества и преступника. С одной стороны, общество не может не опасаться человека, просидевшего более или менее долгий срок в тюрьме и даже, может быть, побывавшего в ней неоднократно, а потому и не может обойтись без особого за ним надзора. С другой стороны, и преступник, вышедший из тюрьмы, нуждается также в особой о нем заботливости: онотвык руководить собою благодаря условиям тюремной жизни, он чужой для той среды, в которой ему приходится начинать новую жизнь; весьма нередко тщетно ищет он работы, поддержки, сочувствия; его стремления бросить преступную дорогу замирают, и в эту-то трудную минуту должна явиться к нему на помощь государственная власть в лице надзирающих за ним ее органов.

Обе указанные цели одинаково важны, но они едва ли совместимы в одном каком-либо учреждении; они требуют слишком разнородных условий для своего осуществления. Мало того, вторая задача и не по силам государственной полиции, она стоит вне круга ее деятельности: забота об участи освобожденных, как это мы видим в западноевропейских государствах, должна быть делом особых обществ, частной благотворительности. В этом отношении государство должно заботиться только о том, чтобы учрежденный им надзор не противодействовал деятельности таких обществ.

Но как средство общественной охраны, заключающее в себе весьма существенное ограничение прав личности, надзор является, несомненно, мерой карательной, дополняющей лишение свободы в тесном смысле или как бы служащей ее непосредственным продолжением; поэтому надзор может быть назначаем только в случаях, прямо указанных в законе, по постановлению суда, а не по усмотрению администрации. Назначение надзора должно составлять часть приговора, причем в приговоре, соответственно с законом, должен быть установлен и высший его срок.

Вместе с тем, так как цель надзора оградить общество от тех преступников, которые по выходе из тюрьмы могут представить для него действительную опасность, то нельзя не признать вполне целесообразной систему Германского кодекса, на основании коей суд только предоставляет администрации право установить надзор, а действительное применение этой меры ставится в зависимость от усмотрения местной администрации, которая, по совещанию с управлением тюрьмы, может вернее решить вопрос о необходимости надзора по отношению к данному преступнику.

По содержанию своему надзор прежде всего предполагает ограничение в выборе места жительства, и притом в двояком отношении. Во-первых, в виде воспрещения жить в известных местностях, например, в центрах промышленной или торговой жизни, где скопление массы порочных или преступных лиц действительно может угрожать общественной безопасности; или же в местностях, имеющих особенное значение для данного преступника, например, в месте учинения преступления, где можно опасаться вражды и даже ненависти населения к преступнику, или, наоборот, мести преступника - свидетелям, потерпевшему. Нужно только иметь в виду, чтобы излишний объем запретных для жительства пунктов не затруднил для поднадзорного добывание средств существования, а с другой стороны, нельзя также не иметь в виду, что в маленьких местечках, и особенно в деревнях, поднадзорный с трудом найдет средства существования и что действительный надзор за такими лицами органов полиции может быть легче организован именно в больших городах, а потому удаление поднадзорных из всех населенных пунктов может быть вредно для общественного спокойствия. Во-вторых, прямое определение правительством места жительства; но подобное ограничение может быть допускаемо с значительной осторожностью. Не надо забывать, что оно может сделать надзор крайне тягостным, превышающим главное наказание лишением свободы, как скоро, например, назначенное место жительства окажется вредным для здоровья, лишает возможности заработка и т.д. Вместе с тем скопление в одной какой-либо местности поднадзорных может оказаться вредным и для общественной безопасности. Поэтому такую меру можно допустить или для особенно опасных преступников, или для тех, кои по выходе из тюрьмы не изберут для себя места жительства.

Другим также неизбежным условием надзора является ограничение права перемены жительства, в особенности в первое время, так как постоянное передвижение поднадзорных из одного места в другое может создать опасную форму бродяжества, хотя, конечно, с другой стороны, и безусловное прикрепление к первоначально выбранному месту может создать огромные невыгоды для поднадзорного, как скоро его выбор окажется неудачным. Удачное разрешение этих затруднений, по моему мнению, давал французский Закон 1874 г., послуживший образцом и для нашего нового Уложения; по этому закону свобода передвижения наступала только после 6 месяцев пребывания в избранном месте жительства, а до того времени переселение могло быть допущено только с разрешения полиции по обстоятельно мотивированному ходатайству подсудимого. В связи с этим условием стоит и обязанность поднадзорного заявлять каждый раз о предполагаемой перемене жительства полиции с указанием и той местности, куда поднадзорный пожелает переселиться. Без такой обязательной заявки полиция будет лишена возможности иметь надлежащее наблюдение за лицами этой группы.

Более спорными представляются другие ограничения поднадзорных, встречающиеся в отдельных законоположениях, как, например, обязательная явка в определенные сроки поднадзорного в полицию, возможно частые посещения агентами полиции поднадзорных в местах их жительства, расширение права обысков и выемок у поднадзорных. Там, где полиция не придает действительного значения этим своим правам и мало пользуется ими, подобные ограничения получают характер ненужных формальностей; но как скоро полиция ревностно исполняет свои обязанности, эти ограничения становятся гибельными для поднадзорных. Они постоянно напоминают прошлое не только преступнику, но и окружающему его обществу, возбуждая недоверие и презрение к бывшему преступнику, а иногда даже вредят поднадзорному материально. Кто возьмет к себе поднадзорного жильцом, слугой, рабочим, если он знает, что тот обязательно еженедельно сообщает полиции подробный отчет о своем образе жизни, о времяпрепровождении, если он знает, что во всякий момент к нему на дом, на фабрику могут пожаловать незваные гости и учинить осмотр или обыск? А в результате, благодаря этим условиям надзора получится неутешительный, как бы заколдованный круг: преступление вызывает надзор, надзор - невозможность заработка, а отсутствие заработка - преступление.

238. Высылка*(2066). Удаление как ограничение свободы по природе своей представляет две формы: удаление откуда-либо, высылка с предоставлением высланному выбора места для жительства по его усмотрению, и удаление куда-либо - ссылка, т.е. определение государством места жительства высылаемому в известном местечке, городе или в пространстве какого-либо округа, губернии.

Высылка, в свою очередь, по объему распадается на два вида: на высылку за пределы государства и в пределах его.

Высылка за пределы государства была известна и древнему миру. Она широко применялась к римским гражданам в эпоху процветания Римской республики в виде добровольного удаления осужденного из отечества. В новое время она была особенно распространена, например, в Германии до конца тридцатилетней войны, соблазняя правительство своею кажущейся дешевизной. Позднее, в эпоху господства доктрины договорного возникновения государств, она встречала много защитников и между теоретиками. Но увлечение ею продолжалось недолго. Взаимное снабжение преступниками до такой степени противоречит самым примитивным понятиям о правильных международных отношениях, о солидарной охране правовых интересов, что едва ли нужно и объяснять причины почти полного исчезновения этого наказания из современных кодексов.

Теперь изгнание сохраняется только для иностранцев и в весьма редких случаях - для собственных подданных.

Так, высылку последних как самостоятельное наказание сохранил Французский кодекс в виде bannissement, т.е. изгнания за пределы Франции. Изгнание это срочно, от 5 до 10 лет, и назначается (после Закона 13 мая 1863 г.) за маловажные проступки политические. Само осуществление этого наказания зависит от согласия правительства того государства, в которое высылают; в противном случае изгнание заменяется заключением в крепость.

Многие из французских писателей, как F. Helie (I, N 56), возражают против изгнания на основании его неравенства для отдельных подсудимых и трудности осуществления; но мне кажется, что при ограниченном употреблении его для маловажных политических преступлений, имеющих в особенности национальный характер, срочное изгнание представляется несравненно целесообразнее тюрьмы, тем более что в таких случаях нет основания ожидать отказа в принятии высланного от соседних государств *(2067).

Шире применяется изгнание к иностранцам. Современные международные отношения, как замечает Haus (N 711), обязывают принимать на свою территорию иностранцев, оказывать им покровительство; но эта обязанность исчезает, как скоро пребывание данного иностранца в стране грозит ее внутренней безопасности и спокойствию или как скоро деятельность его получает преступный характер. В последнем случае виновные или подвергаются ответственности по законам местопребывания, или же правительство удаляет их из государства. Таким образом, изгнание иностранцев практикуется или как самостоятельное наказание, или как элемент полицейского надзора. В действительной жизни оно еще чаще применяется как простая административная мера, но в этом отношении против него можно сделать те же возражения, как и против административной ссылки.

Второй вид данного типа представляет высылка из определенных пунктов внутри государства или воспрещение жительствовать и приезжать в столицы или некоторые другие города и местечки. Так, по французскому праву при нанесении обиды действием чиновнику (§ 229) назначается, как дополнительное наказание, запрещение на срок от 5 до 10 лет жить в округе, где служит обиженный. По германскому праву высылка применяется в виде дополнительного наказания по специальному Закону о социалистах (21 октября 1878 г.). По § 22 этого закона суд относительно лиц, занимающихся социалистическою пропагандою, может предоставить местной полиции право воспретить виновным пребывание в известных округах и местечках.

239. Ссылка. Ссылка в определенное место для пребывания в нем в современных законодательствах является также с разными оттенками: во-первых, по объему того пространства, из которого воспрещается выезд: губерния, уезд, город; во-вторых, по тому, назначается ли ссылка самостоятельно или же ей предшествует более или менее продолжительное лишение свободы; в-третьих, по характеру места, в которое ссылают: в места населенные или ненаселенные, причем в последнем случае задачею ссылки становится не только удаление преступника, но и снабжение заселяемой местности рабочими руками, ее колонизация, разработка ее естественных богатств в интересах метрополии и т.д. При теоретической оценке этого наказания заслуживает особенного внимания последнее деление.

Ссылка неколонизационная. Я говорил уже о значении этого рода ссылки, излагая систему наказаний нашего права: она представляется одинаково несостоятельною и по отношению к наказываемому, и по отношению к обществу*(2068).

Репрессивный элемент такой ссылки состоит из двух частей: во-первых, из порвания навсегда всех прежних связей, привычек и т.д. наказываемого, и во-вторых, из невыгодных для него условий новой обстановки. Но первый элемент имеет чисто индивидуальный характер, он теряет всякое значение, если преступник не имеет никаких связей, если его привычки и образ жизни, например шулерство, карманное воровство, таковы, что он может не покидать их с одинаковым успехом и в Туле, и в Перми. Второй же элемент представляется крайне неравномерным: житель Ярославля или Твери, сосланный в Колу или Мезень, конечно почувствует тяжесть наказания; но обыватель Повенца или Пудожа, оказавшийся на жительстве в Самаре, может только благодарить судьбу.

А кроме того, нельзя же не иметь в виду интересов местностей, в которые ссылают, в особенности там, где, как у нас, это наказание употребляется именно за преступления против собственности, совершенные лицами привилегированными. Едва ли выгодно для Архангельска или Петрозаводска служить стоком для привилегированных мошенников или воров обеих столиц.

Таким образом, невыгода этого наказания очевидна. Если и можно сохранить его в законе, то разве только в виде исключения, назначая за маловажные нарушения с политическим оттенком, да и то предполагая ссылку на короткие сроки.

240. Ссылка колонизационная. Иное значение имеет этот тип ссылки. Хотя из больших западноевропейских государств ныне такая ссылка практикуется только во Франции и в небольшом объеме в Испании и Португалии, да и прежде она встречалась весьма не во многих кодексах, но ввиду той роли, которую играет эта ссылка у нас, ввиду теоретических споров, ею возбужденных за последнее время, я считаю необходимым остановиться на ней несколько подробнее)*(2069).

Ссылка в Риме. В древнем мире в более организованной форме мы встречаем ссылку в Рим, где она появляется в любопытную эпоху римской истории, в период цвета, силы и могущества мирового государства, когда властители вселенной, граждане державного Рима, правда небольшим числом, резко противопоставили себя всему остальному миру. Это противоположение проникало во все сферы права и всего полнее отразилось на их карательной системе, редко отличавшей наказания для honestiores и humiliores*(Более почтенных и более презренных (лат.).") - рабов, иностранцев. Юридическая чернь расплачивалась за все своим телом: для них розги и палки; для них вонючая тюрьма и тяжелые работы в рудниках, на постройках; для них, наконец, все виды смертной казни. Но что же делать с преступными гражданами? Древняя сакрально-родовая система, с ее элементами возмездия, с ее мистическими обрядами, правда, еще держалась в законе, но уже давно вымирала в жизни; телесное наказание во всех его видах по законам Порция не могло быть применимо к гражданам, и оставались одни только денежные взыскания да смертная казнь. И вот, как реакция против последней, является изгнание, ссылка. Она прежде всего встречается в виде добровольного удаления из Рима того гражданина, которому угрожала смертная казнь. Первый пример такого удаления, как замечает Гольцендорф, дал Кориолан; но уже к эпохе Суллы удаление из Рима, inlerdictio tecti, aquae et ignis, являлось обыкновенной формой замены смертной казни. Это изгнание, говорит Цицерон, не было наказанием, а убежищем от наказания, к которому прибегали из страха тюрьмы, смерти и позора. Тем не менее изгнанный терял права римского гражданина; никто из граждан не должен был иметь с ним общения; он был отлучен от крова и пищи (aquae et ignis interdictio) и подлежал capitis diminutio media*(Частичному "умалению личности" (лат.).")*(2070), а иногда конфисковалось и его имущество*(2071). Но, чтобы понять действительное значение римского изгнания, нам нужно оживить перед собой условия жизни Древнего Рима, весь тот круг идей, убеждений, привычек, среди которых вырастал и жил римлянин. "Деятельность политическая, - говорит Спасович, - стояла в Древнем Риме неизмеримо выше всякой иной и составляла для каждого гражданина все счастье, все благо, все достоинство и назначение его жизни, так что пребывание вне государства, хотя бы и не сопровождаемое никакими физическими страданиями, лишениями и неудобствами, было, однако, столь тяжелым злом, что большего и не требовалось".

С падением Республики постановка вопроса об изгнании должна была измениться: "Звание гражданина потеряло свою цену, жизнь опошлела, единственным источником наслаждений стал быт частный, чувственные удовольствия и изысканная роскошь. Для многих удаление из Рима могло казаться скорее благодеянием, нежели наказанием: удаляемое лицо делалось безопаснее, за глаза о нем могли и забыть". В эпоху Империи нельзя было более говорить о тождестве удаления и смертной казни; но сама идея, заключающаяся в этом виде наказания, не вымерла; она послужила основой двух наказаний императорского Рима: высылки - relegatio и ссылки - deportatio, назначавшихся также для знати, но выдвигавших на первый план не тяжесть удаления из мирового центра, а трудности новой жизни.

Первые следы релегации, как принудительного поселения в известном месте, мы находим еще в эпоху Республики*(2072); но полное свое развитие она получила в императорском Риме, и притом в двоякой форме. Прежде всего, она явилась в виде политической меры, как средство борьбы с разнообразными врагами всемогущего цезаризма. В этом своем виде она отличалась полной неопределенностью: она назначалась императорами, и от них же вполне зависел и ее объем; она могла продолжаться несколько месяцев или делаться пожизненною. Особенно же варьировался выбор места жительства, начиная от цветущих колоний Рима и кончая бесплодными и безлюдными скалистыми островами Средиземного моря или архипелага, отсылка на которые была равносильна осуждению на смерть. Вскоре релегация является и в качестве судебного наказания, и притом при вновь появившихся в законе преступлениях (crimina extraordinaria), не представлявших особенной важности. Поэтому она не сопровождалась ни потерей прав гражданства, ни лишением имущества; наказанный только стеснялся в праве передвижения. При этом различали три ее вида: 1) воспрещение жить в Риме или вообще в определенном, более или менее значительном от него расстоянии; 2) поселение в каком-либо месте на континенте Европы и 3) ссылку на острова. В первых двух случаях релегация могла быть и срочною *(2073).

Одновременно с релегацией и в связи с прежним interdictio aquae et ignis выработалась и наиболее тяжкая форма римской судебной ссылки - депортация*(2074), занявшая место между смертной казнью и релегацией. Депортация состояла из трех элементов. Ей предшествовал позорный обряд вывезения или вынесения из города, от которого она и получила свое имя. Затем она всегда влекла потерю прав римского гражданина, так что ссыльный лишался patria potestas, супруге и детям запрещалось следовать за осужденным. В сфере имущественных прав депортированный был не только граждански умершим, но его имение по большей части конфисковывалось, так что только в виде изъятия часть имущества сохранялась его детям, иногда патрону, а еще реже, и то в незначительном количестве, самому наказанному. Сама правоспособность его существенно ограничивалась, так как он не мог ничего приобретать ex jure civile. Наконец, депортированный навсегда поселялся на каком-нибудь острове или в отдаленной провинции, причем выбор места, зависевший от императора, играл немалую роль при определении силы наказания, так как депортация на какой-нибудь необитаемый остров в сущности была смертной казнью*(2075). Бывали, впрочем, примеры при Калигуле и Нероне, что и при ссылке в места не столь страшные императоры в действительности обращали это наказание в смертную казнь, посылая пиратов перебить ссыльных.

Со времени христианских императоров, особенно после Константина, депортация, не изменяясь по существу*(2076), отодвинулась на второй план: для кровавой расправы отживающей империи и депортация была слишком мягким средством.

Римская ссылка вовсе не интересовалась судьбою ссыльного на месте его жительства; для нее было безразлично, занимался ли наказанный на месте ссылки какими-нибудь работами или оставался праздным; как наказание для привилегированных, она никогда не соединялась с обязательными работами. Только во время Константина мы встречаем пример осуждения в ссылку с работами на мукомольных мельницах, damnatio in pistrinum urbis Romae. Также мало занималось государство и вопросом о колонизации путем ссыльных, опять-таки не потому, чтобы Рим не придавал важного значения колониальной политике, не потому, чтобы он был не способен к колонизации, - этому противоречат примеры Сиракуз, Марселя, Тарента, - а потому, что он не додумался до истинного значении карательной ссылки. Все ее формы в Риме были обставлены условиями, противодействовавшими всяким колонизационным стремлениям. Такова система правопоражения ссыльных, запрещение семье следовать за ним в ссылку, страшная разбросанность самих мест ссылки и т.д. Римская ссылка, как говорит Гольцендорф, явилась своеобразным плодом римской культуры: она вымерла вместе с Римом, не оставив никакого наследия новому миру. Эта страшная масса ссыльных*(2077), разбросанных по островам архипелага и Средиземного моря, не оставила по себе никакого воспоминания, не привила к местам высылки высокой культуры, господствовавшей в метрополии.

Ссылка в Англии. С иным культурно-историческим значением является ссылка в Англии*(2078), по крайней мере во втором ее периоде. Англия, как и все европейские государства, в древнейший период знала как наказание изгнание из отечества. Magna charta, исчисляя права свободных англичан, специально упоминает и о том, что никто не может быть изгнан из отечества иначе как по суду.

Но действительное значение в ряду других наказаний получает принудительная ссылка гораздо позднее, а именно с начала ссылки в Америку *(2079). Древнейшие постановления об этой ссылке относятся к эпохе Елизаветы: так, Статутом 1597 г. дано право четвертным мировым съездам ссылать бродяг, нищих, вообще опасных негодяев в те заморские владения государства, которые будут указаны тайным советом; но мы не знаем, впрочем, осуществились ли эти постановления или нет. С несомненными и весьма оригинальными примерами ссылки мы встречаемся при Иакове I. Из штата Виргиния вследствие отсутствия женщин бежала молодежь, и вот метрополия в 1619 году посылает туда транспорт проституток в 100 персон, которые не только были приняты с радостью, но пошли даже в мену, по 120 фунтов табаку за каждую. В следующем году сделка повторилась, и вновь присланы 60 женщин, уступленные еще дороже, по 150 фунтов. Затем такая посылка неоднократно возобновлялась, и за проститутками двинулись бродяги, воры и еще в большем числе политические и религиозные преступники.

При Карле II транспортация введена в общую лестницу наказаний и поставлена непосредственно за смертной казнью наравне с галерами. Назначалась онаили как взыскание самостоятельное, или взамен смерти, по усмотрению короны или даже вследствие просьбы виновного. Число случаев, обложенных ссылкою, возрастало, но еще сильнее росло число ссыльных, особенно когда из этой ссылки сделали доходную статью люди, приближенные к трону. Известны в этом отношении при Иакове I подвиги судьи Poyham, богатого владельца в Виргинии. Особенно разыгрывался этот коммерческий дух после торжества какой-либо политической партии, как, например, после усмирения восстания герцога Monmouth*(2080).

Таким образом, с первых же шагов английская ссылка резко отделилась отссылки римской. Здесь не было и речи о тяжести устранения ссылаемого от участия в политической жизни державной родины; ссылка имела исключительно меркантильный характер, была или казалась выгодной торговой сделкой, английский национальный характер торгаша - эгоиста сказался и в этой организации ссылки. Метрополия сравнительно дешево освобождалась от опасных элементов, фабриковавшихся большею частью из общественных подонков. С другой стороны, и колония, богатая землями, материалом для труда, не брезгала рабочими руками, хотя бы даже это и были руки подневольных преступников. Статут Георга I 1717 г. прямо ставит целью ссылки колонизацию английских владений, а ее существенным элементом - не удаление из родины, а принудительную работу на месте.