III. Ограничение и лишение свободы 2 страница

Один только фактор был забыт при этом расчете - сам преступник; не было речи не только о каких-либо правах этого "раба наказания", но и о каких-либо гарантиях его жизни и здоровья. Государство освобождается от тяжелого груза, освобождается выгодно, а какое ему дело до того, что будет с его отверженцем, какое ему дело до того, что благодаря откупной системе пересылки (Assignationsysterm) это наказание становилось иногда тяжелее смертной казни.

Обязанность пересылки лежала на графствах, но, во избежание дороговизны, они вступали в договор с частными лицами, бравшими подряд на пересылку за ничтожную сумму и за то получавшими полное право пользоваться трудом ссыльных. Подрядчик обязывался доставить их в Америку и освободить по истечении срока, назначенного судом, но до этого времени ссыльные были в полном его распоряжении, он мог пользоваться их трудом лично или продавать этот труд другим, и притом не от имени государства, а от себя*(2081). Откупщик обязывался доставить осужденных в ссылку, но он вовсе не брал на себя ответственности за их жизнь и здоровье, а между тем для него было выгодно нагрузить возможно более ссыльных и поместить их на корабле так, чтобы устранить всякую попытку восстания или сопротивления. В течение многих месяцев переезда ссыльные безвыходно помещались в темном трюме, без различия полов, по 4 и по 5 человек на койке, в цепях; в трюм кидали им пищу, как диким зверям, и в таком количестве, что нередко товарищи по койке скрывали несколько дней умершего, чтобы получать его порцию. Смертность была невероятная.

С другой стороны, и главные элементы ссылки были осуществляемы далеко не уравнительно: очищение метрополии всегда преобладало над интересами колонизации. Англия снабжала колонию лицами не только преступными, но и систематически развращенными вследствие условий переезда, системы закабаления и даже, по большей части, разрушенными физически. Что могла делать колония с калекой - нищим, с пропойцей - бродягой, не владеющим своими членами, или даже с чахоточным джентльменом, никогда не знавшим физического труда.

Поэтому с конца XVII века начинают раздаваться протесты отдельных штатов против ввоза преступников, в XVIII веке они заявляются все громче и громче, причем на первый план выдвигаются соображения политические: могучая и цветущая колония не хочет быть клоакой метрополии, носить позорное название "ссылочной страны".

Война за независимость 1776 г. прекратила фактически ссылку в Америку. Предполагалось было в эту эпоху ссылать преступников в Канаду, но мысль эта была брошена из боязни усилить ссыльными ряды борцов за независимость. К тому же в это время в Англии началась борьба против самого принципа ссылки, раздались требования о замене ее реформированной тюрьмой.

Но противники ссылки, считавшие в своих рядах таких талантливых борцов, как Говард и Бентам, на этот раз потерпели поражение: ссылка снова воскресла, хотя и в измененном виде.

В 1770 г. Кук исследовал восточную часть материка Австралии, на которую уже указывали голландские путешественники, и присоединил ее к Англии под именем Нового Южного Валлиса. В донесениях своих о новом открытии он не пожалел красок, описывая богатство растительности, климат, удобства поселенья, в особенности бухту Ботани - бей. Эти натуральные богатства новооткрытого края, естественно, обратили на себя внимание и сторонников ссылки. Тюремная реформа была еще призрачною, а между тем все места заключения уже переполнились; поэтому правительство решилось открыть штрафную колонию в Австралии, не производя даже никаких новых разысканий. В 1786 г. состоялось постановление королевского кабинета об открытии ссылки, а 13 мая 1787 г. снялся первый транспорт*(2082). Он состоял из двух казенных кораблей и 9 купеческих, на нем было более 1000 пассажиров, в том числе около 730 ссыльных. Начальником флотилии и губернатором колонии был назначен капитан Филипп, человек умный и энергичный, способный вести новое дело твердой рукой. Поселенцы прибыли в Валлис в январе 1788 г., потеряв дорогой не свыше 30 человек*(2083). Местом поселения был выбран не Ботани - бей, оказавшийся непригодным по отсутствию пресной воды, a Port Jackson, в нынешнем Сиднее, который и сделался зародышем новой колонии.

Губернатору Филиппу были даны чрезвычайные и крайне широкие полномочия как по отношению к ссыльным, так и вообще по управлению колонией.

Офицерам и солдатам, прибывшим с ссыльными, раздавались участки земли, а для первоначальной обработки, корчевки, для постройки необходимых зданий и т.п. употреблялся труд ссыльных. Точно так же выдавались наделы и ссыльным эманципистам, отбывшим наказание или помилованным властью губернатора, причем и им оказывалась на первое время правительственная поддержка. Участки раздавались в собственность условно, с обязательством получившего обрабатывать их; отводились они преимущественно по берегам рек, и притом не подряд, а так, чтобы подле каждого участка оставалась правительственная земля как резервный фонд.

Правда, первоначально большинство освобожденных уезжало в Европу, но известная доля их оставалась, осталась также и часть гарнизона, который по миновании срока должен был возвратиться в Англию, так что ко времени отъезда Филиппа в колонии насчитывалось до 4000 европейцев, в том числе до 1900 эманципистов.

Экономическое положение колонии вначале было весьма плачевное: голодовки повторялись почти беспрерывно, необходимо было строгое наблюдение за раздачей правительственных порций, чтобы не погибла вся колония от голода; все предметы первой необходимости получались извне. Но через какие-нибудь 5, 6 лет картина совершенно изменилась: колония не только вполне пропитывала себя, но к 1802 г., т.е. через 13 лет после ее основания, она имела огромные стада мериносов, разведенных капитаном Мак-Артуром, и вывозимая из колонии шерсть соперничала уже на рынках с испанскою; земледелие занимало более 6 тысяч акров, у колонии были свои китоловные суда, она торговала тюленьим жиром, в Сиднее и Парамате существовали довольно значительные фабрики; в Сиднее был театр, была типография, а с 1803 г. издавалась правительственная газета*(2084).

Конечно, условия колониальной жизни требовали поддержания суровой дисциплины, требовали крутых и энергических мер. Расправа была короткая и простая, наказания назначались или дисциплинарной властью губернатора, или - в важнейших случаях - судом из шести офицеров. В числе наказаний фигурировала прежде всего смертная казнь, применявшаяся, в особенности вначале, весьма нередко; затем шли телесные наказания, доходившие до тысячи ударов, и, наконец, чисто местные наказания - высылка в особые штрафные поселения и на публичные работы. Штрафные поселения особенно содействовали росту колонии, образовывая новые центры оседлости. Так, еще в 1788 г. началось заселение острова Норфолька, в 1804-м - Вандименовой земли, не считая множества мелких пунктов на материке Австралии. Еще более значения имели публичные работы, довольно щедро назначаемые губернаторами*(2085), так как приговоренные к ним употреблялись на наиболее трудные работы первообзаведения: корчевку полей, расчистку местностей, проведение дорог.

Преобладающим преступлением была кража, особенно съестных припасов, что вполне объясняется голодовками, незначительностью казенных порций и, наконец, прежней профессией большинства ссыльных. Были примеры побегов внутрь страны, куда бежали ссыльные, особенно вначале, благодаря распространенному между ними мнению, что можно добраться сухим путем в Ост-Индию или в Китай. Но большинство бежавших погибли от голода и туземцев. Были иногда попытки восстаний и неповиновения, по преимуществу сосланных ирландцев, но кончавшиеся без особенных последствий. В общем, разумеется, нельзя сказать, чтобы нравственность новых поселений представляла что-либо идеальное, но во всяком случае безопасность в Сиднее, особенно после устройства полиции из ссыльных, была такова же, как и на улицах Лондона.

Таким образом, Австралия представила любопытнейший пример возникновения цветущего государства из колонии преступников, и притом, как справедливо замечают Блоссевилль и Гольцендорф, несмотря на крайне неблагоприятные условия, которыми были обставлены первые шаги колонии.

При отсылке первых транспортов в Англии не существовало никакого плана ссылки; все определялось только одним желанием: очистить тюрьмы Англии от опасного населения. О каком-либо подборе первого контингента ссыльных не было и речи. "Ни возраст (Гольцендорф), ни телосложение, ни физические способности не принимались во внимание. Безразлично посылались туда и увечные, и больные. Так же мало различались и роды преступлений. В ссылке оказались и мошенники, и убийцы, и виновные в нарушении законов о печати". "В числе прибывших (Фойницкий) в новую неведомую местность почти не находилось мастеровых и вообще лиц, знакомых с какою-либо отраслью труда; для преподавания первых уроков земледелия нашелся только один человек - лакей губернатора". Непропорциональность между полами была огромная, да сверх того большинство сосланных женщин было много старше среднего возраста.

Так же мало забот оказалось и по снабжению ссыльных предметами необходимости. Присылались вещи ни на что не годные, и оказывался недостаток в самонужнейших предметах; с одним из первых транспортов не прислали даже бумаг ссыльных, так что путем присяги самих ссыльных пришлось определять число лет, на которое они были осуждены в Англии.

Еще более опасностей представляло свободное население, сопровождавшее ссыльных. Конечно, между ними были такие личности, как сам губернатор Филипп, духовник Джонсон и другие, но большинство гарнизона, как солдаты, так и офицеры, представляли сброд, едва ли не более безнравственный, чем сами ссыльные. Их поездкой в далекую неведомую страну руководил только один дух наживы, и для достижения этой цели они не останавливались ни перед какими мерами, особенно после отъезда из колонии Филиппа. Спаивание ссыльных, ввиду выгодного сбыта спиртных напитков, открытая торговля развратом, всевозможная эксплуатации ссыльного труда - все это составляло обычное явление; число преступников между солдатами, пропорционально к общей их сумме, вовсе не уступало числу преступников между ссыльными. Этот элемент был тем опаснее, что по отношению к нему власть губернаторская оказывалась бессильной. Любопытным примером в этом отношении может служить так называемая австралийская революция при губернаторе Bligh, пытавшемся ограничить торговлю спиртными напитками со стороны гарнизонных офицеров; восстание, окончившееся не только самовольной сменой губернатора, но и взятием его в плен.

Наконец, затруднения увеличивались крайней неопределенностью самого юридического значения австралийской ссылки. "У ссыльных (Фойницкий) не было убеждения в постоянстве жизни в ссылке, которая для большинства назначалась как наказание срочное; не было поэтому убеждения и в прочности тех учреждений, которые создавались в колонии, и тех общественных уз, которые здесь завязывались". В Англии не было даже решено, как смотреть на Австралию: как на страну ли, исключительно предназначенную для штрафной ссылки, в которой свободная эмиграция допускается в пределах необходимости, или же, наоборот, как на такую колонию, где вспомогательную роль должен был играть элемент преступный.

Все первые губернаторы Австралии ставили на первый план интересы ссыльного населения; но особенное развитие получает этот принцип в правление пятого губернатора - Macquarie (1810-1821), доведшего ссыльные поселения до цветущего состоянии*(2086). Его главной заботой было улучшение материального положения ссыльных, и притом их же собственным трудом. Массу преступников направил он на разные публичные работы и сооружения: проведение новых дорог, устройство порта, постройка общественных зданий, расчистка лесов и земель, основание новых центров поселения - все это производилось в колоссальных размерах; он затрачивал огромные суммы, но они сторицей возвратились позднее. Являясь в колонию, каждый ссыльный поступал на обязательные работы под надзором правительства, а затем переходил в разряд эманципистов и получал даровой участок земли, который должен был обрабатывать под страхом уголовной ответственности. За всякий проступок назначалось строгое наказание, но зато исправный эманципист мог надеяться на полное забвение своего прошлого. Губернатор обращался с ними так же, как и со свободными эмигрантами или офицерами гарнизона: они приглашались на его парадные обеды, они занимали разные должности, требующие доверия, был даже пример, что один из бывших ссыльных сделался членом высшего суда. Неоднократно протестуя против привоза в Австралию ссыльных женщин, Macquarie заботился о том, чтобы привлечь в колонию семьи ссыльных, в особенности освобожденных; он требовал, чтобы они присылались немедленно после их заявления и на счет государства. При нем эманциписты, замечает Гольцендорф, составили наиболее богатую и наиболее деятельную часть населения. В их руках было большинство промышленных заведений, им принадлежало много плодородных земель. Между ними оказалось довольно людей интеллигентных и только дурно направленных; в торговых сделках, в договорах на их честность можно было иногда скорее положиться, чем на свободных эмигрантов*(2087).

Но, заботясь исключительно о ссыльных, Macquarie, естественно, стал в нехорошие отношения к эмигрантам в тесном смысле. Он добился, что правительство стало требовать от лиц, желавших ехать в Австралию, удостоверения в имущественной их состоятельности. Прежние поселенцы, владевшие значительными землями, оказались также в невыгодном положении: они лишились возможности эксплуатировать ссыльных, рабочие руки сильно вздорожали. И вот между ними и губернатором началась систематическая борьба, приведшая к возбужденно над Macquarie парламентского следствия по обвинению в произвольной трате казенных денег и деспотизме, следствия, кончившегося его увольнением.

Смена Macquarie означала перемену всей колониальной политики в пользу интересов свободной эмиграции, получившей в свои руки и управление колонией. Положение эманципистов изменяется прежде всего в силу перемены системы раздачи земель, а потом - благодаря введению системы закабаления или батрачества. Возникают условия, при внимательном изучении которых можно было безошибочно предсказать разложение, а затем и прекращение ссылки в Австралию.

Прежде раздача земель зависела вполне от губернатора: она являлась как бы правительственной поддержкой для эмигрантов, наградой для эманципистов. Но уже при преемнике Macquarie раздача перестает быть даровой: за земли назначается или небольшая плата, или ежегодная рента. С 1824 г. продажа земли становится правилом; право же даровой раздачи оставляется только за короною.

В силу этого, замечает Гольцендорф, губернатор не мог дать даром ни одного клочка земли бедному освобожденному ссыльному, между тем как богатые предприниматели, имевшие руку в министерстве, приближенные ко двору получали в подарки по 1000 и более акров.

Эти законы по крайней мере не препятствовали продаже мелкими участками, сравнительно дешевые цены которых устраняли скопление земель в руках крупных землевладельцев, но скоро и это изменилось. Один из богатых сиднейских землевладельцев, Wakefield, в брошюре, пользовавшейся в Австралии большой популярностью, жаловался на то, что для своих обширных земель он не может найти достаточно арендаторов, как в Англии, так как здесь каждый может сделаться собственником за небольшую сравнительно сумму, так что работа становится дороже земли. Поэтому он и предлагал поднять продажную цену коронных земель, чтобы затруднить покупку их в розницу, а полученный от того правительством избыток употребить для перевозки в Австралию свободных безземельных рабочих и тем понизить заработную плату.

Действительно, в 1830 г. правительство прекратило продажу земель по таксе, заменив ее аукционом, причем первоначальная отправная стоимость, 1 руб. за акр 1/3 десятины), весьма скоро возросла до 14 руб.

Система мелкого хозяйства была убита: ее заменила система аренды и наемных рабочих. Даже свободный переселенец, с капиталом в 500-600 руб., был устранен из земельной конкуренции, тем менее можно было говорить об эманципистах. Забота об их будущей участи отошла на второй план; из них нужно было подготовлять не будущих поселенцев - хозяев, а рабочих батраков.

Прежде эманциписты рассеивались по всей стране в качестве мелких собственников, теперь они скучивались в городах, где можно было легче достать работу.

Прежде освобожденный мог рассчитывать, что, сделавшись владельцем участка средней величины, он будет иметь доход, достаточный для поддержания семьи, теперь ему в будущем предстояла та же участь пролетария, которую он вел и в Англии.

Прежде в ссылке суровость тяжких работ первого периода смягчалась надеждой на самостоятельное будущее, теперь исчез этот последний стимул, поддерживавший энергию и дух предприимчивости ссыльного.

Вместе с тем изменился и сам порядок работ ссыльных. При ссылке, как мы видели, в распоряжение государства предоставлялась рабочая сила ссыльного. Это было государственное имущество, распорядителем которого был губернатор; употреблялась она на публичные работы или, в редких случаях, на труд в пользу частных лиц. С 1822 г. эта последняя форма получила предпочтение: вновь прибывшие ссыльные поступали обыкновенно в качестве рабочих к частному владельцу, заранее заявившему о том требование. В его распоряжении ссыльный оставался или до истечения срока наказания, или до получения условного помилования, которое могло быть дано для бессрочных по истечении 8лет, а для приговоренных на время менее 14 лет - после 6 лет. Закабаленный оставался в полном распоряжении нанимателя, который за это обязывался давать ему стол и одежду; хозяин мог налагать на ссыльного дисциплинарные взыскания, за исключением телесного наказания, которое налагалось земской полицией, состоявшею, впрочем, тоже из землевладельцев. В случае наиболее тяжких нарушений ссыльные переводились на правительственные работы или в дорожные команды, или в партии по расчистке почвы и осушению болот.

В договорах об уступке государством рабочей силы ссыльного определялись, конечно, только общие условия; в действительности участь каждого закабаленного зависела от темперамента, характера и образования нанимателя, поэтому положение их было крайне неравномерно и морально, и материально*(2088). Случай решал судьбу ссыльного: все зависело от того, попадал ли он к хозяину, желавшему извлечь только всю выгоду из его рабочей силы, или же к лицу, заботившемуся и о его нравственно-религиозном развитии; приходилось ли ему жить в Сиднее или в другом благоустроенном месте или работать в девственных лесах при первоустройстве какого-нибудь поселка. Нередко чем суровее и взыскательнее являлся наниматель, тем непокорнее и своевольнее становился и закабаленный: на пинки и брань он отвечал порчей инструментов, поджогами*(2089).

Последствия этой системы не замедлили обнаружиться: скопление в населенных пунктах эманципистов без занятий, без надежды на будущее значительно увеличило цифры преступлений; разбои на больших дорогах и убийства становятся чаще, повсюду были ссоры и распри закабаленных с хозяевами*(2090).

Одновременно со всей этой неурядицей началось гонение на ссылку вообще, отрицание ее карательного значения. Любопытно, что это гонение появилось в Англии и только позднее и, так сказать, искусственно перешло в Австралию*(2091). Отправной точкой оппозиции были интересы не колонии, а метрополии, и в рядах ее соединились самые разнообразные элементы: здесь были и защитники старого порядка, скорбевшие об уменьшении смертной казни, вопиявшие о страшном возрастании преступности и общественного разврата, и горячие сторонники тюремной реформы, видевшие в пенитенциариях, и особенно одиночных, краеугольный камень общественного спасения.

Начало систематического гонения ссылки положено Парламентской комиссией 1831-1832 гг. Разбирая причины возрастания преступлений в Англии, комиссия усмотрела их в существующей системе наказаний, а в частности - в ссылке. Начертав в розовых красках положение закабаленного в Валлисе, легкость заработка, обеспеченность эманципистов, комиссия делает такой вывод: ссылка не есть наказание, а льгота, и потому не может предотвращать преступлений. Это мнение еще более было раздуто многими влиятельными органами прессы, как, например, Law Magazin. "Находили, что ссылка не только не полезна, но и вредна, так как не воздерживает от преступления страхом предстоящего страдания, скрывает наказание от толпы и в то же время образует в колонии общество величайших негодяев, выкидываемых из тюрем. Еще более значение имела оппозиция Парламентской комиссии 1837 г. под председательством Моллесворса, в состав которой входили такие влиятельные члены, как Iohn Russel, George Gray, Robert Peel. Главные выводы комиссии сводились к необходимости немедленной отмены ссылки в Южный Валлис и замене этого наказания тюремным заключением с тяжкими работами в Англии или вне ее, но в местностях, непригодных для свободной колонизации*(2092). Ссылка австралийская рекомендовалась только для лиц, уже отсидевших свои сроки в тюрьмах.

Но сама колония, опрошенная в 1836 г., высказалась в пользу ссылки, а против выводов комиссии Моллесворса даже выразила протест. Она находила непригодными некоторые частности существующей системы, но не отрицала ссылки в принципе.

Мнение комиссии, однако, восторжествовало, и Декретом 1840 г. была отменена ссылка в Валлис, а оставлена только в Вандименову землю и Норфольк. Взамен же ссыльных правительство на свой счет стало перевозить свободных эмигрантов, и притом в таком количестве, что в одном 1841 г. было доставлено в Валлис до 12 тысяч человек.

Но закон оказался несколько скороспелым: пенитенциарии в Англии не были готовы, да и деньги на них отпускались неохотно; мест же в Австралии, сохраненных для ссылки, оказалось недостаточно; и вот правительство снова вступило в 1848 г. в переговоры с Валлисом. Колония согласилась принимать к себе ссыльных, выставив только ряд своих условий, и в том числе требуя, чтобы ежегодное количество ссылаемых не было менее 5 тысяч и чтобы тяжкие преступники присылались по отбытии одиночного заключения, а другие - немедленно после приговора. Но пока шли эти переговоры, правительство Англии необдуманно уже прислало транспорт ссыльных в Сидней и этим перевернуло все дело. Вопрос перешел с экономической на политическую почву; такая присылка нарушала автономию австралийского управления: образовалась "антитранспортационная лига", для которой борьба против ссылки сделалась символом защиты национальной чести; присланный транспорт был принят, но он был действительно последним *(2093).

В то же время были сделаны в Англии попытки комбинировать ссылку с тюремной реформой в виде пробной или испытательной системы (Probationssystem). По этой системе наказание разделилось на 4 степени: 1) одиночное заключение; 2) период испытания; 3) ссылка; 4) условное освобождение; приговоренные сначала отбывали заключение в Мильбанке или Пентонвилле и других местах, потом занимались работами в Портсмуте, Портланде, Дармуте, а затем, получив удостоверительное свидетельство, уже отправлялись в Вандименову землю*(2094); здесь они проходили несколько стадий, начиная с обязательных публичных работ и доходя до срочного освобождения, но и эта мера не гарантировала колонию от переполнения. В 1845 г. в Вандименовой земле было до 25 тысяч человек, еще отбывающих наказание; для такой массы невозможно было доставить даже публичных занятий, а о достаточном количестве работ для освобожденных нечего было и думать; точно так же не удалась и попытка основать новые штрафные колонии в северной и южной Австралии.

Открытие в 1851 г. в нескольких местах Австралии золотоносных россыпей вносит новый элемент в историю ссылки. Наплыв эмигрантов принимает такие огромные размеры, перспектива попасть в Австралию представляется столь заманчивой, что правительство не находит возможным давать поддержку даже добровольным переселенцам, а не только сохранять принудительную ссылку. Кроме того, изменяются сами условия жизни в Австралии: бывшие штрафные местечки и поселки вырастают, как, например, порт Филипп в Виктории, Брисбан на севере, - в цветущие города, делаются центрами независимых провинций, имеющих свою конституцию, свое управление, которыми распоряжаться уже не может английское министерство. Законодательные собрания этих колоний еще в 1852 г. постановили безусловно воспретить ввоз даже преступников, досрочно освобожденных или помилованных.

Этим и объясняется известный Билль 1853 г., по которому взамен краткосрочной ссылки, менее 14 лет, введены каторжные работы (penal servitude) дасверх того судам предоставлено право и в более тяжких случаях заменять ими ссылку. Каторжные работы отбывались или в Англии, или в ее владениях,но на весь срок в тюрьме с тяжкими работами. Число ссыльных уменьшилось значительно, спустясь от 4000 до 700, но положение дел не улучшилось, так как отсидевшие срок в тюрьмах серьезно грозили общественному спокойствию.

Новый поворот общественного мнения, значительно разочаровавшегося в надеждах на пенитенциарии, представляет Парламентская комиссия Верхней и Нижней палаты 1837 г. Вопреки своим предшественницам, комиссия нашла, что наказание ссылкою действительнее, устрашительнее, более способно к прочному исправлению и более благодетельно для Англии, чем всякий другой вид лишения свободы. Но, рекомендуя удержание ссылки, комиссия нашла необходимым прибавить, что при устройстве не должны быть забыты интересы колонии и согласие колонистов; что при этом нужно выбирать такую местность, где бы существовал спрос на труд и где можно было бы сколько-нибудь уравновесить взаимное отношение полов*(2095).

Ввиду этих последних условий новый Билль 1857 г. не восстановил ссылки по суду: везде, где она назначалась до сих пор, ее заменяли каторжные работы на те же сроки, но отбывавший их мог быть, по усмотрению администрации, выслан в одно из владений Англии для употребления на колониальные работы на тех же основаниях, как и при ссылке. Однако осуществление и этого права оказалось весьма ограниченным, так как и такая ссылка практиковалась только в западную Австралию.

Ссылка в нее началась, по собственному почину колонии, в начале 50-х годов, причем колония поставила условием присылать ежегодно не более 600 человек, получивших освободительные свидетельства, и притом преимущественно с семьями. Метрополия не вполне, впрочем, исполнила эти предположения: она высылала, во-первых, нередко более указанной нормы *(2096), а во-вторых, кроме освобожденных, присылала и преступников, только начавших отбытие наказания. Последние помещались в особые пенитенциарии с публичными работами, причем, по свидетельству самого правительства, туда отправлялись самые худшие арестанты, от которых нужно было освободить тюрьмы Англии. В результате, однако, и здесь, как в Валлисе, ссыльные оказались пригодными для улучшения материального быта и благоустройства колонии; тем более что их положение по отношению к надзору, к распределению по работам и т.д. было устроено несравненно рациональнее.

Но и эта ссылка была только временной мерой. Антитранспортационная лига через правительства отдельных провинций потребовала прекращения высылки и в западную Австралию, считая ее существование позором для всей страны; мало того, забывая недавнее прошлое, лига на представление западных колоний, что они нуждаются в рабочих руках, отвечала, что позорно создавать свое благосостояние преступлением и безнравственностью. В случае же упорства западной Австралии лига решилась порвать всякие с нею сношения и оградиться заставами. По отношению же к метрополии раздалась угроза отпадения, а в 1865 г. из Мельбурна был даже отправлен корабль в Лондон с туземными преступниками.

Ввиду этой агитации Англия должна была прекратить и эту ссылку в 1868 г., не отказываясь, впрочем, от восстановления этого наказания, как скоро к тому представится возможность. Последний же транспорт ссыльных был отослан в Австралию в 1870 году.

Так кончилась ссылка в Австралию. Нельзя не сказать, замечает Гольцендорф, что колонизация преступников не только послужила основой развития ныне столь цветущей страны, но и всего более содействовала ее благосостоянию, что ссыльные достигли этого при весьма неблагоприятных условиях, без всякого морального и нравственного воспитания, с виселицами и плетьми, со спаиванием их администрацией, достигли одною надеждою на будущую самостоятельность и возможную равноправность.

В этом отношении едва ли можно оспаривать, что австралийская ссылка дала поучительный пример наказания как меры колонизационной*(2097).

Из британских колоний - Индия возобновила у себя ссылку в 1858 г. на Андоманскиe острова в Бенгальском заливе*(2098).

Ссылка во Франции. Перехожу к ссылке французской*(2099). В числе значительно распространенных наказаний в средневековой Франции встречаем мы изгнание - "bannissement", разделявшееся или по своей продолжительности - на пожизненное и срочное, или по пространству действия - на изгнание из всего государства или только из определенного округа и даже города. Рядом с изгнанием мы встречаем также и ссылку на жительство в определенное место - exile, но как меру административную, а не судебную, назначавшуюся по усмотрению короля или в силу его "lettres de cachet Королевского приказа об изгнании (фр.)."". Такова высылка в Канаду в 1540 г., в Луизиану, на берега Миссисипи, проституток, бродяг и нищих в 1650-1719 гг.; еще более известна высылка проституток, бродяг и нищих в 1763 г. в Гвиану и т.д.*(2100)

Ссылка в тесном смысле, deportation, появляется впервые в Кодексе 1791 г., но не как самостоятельное наказание, а как мера безопасности по отношению к рецидивистам, уже наказанным за crimes, и притом после отбытия ими и нового уголовного наказания. Более значения имела высылка административная, возобновленная в 1793 г., по знаменитому loi des suspects, за такие поступки, которые, хотя и не предусмотрены законами уголовными, но представляются опасными в силу проявившегося в них непатриотического настроения, или возбуждают беспокойство в народе, или заставляют подозревать в данном лице врага республики. Место ссылки обоими законами не определялось, но практика направила ссыльных в Гвиану *(2101).