2017-12-14
149
Система же совместного помещения малолетних представляет два типа - или общего закрытого воспитательного заведения, или размещения пo семьям. В первом случае все малолетние помещаются в одном здании, разделяясь только на время работ по роду занятий, а в школе - по степени образования*(2300). При системе семейной учреждение представляет колонию из нескольких отдельных домиков, из коих в каждом помещается отдельная семья, по возможности небольшая (считают нормальным от 10 до 12 человек). Конечно, это приближение к естественной семье имеет свои значительные выгоды, дает возможность заведующему семьей ближе ознакомиться с воспитанниками, индивидуализировать свое влияние, но вместе с тем не надо забывать, как справедливо замечают Феринг и Фойницкий, что здесь нет действительной семьи, а только ее фикция, и притом весьма односторонняя; кроме того, нельзя не заметить, что незначительный размер семьи значительно увеличивает стоимость заведения.
Как воспитательное учреждение для малолетних порочных детей, такое заведение должно иметь своим девизом - простота, порядок, труд и строгая дисциплина. Весьма недавно нормальным типом таких заведений считались исключительно земледельческие колонии в том соображении*(2301), что ничто так не развивает волю, не дисциплинирует человека, как труд земледельца, и что в то же время эти работы всего более содействуют укреплению по большей части весьма чахлого организма малолетних преступников; но строгое проведение этого принципа оказалось во многих отношениях весьма неудобным, в особенности для детей - горожан, по необходимости возвращающихся в город повыходе из заведения; сверх того, одни земледельческие работы, например в северном климате, вели бы к значительным перерывам занятий. Поэтому в большинстве земледельческих колоний введено и обучение ремеслам, необходимым для земледельца, а кроме того, в больших городах устраиваются и ремесленные приюты, в особенности, например, в Англии*(2302); равным образом школы для девочек также имеют промысловый характер. Работы на чистом воздухе в ремесленных школах могут быть восполняемы огородническо-садовыми работами.
Вообще говоря, порядок устройства этих заведений должен быть применен к общим условиям детского возраста. Поэтому здесь гораздо большее значение должно иметь обучение, хотя и в пределах элементарных школ; но для детей, выказавших способности, желательно и дальнейшее реально-техническое образование. По отношению к работам также главную роль должны играть не выгоды заведения, а интересы обучаемого, его подготовка к дальнейшей жизни. Своеобразными представляются в этих заведениях и условия дисциплины. Так, во франко-бельгийских учреждениях большую роль играет система наград - в виде разных льгот, подарков, нашивок, назначение старшим, внесения на почетные доски и т.д.; кроме того, существуют награды коллективные, даваемые за хорошее поведение целой семье, как, например, в Метрэ - pavilion d'honneur*(" Почетный флаг (вымпел) (фр.)."). Дисциплинарными наказаниями употребляются: выговор, удаление от работ, лишение льгот, потеря отличий, карцер. Что касается телесных наказаний, то вопрос о допустимости их считается спорным, хотя, по моему мнению, несомненно, что все те возражения, которые делаются против применения этого наказания к взрослым, сохраняют, в сущности, свою силу и для малолетних. Как наказание исключительно осрамительное, оно развращающе действует и на самого наказанного, и на других. Защитники этого наказания выставляют на вид его необходимость в чрезвычайных случаях, когда нужно действовать быстро и подавляюще; но этот аргумент значительно ослабляется тем, что быстрота его применения затрудняется соблюдением тех формальностей его применения, которые по необходимости существуют во всех заведениях ввиду важного значения этой меры, например, назначение его не единоличной властью воспитателя или директора, а коллегиальным решением. Сохранение этого наказания только как угрозы бесцельно, потому что она, как и всякая мнимая угроза, скоро утратит свой репрессивный характер. Но, конечно, нельзя не сказать, что в тех странах, где в начальной школе господствует телесное наказаниe, как, например, в Германии, затруднительно исключить его и из дисциплинарных наказаний для малолетних преступников*(2303).
Ввиду преимущественно воспитательного характера учреждений этого рода получает еще большее значение вопрос о приискании для них соответственного персонала, как духовного, так и светского; в заведениях семейного типа многие считают весьма полезным (Феринг, Кроне) назначение воспитателями только лиц женатых и всего лучше семейных.
Лишение чести и прав
252. Позорящие наказания*(2304). Потеря доброго имени и соответственно этому потеря уважения других являлись естественным последствием учинения преступного деяния, особенно тяжкого, считавшегося в глазах общества наиболее несоответственным требованиям общественной нравственности. Отсюда возникла идея о поражении этого идеального блага личности как о средстве наказания, и во всех законодательствах, особенно в их древнейшие эпохи, поражение чести в обширном смысле заняло видное место, и притом в самых разнообразных оттенках.
Самой простейшей формой являлось объявление преступника лишенным чести, бесчестным, причем такое объявление совершалось обыкновенно публично, при более или менее торжественной обстановке, а затем для признанного бесчестным наступал ряд невыгодных последствий по отношению к другим согражданам, обществу и государству. Так, еще по Французскому кодексу 1791 г., при degradation civique*("Лишение гражданских прав (фр.)."), к осужденному обращались с торжественным заявлением: "Votre pays vous a trouve convaincu d'une action infame; la loi et le tribunal vous degradent de la qualite de citoyen franсais"*("Наша страна считает вас уличенным в бесчестном поступке; закон и суд лишают вас французских гражданских прав" (фр.).").
Другую, более разнообразную группу составляли наказания осрамительные или позорящие, состоявшие в исполнении над виновным разных обрядов, долженствующих сделать его посмешищем в глазах толпы, и притом не только во время обряда, но и после того, а вместе с тем причинить ему более или менее сильное нравственное страдание сознанием позора. Средневековые законодательства были особенно богаты этими символическими наказаниями, употреблявшимися или самостоятельно, или как придаток к другим, более тяжким наказаниям, например, к смертной казни. Таково, например, публичное ношение известных предметов, известной одежды, провод по улицам в шутовской одежде или голыми, вождение на осле, публичная дача пощечины рукой палача и т.д. Некоторые из этих форм просуществовали в законодательстве до недавнего времени. Так, во Франции выставка у позорного столба с наложением железного ошейника, причем над головой осужденного прибивалась доска, на которой надписывалось крупно имя и учиненное преступление (carcan et pilory), была отменена только Законами 1832 и 1848 гг. У нас, как мы видели, публичный обряд казни отменен только Указами 1879 и 1881 гг. К этой же категории может быть отнесен встречающийся и ныне в некоторых законодательствах, как взыскание для малолетних, выговор с его двойственным характером порицания и наставления. Как порицание, выговор имеет, несомненно, свойство позорящего наказания.
Третий тип составляют унижающие или устыдительные наказания, заключающиеся в принудительном заявлении осужденным своей вины и раскаяния или перед потерпевшим, или перед целым обществом. Сюда относились, особенно излюбленные в Германии, испрошение прощения у обиженного, соединявшееся нередко с особо унизительными обрядами, стоянием на коленях, целованием руки и т.д., взятие назад оскорбительных слов (Widerruf), в нашем праве - выдача обиженному головою*(2305).
Публичное покаяние в вине, отречение от своих заблуждений было весьма нередким последствием преступлений суеверных, религиозных, если осужденные за эти деяния почему-либо не подвергались смерти. Такова, например, amende honorable*("Публичное покаяние (фр.).") в двух видах: simple и in figuris*("Простое и фигуральное (фр. и лат.).") дореволюционногo французского права. Тяжкий вид ее состоял в том, что осужденный приводился к дверям церкви или суда, где он, в одной рубашке, босой, с веревкой на шее, держа в руках зажженную свечу, должен был, стоя на коленях, громко заявлять, что он преступно и злоумышленно совершил то-то, посягнул на власть короля или на чью-либо честь, в чем и просит прощения у Бога, короля, судьи и потерпевшего. Как разновидность этой формы, являлось специальное испрошение прощения у церкви, принудительное церковное покаяние*(2306).
Некоторое соотношение с этой группой имеет сохранившееся и поныне опубликование в газетах приговора по делам об оскорблении и клевете, составляющее как бы нравственное удовлетворение пострадавшего, а равно допускаемое в некоторых законодательствах, например во французском и бельгийском, особое объявление приговора в общине, где совершено преступление.
Почти полное вымирание этого рода наказания во всех новейших кодексах указывает на его несостоятельность не только в подробностях, но и в самой основе.
Честь, неопороченность доброго имени есть последствие отношений к лицу общества, той среды, в которой он живет и вращается, последствие веры других в его нравственные качества: честь в современном обществе не создается государством, а потому и не может им быть отнята. Назначая как наказание лишение чести, государство употребляет такую меру, осуществление которой в действительности от него не зависит. С другой стороны, бесчестье есть необходимая принадлежность известных преступных деяний, даже известных условий и обстановки этих деяний; отделяя этот момент и употребляя его как самостоятельный вид кары, государство легко может ошибиться в его применении и стать в полное противоречие с общественным взглядом на значение данного преступного деяния*(2307).
Далее, по самому своему принципу это наказание крайне неравномерно, а потому и несправедливо. Чем выше развито в лице сознание личного достоинства, тем сильнее его самолюбие, тем чувствительнее для него всякое публичное унижение, всякое умаление чести; чем ниже нравственный уровень лица, тем безразличнее для него подобные меры взыскания: человек, утративший давно доброе имя, потерявший всякий стыд, становится в этом отношении неуязвимым для государства. Наказание лишением чести действует на преступников обратно пропорционально нравственной испорченности последних.
Наконец, одним из практических средств воздействия на преступника, в смысле его исправления, современные пенитенциаристы признают поднятие нравственной личности преступника; наказания позорящие стремятся к обратному результату - уничтожению последних остатков сознания нравственного достоинства. Как указывал Бентам, эти наказания вместо содействия исправлению еще более укрепляют преступность.
Кроме этих основных недостатков, те из наказаний лишением чести, которые всего долее удержались в кодексах, вызывают и отдельные возражения.
Испрошение прощения имеет, конечно, значение для потерпевшего, когда оно вытекает из доброй воли виновного, является результатом раскаяния; но обязательно назначенное судом, оно теряет всякую силу, становится нередко новым унижением для потерпевшего благодаря тону или жестам, которыми сопровождал виновный произнесение предписанной ему судом формулы извинения.
Относительно выставки у публичного столба и вообще публичного обряда казни еще составители наших Судебных уставов 1864 г. весьма верно указывали, что "с введением публичности на суде и той торжественности, в которую облекаются формы и обряды гласного судопроизводства вообще и суд с присяжными в особенности, исполнение вышеозначенного обряда теряет свое значение. Составляя только окончание той драмы, которая происходила на суде публично, обряд этот представит народу одно праздное зрелище, без всякого поучительного значения. Мало того, после потери своего устрашающего характера обряд этот может даже вредно подействовать на массу народонаселения, представляя ей позор как бы единственным наказанием за тяжкие злодеяния. Конечно, чем менее подавлено в осужденном нравственное чувство, чем менее он преступник по ремеслу, тем положение его при исполнении обряда будет мучительнее. Но для большей части осужденных, а именно для всех тех, которые при совершении своих злодеяний или руководились одними животными побуждениями, или успели убить в себе всякое нравственное чувство, позорный обряд не имеет значения. Таким образом, этот обряд отягощает участь только тех осужденных, нравственные силы которых будут и без того глубоко потрясены публичным исследованием на суде их вины и для которых в месте ссылки наказание, по непривычке к работам, окажется гораздо чувствительнее".
Наконец, выговор, как мера дисциплинарно-воспитательная, может иметь несомненное значение, указывая учинившему всю неправильность его действия, внушая ему необходимость устранения таких поступков в будущем; но выговор, как наказание, лишен всякого репрессивного значения прежде всего по своей формальности. Какое значение может иметь для преступника то, что суд определил применить к нему выговор, нередко даже заочно, и во всяком случае не непосредственно после разбора дела, а по вступлении приговора в законную силу. Если по этому поводу указывают, что выговор для лиц должностных может иметь несомненное значение благодаря внесению его в послужной список, то, очевидно, при этом забывают, что репрессивное значение при таких условиях имеет не выговор, а отметка в формуляре об окончившейся приговором судимости лица.
253. Поражение в правах*(2308). Объявление бесчестным влекло за собою, естественно, и ограничение в правах, которыми пользовалось лицо в государстве, изменение его юридического положения. Поэтому рядом с наказанием лишением чести выросло и наказание лишением прав, но с той лишь разностью, что, относясь к сфере государственного положения личности, вполне доступной для применения кары, это наказание и поныне занимает видное место в лестнице наказаний всех современных европейских законодательств. В своем историческом развитии наказание лишением прав прошло две существенно различные ступени.
Высшая форма, в которой мы встречаем ограничение прав личности, была фикция юридической смерти преступника, встречавшаяся и в римском, и в германском, и в древнеславянском праве. Тяжкий преступник, пренебрегший обращенным к нему требованием закона, навлекший на себя гнев богов и людей, в свою очередь становился чужим для общества; он не мог приблизиться к алтарям, чтобы умилостивить разгневанных богов, он был отлучен от общения с другими людьми, лишен возможности делить с ними кров и пищу (aquae et ignis interdictio). Высказавши пренебрежение к закону, он становился вне его охраны, он лишался того мира, который охраняло государство за своими сочленами (Friedlosigkeit). Подобно дикому зверю, волку (Vargus - древнегерманского права), преступник мог сделаться добычей каждого; как существо бесправное, он подлежал "потоку и разграблению". Мало того, община нередко обещала прощение всякому лишенному мира, если он убьет несколько подобных ему бездомных скитальцев, назначала плату за их головы и т.п.
С развитием общежития, со смягчением суровости казней ограничились и правопоражения сего рода, оставаясь, однако, по существу своему тем же вымиранием личности. С такой, несколько смягченной формой встречается этот институт у нас в рассмотренных выше постановлениях Воинского устава Петра Великого о шельмовании. Ошельмованный, как говорилось в указах того времени, почитался "яко же умре".
С теми же характеристическими признаками, хотя и в смягченной форме, является поражение прав в некоторых кодексах нового времени. Такова, например, mort civile*("Гражданская смерть (фр.).") во Французском кодексе 1810 г., бывшая последствием вечных наказаний. Гражданская смерть производила все те же юpидичecкие пocледcтвия, кaк и смерть физическая: брак разрушался и жена становилась наложницей, а прижитые после того дети незаконными; всякое приобретенное имущество после смерти осужденного поступало в казну как выморочное; но так как осужденный оставался живым, то его личность все-таки пользовалась охраной, а потому такое состояние d'un mort vivant*("Живого мертвеца (фр.).") приводило к бесконечным противоречиям и являлось, как говорит Гарро, учреждением противообщественным, противоюридическим и противохристианским, которое могло существовать разве только в государствах, допускающих рабство. Гражданская смерть была отменена в Бельгии в 1830 г. и во Франции в 1854 г. Такой же тип поражения в правах мы встречаем в некоторых партикулярных немецких кодексах; так, в Баварии гражданская смерть была отменена в 1849 г., а в Ольденбурге - в 1852 г. Но и в этой смягченной форме этот вид правопоражений остается и принципиально несостоятельным, и практически нецелесообразным. Юридическое понятие "живого мертвеца" по необходимости приводит к неразрешимым противоречиям: потерявший имущество и имущественную правоспособность тем не менее является собственником, даже с первого дня ссылки; исторгнутый навсегда из семейного и родственного союза, он, однако, не только является семьянином, но даже получает возможность вступить в новый брак, даже на более льготных условиях, чем не последовавший за ним супруг. Своей всеобъемлемостью лишение всех прав захватывает и такую сферу личности, которая не разрушается или может не разрушаться преступлением; своей бесповоротностью оно противодействует в самом корне принципам пенитенциарным, уничтожая для наказанного всякую возможность рассчитаться со своим прошлым, загладить свою вину.
Взамен этой фикции вымирания личности доктрина выдвинула теорию ограничения юридических прав и дееспособности. Совершение преступлений особенно тяжких, указывая на опасность преступника для общества, на отсутствие в нем нравственных принципов, уважения к праву и т.д., естественно, отражается и на его юридических отношениях к другим. Оно лишает виновного доверия государства и, следовательно, лишает его права занимать такие должности, заниматься такой деятельностью, которая предполагает особое доверие к исполнителю; проявленная преступником порочность лишает его тех почестей и прерогатив, того особого положения, которое он занимал в государстве вследствие ли его прежних личных заслуг или заслуг его предков. Равным образом существенно изменяет его юридическое положение и сам акт отбытия наказания, особенно долгосрочного лишения свободы, ставя наказанного в такие условия, при коих пользование многими правами гражданскими представляется невозможным.
Но эта новая постановка вопроса о правопоражении далеко не вполне установилась даже в новейших кодексах, которые в этом отношении представляют значительное различие*(2309).
Всего ближе к старой системе стоит ныне действующее французское законодательство, которое знает несколько видов поражения прав: la degradation civique, l'interdiction legale, l'interdiction de certains droits. La degradation civique*("Лишение гражданских прав, лишение осужденного имущественных прав, лишение некоторых прав (фр.).") употребляется как наказание самостоятельное и как дополнительное. Она заключается: 1) в лишении всех прав политических и служебных, как-то: в лишении всякой занимаемой виновным публичной должности или публичного звания, в лишении права на участие в выборах, в службе государственной, военной*(2310), в лишении знаков отличия, права носить оружие и т.д.; 2) в лишении многих прав общественных, как то: права быть экспертом, свидетелем под актами, требующими свидетельской скрепы, права давать в уголовных делах свидетельства под присягой, права содержать публичные школы, быть в них воспитателем, преподавателем и т.д.; 3) в лишении некоторых прав семейных, как то: права быть опекуном, попечителем, членом семейного совета*(2311). Как наказание дополнительное, эта мера сопровождает: les travaux forces, la detention, la reclusion и le bannissement*("Каторжные работы, заключение в тюрьму, лишение свободы, ссылка (фр.)."); она неделима, пожизненна, и ее применение всегда обязательно для суда. L'interdiction legale хотя и названо наказанием, но в действительности является гражданским последствием наказания. Оно заключается в лишении права управлять и пользоваться своим имуществом во все время заключения, почему к имуществу виновного назначается опека; виновному не могут быть передаваемы никакие денежные суммы, никакая часть его дохода; но с окончанием наказания опека прекращается, и все имущественные права осужденного восстановляются*(2312). Эта мера сопровождает: les travaux forc es, la d etention и la r eclusion. Наконец, l'interdiction de certains droits*("Лишение некоторых прав (фр.).") заключает в ceбе почти все те правопоражения, которые входят в d йgradation civique, но, во-первых, назначение этого правопоражения необязательно для суда; во-вторых, отдельные виды поражения прав, входящие в это наказание, могут быть назначаемы не только совместно, но и порознь, и, в-третьих, оно может быть назначаемо не только пожизненно, но и срочно. Независимо от сего, в тех случаях, когда до Закона 1854 г. назначалась гражданская смерть, т.е. при travaux forces а perpetuite, deportation*("При пожизненных каторжных работах, ссылке (фр.).") и при смертной казни, сохранены еще три вида правопоражений, смягченные для приговоренных к депортации Законом 25 марта 1873 г. о положении ссыльных в Новой Каледонии и Законом 10 марта 1877 г. о наследовании после ссыльных, а именно: недействительность духовного завещании осужденных, лишение их права распоряжаться имуществом посредством дарения и лишение права приобретать имущество по завещанию и дарению, за исключением алиментов. Наконец, в Законах гражданских содержится еще несколько указаний о последствиях присуждения к peine afflictive et infamante *("Телесное и позорящее наказание (фр.)."), а именно относительно ограничения прав мужа по отношению к жене, о праве просить фактического расторжения брака, т.е. отлучения от стола и ложа. Кодекс бельгийский знает: 1) потерю должности, знаков отличия и титулов как последствие наказаний до reclusion включительно; 2) interdiction legale*("Лишение осужденного имущественных прав (фр.)."), с прямой оговоркой о сохранении права делать завещание и 3) лишение служебной правоспособности, и притом или пожизненно (при каторге), или срочно, причем по отношению к приговоренным к тюрьме только в особо указанных в законе случаях.
Значительный шаг вперед по вопросу о поражении прав представляет Кодекс германский, стремящийся, хотя и не вполне последовательно, с одной стороны, провести тот принцип, что поражение прав должно иметь своим основанием не род отбытого наказания, а свойство преступления, а с другой - вводящий начало дробимости и срочности правопоражений. Правопоражение распространяется на публичные права (Ehrenrechte), и притом права приобретенные поражаются навсегда, а правоспособность - на срок; к первым относятся: потеря занимаемой должности, звания, титула, ордена, почетных отличий, прав, приобретенных по выборам*(2314); ко вторым - права вступать в военную, гражданскую или общественную службу; участвовать в выборах и быть избираемым; носить национальную кокарду; быть свидетелем под документами, требующими скрепы; быть опекуном, попечителем, членом семейного совета; поражение правоспособности может быть назначаемо на срок от 1 до 5 или от 2 до 10 лет. В случае присуждения к смертной казни и к заключению в Zuchthaus суду предоставляется право назначить, сверх главного наказания, и лишение почетных прав; то же допускается и при назначении тюрьмы на срок свыше 3 месяцев, но лишь при особом указании на то закона. Присуждение к заключению в Zuchthaus во всяком случае влечет навсегда потерю права служить в войске и занимать государственные и общественные должности*(2315).
Кодекс венгерский как дополнительные наказания знает: 1) служебные правопоражения, совмещающие потерю звания, должности, пенсии и иных служебных преимуществ, а равно и служебной правоспособности, при проступках на срок от 1 до 3 лет, а при преступлениях - от 3 до 10 лет; 2) временное лишение политических прав, причем оба вида правопоражений не соединяются обязательно ни с каким наказанием, а применение их поставлено в зависимость от указаний Особенной части.
Еще с большей последовательностью проводит ту же систему Голландский кодекс (§ 28-31), так как он ставит правопоражение в прямую зависимость от свойства преступных деяний и назначает эти правопоражения только на известный срок; ту же систему принимает Норвежский проект. Наше действующее Уголовное уложение усвоило в этом отношении, как мы видели, старую систему бессрочности и безусловности большинства правопоражений.
254. Обращаясь к теоретической оценке этого типа правопоражений, нельзя прежде всего не заметить, что, как указано выше, его существование в карательной системе с необходимостью вытекает из того особого отношения к государству, в которое ставит виновного как учиненное им преступление, так и понесенное за него наказание, и весь вопрос сводится к установлению объема и условий праволишений.
Объем праволишений определяется основной формулой: преступник, оставаясь личностью, следовательно, сохраняя правоохрану своих личных прав, теряет государственное и общественное доверие со всеми правами и прерогативами, с ним связанными. Поэтому правопоражение прежде всего падает на общественную и служебную сферу деятельности виновного, и притом как по отношению к правам и привилегиям, им уже npиoбретенным, которыми он пользовался, так и по отношению к самой возможности их приобретения, к его публичной правоспособности.
В области служебных прав правопоражение влечет за собой утрату той должности и того звания, которое занимал виновный по службе государственной и общественной, а равно и права поступать на таковые или быть в них избираемым. Отсутствие общественного доверия, естественно, разрушает далее право участвовать в выборах как общегосударственных, так и местных или сословных. Далее, ввиду того положения, которое ныне имеет во всех государствах военная служба как осуществление права защиты отечества, правопоражение влечет за собой увольнение с этой службы и лишение права поступать на таковую. Сюда же относится лишение правa исполнять обязанности или деятельность, предполагающие особое доверие и незапятнанное поведение, как, например, право принимать участие в опеке и попечительстве, быть третейским судьей, присяжным или частным поверенным, участвующим в конкурсе или администрации, право быть присяжным заседателем, начальствующим, воспитателем или учителем в общественных и частных учебных заведениях, исполнять обязанность духовных лиц, а в вероисповеданиях христианских и право принадлежать к клиру; право быть свидетелем при договорах и актах, требующих свидетельской скрепы, и т.д.
Вместе с должностью, а для неслужащих и независимо от того, правопоражение влечет утрату всех отличий, по службе полученных, как то: чинов, орденов, знаков отличия, дипломов, почетных титулов и т.п. Такое лишение распространяется, конечно, на отличия, полученные по службе и деятельности государственной и общественной, но не может распространяться на отличия, полученные, например, вследствие промышленной, ученой, благотворительной деятельности лица, в чем бы такие отличия ни заключались. Спорным является только вопрос о таких званиях и присвоенных им знаках, дипломах и т.п., которые хотя и основываются на ученых заслугах лица, но в то же время создают для него известные преимущества по службе или государственному положению, каковы, например, ученые степени, свидетельства об окончании курса, о выдержании испытания и т.п. Ввиду служебного значения таких документов казалось бы возможным допускать лишение и этих дипломов.
Далее следует лишение прав сословных или прав состояния. Допустимость такого праволишения вызывала против себя двоякого рода возражения. С одной стороны, указывали, что этим путем создается как бы неравноправность сословий перед уголовным законом, и притом неравноправность значительная для известных сословий: на каком основании дворянин, учинивший преступление, в силу этого может быть зачислен в мещане или крестьяне? С другой стороны, указывали, что сословное положение лица, например принадлежность к потомственному дворянству, в огромном большинстве случаев есть факт, создаваемый актом рождения, который никакое позднейшее преступление уничтожить или стереть не может. Но оба эти возражения не могут иметь принципиального значения, по крайней мере по отношению к России, ввиду ее государственного строя. Пока существуют сословия, пользующиеся особенными государственными и общественными прерогативами, удаление из этого привилегированного сословия вследствие учинения преступления является мерой вполне понятной и целесообразной. Равным образом падает и второе возражение, как скоро мы будем иметь в виду, что наши сословия не имеют кастового, замкнутого характера, создаваемого только рождением, что даже высшее из них - дворянское, приобретается у нас получением известного чина или ордена, т.е. является само по себе как бы известным служебным отличием. Как говорила Комиссия Государственного Совета 1879 г. (журнал N 5, с. 11), "если правопоражение может обнимать лишение чинов и орденов, то нет причины не распространять его на последствия сих чинов или орденов, т.е. на право принадлежать к привилегированному состоянию, причем наказанный должен быть переведен в состояние непривилегированное. Такой переход не может служить к умалению достоинства сих состояний, являясь лишь логическим выводом иepapxической постепенности состояний по действующему праву".
