2017-12-14
154
При этом, конечно, наряду с поражением прав сословных, наступает и потеря сословных почетных титулов, каковы титулы княжеский, графский, баронский.
В ином положении стоит вопрос о поражении прав частных, допускаемых, например, нашим действующим правом, т.е. прав семейных и имущественных *(2316).
Прежде всего, учинение преступного деяния само по себе не разрушает ни союза супружеского, ни союза родителей и детей, и тем более основанных на происхождении или браке отношений родства или свойства; мало того, весьма нередко такое учинение не влияет и на нравственный характер этих отношений, не колеблет крепости и устойчивости этого союза, так что государство в сущности оказывается бессильным порвать эти узы. Насильственно же прекращая семейные связи, государство вносит принцип разрушения в институт, им же столь заботливо охраняемый.
Конечно, устраняя разрушение семьи и родства из области правопоражений уголовных, государство должно приискать исход для тех случаев, когда учинение преступления и отбытие наказания может повлечь изменение и в семейных отношениях супругов или родителей и детей. Таким образом, например, совершение тяжкого преступления может разрушить нравственное единение супругов и послужить основанием для расторжения брака; точно так же долговременное, а в особенности пожизненное лишение свободы при обязательном сохранении брака может повести только к безнравственным последствиям для невинного супруга, а при ссылке, кроме того, вредно отразиться и на колонизации; поэтому при таких условиях необходимо допустить не только фактическое, но и юридическое расторжение брака.
Равным образом, если пo законам гражданским, из союза брачного или отношений родителей к детям вытекают какие-либо права мужа или родителей, имевшие, так сказать, публичный характер, то государство имеет полное основание лишить виновного этих прав. Таковы, например, право мужа требовать жену к совместному жительству, право дисциплинарной власти родителей над детьми, право отказать в согласии на брак и т.п. При некоторых преступлениях такое лишение является даже необходимым, так как сохранение за родителями их власти могло бы гибельно отразиться на участи детей. Но все эти изменения, по их юридической природе, должны почитаться не наказанием, а гражданскими последствиями преступного деяния, а потому и должны определяться отчасти в законах гражданских, отчасти в законах, определяющих порядок отбытия наказаний, например в Уставе о ссыльных. Подтверждением необходимости такого перенесения является конструкция этого правопоражения в законодательствах, стоящих, так сказать, на полпути, например, в нашем Уложении 1845 г. Присуждение к таким-то наказаниям "сопровождается лишением прав семейственных", "последствие осуждения есть потеря прежних прав семейственных", но и то и другое выражение юридически неверно: осуждение "не сопровождается" и не имеет последствием такой потери, так как для ее наступления необходимо не только желание, но и известная юридическая деятельность или бездействие невинных лиц, например, неследование супруга или детей за осужденным, ходатайство о разводе и т.д., или даже самого осужденного, например, ходатайство о расторжении брака при неследовании супруга; очевидно, что при таких условиях наступающее последствие не может быть определяемо как наказание дополнительное. А между тем данная ему конструкция может возбуждать значительные сомнения: заключается ли в поражении супружеских прав и поражение обязанностей? Может ли, например, жена, не последовавшая за мужем, требовать от мужа, не воспользовавшегося правом развода, но освобожденного от поселения, алиментов? Может ли муж, освобожденный от поселения, требовать к себе жену, оставшуюся в Европейской России? Могут ли супруги ходатайствовать о разводе, когда осужденный супруг уже отбыл наказание, или же брак восстановляется во всей своей силе? и т.д. Но столь же несостоятельным является и отнесение к наказанию разрушения союза родства или свойства. Если это правопоражение не зависит от усмотрения родственников, наступает силою самого закона, то тем более делается очевидным его несостоятельность: каким образом может разрушить закон союз родителей с преступными детьми, союз, так глубоко коренящийся в человеческой природе, в лучших ее нравственных качествах? Права осужденного на материнскую слезу и ласку не разрушит никакой писаный закон. А затем и здесь возникает вопрос об объеме поражаемых прав, о распространении этого правопоражения не только на права, но и на обязанности.
Точно так же факт преступления не стоит ни в каком прямом соотношении с поражением прав имущественных. Какое бы преступление ни совершил виновный, нельзя лишить его возможности и права трудиться и пользоваться результатами труда; напротив того, правильная организация работ, заинтересованность в них самого арестанта составляет одно из существенных условий тюремной реформы.
Распространение же правопоражения на имущество, уже находившееся в обладании виновного, если наказание не составляет денежного взыскания, будет актом совершенно произвольным, не оправдываемым никакими соображениями права, а иногда даже и невыгодным с точки зрения государственных интересов.
Но, конечно, и в этом отношении сам факт отбывания наказания, в особенности долгосрочного, не может не влиять на отношение наказанного к его имуществу. Нельзя допустить, чтобы преступник, содержащийся в тюрьме, мог непосредственно распоряжаться своим имуществом, вступать в сделки и обязательства, пользоваться доходами; это противоречило бы самым элементарным требованиям тюремной дисциплины. Но все эти ограничения являются не наказанием, а условиями тюремного режима, а потому и должны быть указаны в уставах тюремных.
С другой стороны, при аресте собственника или владельца имущества последнее остается без всякой охраны и защиты; государство должно принять меры для устранения расхищения такого имущества, для обеспечения как самого наказанного в будущем, так и его семьи во время его заключения. Наиболее удобным для этого средством является назначение особой опеки над имуществом таких лиц, причем определение условий и порядка назначения такой опеки должно быть сделано в законах гражданских. Поэтому принятие начала полного перехода всего имущества к наследникам, да притом только к наследникам по закону, представляется и несправедливым, и нецелесообразным. В особенности это очевидно по отношению к поражению завещательных прав по этому имуществу. Обвиняемый составил завещание в пользу жены, распределил поровну между дочерьми и сыновьями, назначил его на дела благотворительности - все эти распоряжения недействительны, но кто же этим наказан? Жена, дети, благотворительные учреждения*(2317). Говорят, что он может отказать на преступные цели своим соучастникам. Может быть, но нельзя же запретить топить в городе печи для предупреждения возможных пожаров. Да и много ли таких завещаний!
Иначе ставится вопрос относительно ограничения занятий и деятельности наказанного, являющихся, как ограничение средств заработка, также особым видом поражения имущественных прав.
Нечего и говорить, что во время нахождения заключенного в тюрьме выбор его занятий определяется условиями тюремного порядка; но и по освобождении из тюрьмы иногда представляется необходимым ограничить право лица на известные деяния. Такое ограничение должно быть назначаемо за те преступные деяния, которые по сопровождавшим их обстоятельствам могут сделать опасным сохранение за осужденным этих прав ввиду усмотренной судом его неспособности или нерадения и даже злоупотребления в пользовании этими правами. К числу таких профессиональных прав может, например, относиться лишение права быть издателем газеты, врачом, аптекарем, служить по железным дорогам, торговать порохом, ядовитыми веществами, содержать типографию, питейные дома и т.п.
При этом, конечно, перечень правопоражений должен быть сделан в Уголовном кодексе или в Общей его части, или, по отношению к поражению профессиональных прав, при изложении отдельных преступлений, а затем с ним должны быть согласованы и законоположения о службе государственной и по выборам, о ремеслах и промыслах и т.д.*(2318)
При наиболее важных преступлениях все эти правопоражения могут наступать в их совокупности, но при менее значительных, смотря по их свойству, должны быть определяемы и правопоражения в отдельности, смотря по юридической природе преступления, по его индивидуальной обстановке. При этом те права, то общественное положение, которыми обладал преступник в момент вступления приговора в силу, естественно, утрачиваются бесповоротно. Они могут быть восстановлены разве путем монаршего милосердия, но поражение правоспособности, возможности приобретения права при срочных наказаниях должно быть срочным, т.е. должно продолжаться как во время отбытия наказания, так и известное число лет после того, так как закрыть навсегда для отбывшего наказание возможность возвратиться в общегражданское положение было бы мерой и нецелесообразной, и несправедливой*(2319).
С точки зрения теоретической, разрушение доверия и поражение прав должно быть прежде всего последствием преступления, а не наказания, являющегося искуплением вины: "Не эшафот наносит стыд, а преступление, им караемое", его обстановка, способ совершения, и в особенности мотивы, его вызвавшие; но от этого принципа во всех законодательствах, даже позднейших, делается отступление в том отношении, что правопоражения приводятся в соотношение не только с преступлениями, но и с наказаниями; в особенности значительные отступления допущены нашим действующим Уложением, так как не только более тяжкие наказания, например каторга, всегда влекут за собою правопоражения, но и при тюрьме правопоражения наступают для привилегированных сословий безусловно. Такая система, представляющая выгоды в отношении законодательной техники, оправдывается тем, что при самом назначении наказаний за отдельные преступления законодатель руководствуется, между прочим, и их позорящим характером, но это соображение не имеет силы по отношению, например, к исправительному дому, а потому представляется желательным, чтобы за исключением преступных деяний, обложенных наиболее тяжкими наказаниями, каторгой, или особо указанных в законе, поражение прав являлось бы всегда факультативным, т.е. применение его судом зависело бы от обстоятельств отдельного случая.
V. Имущественные наказания*(2320)
255. В истории всех уголовных законодательств, в особенности у народов германских и славянских, мы встречаем эпоху исключительногo господства денежных взысканий, эпоху переходную от частной семейной расправы, от частной мести - к эпохе взысканий государственных. Позднейшая государственная система наказаний средневекового периода, с ее стремлением к причинению преступнику наиболее тяжких телесных страданий, отодвинула на второй план денежные взыскания; но в законодательствах новейших они снова заняли видное место как по отношению к маловажным полицейским нарушениям, так и в некоторых более тяжких случаях проявления корысти и расчета.
Но формы, в которых являются в истории и в действующих законодательствах имущественные наказания, представляются различными и должны быть рассмотрены отдельно*(2321).
Конфискация. Самым широким типом поражения имущественных прав является отобрание всего имущества, отпись имения в казну. Бытие этой меры было тесно связано с идеей вымирания личности, полного поражения всей сферы прав. В этом виде конфискация практиковалась и в римском праве, и у новых народов*(2322); нередко эта мера получала политическую окраску во время борьбы партий, усмирения восставших, обращаясь в средство материального обессиления противников, а иногда и в позорное средство поправления бюджета*(2323). Против конфискации вооружилась Французская революция Законом 1790 г., провозгласившим полное устранение этой меры (конфискация была восстановлена во Франции в 1810 г., отменена в 1814 г.), а затем она мало-помалу исчезла и из других законодательств (в Пруссии, например, в 1850 г.); у нас, как мы видели, дважды отмененная на вечные времена, конфискация тем не менее удержалась до введения в действие действующего Уложения.
Как дополнительная мера, сопровождавшая смертную казнь и пожизненные взыскания, конфискация несостоятельна уже потому, что она всецело падает на лиц, не повинных в преступлении; как мера самостоятельная, она является и крайне неуравнительной, и совершенно бесцельной*(2324).
Отобрание отдельных вещей*(2325). Эта мера, в противоположность общей конфискации, встречается во всех новейших кодексах, причем в ней на первый план выдвигаются две различные стороны: полицейская, стремящаяся этим путем предупредить или пресечь преступления известного рода, и уголовная, видящая в отобрании вещей причинение материального страдания виновному, имеющего характер уголовной кары*(2326). На этом основании французские криминалисты различают два вида такой специальной конфискации: la confiscation personnelle*("Конфискация личных вещей (фр.)."), когда отбираются предметы, дозволенные к обращению в обществе, так что отобрание их имеет в виду только причинение материального вреда их владельцу, и lа confiscation reelle*("Вещевая конфискация (фр.)."), когда отбираются такие предметы, которые по их природе не должны оставаться в обладании частных лиц; при последних условиях конфискация может наступить даже и в случае оправдания виновного. Конфискация первого рода должна иметь все свойства наказания, конфискация второго рода - характер полицейской меры.
Предметы конфискованные, конечно, должны иметь непосредственное отношение к учиненному преступному деянию, являясь или средствами его учинения (instrumenta sceleris), или его результатом (producta sceleris).
Предметы, которые служили для совершения преступления, если только они по свойству своему не представляют опасности продолжения этой деятельности преступником и не принадлежат к числу опасных или публичное обращение которых воспрещено, не должны бы подлежать отобранию, но, однако, многие из новейших кодексов, как, например, Германский, Голландский, наше Уголовное уложение, допускают в виде особого наказания конфискацию всяких предметов, бывших средством преступного деяния, в случаях, особо оговоренных законом, и при том лишь условии, если эти предметы принадлежали виновному или его соучастникам; таково, например, отобрание орудий запрещенной рыбной ловли, охоты, порубки и т.д. Кроме того, Германский кодекс особо упоминает об отобрании денег, данных или обещанных за совершение преступления; подобный же случай знает и наше Уложение при взяточничестве и при обмане, при продаже под видом запрещенных товаров.
Шире ставится вопрос о продуктах преступной деятельности: никто не должен обогащаться преступлением, а потому все добытое виновным через преступление должно быть отобрано от него. При этом различают два вида предметов: во-первых, те, в которых выразилась или воплотилась преступная деятельность (le corps du delit), как, например, поддельные деньги, подложный документ, поддельные продукты, преступное сочинение, и такие, которые только добыты преступлением, - украденные вещи (choses produites par le delit) и т.п. Нередко, впрочем, вещи, добытые путем преступления, в свою очередь делаются средством для других дальнейших преступлений. При этом, разумеется, отобранию подлежат только вещи, добытые преступлением in specie, а не те имущественные выгоды, которые были вообще получены преступником; поэтому, например, если на украденные деньги был куплен выигрышный билет, то этот билет, а тем более павший на него выигрыш не могут подлежать отобранию.
Отобранные предметы могут быть: 1) или немедленно истребляемы и уничтожаемы, как скоро они не могут быть предметом общественного оборота, например, испорченные съестные припасы, сочинения преступного содержания; 2) или они могут быть обращены в пользу государства натурой или в виде вырученных от их продажи денег; при этом иногда они могут получать точно определенное законом назначение, например, в пользу известных благотворительных учреждений, специальных ведомств, или же 3) они могут быть обращены в пользу частных лиц, потерпевших или могших потерпеть от преступления; так, например, украденные вещи возвращаются их хозяину, контрафакционные издания обращаются в пользу автора или его правопреемника.
По общему правилу, такое отобрание является дополнительным взысканием к другому, главному; но могут быть случаи, как, например, при нарушении акцизных уставов, когда конфискация выступает на первый план. По отношению к предметам, не подлежащим нахождению в общественном обороте, конфискация, с одной стороны, должна быть безусловно обязательна для суда, а с другой - допустима и в том случае, когда обвиняемый не будет признан виновным; равным образом возвращение вещей, добытых преступлением, может быть допущено и при оправдании подсудимого, как скоро судом будет установлено, что эти вещи добыты преступлением и принадлежат определенному лицу. В последних случаях подобное отчуждение возможно и в случае смерти подсудимого, последовавшей прежде вступления приговора о нем в законную силу. Конфискация же орудий преступного деяния, назначаемая только как дополнительное наказание, может быть применяема и факультативно, ввиду обстоятельств отдельного случая.
Иное значение имеет не отобрание, а временное задержание вещей, например, присоединение их к делу в качестве вещественных доказательств, или наложение опеки над имуществом, например, на время отбытия его собственником наказания, ибо такое ограничение имеет лишь временный характер, и с устранением того обстоятельства, которое вызвало эту меру, имущество снова возвращается владельцу.
Принудительное прекращение или устранение вреда. Независимо от отобрания вещей, а также и от вознаграждения убытков, причиненных потерпевшему, все законодательства знают разнообразные иные меры взысканий имущественного характера, падающие притом не на имущественные права лица, а непосредственно на принадлежащее ему имущество; таковы, например, случаи закрытия завода, лавки, учебного или промышленного заведения, сломка или исправление здания, производство каких-либо работ за счет виновного и т.д.
256. Денежная пеня. Но главный вид имущественных взысканий составляют денежные пени в тесном смысле, особенно распространенные в англо-американском законодательстве.
Денежная пеня может быть назначаема или в определенных законом размерах, как наказание, или же с указанием в законе только масштаба для вычисления этих взысканий. В этой последней форме денежная пеня встречается в особенности при нарушении уставов казенных управлений, где пеня заключает в себе вознаграждение казны за понесенные ею убытки, и притом за такие убытки, коих прямое доказательство в порядке гражданском представлялось бы затруднительным, так что такое взысканиe имеет как бы характер публичной неустойки. Этот вид тесно примыкает к пене, налагаемой в интересах частного потерпевшего лица, которая, как я указывал, назначается в некоторых особо указанных случаях, как, например, die Busse* Штраф (нем.)." германского права, бесчестье по нашему праву, уплата двойной стоимости за порубки и т.д.*(2327)
Восемнадцатый век был неблагоприятен развитию системы денежных взысканий; в числе выдающихся противников этого наказания можно указать много весьма громких имен. Несочувственно относились к ним и писатели первой половины XIX века; но современная биржеспекулятивная окраска общественных идеалов придала иное значение денежным взысканиям в общей системе карательных мер: в них многие видят уже вполне разумное средство облегчить государственный бюджет на устройство тюрем*(2328). Недостает немногого, чтобы, забывая старое "turpis lucra extorqueri"*("Извлечение барышей путем безобразного истязания пыткой" (лат.)."), объявить преступление, вместе с пьянством и проституцией, государственной регалией. Не поразит ли всякого беспристрастного наблюдателя принцип ростовщического хищения, проводимый, например, ныне в системе акцизных взысканий с ее процентным вознаграждением доносчиков, открывателей, оберегателей, наблюдателей и т.п.?
В существе денежные пени представляются необходимыми в кодексах только ввиду того, что существуют такие маловажные нарушения, в которых назначение даже низшего размера лишения свободы является сравнительно тяжелым, или такие, где ввиду обстоятельств отдельного случая представляется справедливым избегать назначения ареста хотя бы и на несколько дней, где главное репрессивное значение имеет собственно суд и осуждение, а не взыскание; кроме этих случаев, денежная пеня могла бы быть допущена разве при некоторых корыстных проступках, не имеющих особенно важного общественного значения. Но желать, как это делают многие писатели - Бонневиль во Франции, Меркель, Вальберг, Кроне, Вах и др. в Германии, замены денежной пеней всех краткосрочных наказаний лишением свободы значит, по моему мнению, для одних понизить репрессию до нуля, особенно если вспомнить, что по такого рода нарушениям большинство законодательств допускает заочное осуждение, а иногда даже и право уплатить взыскание до суда, а для других, несостоятельных, сделать замену мнимой, так как лишение свободы будет им назначено не непосредственно, а в виде ареста, заменяющего неуплаченную пеню.
Денежная пеня назначается во всяком случае судом как наказание, причем в большинстве законодательств она употребляется или самостоятельно, или альтернативно с низшим видом лишения свободы; в особенности последняя форма распространена из новых кодексов в Голландском 1881 г. и Нью-Йоркском 1881 г., где она допускается эвентуально даже при тяжких проступках (Rosenfeldt). Кроме того, иногда денежная пеня назначается совместно с лишением свободы, причем такое соединение признается или обязательным для судьи, или предоставляется его усмотрению. Последняя система, принятая, между прочим, Итальянским уложением, представляется весьма малораспространенной, и ее юридическое обоснование весьма шатко, так как она сводится преимущественно к возможности сокращения этим путем сроков лишения свободы.
Но в каком бы виде ни употреблялась денежная пеня, главный и наиболее трудный вопрос составляет установление ее размеров в отдельных случаях, ввиду полной зависимости ее репрессивного значения от имущественного положения лица. Уплата 10 рублей пени не имеет никакого значения для привыкшего тратить деньги без счета; она будет несколько чувствительна для человека со средними средствами и рассчитанным бюджетом и крайне тяжела для человека, считающего свой ежедневный заработок даже не рублями, а копейками*(2329).
Остается предоставить установление этого соотношения усмотрению судьи. Конечно, насколько этим не нарушаются общие пределы прав, суду предоставленных, выбор размера пени по соотношению с имущественным положением виновного был бы вполне разумной мерой; но одна эта мера не представляется достаточной, так как по общему правилу максимум пени не может быть очень велик, не превышая обыкновенно 25 или 50 рублей, т.е. суммы, которая для людей зажиточных представляется очевидно недостаточной *(2330). Допустить же, ввиду возможного осуждения людей богатых, значительное возвышение наибольшего размера пени значило бы создать произвол суда, ни на чем не основанный.
Поэтому издавна уже прилагаются попытки определить в самом законе денежную пеню не в точно установленных размерах*(2331), а установить, как резюмировало этот взгляд собрание германской секции "Союза криминалистов" в Галле (Rosenfeldt), то начало, что "размер денежной пени в каждом отдельном случае должен соответствовать имущественному положению и хозяйству обвиняемого". Пеня должна определяться как известная часть какой-либо имущественной единицы (eine quotisirende Berechnung). Такой единицей может являться или все имущество лица, так что пеня будет отобранием 1/1000, 1/100, 1/10 всего имущества, т.е. будет возрождением конфискации, но не полной, а частичной; или же такой единицей будет приниматься доход, и притом в весьма различных оттенках - годовой, месячный и дневной, валовой и чистый и т.д., причем установление такого дохода может быть или вполне предоставлено суду уголовному, или же должно основываться на заранее определенных данных, на количестве платимых податей и т.д. Эта система, хотя, как указывает Розенфельдт, и встречается в законодательствах португальском 1867 г. и бразильском 1830 г., но ее применение, очевидно, встречает серьезные практические затруднения, крайне осложняя деятельность судей*(2332). Да притом, как еще давно указал Эли, создаваемое этим путем равенство наказания будет только кажущееся, так как отнятию 1/10 части имущества у лица, доход которого достаточен только для покрытия необходимого, далеко не одинаково с отнятием 1/10 имущества у того, кто сорит им направо и налево; или же придется допустить, как это предлагает Кронекер, прогрессивную систему, т.е. увеличение части с возрастанием имущества, что создаст еще новые затруднения*(2333). Оттого большинство кодексов и назначает денежную пеню параллельно с лишением свободы, чтобы создать репрессию и по отношению к лицам состоятельным, для которых уплата нескольких рублей пени не имеет никакого значения.
Но даже раз назначенная пеня представляет значительные затруднения по отношению к ее осуществлению, затруднения, также ослабляющие значение этой меры как уголовного взыскания. Всякое наказание должно быть страданием для виновного, страданием, им лично отбываемым; закон не может допустить, чтобы назначенное кому-либо наказание отбывалось за него другим лицом. Но по отношению к денежным взысканиям этот принцип не может быть проводим с надлежащей последовательностью, так как государство не в состоянии на практике устранить уплату за наказанного пени другим, если даже и признать таковую уплату укрывательством, что само по себе сомнительно, так как тогда пришлось бы признавать преступным всякое подаяние и помощь осужденным. Все, что может сделать в этом отношении государство, - это воспретить публичные сборы для уплаты назначенной пени, хотя и таковые, в особенности в процессах, имеющих политическую или партийную подкладку, представляются весьма нередкими*(2334).
Далее, в тех случаях, когда преступление совершено несколькими лицами, каждый должен отвечать за учиненное ими в совокупности преступное деяние, но зато каждый несет лишь наказание, ему назначенное, и ответственность может распространяться только на лиц, действительно признанных виновными. И в этом отношении при применении денежных взысканий как в нашем праве, так и в западных законодательствах допускается ряд изъятий, в особенности при нарушениях, затрагивающих интересы казны. Таким образом, являются случаи, при которых закон допускает общую солидарную ответственность нескольких лиц*(2335); далее, закон допускает целый ряд лиц, граждански ответственных, лиц, которые уплачивают значительные по размерам пени не в силу установленной судом их личной виновности, а только в силу не доказанной, а предполагаемой неосмотрительности в выборе агентов (culpa in eligendo) или предполагаемого соучастия*(2336).
Наконец, денежное взыскание, являясь иногда безразличным для лиц зажиточных, еще чаще оказывается совершенно бессильным по отношению к несостоятельным, не могущим уплатить падающего на них взыскания или просто скрывающим свое имущество и отказывающимся от уплаты*(2337).
Отсюда является, с одной стороны, стремление к облегчению возможности уплаты, а с другой - необходимость замены пени другими наказаниями.
Главнейшим средством облегчения уплаты пени является введение в закон правил о рассрочке уплаты, рекомендуемой большинством сторонников денежных наказаний (ср. Rosenfeldt). Такая рассрочка предоставляется усмотрению суда, но с тем чтобы уплата полностью всей суммы была произведена в течение указанного законом срока, например года.
Если же в течение известного срока уплата не последует, то приходится прибегнуть к замене пени другими наказаниями.
257. Такими мерами в законодательствах являются или личное задержание, или отдача в заработки.
Личное задержание*(2338), как наиболее употребительное средство замены, в свою очередь, является в двух совершенно различных типах. С одной стороны, оно рассматривается как средство понудить осужденного к уплате наложенного на него взыскания, когда есть основание предполагать, что он скрыл возможность уплатить взыскание, а с другой - оно является простой заменой одной карательной меры другою во избежание безнаказанности.
При первой постановке вопроса личное задержание является лишь особенным способом осуществления судебного приговора, уголовного или гражданского, налагающего денежное взыскание или присуждающего к вознаграждению за вред и убытки, или к уплате судебных издержек; при второй - личное задержание есть особый вид заменяющего наказания, назначаемого по приговору уголовного суда, при фактической невозможности применения первоначально назначенного взыскания. Преобладание той или другой стороны при обрисовке личного задержания, разумеется, существенно изменяет сами условия замены.
Из западных законодательств на первую точку зрения становится только французское право*(2339). Всякий приговор к денежному взысканию, к вознаграждению за вред и убытки, а равно и к уплате судебных издержек создает для осужденного долговое обязательство но отношению к государству или к потерпевшей стороне. Этот долг обеспечивается имуществом осужденного, которое в случае неплатежа может быть описано и продано с публичного торга. Но, кроме этих общих средств обеспечения уплаты вышеуказанных взысканий, закон знает и некоторые особенные, как, например, юридическая гипотека (art. 2123 code civ.), а по отношению к судебным издержкам - privilйge (по Закону 1807 г.; далее, солидарность в уплате, когда деяние совершено несколькими соучастниками (art. 55 code pйn.), и, наконец, личное задержание (contrainte par corps)*(2340), оставшееся в силе по отношению к денежным взысканиям, к вознаграждению за вред и судебным издержкам и после Закона 22 июня 1867 г., отменившего личное задержание за долги. Размер такого задержания установлен в законе соответственно с размерами взыскания, но во всяком случае оно продолжается не менее 2 дней и не свыше 2 лет. Это задержание вовсе не считается наказанием, а только мерой исполнения приговора, средством принуждения должника к уплате при предполагаемой его состоятельности. Отсюда вытекают следующие последствия: требование о задержании со стороны представителя публичной власти не должно быть предъявляемо, коль скоро он убежден в действительной несостоятельности приговоренного; задержание прекращается, как скоро приговоренный представит ручательство в уплате или действительное доказательство своей несостоятельности; наконец, отбытие срока задержания, назначенного судом по указанному выше расчету, вовсе не уничтожает права требовать полной уплаты до истечения давности, если бы впоследствии у виновного было обнаружено какое-либо имущество. Но и французское законодательство не могло совершенно игнорировать карательный характер этой меры, ибо такое принудительное задержание остается во всяком случае лишением свободы. Поэтому такое задержание вовсе не применяется к лицам моложе 16лет, а к престарелым применяется в половинных сроках; оно не применяется одновременно к обоим супругам; не применяется в случае, если взысканиe идет в пользу супругов, родственников по прямой линии и боковых до 4-й степени, а равно не применяется и к лицам граждански ответственным. При доказанной несостоятельности задержание прекращается только в том случае, если приговоренный просидит уже половину срока, назначенного судом.
