Халил-бек Мусаясул страна последних рыцарей 5 страница

Когда его закованного привели на площадь, наступила ночь, и костер был заложен. Люди с горящими факелами подошли к поленнице, и тут же вспыхнули языки пламени. Хочбар заметил наверху свое оружие и свой щит, все было сломано, его любимый белый конь был убит. Ханские слуги хотели бросить Хочбара в огонь, но тут хан воскликнул: „Стойте! Вот еще что! О твоем голосе, абрек, ходит слава. Говорят, что нет тебе в этом равных. А ну-ка, спой напоследок, Хочбар! Развлеки нас!“

Толпа смотрела со страхом, но Хочбар молчал. Хан засмеялся: „Ну же, почему ты не начинаешь, абрек? Может быть, у тебя от страха голос пропал?“

Хочбар спокойно сказал: „Как я могу петь со связанными руками? Развяжите меня и дайте мне чунгур. Только так я смогу по-настоящему спеть!“

И тут Хочбар, стоя перед огненной стеной, ударил по струнам и запел громким и чистым голосом: „Слушайте меня, вы, пришедшие увидеть мою смерть. Знаете ли вы, кто я? Я хочу сказать вам об этом. Я тот, кто крал ваш скот на глазах у пастухов. Я тот, кто брал ваших невест за день до свадьбы. Я тот, кто объезжал ваших лучших лошадей. Я тот, кто оставлял ваших жен вдовами, а ваших детей сиротами. А кто перерезал сухожилия твоей любимой лошади на пастбище, хан? А кто украл у твоей жены красные штаны, хан? Кто нанес тебе такой позор, кунак? Это был я, Хочбар из Гидатля!“

И с этими словами он отбросил от себя чунгур, схватил руками обоих сыновей хана, стоявших впереди и с любопытством ожидавших предстоящей казни, и прыгнул с ними в огонь.

Раздался ужасный крик, толпа разбежалась, хан остался один. Хочбар стоял в пламени, не выпуская детей из сильных рук. „Плачьте! — продолжал он петь,— плачьте и кричите, трусливое исчадие трусливого отца, нарушившего правило гостеприимства. Мне не жаль вас, змеиное отродье! Жаль мне только моего белого коня, он был благородных кровей!“

Хочбар пел во весь голос и умер с песней на устах».

 

Раздались одобрительные возгласы, присутствующие выражали свою глубокую признательность замечательному певцу. А вот баллада, которую он собирался сейчас исполнить, настраивала людей на более печальный лад. Певец взмахнул бубном, привел его в движение и таинственным шепотом начал свой рассказ:

«С древних времен известна эта печальная песня. Чабаны передавали ее из рода в род. Она рассказывает о событии, которое произошло однажды там, где долина реки Койсу, сужаясь, открывается на Дарго ^{49}. Здесь все свершилось волею судьбы прекрасной лунной ночью. Вокруг благоухали цветущие ивы, быстрые горные воды стремительно и шумно неслись в долину, на склонах гор блеяли овцы. На берегу ручья стоял юноша и поил свою лошадь. Он был одет в бурку и плотно закутан в башлык, так как ночь была хотя и ясной, но холодной. Обычно мечты молодых людей при луне бывают приятными, но у этого парня они были тяжелыми и мучительными. Взгляд его был неспокоен, он думал о давно свершившейся несправедливости, не искупленное бремя которой висело на нем с детских лет. Он приложил ухо к земле, и ему издалека послышался топот лошади, едущей по горной тропе. И, действительно, через некоторое время из леса выехал всадник и приблизился к воде. Заметив юношу, мужчина поздоровался с ним: „Салам алейкум, друг“.— „Ваалейкум салам, Ники Булат!“ — ответил юноша. „Ты знаешь меня?“ — воскликнул мужчина удивленно. „Как же мне тебя не знать? — рассмеялся молодой человек.— Ты же мой враг, с тех пор как ты десять лет назад убил моего отца! С тех пор как я возмужал, я ждал встречи с тобой в нужном месте и в нужный час. Время настало! А теперь слезай с лошади. И мы предоставим себя милости небес!“ Ники Булат спешился и молча принял вызов. Так вел он себя всю жизнь. Они стояли друг против друга, и Аллах был им свидетелем. Они сражались на кинжалах, старший был сильнее и обученнее, а младший ловчее, полон гнева и жажды мести. Стрелка весов судьбы колебалась то в одну, то в другую сторону, а затем все решилось: Ники Булат рухнул у самого берега реки и умер, так как мера отведенных ему Аллахом дней, которую никому не удается перешагнуть, переполнилась через край.

Юноша стоял над ним как победитель. В небе светила прозрачная луна, все тропинки белели на фоне темных гор. До каждой трещины и зазубрины в скалах, казалось, можно было дотронуться. Где-то в лесу выл шакал, лошади в страхе фыркали. Как доказательство исполненной мечты мститель отсек правую кисть убитого, завернул в платок и положил в хурджин *.

Затем, взяв под уздцы коня Ники Булата и, привязав его к своему коню, он поехал в сторону отцовского дома, наследное право на который он по-настоящему получил только сегодня ^{50}. С его души свалился камень, грудь дышала свободно, сердце билось радостно, как никогда прежде.

Когда он въехал во двор, к нему подбежала мать, только что проснувшаяся от каких-то смутных видений. Она молча помогла ему развязать хурджины, которые он протянул ей со словами: „Открой и посмотри, какую добычу я тебе принес!“ При этом он смотрел на ворота, на поперечной балке которых он хотел сразу же повесить символ выполненного сыновнего долга. Но сначала он решил устроить и накормить коней.

Мать взяла хурджины и, как сказал ей сын, развернула окровавленный платок. Увидев кисть руки с хорошо знакомым ей перстнем на большом пальце, она воскликнула в горе: „Орука Ники Булата, я держу тебя еще раз в моей жизни! Какая ты сегодня холодная и застывшая, а ведь прежде ты была такой теплой, твердой и ловкой. Твое прикосновение было для меня приятнее любого другого. Ах, с тех пор как ты оставил меня, все в жизни потеряло для меня смысл, и я стала безразличной ко всему“. Двадцать лет своей жизни она прожила как в каком-то тревожном, полном смутного ожидания сне. Несчастная женщина провела его рукой по своим губам и, плача, покрыла ее поцелуями.

Сын, возвращавшийся из конюшни, бесшумно подошел к матери и ужаснулся тому, что он увидел и услышал. „Отец! — воскликнул юноша,— я должен довести начатое дело до конца и убить всех твоих врагов!“ В лунном свете сверкнул кинжал, сын набросился на мать, и она погибла из-за своего возлюбленного.

Такую историю рассказывают чабаны светлыми ночами, когда самый приветливый огонь костра становится бледным и бессильным из-за холодного лунного света. А вот чт о было раньше, и что произошло с этим юношей после, они не знают. Этого никто не помнит».

Когда Галбац закончил свою песню, умный Саду, которого все всегда внимательно слушали, произнес: «На самом деле, удивительно и странно слушать старые предания и на безопасном расстоянии следить за жизненным путем гонимых судьбой, блуждающих смертных. Но случается иногда, что сила человеческого сердца или озарение сверху оказывается сильнее, чем трагическое стечение обстоятельств.

Такого рода чудеса происходят и в наши дни, о чем я вам и поведаю, чтобы утешить вас и вселить в вас уверенность. Так послушайте же удивительную историю Гамзата, друга Аллаха и его пророка.

 

Еще совсем недавно в Салта жил старый Гамзат, богатством которого были его мудрость и его единственный сын Аттилав. Этот юноша был гордостью не только отца, но и всего аула, так как среди джигитов не было ему равных. Он был всеобщим любимцем, его появления ждали на праздниках и базарах. Его знали все от Кегера до Цудахара и Хоточ. А когда он ехал на белом коне и с соколом в руке на охоту, его со всех сторон приветствовали радостными возгласами. Он обладал прекрасным здоровьем, и всех, кто смотрел на него, охватывала радость.

С балконов и через оконные занавески за ним следили прекрасные глаза, но Аттилав уже сделал свой выбор. Это была девушка по имени Маргал, дочь богатого человека, владельца многочисленных отар и полей. (См. акварель ‹…› ) Ее сердце билось только для него, и он любил ее верно и преданно, воспевал ее красоту и добродетели, и только для нее играл на чунгуре. Он пел о своей вечной любви к одной-единственной на свете. Остальные девушки вздыхали при виде его высокой стройной фигуры, узкой в бедрах и широкой в плечах. Весь его облик завершало приятное свежее лицо с черными усами и лихо, набекрень надетой папахой. Взгляд его был открытым и смелым, а улыбка сияющей.

Но случилось так, что одному богатому купцу тоже приглянулась салтинская красавица Маргал, и он послал людей с подарками к ее отцу. Тот ответил, что выбор его дочь должна сделать сама и не принял даров.

Купец был разгневан и поклялся сделать все, чтобы добиться ее. Из разговоров соседей он понял, кто стоял у него на пути.

У Аттилава был друг Хасан, который, будучи на несколько лет моложе его, старался во всем ему подражать и всегда быть рядом с ним. Вот с ним-то познакомился и подружился богатый купец. Он часто приглашал Хасана с собой на охоту. Аттилав, бывший страстным охотником, тоже оказался как-то в их обществе. Теперь они часто ходили втроем со своими соколами на куропаток. Но однажды купец пригласил обоих друзей поохотиться на быстрого тура.

И они отправились в путь, когда небо еще было покрыто звездами. По дороге Атталу запел:

Опуля, горячая пуля, ты несешь мне холодную смерть,

Но когда-то я был твоим господином, и ты меня иногда выручала.

Оземля, черная земля, ты давишь мне на грудь.

А когда-то зеленая ты лежала под моими ногами, и я с удовольствием ходил по тебе.

Омой новорожденный брат, ты носишь в себе столько гордого мужества,

Не забывай меня, пока не отомстишь за мою кровь,

Но если ты, мой младший брат, будешь стремиться сюда ко мне,

То еще не успев забыть обо мне, ты будешь лежать в моей могиле.

Поднявшись ранним утром высоко в горы, они начали охоту на пугливую дичь, преследуя которую Хасан отошел от друга на далекое расстояние.

А когда солнце зашло за небосклон, пастухи, искавшие пропавшую овцу, нашли мертвое тело Аттилава. Он сорвался со скалы и разбился насмерть, но его голова без единой раны покоилась на теле убитого тура.

К Гамзату отправили гонца с горестной вестью. Старик сидел на ковре, погруженный в молитву. Но молящегося не принято беспокоить и, поэтому гонец подождал немного.

Закончив намаз, Гамзат вопросительно взглянул на юношу. „Салам алейкум, Гамзат,— сказал тот.— Мужайся отец, большая беда свалилась на твою голову! Мы нашли Аттилава в горах мертвым. Он погиб от рук убийцы, а ведь не было ноги более твердой, чем у него“. Отец побледнел, зашатался, но не упал. Он взял себя в руки и сказал: „Все в руках всемогущего Аллаха. Это не человек, а судьба отняла у меня сына“. Затем он отвернулся и завершил свою вечернюю молитву.

Уже наступила ночь, когда тело убитого юноши принесли домой. Боль и гнев охватили мужские сердца, женщины горько оплакивали Аттилава, лежавшего здесь во всей своей красоте, с разбитым телом, но прекрасным лицом, не тронутым смертью, чтобы им могли в последний раз полюбоваться любящие глаза. Молча и неподвижно стояли его спутники по злосчастной охоте и никому не смотрели в глаза.

Вскоре пошли темные слухи, они витали вокруг, как злые духи и дошли, вероятно, и до Гамзата, который после похорон вернулся в свой одинокий дом. Он потерял единственного наследника, и теперь не было никого, кто мог бы отомстить за его сына. Казалось, что старик и не искал виновного. Купец незаметно уехал в город. Хасан тоже неожиданно исчез из родных мест. А красавица Маргал бросилась со скалы, потому что жизнь без любимого стала ей немила. И вот однажды к одинокому старику пришли молодые крепкие ребята и предложили ему свою помощь. Они думали о предыстории и обстоятельствах убийства то же, что и большинство жителей села: „Если хочешь, мы достанем из-под земли и убьем обоих. Мы поможем тебе, отец. Ты только скажи свое решающее слово!“ Гамзат поблагодарил их за готовность помочь ему, но не разрешил ничего предпринимать. Об этом узнал комендант крепости Гуниб и послал к нему одного из своих офицеров, чтобы узнать, нет ли у отца подозрений на кого-либо. Это могло бы помочь осуществить справедливое возмездие. Старик неуклонно отвечал, что он никого не подозревает и не хочет допускать в свое сердце черных мыслей.

Затем последовали долгие годы одиночества, а люди не понимали Гамзата, который жил, не опуская головы. Все видели, как он с мотыгой и киркой шел на маленькое поле, стараясь никому не показывать своих переживаний.

Однажды весной, когда только забрезжил холодный, туманный рассвет, он снова направился к полю и, устав, присел отдохнуть на придорожный камень. И тут, в пустынной тишине еще одного начинающегося бессмысленного дня, его охватили горе и отчаяние. С глубокой тоской и печалью думал он о сыне, и всюду, куда бы он ни смотрел, на влажной темной земле и в мрачном облачном небе, он видел глаза Аттилава. Ему стало стыдно, что он так размечтался и тут же, пытаясь взять себя в руки, он заметил на горизонте фигуру приближающегося человека „Это Аттил!“ — подумал он про себя и решил, что сын пришел взять его с собой! Но когда юноша подошел ближе, старик понял, что это не Аттилав, а другой, живой человек. „Здравствуй, почтенный, это я!“ — услышал Гамзат и узнал в мужчине Хасана, бывшего друга своего сына. Подошедший начал говорить, запинаясь и задыхаясь от волнения. Его речь напоминала неудержимый горный поток. Он рассказывал о том, с каким тяжелым чувством вины он бродил по свету с того самого злополучного дня, как трудно было ему жить с сознанием своей вины, и что духи мщения не давали ему идти, цепляясь за ноги. Из-за детского легкомыслия он потерял бдительность и не смог уберечь своего друга, а из-за своей слабохарактерности не отомстил за убитого, хотя его сердце подсказывало ему, кто убийца Аттилава. Поэтому он чувствует себя виноватым во всем, и эта отравленная угрызениями совести жизнь стала для него просто невыносимой. Он хотел наложить на себя руки, но понял, что не это настоящее искупление греха и решил, что отомстить за сына должен отец своею собственной рукой и получить от этого удовлетворение. „Убей меня, почтенный, может быть, хоть это принесет тебе успокоение!“ Старик долго и молча размышлял, потом кивнул головой, погладил свою длинную белую бороду, и, наконец, произнес: „Ну давай, клади свою голову на этот камень, чтобы свершилась справедливость!“ Хасан покорно стал на колени, обнажил шею, наклонил голову и стал ждать. Гамзат достал из ножен свой большой, широкий блестящий кинжал, замахнулся было для удара, но тут же опустил руку. „Нет! — сказал он.— Это не совсем правильно! Повернись и взгляни смерти в глаза! Это доставит мне больше радости!“ Хасан послушно повернулся и подставил старику горло и, широко открыв глаза, посмотрел вверх, когда над ним взметнулся нож. И тут рука Гамзата дрогнула, он отбросил сталь от себя и поцеловал юношу в лоб. „Поднимись, сын мой! — сказал он.— Аллах послал мне тебя вместо Аттилава. Отдышись и возьмись за плуг, дитя мое, давай поработаем, чтобы пашня вовремя дала урожай. Это нужно нам, чтобы выжить!“

Когда солнце поднялось высоко, они вернулись в аул, впереди налегке шагал отец, за ним шел теперь уже его сын Хасан, неся на плечах плуг. Все, кто им встречался на пути, очень удивлялись.

Через несколько дней Гамзат беседовал в мечети с мужчинами и говорил им: „Друзья, я хочу вам открыть причины моего поступка, чтобы вы мои действия не расценивали как старческую слабость и не презирали Хасана, который отныне является моим сыном и будет продолжателем моего рода. Когда этот юноша пришел ко мне, готовый пожертвовать своей жизнью, я понял, что он избавился от вины, как змея избавляется от старой кожи, которая, высохнув, лежит на дороге“. Гамзат объяснил им, что произошло: „Муки очищают душу так же, как огонь очищает расплавленное золото. Хасан пришел ко мне более чистым, чем я сам. А убивать чистого — это грех. Хвала Всевышнему, который явился мне на утренней заре в поле и украсил мой старый ствол свежими молодыми побегами!“

Как только Саду, искушенный в светских и духовных делах, подвел свой рассказ к радостному и благополучному концу, он тут же начал новую историю: «Теперь я хочу поведать молодежи, любящей шутку и веселье, еще две чудесных сказки, из которых можно почерпнуть много мудрого и полезного, ведь смех — это не глупость, а из смеющегося рта правда всегда кажется более приятной. Так слушайте же!»

И он начал своим спокойным и ровным голосом:

 

«Один мулла работал в своем саду и нашел в земле горшок с золотыми монетами. „Что мне делать, как мне быть с этим золотом? — думал он про себя.— Если я возьму его в дом, моя жена расскажет об этом всем, и тогда наиб отнимет его у меня, так как он имеет права на все зарытые здесь сокровища“.

Ну, что вы думаете? Как он поступил?

А поступил он вот как: сначала он вернулся в комнату, где спала его жена, осторожно взял несколько монет у нее из-за пояса, где она обычно хранила деньги. Ничего не заметив, супруга продолжала тихо посапывать. Затем он быстро отправился на базар и купил там фунт халвы *, а также целую кучу рыб. Когда он вернулся домой, жена еще спала, а он взобрался на дерево перед окном и повесил всех рыб, одну за другой, на ветви. Халву он разделил на мелкие куски и положил их вокруг дерева; теперь они были похожи на крупные градины. Затем он взял свое ружье, стал у окна и выстрелил в сад. Тут же с криком вскочила с постели проснувшаяся от шума жена, позвала его и испуганно спросила, не разбойники ли это. „Нет, нет,— ответил мулла невозмутимо,— я стреляю только по рыбам на дереве“.— „Всемогущий Аллах! — воскликнула жена и схватилась за голову.— Ко всем нашим бедам, ты теперь еще и с ума сошел! В тебя, наверное, бес вселился! Где же ты слышал, что на деревьях росли рыбы!“ — „Успокойся,— сказал ей муж.— А почему рыбы не могут расти на деревьях? Это еще ничто по сравнению с тем, что сегодня средь ясного неба сверху дождем посыпалась халва. Подойди и посмотри сама!“ И с этими словами он повел жену в сад. Она все еще не решалась поверить его словам, когда он уже принес горшок, и сказал: „Посмотри, как свершается чудо за чудом! А вот еще горшок с золотом!“ Он приказал ей никому об этом не рассказывать, и она пообещала, восхваляя при этом Аллаха за ниспосланные им дары. Она тщательно собрала всю халву, пожарила упавшую с небес рыбу, которая была вкуснее всего того, что прежде оказывалось на их сковороде. Вот так, благодаря нежданному золоту, для них наступили хорошие времена, они стали лучше жить.

А для чего же тогда все уловки муллы? Потерпите, и вы все узнаете!

Умный мулла хорошо знал свою женушку. Она с каждым днем все более требовательно просила мужа разрешить ей пойти на базар и купить там для себя новые платья и золотые украшения, чтобы наконец-то зажить, как положено людям с таким достатком, как у них. Он запретил ей это. И что же сделала эта глупая баба? Именно то, что он и предполагал. Она побежала к соседке и пожаловалась на своего жадного мужа, который, имея огромные богатства, отказывает ей в самом необходимом. Завистливая соседка быстро набросила на плечи платок и поспешила к кадию, чтобы обратить его внимание на неизвестно каким путем приобретенное богатство соседей. После этого кадий вызвал муллу к себе, поставил его напротив жены и начал подробно расспрашивать. При этом присутствовали все соседи в ожидании невероятных откровений. Услышанное превзошло их ожидания. Жена многократно повторяла, что ее муж действительно нашел в саду большой горшок, полный золота, а умный мулла с неменьшей настойчивостью отрицал это. Затем он повернулся к ней совершенно спокойно и спросил ее мягким голосом: „Дорогая жена, я не имею представления о том, что ты здесь утверждаешь. Ведь я бедный честный человек и мне нечего скрывать. Поэтому расскажи кадию откровенно все, что ты знаешь. В какой же день, по твоему мнению, произошел этот удивительный случай?“ И тут жену неожиданно прорвало: „Ты же сам знаешь, что это было в тот день, когда ты стрелял в рыб на дереве!“ А когда муж в ответ на это лишь пожал плечами, она добавила: „Ну, конечно же! Это было в тот же день, когда с неба сыпалась халва, которую мы собирали и ели после того как съели выросшую на дереве рыбу. Никогда в своей жизни я не ела более вкусной рыбы!“ Присутствующие были вне себя от удивления и от души смеялись. И только умный мулла сохранил свое серьезное и полное достоинства поведение. С озабоченным и сочувствующим выражением лица кадий подозвал муллу к себе и тихо сказал ему: „Добрый человек, я теперь вижу, что произошло. Аллах решил лишить твою жену разума, и поэтому ее речи так безумны. Отведи спокойно бедняжку домой, заботься о ней и обращайся с нею снисходительно, так как она кажется славной женщиной и родила тебе несколько сыновей. Покорись своей судьбе и иди с миром!“ — „И ты оставайся с миром!“ — ответил вежливо мулла, поклонился, взял свою жену за руку и, несмотря на ее возражения, мягко, но властно вывел ее на улицу.

А теперь скажите, разве это не хитроумно придумано? Ведь не всегда удается умному человеку помочь себе в борьбе с мирской глупостью. При этом нужно лишь знать меру и иметь веселый нрав, иначе все может обернуться против вас.

Вы смеетесь и вам хочется еще? Тогда послушайте еще и этот рассказ.

 

В наших краях гость в доме считается чем-то святым и неприкосновенным. И благословен тот дом, в который он входит. Но бывает и так, что порой устаешь даже от самого хорошего. Так, по крайней мере, думал один славный человек, настоящий джигит, который, будучи не очень богатым, держал, однако, двери своего дома открытыми для всех своих друзей. Но был у него один кунак, появление которого его не очень радовало, и чем меньше его ждали, тем чаще он приезжал. Прибыв в гостеприимную усадьбу, нежеланный гость тут же распрягал своего плешивого коня, пристраивал его в конюшне к яслям, полным овса, а затем подолгу отрывал трудолюбивого хозяина от работы своими ненужными разговорами, из которых нельзя было узнать ничего нового и полезного. Шутки до него доходили туго, медленно, и даже после обильной еды и питья он оставался скучным, неинтересным собеседником, которого ничто не могло развеселить. Неудивительно, что он порядком надоел хозяину дома.

И вот однажды, когда назойливый кунак в очередной раз подъезжал к его дому, хозяин быстро попросил своего друга и соседа, гостившего у него в это время, помочь ему в осуществлении заранее задуманного плана. И тот с удовольствием откликнулся на просьбу, так как тоже любил розыгрыши.

Благородный человек, как принято, вежливо поздоровался с гостем, и вскоре во дворе накрыли обильный стол и оба охотно налегли на еду. Вдруг мимо их голов пролетела пуля, на которую хозяин даже не обратил внимания. Кунаку вдруг стало не по себе, и он начал ерзать на стуле, но не решался ничего сказать. И тут раздался хлопок, затем второй и сразу за ним третий. Это было уже слишком! Гость, не доев, отложил куриную ножку в сторону и глухим голосом произнес: „Я надеюсь, ты не замешан в кровной вражде?“ — „Ах, ты имеешь в виду легкую стрельбу? — произнес наш джигит.— Это меня мало беспокоит, тем более что она не на меня направлена. Совсем недавно я нечаянно застрелил слугу соседа, и с тех пор он решил прикончить одного из моих. Ты можешь совершенно спокойно сидеть, так как он еще ни разу ни в кого не попал“.

Вот так благодушно разговаривал он, продолжая с удовольствием есть, время от времени бросая кость охотничьей собаке. Зато гость осторожно встал и пошел к выходу. „Куда же ты, друг? — воскликнул хозяин.— Сейчас подадут новые блюда, и мы начнем веселиться!“ — „Я только взгляну на своего коня“,— сказал кунак, дрожа от страха, и был уже в пути, когда над ним пролетела еще одна пуля. „Возвращайся быстрей обратно!“ — крикнул ему вслед хозяин. Но надоедливый парень не вернулся обратно, а, оторвав своего коня от овса, оседлал его, и больше его здесь не видели. Вот так избавился достойный человек от нежеланного гостя, не сказав ему при этом ни одного недоброго слова».

На этом Саду закончил свой рассказ. Все вокруг засмеялись, и от этого на его живом старческом лице со смешливыми глазами появилась приветливая улыбка. Все поняли его намек и уже собрались уходить из гостеприимного дома, продолжая шутить по поводу только что услышанного, так как уже было за полночь. Когда гости с зажженными факелами расходились по домам, кое-где в узких улочках еще раздавались смех и звуки чунгура.

 

* * *

Когда слушаешь истории, которые рассказывают во время гвая, то можно подумать, что подобное могло происходить лишь в далеком прошлом, однако такие же события, может быть только чуть по-другому, всегда повторяются. Со мной они тоже приключались.

Однажды я ехал один из Чоха в сторону крепости Гуниб. Путь был недолгий, всего два часа езды верхом на хорошей лошади, и преодолеть его теплым, солнечным днем для молодого парня не представляло труда. Была хороша[я,] ясная погода, и я ехал в бодром расположении духа. Пройдя три четверти пути, я увидел в стороне от проезжей части дороги между большими валунами две темные лежащие фигуры. Сначала мне показалось, что они отдыхают, но подъехав к ним, я понял, что ошибся, их позы говорили совсем о другом. При приближении к телам мой конь отпрянул назад, встал на дыбы и так громко заржал, что в горах раскатилось эхо, но и оно не смогло разбудить уснувших на земле людей. Я спрыгнул с коня и подбежал к ним. Лежавшие ничком мужчины были мертвы, а разлившаяся по земле темная лужа мирно соединяла их враждовавшую кровь. Я сразу понял, что это было не покушение, а мужской поединок, после которого они все еще мертвой хваткой держали кинжалы в руках. Я дотронулся до первого и понял, что он уже мертв, как вдруг услышал легкий вздох, который сделал второй, и тут же подошел к нему. Он, действительно, был еще теплым и начал стонать, почувствовав мое прикосновение. Я с трудом повернул его на спину; из многочисленных ран сочилась кровь, но самой опасной была глубокая черепная травма. Я достал из кармана платок и крепко перевязал ему голову, чтобы хоть чем-то помочь. Затем я быстро вскочил на коня и помчался галопом в Гуниб, передал тревожную весть мужчинам на мосту, и не позже чем через час мы снова вернулись на место происшествия с двумя носилками. Оба тела внесли в ближайший дом, и тут же прибыли два русских военных врача. Потом привели отца того парня, с разбитым черепом. Он сказал, что погибший был уроженцем другого аула, и между их семьями уже долгие годы продолжалась кровная вражда.

«Здесь уже ничем нельзя помочь,— сказали оба врача, посовещавшись между собой на латинском языке.— Ваш сын не доживет до завтрашнего дня».— «Это мой первенец, Омар, самый крепкий из моих сыновей. Он никогда ничем не болел. Неужели Аллах не поможет и не сохранит ему жизнь? Я привез с собой местного лекаря, ученого человека»,— сказал он и представил хакима ^{51}, скромного мужчину средних лет, который тихо произнес: «Я постараюсь помочь». Русские доктора выразили свое недовольство. «Этот народ ничего не понимает, кроме суеверия. Конечно, и тут главную роль будет играть кровь черного петуха». И, повернувшись к хакиму, они сказали: «Вы же видите, больной настолько плох, что в любую минуту может умереть».— «Кровь черного петуха здесь действительно не нужна,— ответил лекарь с улыбкой.— Мы ее издавна применяем только при различных женских недугах, при этом она никогда еще не причинила никому вреда. И потом, как я могу быть уверен, что Омар умрет, если мне неизвестно, какой приговор вынес ему Аллах?» Не скрывая своего неодобрения, врачи собрались и ушли, а хаким, взяв из кожаной сумки свои инструменты, натянул резиновые перчатки произнес: «Иншаллах»,— и попросил всех нас, кроме помощника и отца больного, выйти из комнаты.

И действительно, Всевышний не долго скрывал своего решения по этому поводу. Вскоре все узнали, что Омар выздоровел. А когда наступила весна, его уже можно было увидеть гуляющим по своему саду. Говорили, что он забыл все, что было до трагического события, но окружавшая его жизнь была настолько простой, что он быстро научился снова ориентироваться в ней.

Почти одновременно с этими событиями в нашем ауле началась кровная вражда. В то время здесь жил кадий, или, как у нас говорят, дибир, по имени Хасан. Он был очень образованным, религиозным, при этом смелым и мужественным человеком, хорошо разбиравшимся в мирских делах и не отказывавшим себе в жизненных радостях. Считаясь с нашими обычаями, он очень осторожно посматривал на приглянувшуюся ему Зумруд, красивую и скромную дочь Иман Мусы, главы гордого и уважаемого в ауле тухума *. Когда Хасан, происходивший из благородной семьи, владевший многими отарами и большими участками земли, решил послать сватов к родителям любимой девушки, старый Иман Муса и его сыновья не смогли высказать никаких возражений против этого союза. Вот так и состоялась помолвка по всем нашим обычаям.

Но вскоре дело приняло неожиданный оборот. Нежная и красивая Зумруд была единственной дочерью среди многих сыновей, а после ранней смерти матери отец и братья лелеяли ее, как драгоценную жемчужину и берегли как зеницу ока. Не желая с нею быстро расставаться, они под вежливым предлогом, что девушка еще слишком молода, всячески откладывали сроки свадьбы с одного месяца на другой. Неоднократно посылал дибир своих представителей с просьбой не переносить больше брачную церемонию. Но все напрасно, девушку никуда не выпускали, и казалось уже, что Хасану не удастся привести в дом невесту, которая была ему торжественно обещана.

Шли месяцы, и такое двусмысленное положение начало постепенно угнетать Хасана и унижать его достоинство. А между тем наступила весна, и отец Зумруд отправился с сыновьями к чабанам, которые вернулись с зимних пастбищ и находились в нескольких днях езды от Чоха, в горах.

Однажды душной летней ночью Хасана охватило безудержное желание увидеть Зумруд, которую он уже считал своей законной женой. Этой темной ночью ему было очень одиноко, и сердцу захотелось вдохнуть немного веселья и радости. Тайными тропами он тихо прокрался к дому Зумруд. Она в это время сидела на своем балконе, тихо пела и играла на чунгуре. Теплая бархатная ночь как будто была создана для грез и любви. Когда Хасан бесшумно прыгнул через стену и прошептал ей свое имя, которое Зумруд давно хотела услышать, они вместе вошли в ее покои, где он надолго задержался.