Военные действия в 1916 г. Брусиловский прорыв

Перед новой военной кампанией командование армий стран Антанты попыталось достигнуть соглашения о взаимной координа­ции военных усилий. К этому времени на их стороне, помимо Сер­бии, воевала еще и Италия, а блок Центральных держав, в свою очередь, пополнился Турцией и Болгарией.

В конце ноября (начале декабря) 1915 г. в Ставке французско­го главнокомандования в Шантильи прошла межсоюзническая конференция. Русская Ставка предложила свой план операций на 1916 г., который сводился к тому, чтобы одновременными ударами русского Юго-Западного фронта, англо-французских сил с Салоникского плацдарма на берегу Эгейского моря и итальянской ар­мии — в общем направлении на Будапешт — нанести поражение Австро-Венгрии, вывести ее и Болгарию из войны и, в свою оче­редь, привлечь на свою сторону Румынию и Грецию. Однако союз­ники России отвергли этот план, мотивируя свой отказ слабостью ресурсов для наступательных действий. Главным театром войны, по их мнению, был французский, где предполагалось вести только оборонительные операции ради сбережения французской армии для наступления в будущем. Это наступление французская Ставка пред­полагала начать летом 1916 г., причем Россия и Италия должны были выступить первыми, чтобы отвлечь австро-немецкие силы с главного театра.

Однако немцы не стали дожидаться летней инициативы своих противников, а в феврале начали наступление на французскую кре­пость Верден. Одновременно австро-венгерские войска атаковали итальянскую армию. Чтобы помочь своему союзнику на западе, русская Ставка предприняла в марте наступление силами Север­ного и Западного фронтов. Однако не подготовленная ни матери­ально, ни тактически, 10-дневная Нарочская операция привела лишь к большим потерям (до 90 тыс. человек), хотя и отвлекла четыре германские дивизии с Западного фронта.

На мартовском совещании в Шантильи было решено ускорить общее наступление против Центральных держав. Его должна была начать русская армия в конце апреля, с тем чтобы в мае ее поддер­жали войска союзников.

План русского наступления был представлен Верховному глав­нокомандующему начальником его штаба М. В. Алексеевым в конце марта. В своем докладе он доказывал, что при растянутом фронте (Восточный фронт тянулся на 1200 км) и при слабом развитии же­лезнодорожной сети гораздо выгоднее атаковать противника само­му, нежели ожидать, в какой точке столь протяженного фронта он нанесет свой удар. Ставка спланировала нанесение главного удара силами Западного фронта (главнокомандующий А. Е. Эверт) в на­правлении на Вильно, а наступление Северного (главнокомандую-

щий А. Н. Куропаткин) и Юго-Западного (главнокомандующий А. А. Брусилов) фронтов должно было носить вспомогательный ха­рактер.

Подготовка армий к наступательной операции заняла больше времени, чем первоначально предполагалось Ставкой. Особенно ос­новательно готовились к прорыву австро-германской обороны на Юго-Западном фронте. Его главнокомандующий А. А. Брусилов от­казался от традиционного сосредоточения сил в одном месте для нанесения главного удара, а приказал в каждой армии и даже в некоторых корпусах подготовить свои участки прорыва. Брусилов справедливо полагал, что при появившихся в этой войне средствах воздушной разведки скрыть подготовку главного удара было прак­тически невозможно, поэтому он предполагал рассредоточение на­ступательных действий, чтобы дезориентировать противника и ли­шить его способности маневрировать резервами.

Подготовка к наступлению завершалась в середине мая, когда русское командование было вынуждено принять решение об уско­рении начала операции. Причиной тому было успешное наступле­ние австрийских войск в Италии, что грозило полным разгромом этого союзника. Поэтому первыми, 22 мая (4 июня), должны были перейти в атаку войска Юго-Западного фронта, а неделю спустя главный удар наносил Западный фронт.

22—25 мая (4—7 июня) все четыре армии Брусилова осущест­вили прорыв линии фронта сразу в нескольких местах и в течение недели продвинулись на несколько десятков километров. Разгром противника был впечатляющим: только число взятых пленных за двадцать дней боев достигало 200 тыс. Особенно угрожающим для австро-немецких войск был прорыв 8-й армии А. М. Каледина в районе Луцка, где развитие наступления могло привести к взятию Ковеля — крупного железнодорожного узла. Большой успех был достигнут и на левом фланге фронта, где 9-й армией П. А. Лечицкого были взяты Черновцы.

Однако Эверт (главнокомандующий Западным фронтом), ссы­лаясь на незаконченность сосредоточения войск и на возможность непогоды, отсрочил свое наступление сначала до 4 (17) июня, а за­тем еще на две недели. Когда же ударная группа Западного фронта попыталась, наконец, атаковать в районе Барановичей позиции противника, то она столкнулась с хорошо подготовленной обороной и потерпела неудачу. Таким образом, Брусиловский прорыв из вто­ростепенной превращался в главную операцию кампании.

21 июня (4 июля) Юго-Западный фронт возобновил свое на­ступление против австро-германских войск. Были одержаны новые победы, которые, однако, не могли быть развиты из-за отсутствия у Брусилова резервов. Только 26 июня (9 июля), месяц спустя по­сле успешного прорыва, Ставка отказалась от нанесения главного удара Западным фронтом и начала перебрасывать войска, в том числе и резерв Ставки — гвардейские корпуса, на победоносный Юго-Западный фронт.

Но это решение Ставки оказалось запоздалым. Когда 15 (28) июля Брусилов двинул свои армии в новое наступление на Ковель, про­тивник уже успел хорошо укрепить оборону этого района. К тому же армии Северного и Западного фронтов, которым теперь предпи­сывалось поддержать наступательный порыв Юго-Западного фронта, продолжали пребывать в бездействии. Ни сменивший Куропаткина Н. В. Рузский, ни Эверт не были способны действовать так же сме­ло и решительно, как Брусилов. Даже усиление Западного фронта двумя армиями не смогла побудить Эверта к наступлению. Вновь он раз за разом откладывал начало операции, а затем и вовсе отме­нил ее "за наступлением осеннего времени".

В результате несколько последовательных попыток овладеть Ковелем вылились в тяжелые, кровопролитные бои на болотистых берегах р. Стоход, где обе стороны понесли большие потери. Борь­ба за Ковель закончилась только в октябре. Новые успехи были достигнуты лишь в Южной Галиции и Буковине. Здесь были взяты города Броды, Галич, Станислав, Коломыя и нанесен большой урон неприятелю. Осенью фронт стабилизировался и здесь.

Результатом брусиловского наступления летом 1916г. был раз­гром нескольких дивизий и целых корпусов австро-венгерской и германской армий. Их потери достигали 1,5 млн. человек. Только в плен сдались свыше 400 тыс. солдат противника (из них 80 тыс. германцев). Однако стратегическое значение этой операции оказа­лось не столь уж велико. Завоеванием части Буковины, Галиции и Волыни линия фронта была отодвинута на запад до 150 километ­ров, но Карпатские перевалы оставались в руках противника. И Германия, и даже Австро-Венгрия сохраняли свою боеспособ­ность. Русская же армия понесла также немалые потери — не ме­нее 500 тыс. человек. И если первый год войны обошелся потерей наиболее обученных и подготовленных кадров армии, то в сраже­ниях 1916 года выбывали из строя самые боеспособные, научив­шиеся воевать по-новому части Юго-Западного фронта. Большой урон потерпели в болотах Стохода и гвардейские полки.

Но Брусиловский прорыв не дал Центральным державам шанса переломить ход войны в свою сторону. Была спасена от разгрома итальянская армия, ослабел нажим и на Верден. Лишь отсрочка наступления на Западном фронте не позволила армиям Антанты воспользоваться преимуществом одновременных ударов с востока и с запада. Англо-французское наступление на р. Сомме началось 18 июня (1 июля), когда, по признанию начальника германского Генерального штаба Э. фон Фалькенгайна, "в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит".

Одним из последствий успешного наступления русского Юго-Западного фронта было вступление 14 (27) августа Румынии в вой­ну на стороне Антанты. С одной стороны, увеличение числа про­тивников серьезно осложнило положение Центральных держав, с другой, участие Румынии в войне доставило немало трудностей и русской Ставке, и русской армии.

В течение трех месяцев румынская армия была практически полностью разгромлена ударами болгарских и турецких войск с юга и австро-германских армий с севера и 21 ноября (4 декабря) сдала свою столицу Бухарест. Ее остатки отступали на северо-вос­ток страны к границе с Россией. 24 ноября (7 декабря) русская Ставка сформировала Южный фронт, вскоре переименованный в Румынский, и направила на подкрепление румынской армии 46 ди­визий. Общая линия фронта удлинилась на 500 километров и про­тянулась теперь от Балтийского моря до Черного.

Русская армия успешно провела кампанию 1916 г. Она опра­вилась от тяжелых поражений "Великого отступления" и показала довольно высокую боеготовность. В течение года улучшалось бое­вое снабжение войск, и армии уже не испытывали того "снарядно­го" голода, который обрекал их на бессилие в огневой борьбе с противником в предыдущей кампании. Наступательные операции вновь подняли боевой дух войск, особенно армий Юго-Западного фронта;

И все же запас моральной прочности русской армии значи­тельно истощился. Она несла неоправданно большие потери, как из-за недостатка боевого обеспечения, так и по причине неумелого стратегического и оперативного руководства войсками. Рядовые солдаты и офицеры, самые закаленные кадры армии испытывали огромную усталость от многомесячного окопного сидения. Новые же пополнения отправлялись на германскую войну не с верой в побе­ду, а с чувством обреченности. Поэтому семена революционной про­паганды дали в следующем году необычайно быстрые всходы.

Обстановка в тылу

Экономический кризис Своими успехами в 1916 г. русская армия во многом была обязана тому улучшению боевого снаб­жения, которое стало возможным благодаря совместным усилиям государства и общества. К концу кампании многократно возросло производство всех видов вооружения по сравнению с 1914 г. Еже­месячно на фронт отправлялось с военных заводов до 110 тыс. вин­товок, до 900 пулеметов, около 700 легких орудий и свыше 1,5 млн. снарядов для них.

Успехи в снабжении войск оборачивались все более возрас­тавшим напряжением сил в тылу. Война оказывала дезорганизую­щее воздействие на экономику страны, и, несмотря на то, что вплоть до конца 1916 г. промышленное производство увеличивалось в сво­ем объеме, отрасли экономики, не работавшие непосредственно на оборону, приходили в совершенный упадок. В 1916 г. эти отрасли, равно как и транспорт, остались практически без металла и испы­тывали острую нехватку топлива. Органы экономического регули­рования в лице Особых совещаний эффективно перераспределяли все ресурсы в пользу фронта и, преодолевая кризис боевого снаб­жения, лишь усугубляли продовольственный, топливный и транс­портный кризис в тылу.

Самым острым экономическим кризисом военного времени явил­ся кризис продовольственный. Мобилизация в армию около 15 млн. человек отразилась прежде всего на сельском хозяйстве, поскольку крестьянство служило основным контингентом комплектования ар­мии. Нехватка рабочих рук вела к сокращению посевных площадей и, как следствие, к снижению урожаев. В 1916 г. валовой сбор хле­бов сократился по сравнению с довоенным периодом на 20%. Про­довольственный кризис больнее всего ударил по большим городам, где люди вынуждены были часами простаивать в очередях за хлебом.

Темные силы Усталость от войны быстро накапливалась как на фронте, так и в тылу. Возобновившееся с образованием "Прогрес­сивного блока" противостояние правительства и "общественности" находило свое выражение в нарастающей волне критики власти. Эта критика раздавалась и с думской трибуны, и на заседаниях военно-промышленных комитетов, а самое главное, она тиражиро­валась в газетах самых разных уровней и направлений. И если военная цензура довольно надежно защищала армию от дискреди­тирующего правительство печатного слова, то широкие массы на­селения в тылу становились все более восприимчивыми к полити­ческой борьбе, разворачивавшейся в верхах. И еще быстрее, чем веру в победу, они теряли веру в правительство и в самого царя.

С момента принятия Николаем II Верховного главнокомандо­вания именно император и его ближайшее окружение стали объек­тами пристального и отнюдь не благоговейного внимания публики. Хотя императорская семья и была ограждена от какой бы то ни было публичной критики, слухи о том, что происходит в дворцовых покоях, распространялись с неменьшей быстротой, чем печатное слово. И неизменным героем этих слухов был "Друг" император­ской четы "старец" Г. Е. Распутин.

Роль Распутина в политической жизни последних лет импера­торской России вызывает разноречивые толкования в историогра­фии. В либеральной эмигрантской литературе, а в советской исто­риографии — в работах А. Я. Авреха принималась формула "царем управляла царица, а ею — Распутин". Монархическая историогра­фическая традиция, зародившаяся также в кругах русской эмиг­рации, не только отрицала какое-либо влияние Распутина на при­нятие политических решений, но и утверждала, что антираспутинская кампания была умышленно инспирирована либеральными об­щественными кругами для дискредитации Николая II.

Степень влияния "старца" на политическую жизнь в верхах действительно трудно поддается учету, однако его скандальное поведение и темные связи со всевозможными аферистами уже сами по себе дискредитировали тех, с кем он имел повседневное обще­ние. Приближенный к царской семье благодаря своим целительным способностям избавлять от страданий наследника престола Алек­сея, больного гемофилией, Распутин выступал также и в роли про­рицателя. Далеко не всегда император прислушивался к его сове

там, да и те советы, которым он следовал, чаще всего совпадали с его собственными замыслами, однако Распутин вносил немалую дез­организацию в действия верховной власти и в повседневную рабо­ту правительства. Многие сановники верили в возможности Распу­тина повлиять на монарха и пытались действовать через него. Нити управления оказывались слишком запутанными, и при принятии ответственных решений министры руководствовались не только вер­ховной волей и собственными убеждениями.

Когда Николай II перебрался из столицы в Ставку (после "Ве­ликого отступления" она была перенесена из Барановичей в Моги­лев) и повседневным общением с министрами стала заниматься императрица Александра Федоровна, влияние Распутина было при­знано почти единодушно. С этого времени Распутин становится оли­цетворением "темных сил", окружавших трон и парализовавших нормальную работу правительства. И с этого времени начинает набирать обороты антираспутинская кампания, достигнув своего апогея к концу 1916 г.

После "министерской забастовки" 1915 г. и последовавшей 3d ней отставки нескольких министров верховная власть входит в по­лосу затяжного кризиса, из которого она уже не смогла выбраться. Внешним выражением этого кризиса явилась "министерская че­харда" — быстрая смена министров и премьеров. Начало ей поло­жила отставка в январе 1916 г. И. Л. Горемыкина с поста председа­теля Совета министров. Увольнение ненавистного Думе премьера, с одной стороны, выглядело как уступка "Прогрессивному блоку", а с другой, было призвано сделать правительство более твердым. Но новый премьер Б. В. Штюрмер был лишь 8 годами моложе 76-лет­него Горемыкина и, в отличие от своего сановного предшественни­ка, не чуждался связей со всякими проходимцами.

Штюрмер пробыл на посту премьера до ноября, сменивший его А. Ф. Трепов продержался здесь всего пять недель, а последний председатель Совета министров кн. Н. Д. Голицын получил свое назначение 27 декабря 1916 г. За это же время сменились два мини­стра внутренних дел, два министра юстиции, два военных минист­ра, два министра земледелия. Только министр финансов П. Л. Барк и морской министр И. К. Григорович сумели удержать свои посты с довоенных времен до самой Февральской революции.

1 ноября 1916 г. на открывшейся сессии Государственной думы выступил лидер кадетов Л. Н. Ми­люков. Его речь была поставлена по всем правилам ораторского искусства: нагнетая обстановку, он бросал в адрес правительства и стоявших за ним "темных сил" одно за другим обвинения в корруп­ции, в преступной дезорганизации тыла, в тайных контактах с Гер­манией. Среди этих обвинений прозвучал и намек на связь "темных сил" с императрицей. Все это, утверждал Милюков, порождает в обществе подозрения и слухи об измене в верхах.

Главный же удар оратор приберег под конец. Перечислив все политические промахи правительства, он заключил каждый пас­саж вопросом-рефреном: "Что это — глупость или измена?".

Речь Милюкова произвела эффект разорвавшейся бомбы не только в самой Думе, но и по всей стране. Ее публикация в газетах была запрещена, но в виде отдельных выпусков она была напеча­тана многими типографиями. Распространялась она и в машино­писных копиях.

Спустя два дня в Думе выступил соратник Милюкова по "Про­грессивному блоку" националист В. В. Шульгин. Преданный мо­нархист, готовый, по собственным словам, терпеть "до последнего предела", Шульгин заявил, что в условиях, когда "страна смер­тельно испугалась собственного правительства", не остается ниче­го, как "бороться с этой властью до тех пор, пока она не уйдет". Дума в лице "Прогрессивного блока" бросала, таким образом, от­крытый вызов правительству и косвенный — династии.

Политическую опасность распутинщины (и неуступчивости Николая II перед Думой) сознавали и сами члены императорской фамилии. В тот же день, когда Милюков выступал с думской три­буны с гневными филиппиками в адрес правительства, вел. кн. Николай Михайлович отвез в Ставку письмо с просьбой согласить­ся на ответственное министерство, т. е. на правительство, ответст­венное перед Думой. Мнение Николая Михайловича поддерживали и другие великие князья, а также Мария Федоровна, императри­ца-мать.

9 ноября 1916 г. Николай II, поддавшись давлению Думы и великокняжеской оппозиции, уволил 'Штюрмера в отставку. На его место был назначен А. Ф. Трепов. Однако эта уступка никого не удовлетворила. В конце ноября против влияния "темных сил" вы­ступили уже Государственный совет и Совет объединенного дво­рянства.

Правящие верхи оказались в положении нараставшей само­изоляции. Осуждение "темных сил" раздавалось также из лагеря правых. Николая II пытались убедить освободиться во имя спасе­ния монархии от наиболее одиозной фигуры — Распутина. Поскольку никакие доводы не возымели действия, в среде правых возник за­мысел физического устранения "старца". 16 декабря 1916 г. один из лидеров думских черносотенцев В. М. Пуришкевич, вел. кн. Дмит­рий Павлович и кн. Ф. Ф. Юсупов осуществили убийство Распути­на. Однако этот акт оказался никчемным: императорская чета была уже настолько дискредитирована, что им приписывали не только связь с "темными силами", но даже измену.

Сам же Николай Пив еще большей степени Александра Фе­доровна утрачивали чувство реальности. Главного врага они виде­ли в Думе и были уверены, что простой народ не изменил своим патриархальным устоям.