double arrow

Вступление России в первую мировую войну

Натиск Германии и Австро-Венгрии на позиции России в восточном вопросе все больше склонял баланс российской внешней политики в сторону Франции и Вели­кобритании.

В 1912—1913 гг. Петербургский кабинет пошел на значитель­ное расширение русско-французского сотрудничества в военной области. Была подписана конвенция о совместных действиях воен­но-морских сил. Начальники генеральных штабов приняли реше­ния об увеличении численности выставляемых против Германии войск и ускорении сроков их мобилизации. С этой целью Россия получила займы для строительства сети стратегических железных дорог.

Сложнее развивались русско-английские отношения. Англо­германский антагонизм был очень глубок. Британские государст­венные деятели не могли позволить Германии выйти вперед в гон­ке вооружений на море и поставить под угрозу связи английских колоний с метрополией. Располагая самой большой в мире колони­альной империей, правящие круги Великобритании имели основа­ния особо опасаться намерений Берлина устроить передел колони­альных владений и сфер влияния.

Сторонники идеи военного разгрома Германии с помощью Фран­ции и России преобладали среди членов Лондонского кабинета. Однако они считали, что решение о вступлении в войну британское правительство должно принимать самостоятельно, исходя из соб­ственной оценки сил противостоящих коалиций и настроения английского общественного мнения. Поэтому, соглашаясь совместно разрабатывать военные планы против Германии, британская сторона в то же время избегала формальных союзных обязательств вперед Францией и Россией. Дополнительно осложняли русско-английское сближение попытки Великобритании вновь поставить во-npoc о взаимных интересах в Иране. Речь шла о расширении английской сферы влияния за счет "нейтральной зоны" по соглашению 1907 г.

В конце 1913 — начале 1914 г. внешнеполитическая стратегия России обсуждалась на Особых совещаниях министров царского Правительства с приглашением дипломатов и военных. Сазонов настаивал на большей твердости в отношениях с Берлином и Веной.


Он подчеркивал, что уступки не оградят Россию от новых по­кушений на ее интересы. Более того, постоянное отступление перед австро-германским блоком подрывало, по мнению министра, дове­рие к России со стороны Англии и Франции.

Царь и большинство членов кабинета разделяли взгляды Са­зонова. Против ужесточения внешнеполитического курса, как и прежде, выступал Коковцов, но в январе 1914 г. Николай II освобо­дил его от должности председателя Совета министров.

Вместе с тем сторонники твердой линии не могли игнориро­вать очевидное отставание военных приготовлений России. На Осо­бых совещаниях было решено самим ни в коем случае не провоци­ровать конфликт. Военный министр В. А. Сухомлинов, морской ми­нистр И. К. Григорович, начальник Генерального штаба Я. Г. Жилинский обещали победу над германскими и австрийскими армия­ми, но только при условии обязательного вступления в войну Фран­ции и Великобритании. Наряду с ускорением перевооружения ар­мии и флота, первоочередной задачей становилось дальнейшее ук­репление англо-франко-русского единства.

Сазонов стремился к полномасштабному военно-политическо­му союзу трех держав, однако, учитывая особую позицию Лондона, был готов начать с русско-английского военно-морского соглаше­ния по образцу того, что было заключено между Францией и Вели­кобританией в 1912 г. Это соглашение предусматривало координа­цию стратегии в расчете на совместную борьбу против Германии на море, но с оговоркой, что каждая из сторон сохраняет свободу в решении вопроса об участии в войне. К августу 1914 г. работа над подобным русско-английским документом была почти полностью завершена.

Противники сплочения Антанты, не имея серьезной поддерж­ки среди министров, пытались повлиять на Николая II через пра­вые фракции Государственного совета и Думы. В феврале 1914 г. лидер правых в Государственном совете П. Н. Дурново подал царю записку, в которой утверждал, что англо-русские противоречия сильнее русско-германских, что "борьба между Россией и Герма­нией глубоко нежелательна для обеих сторон", которым угрожает революция в случае войны. Особенно мрачные предсказания делал Дурново относительно России. На нее выпадут основные тяготы войны, которые обернутся резким ростом недовольства в обществе и мощным наступлением на правительство всех оппозиционных сил. "Расходившиеся народные волны" выйдут из-под контроля и "Рос­сия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход из которой не поддается даже предвидению".

Царь, тем не менее, оставил без последствий записку Дурново, равно как и перекликавшиеся с ней выступления черносотенцев в Думе. Не последнюю роль сыграла очевидная слабость положитель­ной программы критиков Антанты. Дурново предлагал вернуться к идее русско-франко-германского союза, обнаружившей свою пол-


ную несостоятельность еще в 1905 г. в связи с Бьеркским догово­ром. Неубедительно выглядели и попытки Дурново доказать, что Германия готова к компромиссам с Россией по широкому кругу вопросов, включая сдерживание Австро-Венгрии на Балканах и предоставление России черноморских проливов, судьба которых якобы безразлична германской дипломатии.

Поворот в сторону Германии и ее союзников не устраивал и большинство политических партий. Балканские войны 1912—1913 гг. вызвали в русском обществе сочувствие борьбе балканских наро­дов за свободу. Это усилило надежды кадетов, октябристов, про­грессистов, умеренно-правых на активизацию политики России на Балканах. В Петербурге были организованы манифестации под антиавстрийскими и антитурецкими лозунгами. Новый прилив воин­ственных настроений вызвали известия о назначении Лимана фон Сандерса главой военной миссии в Турции. Между Россией и Гер­манией вспыхнула настоящая "газетная война".

Однако к лету 1914 г. кадеты и прогрессисты начали высказы­вать беспокойство по поводу чрезмерного бряцания оружием. По­сле продолжительных внутрипартийных дискуссий кадеты в июне 1914 г. проголосовали в Думе против выделения правительству во­енных кредитов. Прогрессисты голосовали за кредиты, но ранее вместе с кадетами отказались поддержать законопроект об увели­чении призыва в армию на 1914 г. Неуверенность и сомнения в рядах буржуазных партий объяснялись сгущавшимися тучами на внутриполитическом небосклоне: с апреля 1914 г. по нарастающей шла небывалая со времени революции 1905—1907 гг. волна стачек, кабинет министров конфликтовал с Думой.

Влияние надвигавшихся внутренних осложнений на отноше­ние Николая II и его правительства к возможной войне было про­тиворечивым. В правительственных кругах отдавали себе отчет, что если война затянется, то поддерживать в России необходимый патриотический подъем будет трудно. Основные причины и цели войны против Германии и Австро-Венгрии — борьба за гегемонию на Балканах, контроль над черноморскими проливами — слишком далеко отстояли от нужд народа. Характерен пессимизм министра внутренних дел Н. А. Маклакова. По свидетельству начальника мобилизационного отдела Генерального штаба, Маклаков в самый канун мировой войны признавал: "Война у нас, в народных глуби­нах, не может быть популярной, и идеи революции народу понят­нее, нежели победа над немцем. Но от рока не уйти..."

Николай II опасался, что новое отступление на внешнеполити­ческой арене сделает его правление еще более уязвимым для кри­тики. Могла ослабнуть финансовая, политическая и моральная под­держка Петербургского кабинета со стороны Парижа и Лондона. Между тем относительно быстрая и легкая победа над австро-гер­манским блоком позволяла приглушить недовольство, укрепить авторитет царя и правительства внутри страны и за ее пределами.


Важно отметить, что верховное командование российской армии не только надеялось на победу в случае совместного выступления с Францией и Великобританией, но и рассчитывало окончить воен­ные действия максимум в течение года, а скорее за несколько ме­сяцев. Это заблуждение было общим для стратегических планов всех государств, начавших первую мировую войну.

Покушение в Сараево Летом 1914 г. вновь обострились австро-сербские отношения. В Боснии были назначены маневры ав­стрийской армии, причем торжественный въезд в Сараево наслед­ника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда наме­чался на день сербского национального траура в память погибших в 1389 г. в сражении с турками на Косовом поле. Провокационная поездка Франца Фердинанда завершилась трагически: 15 (28) июня 1914 г. в Сараево эрцгерцог и его супруга были убиты. Стрелявший в них Гаврила Принцип был связан с сербской конспиративной ор­ганизацией, боровшейся за освобождение боснийских земель от австрийского господства и за присоединение их к Сербии.

В Вене немедленно обвинили сербские власти в пособничестве участникам покушения и считали, что найден хороший предлог для окончательной расправы с Сербией. Германский император Виль­гельм II поддержал замыслы австрийского правительства, несмот­ря на возможность выступления России в защиту Сербии. На сове­щании у кайзера 22 июня(5 июля) 1914 г. высшее политическое и военное руководство Германии пришло к выводу о готовности стра­ны к большой войне.

Похожие настроения господствовали в Париже. Если Герма­ния побуждала к войне Австро-Венгрию, то в отношении России такую же роль играла Франция. 7 (20) июля 1914 г. в Петербург прибыл президент Французской республики Р. Пуанкаре в сопро­вождении главы правительства и одновременно министра иностран­ных дел Р. Вивиани. Они настойчиво советовали царю проявить твердость в назревающем конфликте вокруг Сербии и гарантиро­вали выполнение Францией союзных обязательств.

Очень многое зависело от позиции Великобритании. Ясные и недвусмысленные заявления с берегов Темзы в поддержку Сербии, Франции и России могли остудить горячие головы в Берлине и Вене. Однако британское правительство сочло, что наступил благо­приятный с военной и политической точки зрения момент для дол­гожданного сведения счетов с самым опасным конкурентом в борь­бе за колонии и господство на море. Лондонский кабинет поставил перед собой задачу подтолкнуть Германию и Австро-Венгрию к выступлению, а действия Антанты представить вынужденными и оборонительными, что должно было сделать войну популярной в общественном мнении Великобритании.

Известив Париж и Петербург о принятом решении воевать, британские дипломаты в то же время убеждали германских и авст-


рийских политиков в нежелании своего правительства вмешивать­ся в войну на континенте. Искусная и коварная провокационная игра под руководством главы Форин оффис Грея вполне удалась. Все расчеты и действия австро-германского блока строились на уверенности в нейтралитете Великобритании.

10 (23) июля 1914 г. Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, угрожая в случае его отклонения войной. Почти все пункты австрийского ультиматума были заведомо оскорбительны для Сербии как суве­ренного государства. В частности, австрийское правительство тре­бовало уволить из сербской армии офицеров по спискам, подготов­ленным Австро-Венгрией, предоставить австрийской полиции пра­во расследовать на территории Сербии обстоятельства убийства Франца Фердинанда.

Сербский принц-регент Александр обратился за поддержкой к России. Николай II обещал помощь и утвердил решение Совета министров приступить к военным приготовлениям, воздерживаясь пока от объявления мобилизации. В высших правительственных сферах еще сохранялась некоторая надежда на мирное урегулиро­вание кризиса. Во всяком случае страны Антанты не должны были выглядеть зачинщиками войны. Поэтому Белграду было рекомен­довано проявить максимальную сдержанность в отношении действий Австро-Венгрии и апеллировать к посредничеству великих держав.

Сербия приняла австрийский ультиматум, за исключением пункта об участии австрийских властей в следствии на сербской территории. На этом основании Австро-Венгрия признала ответ Сербии неудовлетворительным и 15 (28) июля 1914 г. объявила ей войну.

На следующий день Николай II подписал указ о всеобщей мо­билизации. К этому времени в Петербурге были получены новые заверения Франции о готовности исполнить союзнический долг, а российский посол в Лондоне сообщил о твердом намерении Англии выступить против Германии.

Тем не менее сомнения не покидали царя. Вечером 16 (29) ию­ля, когда подписанный указ уже был готов к рассылке, Николай II распорядился заменить всеобщую мобилизацию частичной, направ­ленной только против Австро-Венгрии. Царь надеялся сохранить возможность для продолжения личных переговоров с кайзером Вильгельмом II о посредничестве в австро-сербском конфликте.

Действия Николая II вызвали недовольство русского военного руководства. Генеральный штаб никогда не разрабатывал вариан­тов частичной мобилизации против Австро-Венгрии и попытка осу­ществить такую меру привела бы к неразберихе, грозившей со­рвать имевшиеся планы общей мобилизации против австро-гер­манского блока.


По просьбе военного министра В. А. Сухомлинова и начальни­ка Генерального штаба Н. Н. Янушкевича Сазонов взялся изменить решение императора. Министр иностранных дел был уверен в бе­зоговорочной поддержке Германией Австро-Венгрии и в их обоюд­ном стремлении к войне. Он убеждал царя, что лучше развернуть военные приготовления в полном объеме, "нежели из страха дать повод к войне быть застигнутыми ею врасплох". Сазонов предупре­ждал, что на карту поставлен престиж России как великой держа­вы в глазах союзников и народов Балкан, что отступление оттолк­нет от правительства многие влиятельные силы внутри страны.

Николай II согласился с доводами Сазонова и вновь распоря­дился о всеобщей мобилизации с 18(31) июля. Получив предлог для обвинения России в агрессивных замыслах (Германия формально не объявляла о мобилизации, хотя скрытно ее проводила), Берлин­ский кабинет потребовал немедленного прекращения русской мо­билизации. Не дождавшись ответа на свой ультиматум, германское правительство 19 июля (1 августа) 1914 г. объявило войну России.

21 июля(3 августа) последовало объявление Германией войны Франции. Чтобы обойти укрепленные французские позиции на франко-германской границе, германские войска вторглись в ней­тральную Бельгию, нарушив ее международнопризнанный ней­тралитет. Этим поводом воспользовалась Великобритания для всту­пления 22 июля (4 августа) в войну против Германии, Спустя два дня Австро-Венгрия объявила войну России. Наконец 10 (23) авгу­ста к противникам Германии примкнула Япония с целью захва­тить германские владения на Дальнем Востоке.

Италия, будучи партнером Германии и Австро-Венгрии по Тройственному союзу, тем не менее в войну не вступила. К 1914 г. острота франко-итальянских противоречий, которые в свое время привели Италию в Тройственный союз, спала. Напротив, усили­лись территориальные споры Италии с Австро-Венгрией. Позицию нейтралитета итальянское правительство использовало для пере­говоров с противоборствующими сторонами, добиваясь наиболее выгодных компенсаций за участие в войне. В этом торге победила дипломатия Антанты. В мае 1915 г. Италия открыла военные дей­ствия против Австро-Венгрии.

О своем нейтралитете в начале войны заявила и Турция. Но под прикрытием этих заявлений младотурецкое правительство дея­тельно готовилось к выступлению на стороне австро-германского блока. Российская дипломатия пыталась удержать Турцию от этого шага, предлагая ей гарантии территориальной целостности в обмен на нейтралитет. В Петербурге считали несвоевременным отвлече­ние значительных сил на юг и были готовы отложить решающую фазу борьбы за проливы до победы над Германией и Австро-Венг­рией. Однако преодолеть германское влияние на Порту не удалось.

В ночь на 16 (29) октября 1914 г. турецкие военные корабли внезапно обстреляли Севастополь, Одессу и ряд других портов Чер-


ного моря. В составе турецкого флота действовали новейшие гер­манские крейсеры "Гебен" и "Бреслау", которые в августе 1914 г. укрылись в черноморских проливах, а затем были якобы "купле­ны" Турцией у Германии вместе с их командами. 20 октября (2 ноября) 1914 г. Россия объявила войну Турции.

Постепенно в войну на стороне Антанты были вовлечены еще более 20 государств; на стороне Германии, Австро-Венгрии и Тур­ции выступила Болгария. Мировая война явилась закономерным следствием внешней политики империалистических держав в кон­це XIX — начале XX вв., борьбы между ними за колонии, сферы экономических и политических интересов. Обе противостоявшие коалиции преследовали захватнические цели; лишь в Бельгии, Сер­бии и Черногории война была сопряжена с борьбой за националь­ную независимость.

Начало войны

Вооруженные силы России Поражение России в русско-японской войне остро поставило вопрос о реформировании армии и фло­та. Военное и Морское министерства подверглись беспощадной кри­тике в печати и с думской трибуны. Общественность требовала на­ведения порядка в военном и "цусимском" ведомствах.

Уже в ходе войны началась реорганизация системы управле­ния вооруженными силами. Для координации действий Военного и Морского министерств в 1905 г. был создан Совет государственной обороны под председательством вел. кн. Николая Николаевича (Млад­шего), сына Главнокомандующего русской армией в русско-турец­кой войне 1877—1878 гг. вел. кн. Николая Николаевича (Старшего). Почти одновременно с СГО был образован Генеральный штаб, на­чальник которого занял независимое от военного министра положе­ние, а несколько позже был учрежден и Морской генеральный штаб. Однако раздельное существование Генерального штаба и Военного министерства, подобное германской системе управления, не при­жилось, и спустя три года начальник Генерального штаба перешел под начало военного министра. Вскоре последовало и упразднение Совета государственной обороны.

За четыре года своего существования СГО успел лишь выра­ботать план реформ, но так и не смог приступить к его осуществле­нию. Не удалось ему и соразмерить запросы военного и морского ведомств. Его председатель, опытный и знающий военачальник, но неуравновешенный человек, вносил немало сумбура в действия этого высшего органа военного управления.

В 1909 г. военным министром стал В. А. Сухомлинов, способ­ный генерал, но отличавшийся необыкновенным легкомыслием и не свойственной его предшественникам способностью брать взятки. Под его руководством были осуществлены разработанные СГО ре-


формы, но их результаты в конечном итоге далеко не оправдывали оптимизма Сухомлинова относительно готовности армии к войне.

Реформирование свелось в основном к переустройству орга­низации армии и системы ее комплектования, к оснащению войск современным вооружением и техникой, а также к улучшению ма­териального положения офицеров и быта нижних чинов. Срок дей­ствительной службы в пехоте был сокращен до 3 лет, а во фло­те — до 5, благодаря чему увеличивался контингент запасных. За счет упразднения резервных и крепостных частей возросла чис­ленность полевых войск, которые имели гораздо лучшую боевую подготовку. Благодаря этой реформе удалось также привести к боль­шему единообразию штаты полевых войск, что позволило преодо­леть ту пестроту в организации дивизий и корпусов, которая силь­но затрудняла управление войсками в русско-японскую войну.

Опыт последней войны обнаружил возросшее значение в бое­вых действиях новых видов техники и вооружения. Уже с конца XIX века (а в морском деле еще раньше) мир стал втягиваться в гонку вооружений. Каждая страна всегда стремилась достичь пре­восходства над своим потенциальным противником прежде все­го численностью своей армии — для того и совершенствовалась система комплектования, чтобы поставить в военное время под ру­жье максимальное число обученных солдат. Но технический про­гресс предоставлял все большие возможности усиления боевой мощи армии и флота. Новые средства военной техники позволяли до­биться превосходства над равным и даже более многочисленным противником. Важно только было угадать, какие технические сред­ства атаки, обороны, разведки, связи и т. д. окажутся наиболее эф­фективными при боевом применении, чтобы заготовить достаточ­ное их количество еще в мирное время.

Основным видом ручного оружия русской армии была трехли­нейная винтовка системы С. И. Мосина. Она отличалась высокой эффективностью стрельбы и надежностью в эксплуатации, благо­даря чему простояла на вооружении Императорской, а затем и Красной армии на протяжении полувека — вплоть до Великой Оте­чественной войны.

С начала XX века на вооружение стали поступать пулеметы. Хотя после русско-японской войны во всех пехотных полках и были сформированы пулеметные команды, имевшие на вооружении по 8 пулеметов (в основном системы Максима), эффективность этого вида оружия и, соответственно, острая потребность в нем стала очевидной только в ходе первой мировой войны.

Артиллерия русской армии усилилась в межвоенные годы глав­ным образом легкими скорострельными орудиями. Трехдюймовая полевая пушка образца 1902 г. стала основным средством огневой поддержки пехоты. На тяжелую же артиллерию традиционно смот­рели как на вспомогательное средство, необходимое лишь при осаде или защите крепостей или полевых укреплений. Поэтому, не-


смотря на пополнение армии новейшими гаубицами и тяжелыми пушками, доля их в общем артиллерийском парке едва превышала 3%. Будущая война виделась маневренной, и тяжелой артиллерии отводили в ней скромную роль. Только по Большой программе, при­нятой накануне войны, предполагалось придать каждому корпусу дивизион тяжелой артиллерии и довести общее число стволов в корпусе до 200, однако до начала войны ничего из этого плана реа­лизовать не удалось.

Значительная часть средств на оборону в межвоенный период была потрачена на воссоздание флота после его уничтожения в Порт-Артуре и разгрома в Цусимском бою. При этом основное вни­мание и Морской Генеральный штаб, и правительство уделяли строи­тельству флота на Балтике. Результатом выполнения морских про­грамм было пополнение Балтийского флота четырьмя новейшими линейными кораблями, которые, однако, всю войну провели в безо­пасных гаванях Финского залива. Программа же усиления Черно­морского флота была принята только в 1911 г., и достраивать по ней корабли пришлось уже в ходе войны.

За годы, предшествовавшие первой мировой войне, значительно улучшились качественный состав офицерского корпуса и боевая подготовка нижних чинов. Высшая аттестационная комиссия, обра­зованная при СГО, провела чистку генералитета и добилась омоло­жения высшего командного состава русской армии. Особое внима­ние Военное министерство уделяло повышению престижа офицер­ской службы и сумело добиться того, что военные училища стали пользоваться перед войной популярностью среди образованной мо­лодежи. Этому способствовали меры как материального характера (повышение окладов жалования обер- и штаб-офицерам), так и укрепление корпоративного духа офицерской среды. Да и сам факт поражения в русско-японской войне действовал на офицеров не столько удручающе, сколько отрезвляюще. Офицеры принялись за изучение специальной литературы, читали и слушали доклады в гарнизонных военно-научных обществах, следили за изменениями в военном деле у своих будущих союзников и противников. Никогда еще со времен Крымской войны моральный дух офицерского кор­пуса не был на таком высоком уровне, как накануне первой мирро­вой войны.

Заметны были перемены и в подготовке нижних чинов. Воен­ным министерством предпринимались меры по улучшению их быта: строились новые казармы, солдатам выдавались постельные при­надлежности, увеличивалось денежное содержание. С упразднени­ем резервных войск боевая подготовка всех частей велась по еди­ному распорядку, и к началу войны русский солдат по уровню как индивидуальной, так и тактической подготовки вполне отвечал со­временным требованиям.


Планы войны Русский Генеральный штаб разрабатывал мобили­зационные расписания исходя из вероятности войны против по мень­шей мере двух своих соседей: Германии и Австро-Венгрии. Поэто­му план стратегического развертывания русской армии имел два варианта: план "А" — с преимущественной концентрацией войск против Австро-Венгрии, и план "Г" — с преобладанием сил на рус­ско-германском фронте. По первому варианту ставилась задача по мере завершения мобилизации перейти в наступление против ав­стрийских и германских войск и нанести им поражения соответст­венно в Галиции и Восточной Пруссии. По второму варианту вой­ска, действовавшие на русско-австрийском фронте, ограничивались сдерживанием противника, чтобы не дать ему выйти в тыл армиям, наступающим в Восточной Пруссии.

Трудность как того, так и другого варианта заключалась в том, что мобилизация русской армии из-за размеров территории империи и малой густоты ее железнодорожной сети отставала от развертывания ее противников. Поэтому успех начального периода войны во многом зависел от того, против кого нанесет Германия первый удар — против России или против Франции.

Начало воины Немецкий план войны созрел задолго до ее начала молниеносным ударом германский Генеральный штаб рассчитывал вывести из войны Францию, пока медлительная Россия будет раз­ворачивать свои армии, а затем расправиться и с ней. Это давало, русскому командованию возможность провести мобилизацию и развертывание войск в соответствии с детально разработанным пла­ном. Мобилизация началась 15 (28) июля 1914 г. по варианту А.

20 июля (2 августа) был назначен Верховный главнокомандую­щий — им стал вел. кн. Николай Николаевич, а местом Ставки был избран белорусский город Барановичи.

С первых дней войны, когда обнаружились намерения немцев наступать сначала на Западном фронте, французское командова­ние стало требовать от своего союзника на востоке перейти в на­ступление против Германии и сделать это как можно быстрее. В стремлении помочь французской армии, положение которой стано­вилось труднее с каждым днем, русское командование начало ак­тивные операции, не дожидаясь развертывания всех своих армий, 4 (14) августа 1-я армия генерала П. К. Ренненкампфа перешла в наступление против немецкой группировки в Восточной Пруссии и спустя три дня одержала победу в сражении под Гумбинненом. Одновременно на территорию Восточной Пруссии вторглась и 2-я армия генерала А. В. Самсонова, которая должна была воспрепят­ствовать отходу разбитых немецких войск. Командование Северо-Западным фронтом, куда входили обе армии, быстро уверовало в легкую победу и посчитало, что каждая из них сможет самостоя­тельно довершить разгром противника.


Однако немцы сохранили в этой трудной обстановке хладнокровие и не торопились очищать Восточную Пруссии. Командующим 8-й армией, которой грозило окружение, был назначен гене­рал П. Гинденбург, а начальником его штаба — генерал Э. Людендорф. С Западного фронта был переброшен армейский корпус, и, воспользовавшись разобщенностью действий русских армий, нем­цы нанесли удары во фланги армии Самсонова. Два русских корпу­са оказались в окружении вместе с командующим армией. Боль­шая часть окруженных войск сдалась в плен, а генерал Самсонов застрелился.

Так блестяще начавшись, Восточно-Прусская операция за­вершилась гибелью почти целой армии. Вслед за ее поражением вынуждена была отступить из Восточной Пруссии и армия Ренненкампфа. Исход этой операции сразу придал немцам уверенность в своих силах, а русские войска оказались перед угрозой "маньчжур­ского синдрома" — патологической боязни неудач. Положительным итогом этой операции было лишь ослабление перед сражением на Марне немецкой группировки на Западном фронте, вынужденной переправить на восток целых два армейских корпуса.

Больший успех пришелся на долю Юго-Западного фронта, втя­нувшегося в августе в продолжительную битву против австро-вен­герских войск в Галиции. Русской армии удалось не только сдер­жать наступление противника на Люблин, но и самой продвинуть­ся вперед и захватить столицу Восточной Галиции — Львов. В Галицийской битве, длившейся больше месяца на фронте протяжен­ностью до 400 км, обе стороны понесли немалые потери: около 400 тыс. у австрийцев и свыше 230 тыс. у русских. Добиться же разгрома противника не удалось ни той, ни другой стороне.

Тем не менее инициатива оказалась в руках русского коман­дования. Ставка планировала развить наступление в Галиции и добить Австро-Венгрию. Но Германия поспешила на помощь сво­ему союзнику, и в сентябре перебросила часть своих войск из Вос­точной Пруссии в район Кракова и Верхней Силезии, сформировав из них армию под командованием Гинденбурга. Эта армия, упредив наступление русских войск, двинулась на Варшаву. С конца сен­тября на обоих берегах Вислы развернулось сражение за Варшаву и крепость Ивангород, а в октябре русские войска отбросили своих противников к западной границе Царства Польского, и уже готовы были вторгнуться на территорию Германии.

Чтобы предупредить это наступление, Гинденбург произвел перегруппировку своих войск и подготовил удар во фланг русской армии. Этот удар был нанесен 29 октября (11 ноября), за три дня до начала наступления русских войск, и рассчитан он был на окруже­ние нескольких корпусов. В ожесточенных боях в районе Лодзи попытки немцев выполнить свой план были отражены; более того, часть их войск сама оказалась в окружении, но сумела выбраться из него. Лодзинская операция не принесла очевидного успеха ни той, ни другой стороне: немцам не удалось разгромить русские вой-


ска, но и русскому командованию пришлось отказаться от планов вторжения в пределы Германии.

В целом, кампания 1914 г. оказалась успешной для русской армии. Ей удалось нанести чувствительные поражения Австро-Венг­рии, захватить Восточную Галицию с главным ее городом Львовом и осадить сильнейшую крепость Перемышль. На германском на­правлении хотя и не было заметного продвижения, тем не менее была решена главная стратегическая задача: Германия вынуждена была воевать на два фронта и, отвлекаемая на востоке, не сумела добиться разгрома союзников России на западе.

Воина и общество Объявление Германией войны России вызвало не- виданный всплеск патриотизма в русском общест­ве. В столицах и в других крупных городах прошли многолюдные манифестации под лозунгами "война до победного конца". Эти ма­нифестации иногда сопровождались немецкими погромами, как на­пример, в Петербурге, где было разгромлено посольство Германии.

Антинемецкие настроения находили свое выражение и в пере­именовании городов (столица империи стала называться Петрогра­дом), и в закрытии немецких газет, и в подозрительном отношении ко всем лицам с немецкими фамилиями. Эти настроения разжигались газетными публикациями о зверствах немцев в занятых ими городах, о бесчеловечном обращении немцев с военнопленными и интернированными, а также журнальными рассуждениями о "пре­зренной" германской культуре, "где пивные более раззолочены, чем наши дворцы". Пропагандистскими усилиями начавшуюся войну стали называть Второй Отечественной: ее смыслом провозглаша­лась смертельная борьба с германизмом, стремившимся поработить Россию и все славянство.

Возбуждение тотальной ненависти к противнику стало одной из характерных черт, отличавших первую мировую войну от преж­них войн. Во врагов превращались не только солдаты противобор­ствующих держав и все их население (в 1915 г. из завоеванной Галиции были выселены все евреи, поголовно заподозренные в шпионстве в пользу Австро-Венгрии), но и свои соотечественники, говорившие на языке противника и воспитанные в его культуре. В условиях, когда в войну втягивались миллионы людей, пропаганда и формируемый ею образ врага становились необходимым и очень важным средством мобилизации их на смертельную борьбу.

Одним из первых правительственных актов по укреплению моральной крепости тыла стало введение сухого закона. На все время войны запрещалось производство и потребление любых алкоголь­ных напитков, включая пиво. Благодаря военным обстоятельствам Николай II исполнил свою давнюю мечту о моральном исцелении русского народа.

26 июля на однодневной сессии Государственная дума едино­гласно, за исключением воздержавшихся социал-демократов, во-


тировала военные кредиты. Само заседание стало демонстрацией единения власти и оппозиции перед лицом национальной опасно­сти. Речи депутатов, независимо от партийной принадлежности, вызывали шквал рукоплесканий и справа, и слева, и из центра. На призыв председателя Совета министров И. Л. Горемыкина за­быть внутренние распри и сплотиться вокруг единого знамени с начертанными на нем словами "Государь и Россия" лидер кадетов П. Н. Милюков пообещал отложить все внутренние споры во имя сохранения страны единой и нераздельной. "В этой борьбе мы все заодно, — провозгласил Милюков, — мы не ставим условий и тре­бований правительству, мы просто кладем на весы борьбы нашу твердую волю одолеть насильника". "Парад единения" демонстри­ровал всеобщую готовность пожертвовать своими партийными ин­тересами во имя спасения Родины в годину смертельной угрозы.

Гармонию единства нарушали только социал-демократы, при­зывавшие к "международной солидарности всех трудящихся всего мира". Еще более последовательными в своем непризнании классо­вого мира были большевики: они не только протестовали против войны, но три месяца спустя в манифесте "Война и российская социал-демократия" выдвинули лозунги поражения своего прави­тельства и превращения империалистической войны в граждан­скую. Однако в условиях патриотического подъема первых месяцев войны такая позиция большевиков лишала их популярности даже в среде рабочих крупных городов. Предание суду большевистской фракции Думы за пораженческую агитацию не вызвало поэтому крупных акций протеста.

С началом войны политическая жизнь России в одночасье ус­покоилась, а раздираемое противоречиями общество неожиданно обрело сплоченность. Изъявившая свою лояльность Дума была рас­пущена на полгода, и никто не протестовал против такого ограни­чения ее полномочий. С большим подъемом прошла мобилизация, а в тылу разворачивались кампании по организации действенной помощи фронту.

В конце июля 1914 г. представители земств на своем съезде образовали Всероссийский земский союз помощи раненым во главе с князем Г. Е. Львовым, а спустя несколько дней их примеру после­довали городские головы, объединившиеся во Всероссийский го­родской союз, главноуполномоченным которого был избран москов­ский городской голова М. В. Челноков. Оба союза организовывали санитарные поезда, госпитали и лазареты, снабжали их медика­ментами и бельем, а позже занимались приемом и устройством бе­женцев и помощью военнопленным. Оба союза пользовались безус­ловной поддержкой правительства, которое предоставляло им круп­ные субсидии.

Все сословия чувствовали себя обязанными быть полезными Отечеству, и особой популярностью среди русской элиты в это вре­мя пользовалась работа в госпиталях и санитарных поездах. При­мер такого служения давали сама императрица и ее старшие доче-


ри — Ольга и Татьяна, работавшие сестрами милосердия в царско­сельском лазарете. На медицинскую службу поступали светские дамы, многие знаменитые поэты, артисты, художники.

Те, кто не оставлял привычного быта, оказывал помощь фрон­ту деньгами, теплой одеждой, праздничными посылками. Театры выезжали на фронт, где ставили спектакли и проводили концерты. Писатели и публицисты участвовали в пропагандистских кампани­ях, отдавая свой талант на писание безыскусных агитационных брошюр. Война сплотила русское общество, раздираемое совсем недавно непримиримыми противоречиями, и многим.казалось, что оно сохранит свою монолитность до самой победы.

Кампания 1915 г.

"Великое отступление Несмотря на успешное завершение боевых операций. в 1914 г., положение русской армии к началу новой кампании было нелегким. Запасы вооружения и боеприпасов были рассчитаны на непродолжительную войну и к началу 1915 г. оказались в значительной степени исчерпанными.

Уже к концу года остро ощущалась нехватка винтовок, патро­нов и снарядов. Обнаружилось в ходе первых операций и превос­ходство германских войск в обеспеченности тяжелой артиллерией. Пока боевые действия носили маневренный характер, это превос­ходство не давало еще заметного преимущества. Но постепенно вой­ска, как и на Западном фронте, все более и более вгрызались в землю, а преодолевать хорошо подготовленные оборонительные позиции без содействия тяжелой артиллерии становилось делом почти безнадежным.

Тем не менее Верховное главнокомандование русской армии планировало наступательные операции и в предстоящей кампании. Ставка рассчитывала добиться успеха в первую очередь на гер­манском направлении, но при этом равномерно распределяла силы между Северо-Западным (главнокомандующий Н. В. Рузский, с марта — М. В. Алексеев) и Юго-Западным (главнокомандующий Н. И. Ива­нов) фронтами. Однако эти планы были нарушены противником.

Германское командование, планируя новую кампанию, стояло перед более сложной дилеммой распределения сил. Позиционный характер войны на Западном фронте ставил под сомнение успех всякого наступления. Но и вывести из войны Россию представля­лось делом нелегким. Все решила активность русских войск на фронте против Австро-Венгрии. Зимние бои в Карпатах обнаружи­вали слабость австро-венгерской армии и угрозу ее полного раз­грома. Для помощи союзнику Германия должна была нанести от­влекающий удар на Восточном фронте. Это означало поворот в гер­манской стратегии войны: теперь она пыталась покончить сначала со своим противником на востоке. Это решение, по признанию на­чальника Генерального штаба Э. Фалькенгайна, оправдывалось толь­ко убеждением, что иначе Австро-Венгрия в короткий срок рухнет,


придавленная гнетом войны. Четыре вновь сформированных кор­пуса германской армии направлялись на Восточный фронт. Еще четыре корпуса были сняты с Западного фронта.

9 (22) марта 1915 г. после многомесячной осады пала австрий­ская крепость Перемышль. В плену оказался весь ее 120-тысячный гарнизон. Блокировавшую ее армию можно было использовать для наступления в Карпатах. Однако соотношение сил к этому времени изменилось уже в пользу противников России.

К середине апреля немцы сосредоточили в Западной Галиции ударную группировку для прорыва русского фронта. В районе Гор­лицы, где наносился главный удар, они имели полуторное превос­ходство в численности войск и двойное — в артиллерии. Особенно ощутимым было преимущество в тяжелой артиллерии: против 4 русских орудий германская армия выставляла 334.

Наступление началось 19 апреля (2 мая) и безостановочно про­должалось до начала июня. В ходе этой операции русская армия вынуждена была оставить Галицию вместе с недавними трофе­ями — Перемышлем и Львовом. Это было началом "Великого от­ступления", которое вылилось в цепь прорывов германских и авст­рийских войск на разных участках огромного фронта и оборони­тельных операций русской армии по сдерживанию устремившего­ся на восток неприятеля.

Самым тяжелым обстоятельством, затруднявшим борьбу с противником, стала нехватка боеприпасов. В то время как немец­кая тяжелая артиллерия обрушивала шквал огня на русские оборонительные позиции, русская армия вынуждена была экономить не только на снарядах, но и на винтовочных патронах. Не в силах отвечать противнику равноценным огнем она не имела иного выхо­да, как отступать.

По завершении Горлицкой операции германо-австрийское ко­мандование спланировало совместными ударами с севера и юга окружить и уничтожить группировку русских войск в Польше. Наступление с юга в июне завершилось выходом австро-герман­ских войск на рубеж Люблин — Холм. Гораздо более опасными были удары немцев с севера. В начале июля они осуществили Прас-нышский прорыв, форсировали реку Нарев и, выйдя в тыл рус­ским армиям в Польше, угрожали отрезать им пути отхода. Одно­временно для подготовки более широкого охвата всего русского фронта германская армия перешла в наступление в Курляндии, где предполагала окружить противостоящие ей русские дивизии. Однако командующий 5-й армией генерал В. К. Плеве разгадал замысел противника и вывел свои войска из-под его удара. Отсту­пив до рубежа Западной Двины, его армия нарушила стратегиче­ский план германского командования.

Не удалось немцам замкнуть в кольцо окружения и русские армии в Польше. Остановив наступление противника и с юга, и с севера, русское командование осуществило вывод своих войск на


восток, оставив лишь 86-тысячный гарнизон в крепости Новогеоргиевск. Этот гарнизон, однако, продержался не более десяти дней и позорно капитулировал, оставив противнику свыше тысячи исправ­ных орудий.

Отступив из Польши, русские войска не сумели сдержать на­тиск наступающего противника и в течение августа оставили боль­шую часть Литвы и Западную Белоруссию. 23 августа (5 сентября) 1915 г. в поисках выхода из положения, принимавшего все более угрожающий характер, Николай II принял решение взять на себя Верховное главнокомандование. Начальником своего штаба импе­ратор назначил генерала М. В. Алексеева, который при неподготов­ленности Николая II к стратегическому руководству войсками фак­тически возглавил Ставку. Алексеев оказался вполне на своем мес­те на этом посту: он был прекрасным штабистом, а некоторый не­достаток решимости вполне восполнялся августейшей ответствен­ностью за принимаемые решения.

В конце августа немцы попытались вновь уничтожить русские армии, взяв их в кольцо окружения на этот раз в районе Вильно. Им удалось прорвать фронт и выйти в тыл русским войскам, пере­резав железнодорожное сообщение Вильно — Минск. Но Ставка хладнокровно оценила ситуацию и, умело используя резервы, спра­вилась с этим прорывом. Виленская операция привела к потере еще части территории, и русские войска отошли на рубеж Запад­ная Двина — Двинск — Барановичи — Пинск, где фронт стабили­зировался. Противники окапывались, возводили линии загражде­ния, строили укрепления и переходили к позиционной войне.

К концу года стабилизировалась линия фронта и на южном его участке. Здесь армии Юго-Западного фронта в течение лета и осени не только оборонялись, но и пытались наступать против ав­стрийских войск. Большого успеха они не имели, но их моральное состояние укрепилось после тяжелого весеннего отступления.

Кампания 1915г. обернулась тяжелыми поражениями для рус­ской армии. В ходе "Великого отступления" были оставлены огром­ные территории, а войска понесли невосполнимые потери. Но ценой этих потерь русский фронт устоял против германского натиска:

Германии не удалось решить главную задачу кампании — вывести Россию из войны.

Ни одна из держав-участниц первой мировой войны не рассчитывала на ее затяжной ха­рактер. Русский Генеральный штаб, определяя размеры боевого ком­плекта патронов и снарядов в предстоящей войне, исходил из норм расхода боеприпасов в русско-японской войне. И хотя русская ар­мия далеко не закончила подготовку к войне, тем не менее она накопила достаточные запасы патронов в соответствии с расчетны­ми нормами расхода, а по артиллерийским снарядам имелся даже небольшой излишек.


Однако масштабы новой войны превзошли все ожидания. Уже через месяц после ее начала на некоторых участках фронта армия испытывала "снарядный" голод. Мобилизационные запасы были ис­черпаны за четыре месяца, и в начале 1915 г. наступил кризис боевого снабжения: не хватало ни пушек, ни снарядов, ни винтовок, ни патронов. Однако планов перехода к производству военного вре­мени до войны выработано не было, так как предполагалось, что война будет вестись за счет запасов, заготовленных в мирное вре­мя. С проблемой усиления военного производства столкнулись все участники войны, но особенно остро этот вопрос встал в России с ее огромной территорией, слаборазвитой сетью железных дорог и ма­лопроизводительной промышленностью.

Для "мобилизации промышленности" в мае 1915г. было созва­но Особое совещание для усиления артиллерийского снабжения действующей армии под председательством военного министра. В работе Совещания помимо военных чинов принимали участие и представители "общественности": члены Государственного совета и Государственной думы, крупные финансисты и предпринимате­ли. По его рекомендации были образованы четыре Особых совеща­ния для обсуждения и решения важнейших экономических вопро­сов, связанных с ведением войны — по обороне, топливу, продо­вольствию и перевозкам. Все эти Особые совещания возглавлялись соответствующими министрами, но в их работе важнейшую роль играли представители законодательных учреждений и обществен­ных организаций. Место же буржуазии в работе Особых совещаний было более скромным: предприниматели не имели установленной квоты представительства, а приглашались персонально. Предпоч­тение при этом отдавалось петроградским финансовым и промыш­ленным магнатам, которые благодаря этому получали львиную долю военных заказов.

Особые совещания занимались исчислением потребностей фрон­та в боеприпасах и продовольствии, распределением заказов на изготовление военной продукции, мобилизацией транспорта и топ­ливной промышленности на нужды фронта и военного производст­ва. Особые совещания могли требовать от частных предприятий приоритетного исполнения казенных заказов и закрывать эти пред­приятия в случае отказа от работы на казну; имели они также право секвестровать частные заводы и назначать своих уполномо­ченных для их управления.

Особые совещания, хотя и созданные с большим опозданием, стали достаточно эффективными органами управления военным хозяйством страны. В них общественные деятели плодотворно со­трудничали с государственными чиновниками, несмотря на поли­тические разногласия с правительством. В свою очередь министер­ства при распределении заказов отдавали приоритет частным за­водам, особенно в тех отраслях, которые были связаны с новой во­енной техникой — авиацией, моторостроением, автомобилестрое-


нием. В угоду буржуазии Особые совещания не устанавливали ни твердых цен, ни жестких мер регулирования производства. Но со­вместная работа власти и общества способствовала как широкому вовлечению частной промышленности в военное производство, так и развертыванию казенных заводов.

Более независимой от государства инициативой по мобилиза­ции промышленности было создание военно-промышленных коми­тетов. Идея их образования была провозглашена на съезде пред­ставителей промышленности и торговли в мае 1915 г. Съезд поста­вил перед комитетами задачу "организовать всю неиспользованную мощь русской промышленности для удовлетворения нужд обороны государства". На местах создавались районные комитеты, ко­торые должны были заниматься практической работой, а в июле 1915 г. был создан Центральный военно-промышленный комитет, председателем которого был избран лидер октябристов А. И. Гуч­ков, не скрывавший своих намерений превратить ЦВПК в орган не только экономического регулирования, но и политического влия­ния. В руководстве военно-промышленными комитетами ведущую роль играли такие крупные предприниматели, как А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков, М. И. Терещенко.

Военно-промышленные комитеты разворачивали военное про­изводство на самых разных предприятиях вплоть до кустарных мастерских. ЦВПК получал от казны не только объемные заказы, но и авансы и субсидии для их исполнения, а затем распределял их между областными комитетами, которые в свою очередь делили их между местными комитетами. Система военно-промышленных ко­митетов, несмотря на то, что она развернулась в широко разветв­ленную сеть, оказалась менее эффективной, чем декларировали ее руководители. Не уставая критиковать бюрократический аппарат, в том числе аппарат Особых совещаний, деятели ВПК сами высту­пали в большей степени посредниками при распределении казен­ных заказов и авансов, нежели организаторами производства. "Рас­качка" новообразованных учреждений по мобилизации промыш­ленности заняла более года, и до февраля 1916 г. ВПК исполнили лишь 3—4% принятых заказов, а к лету выполнение заказов под­нялось до 24,5%. Лишь в 1917 г. эффективность работы ВПК стала достигать 50—70%.

Доля продукции ВПК в общем объеме военного производства не превышала 5%, однако следует иметь в виду, что самые мас­штабные заказы Военное министерство предпочитало распределять через систему Особых совещаний.

Расширяли свою деятельность Земский и Городской союзы, объединившиеся в единую организацию — Союз земств и городов (Земгор). Помимо помощи раненым, беженцам и военнопленным, они налаживали производство обмундирования, амуниции, меди­каментов и теплых вещей.


Общими усилиями правительства и общественности кризис боевого снабжения был отчасти преодолен уже к началу новой во­енной кампании, и в 1916 г. армия смогла не только укрепить ли­нию фронта, но и перейти к активным наступательным действиям.

Морально-политическая сплоченность, которую русское общество обрело с первых дней войны, оказалась на деле эфемерной. "Великое отступление" очень быстро породило озлобление против властей как в окопах, так и в тылу. Тому причиной был не только тот общественный кризис, который переживала Россия с начала века и который, как оказалось, был лишь приглушен начавшейся войной, но и сами условия этой гран­диозной войны.

Позиционная война стала серьезным моральным испытанием для армии. Недели и месяцы солдаты проводили в окопах, ведя изнурительную борьбу с грязью, вшами и холодом. Нередкими были и перебои с продовольственным снабжением, и тогда приходилось терпеть еще и голод. Противник был недосягаем, но артиллерий­ские налеты совершались регулярно, и они держали солдата в по­стоянном напряжении. Смерть подстерегала не только в горячем бою, но и во время будничного сидения в окопах.

Другим тяжелым испытанием для войск была вынужденная экономия боеприпасов. Невозможность отвечать равноценным ог­нем на огонь противника весьма негативно сказывалась на мораль­ном состоянии армии. Патриотический порыв бойцов быстро уга­сал, и в их сознании закрадывались сомнения в способности вож­дей армии привести ее к победе и подозрения в предательстве и даже измене тылового начальства.

Но если на фронте армия сохраняла свою боеспособность бла­годаря воинской дисциплине, то в тылу оппозиционные настроения распространялись весьма быстро. Война легла тяжелым бременем на плечи всего населения страны, и это тоже было характерной ее особенностью. В армию была мобилизована значительная часть тру­доспособного населения, а также конского состава, иссякали источ­ники доходов многих крестьянских и городских семей, и, хотя про­довольствия в стране хватало, скоро начался неудержимый рост цен. Парадоксальным было то обстоятельство, что по мере улучше­ния снабжения фронта боеприпасами и продовольствием, положе­ние населения становилось все хуже и хуже: органы экономическо­го регулирования довольно эффективно перераспределяли нацио­нальный доход в пользу армии.

В то же время рост военных заказов обеспечивал баснослов­ные прибыли многочисленным предпринимателям. На военных по­ставках сколачивались огромные состояния, и поведение нувори­шей, не стеснявшихся демонстрировать свое богатство, вызывало озлобление у тех, кто приносил немалые жертвы во имя победы. В сознании простых людей война постепенно утрачивала ореол Вто-


рой Отечественной. Военным неудачам быстро находили объясне­ние в измене, которую подозревали и в среде буржуазии, и в пра­вительстве, и даже при дворе. Одним из актов выражения подоб­ных настроений стал немецкий погром в мае 1915 г. в Москве, в ходе которого подверглось опустошению около пятисот предпри­ятий и пострадало несколько сотен людей немецкого происхожде­ния и с иностранными фамилиями. В 1915 г. вновь стали обычным явлением забастовки, в том числе и с политическими требования­ми. Идиллия национального единства завершалась.

Доверие правительству, выраженное Думой в самом начале войны без каких бы то ни было условий, было исчерпано в течение года полностью. 19 июля 1915 г., в первую годовщину войны, от­крылась сессия Государственной думы. На этой сессии перед ли­цом правительства вновь предстала оппозиция, но теперь это была не только "оппозиция Его Величества", как именовали себя кадеты. С требованиями перемен в правительстве выступили партии цен­тра (октябристы и прогрессисты) и даже правых (националисты). Они объединились в "Прогрессивный блок", главным пунктом про­граммы которого стало формирование "министерства общественно­го доверия", или "правительства национальной обороны", способ­ного довести войну до победного конца. Смысл этого лозунга заклю­чался в том, чтобы в правительство вошли общественные деятели из числа думских депутатов и представителей Земгора и ЦВПК, а также министры, пользовавшиеся доверием не только императора, но и Государственной думы.

Объединение в рамках "Прогрессивного блока" фракций от ка­детов до националистов и превращение его в думское большинство ставило правительство перед трудной дилеммой: пойти на согла­шение с Думой и тем самым попытаться восстановить гармонию национального единства или проявить твердость и идти своим кур­сом невзирая на оппозицию Думы. Этот вопрос вызвал серьезные разногласия в Совете министров. Положение усугублялось еще и тем, что в это же время Николай II сместил с поста Верховного главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича и сам возгла­вил Ставку. Это его решение вызвало "министерскую забастов­ку": большинство министров считало этот шаг монарха глубоко оши­бочным и роковым, и восемь министров подписали письмо на высо­чайшее имя с просьбой отказаться от этого шага. Николай II не внял их советам, а несогласных с его волей поочередно увольнял в отставку.

Волею судеб именно те министры, кто отговаривал монарха от принятия командования над армией, были склонны к компромиссу с Думой. Их поражение в одном вопросе неминуемо привело и к неудаче в другом. Неуспех "министерской забастовки" знаменовал собой не только разрыв между верховной властью и обществом, но и утрату правительством способности к согласованным действиям и ответственным решениям. За "министерской забастовкой" после­довала "министерская чехарда".



Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: